***
С тех пор как Этта начала его видеть, Тому пришлось менять привычки: он уже не мог незамеченным кружить вокруг нее, подплывая вплотную или отдаляясь, когда ему заблагорассудится. Теперь Реддл обычно парил в пяти футах от девушки, стараясь не подлетать ближе. Не потому, что не хотелось — юноша не мог забыть тех волнительно-острых ощущений, которые ему принесло ее легкое касание. Однако, он не хотел отпугнуть Гарриет своей близостью. К чувствам единственного человека, от которого зависят твои планы, относиться нужно было бережно, и Тому пришлось считаться с нормами вежливости, не напирая и не пугая. Захочет — подойдет сама. Но и Гарриет тоже не предпринимала больше попыток дотронуться до приятеля, лишь краем глаза наблюдая за расплывчатой дымкой по имени Том. Хотелось страшно: Этте время от времени казалось, что Реддл становится четче, виднее, и ее тянуло прикоснуться к нему, убедиться, что он и правда настоящий. Тем не менее, подобно Тому, девушка посчитала, что такое поведение будет выглядеть слишком уж бестактным. И воспитанная Этта Поттер решила не вторгаться в личные границы друга. Захочет — подойдет сам. Но в этот день ей было не до размышлений о вежливости. Такой злой Том ее ещё не видел. Ей хотелось выкричаться, выпустить внутренний пар, а Том имел неосторожность предложить ей это сделать. И вот уже добрых четверть часа, словно вихрем подхваченная, Этта кружила по темной зале и костерила и Локонса, и попечительский совет, и министерство магии, и гребанного наследника Слизерина на чем свет стоит. В глазах девушки пылал огонь, она размахивала руками, а с кончика палочки срывались искры. Юная Гарриет Поттер расхаживала по обители Реддла, а вокруг нее взмывали сполохи энергии, которые сама гриффиндорка не замечала, громко ругая всех тех, кто был причастен к нападениям, отстранению ее обожаемого директора и аресту ее дружка-лесничего. Наблюдая за разгневанной двенадцатилетней фурией, опешивший Том сделал вывод: никогда, ни при каких обстоятельствах не стоит говорить девчонке, почему, а точнее из-за кого недотепу Рубеуса Хагрида в свое время выгнали из школы.***
Слухи о скором закрытии Хогвартса бурно циркулировали по школе первые недели после отставки Дамблдора. Студенты, вне зависимости от факультета, были хмурыми и грустными. В коридорах или на уроках почти невозможно было увидеть улыбающееся лицо. Учителя сопровождали учеников на уроки, на трапезы в Большом зале и в спальни. Теперь студентам запрещено было появляться в коридорах в одиночку, без взрослого. Однако время шло, а новых нападений не было. Школа продолжала работать. В Валентинов день Гарриет разбудил восторженный писк Лаванды. Девушка с трудом разлепила глаза и уставилась на соседку. Лаванда и Парвати сидели на одной кровати и хихикали. В руках у них были одинаковые розовые конверты. — Вы чего? — сонно проговорила Этта, нахлобучивая очки на переносицу. — День влюбленных, — проворковала Лаванда, разбрызгивая на конвертик капельку духов. — М-м, понятно, — Гарриет зевнула и упала на подушку, рассчитывая поспать еще. Хотя бы пять минуточек. Прямо так, в очках. — А ты, Этта? Будешь отправлять этому русскому валентинку? Или у них так не принято? — Чего? — Этта все-таки проснулась и нахмурено уставилась на Парвати. — Ва-лен-тин-ку, Гарриет. — Э-э, нет, не буду. Гермиона, недавно вернувшаяся из душа, сушила волшебной палочкой волосы и глядела на соседок с улыбкой. Вскоре Парвати и Лаванда убежали вниз, в общую гостиную. — А он тебе, как думаешь, отправит? — ни с того ни с сего спросила Гермиона. Этта не знала, что ответить и лишь пожала плечами. Раньше она об этом не задумывалась. Четырнадцатое февраля не обратило никакого внимания на то, что сейчас всей школе было не до него, и наступило никого не спросив. Романтические переживания никуда не делись, намертво впившись в подрастающее поколение волшебников. И вот теперь подобные вопросы сбивали Этту с толку. Чувств и эмоций за эти месяцы хватило. Они перемешались в какой-то необычный джем и окончательно запутали Гарриет. Ей была приятна компания Нестора. Громов ей даже нравился, но девушка пока не особо понимала, насколько это можно было назвать влюбленностью. Нестор был отличным другом, но чувствовала ли она к нему то же, что, например, к Рону? Кажется, Рона она все-же любила сильнее, но иначе. Как брата, которого никогда не могла найти в Дадли. И все же, как понять, что к Нестору она чувствовала больше, чем симпатию? В голову пришли слова Лаванды, которая недавно шушукалась о чем-то подобном с Парвати и Фэй: «если ты хочешь его поцеловать, значит он тебе и вправду нравится». Этта задумалась, а хотелось бы ей поцеловать Нестора? Она закрыла глаза, и картинка пришла на ум моментально: Нестор, она, заснеженный пустой хогвартский двор. Девушка замерла, от увиденного щеки залились румянцем, губы загорелись огнем, а внутри ее словно растеклась сахарная патока. — Ты пойдешь на завтрак, Этта? — спросила Гермиона. — М-м, нет, полежу еще. Ты иди. Гермиона вышла из комнаты, и Этта тут же достала дневник Реддла. Сейчас ей нужна была боевая магия, тренировки, размышления о Тайной Комнате — да все что угодно, только бы не думать вновь и вновь о поцелуях с Нестором.***
Том Реддл уже долгое время тщательно обдумывал, как можно использовать ресурс по имени Гарриет Поттер для своих целей. Первой и самой очевидной мыслью было порабощение разума. Том был уверен, что крестраж способен на это, мало того, он об этом читал. Каково же было его разочарование, когда, после нескольких попыток, он понял: с Гарриет все, как с гуся вода. Реддл мог часами твердить про себя простые приказы, вроде «почеши нос», и ничего не происходило. Ничего. Когда на школу начались нападения, Том всерьез задумался: а могли ли его попытки завладеть разумом Поттер повлечь некую неосознанную запрограммированность девушки, которая могла вылиться в неконтролируемые нападения? Однако, решительно ничего не выдавало в девушке плененную душу. Не было ни пробелов в памяти, ни головных болей, ни звучащих в голове голосов. Если верить самой девчонке, обстоятельства складывались так, что даже находясь в неосознанном дурмане, Гарриет вряд ли могла быть причастна. И хотя Том предпочитал не верить никому, Этта была слишком убедительна. Да и зачем ей врать другу из дневника? Том хорошо умел считывать ложь даже без помощи магии и сейчас он ее не ощущал. Реддл был в растерянности. Неужели еще один наследник? Теперь их трое? С тех пор, как он заснул на страницах крестража, потомки Слизерина стали размножаться почкованием? Что, черт возьми, происходит? Вопросов было много, но они были не важнее его цели. И хотя четкого плана все еще не существовало, что-то определенно происходило: с каждым днем Том ощущал себя все более вещественным. Он и сам уже различал собственные черты и готов был поклясться, что его эфемерная сущность имела человеческую форму: он мог различить свои ноги и руки. Вероятно, имело место паразитирование — еще одно свойство крестража, о котором он читал в старинном фолианте давным-давно. Кусочек его души входил во взаимодействие с неосторожным человеком, который физически и эмоционально был привязан к крестражу: за счет этой привязанности крепла сила артефакта, а с ним и частичка души, заключенная в нем. И, хотя та же книга уверяла, что человек, дающий крестражу свою энергию, должен болеть и хиреть, Гарриет ни на йоту не выказывала признаков слабости или хвори. Тому оставалось лишь пожимать дымчатыми плечам: что-то не так было либо с древними книгами, либо с крестражем, либо с девчонкой. Однако Том не жаловался: раз его тело обретало форму и силу с помощью Поттер, пусть так все и продолжается. Серебряный свет разлился по темной обители: Гарриет просилась в гости. Реддл с улыбкой начертил привычным движением в воздухе спираль, которая через секунду превратилась в воронку, втянувшую Этту внутрь. Одного мимолетного взгляда хватило, чтобы понять: что-то не так. Гарриет Поттер была краснее варенной свеклы. «Ты чего, переборщила с Чарами Согревания?» — иронично поинтересовался Том. Этта лишь потрясла головой. — Давай отработаем Заклинание Немоты. Или Подножку. Или, не знаю, что-нибудь… После четверти часа из рук вон плохой магии, Том не выдержал и подплыл прямо к Гарриет. «Ну и что это такое?» — Я… Я… Этта явно не знала, что сказать. Она рассказывала Тому многое, почти все, но говорить с ним о Несторе… Это казалось неправильным, странным. Она так и замерла, не решаясь ответить. «Гарриет Поттер, ты же знаешь, что я не буду над тобой смеяться?» — Еще как будешь, — улыбнулась Этта. «Не путай дружеское подтрунивание с насмешками» — Том пририсовал в конце фразы смеющуюся рожицу. — Мне просто нужно отвлечься от кое-каких мыслей… Ну вот я и… Том смотрел на растерянную мордашку. То, как она краснела, было даже милым. Милым как… «Хочешь, посмотреть кое-какое воспоминание? Оно про...» — Том не успел закончить, как девушка с жаром закивала.***
Том Реддл неспешно шел по прекрасному саду. Невысокие, но раскидистые узловатые стволы сакуры венчали густые кроны, усеянные белыми и розовыми цветами. Вокруг сочно-зеленых кустарников, миниатюрных округлых деревцев и зарослей папоротника летали маленькие, вспыхивающие разноцветными огоньками феи. Сад кольцом окружал богато украшенный белоснежный нефритовый дворец, построенный в азиатском стиле. Этта знала, что это за место: Махотокоро, японская школа магии. Том рассказал ей немного перед тем, как погрузиться, ведь внутри воспоминаний он вряд ли мог ей что-то поведать. Пятнадцатилетний Том приехал в Махотокоро на чемпионат по боевой магии. Сейчас невидимая Этта шла за Реддлом по мягкой, аккуратной траве. Мальчик не спешил во дворец: он прибыл заблаговременно и теперь не торопясь наслаждался великолепными видами. Вдруг прямо посреди каменной тропки с мелодичным звоном возникло необычное существо. Оно было похоже на толстенького енота, стоящего на задних лапах, ростом не выше двух футов. Добродушная улыбающаяся мордочка напомнила Этте картинки из детских книг. На голове енота красовалась конусообразная шляпа, сам он был облачен в зеленое шелковое кимоно. Существо вежливо поклонилось Тому: — Охаё годзаемас, Том Реддр-сан! Добро пожаровать в Махотокоро! Этта заулыбалась, глядя на милейшее создание. Том не растерялся и отвесил существу ответный поклон. — Охаё годзаемас, тануки-сан. Спасибо, что встретил меня. После пары минут обмена любезностями с енотом (Этта все это время попискивала от восторга, усевшись на корточки и рассматривая миловидного зверька почти вплотную), Том намекнул, что не прочь бы получше осмотреть предместья перед тем, как они направятся в школу. Довольный енот, которого Том звал «тануки», радостно подпрыгнул и засеменил перед гостем, показывая ему дорогу к саду камней, маленькому водопаду, озерцу, по которому прохаживались красноногие двухголовые журавли, и, конечно, к деревьям сакуры, которые енот, по-видимому, привечал больше всего. Этта шла за Томом, и ей казалось, что ветерок, играющий ветками деревьев, касался и ее эфемерной кожи, а теплое японское солнце согревало черные как смоль волосы. Издалека донеслась музыка, и Том с енотом поспешили на звук. Этта торопливым шагом последовала за ними. Вскоре они дошли до небольшой полянки, в центре которой был сложен фонтан из дикого камня и черных кристаллов агата. Вокруг фонтана танцевали несколько десятков маленьких енотов в кимоно: кто в шляпках-конусах, кто с зонтиками, кто с веерами. Самый толстенький енот расположился в центре, на широком камне, и играл сородичам на бамбуковой дудочке. Этта распахнула рот, дивясь на чудесных зверьков. — Тануки танцуют так каждое утро, Том Реддр-сан. Тануки так здороваются с сорнцем! — пояснил сопровождающий их енот. — Мы верим, что это дерает день счастривее. Гарриет была от всей души согласна с верованиями тануки: сейчас, глядя на пушистых милах, она чувствовала себя просто великолепно, улыбаясь во весь рот. Нескоро оторвав от енотов смеющийся взгляд, Этта ненароком посмотрела на Реддла и невольно задержала взор на его лице. Она принялась изучать его изящные черты, тонкие губы, черные глубокие глаза. Он был словно живой. Этте нестерпимо захотелось, чтобы Том посмотрел на нее, сказал ей хоть слово. Ей овладело желание прикоснуться к нему, видимому, такому реальному, и Этта скользнула ближе к юноше, встав прямо перед ним, не отводя взгляда от его улыбающегося лица. — Том? — позвала она. Пятнадцатилетний Том Реддл никак на это не отреагировал. Она смотрела ему прямо в глаза, но не видела в них своего отражения. Шестнадцатилетний Том Реддл, наблюдающий за Эттой из-за прозрачной стены, разделяющей утренний сад Махотокоро и его темную обитель, замер. Эфемерное сердце забухало, а в несуществующих висках громко застучала кровь, пока он глядел на Гарриет, подошедшую вплотную к его фантому. Том прислонился к стеклянной стене, силясь разглядеть происходящее во всех подробностях. Словно в замедленной съемке, он наблюдал, как ее ладонь тянется к лицу его двойника. Через мгновение он увидел, как рука Этты дотронулась до щеки «другого Тома», и ее пальцы легко прошли насквозь, так же, как было с ним самим здесь, в темноте его убежища. Еще через секунду, удивленный до глубины души Том ощутил ее касание на собственной щеке, такое же пронзительно теплое и ласковое, как и тогда, и, не успел он изумиться как следует, граница между темнотой и воспоминанием стала зыбкой и пошла кругами. Опиравшийся на нее Том не удержался и провалился насквозь, во внутрь, прямо на прохладную зеленую траву. Гарриет услышала шум и резко обернулась. Рот ее распахнулся в удивлении, когда она увидела, как полупрозрачный шестнадцатилетний Том Реддл медленно поднимается с газона, удивленно рассматривая свои призрачные, но вполне видимые, самые что ни на есть настоящие руки.***
Поскольку хождение по замку и прогулки после шести были запрещены, Общая гостиная была постоянно полна народу. Говорить было о чем, и гриффиндорцы не расходились по спальням до полуночи. Гарриет спустилась вниз по одной простой причине: Дин Томас должен был вернуть ей одолженный накануне учебник, который ей был позарез нужен завтра утром. Забрав книжку, девушка решительно направилась обратно в спальню, где ее ждал дневник. Где ее ждал Том. Но она не успела дойти до лестницы, как ее поймал за руку Нестор. — Этта! Гарриет удивленно обернулась. — Да? — Ты где была весь день? — Нестор был явно удивлен. — Я э-э-э, просто сегодня решила остаться в комнате… — С тобой все нормально? — Вполне, м-м. — Ты хорошо себя чувствуешь? Этта растерянно кивнула. Казалось, Нестор на что-то намекал. Создавалось ощущение, что она забыла что-то очень важное… Но что? — Я просто подумал…— на щеках Нестора поплыли красные пятна, — Я думал, что мы сегодня прогуляемся по замку. Хороший день… — Я…, ох, прости Нестор, я просто немного… Зачиталась. Гарриет неловко улыбнулась. — Ну тогда... спокойной ночи? — Доброй ночи. Девушка поспешила в спальню, и, только когда она добралась до своей кровати и распахнула дневник на странице с сегодняшней датой, до нее дошло, что именно она забыла. — Черт! Помедлив немного, девушка развернулась и помчалась вниз. Нестора в гостиной уже не было. Этта замерла на секунду, раздумывая, что делать дальше. Потом заметила в дальнем углу веселящихся близнецов и Ли Джордана. Раз они были здесь, их не было в комнате. А значит, Нестор сейчас там один. Этта перевела задумчивый взгляд на лестницу, ведущую к спальням мальчиков. Посомневавшись пару мгновений, Гарриет скользнула к ней и поспешила наверх. По пути она встретила Рона. — Э-э, ты куда это? — Да вот хотела кое-что…— она явно замялась. Рон смотрел на нее вопросительно, чем вводил ее в замешательство. — Мне нужно поговорить с Нестором, Рон. — наконец выпалила Этта. — Э-э, ну тогда еще два пролета вверх, и налево. А что… Гарриет ринулась наверх, стараясь скрыться из поля зрения друга как можно скорее. Отвечать на вопросы о цели ночного визита, ей не хотелось. Если быть честной самой с собой, Этта и сама не очень хорошо понимала, зачем ей сейчас нужно было увидеться с Нестором и что конкретно она собирается ему сказать. Она остановилась перед вишневой деревянной дверью, занесла руку, чтобы постучать и замерла. «Какого черта ты тут делаешь, Гарриет Поттер?» — поинтересовался внутренний голос, подозрительно похожий на голос тети Петунии. «Еще утром ты стеснялась даже думать о том, что Нестор тебе нравится, а сейчас ломишься в его спальню ночью! Разве воспитанные девушки ходят к молодым людям по ночам?» Постояв так немного, Этта начала чувствовать себя глупо. Уже решившись вернуться к себе, она вдруг услышала за дверью голос Нестора и невольно прислушалась. — Просто скажи мне, где он? Как к нему попасть? «Интересно», — произнес внутренний голос, правда уже интонацией Гермионы Грейнджер, — «с кем он говорит в пустой комнате?» — Он не захочет, чтобы я говорил, — ответил юноше тихий приглушенный голос, — Тебе нечего там делать! — Но мне очень нужно! Пожалуйста! Этта, превратившаяся в слух, слишком сильно прислонилась к двери, и рама предательски скрипнула. — Погоди-ка… За дверью раздался щелчок, а затем торопливые шаги. Гарриет запаниковала: она не хотела, чтобы Нестор понял, что она невольно подслушивала, но убежать бы все-равно не успела… — Этта? — Нестор распахнул дверь и сейчас с удивлением смотрел на смущенную девушку. —Ты чего здесь делаешь? — Я… Я… Просто хотела… Гарриет растерялась. Собственно, ответ на вопрос, зачем она здесь, был слишком сложным. Она нервно потеребила деревянный браслет. — Ты… Ты, кажется, не один, я помешала? Удивление на лице юноши сменилось улыбкой. — Уже один. Я просто… говорил с Робби. Помнишь его, домовика с кухни? Этта кивнула. — Он приходит прибираться в спальни, когда думает, что никого нет. А я подумал, что он сможет помочь мне… связаться с профессором Дамблдором. — С Альбусом Дамблдором? — Да, я просто кое-что… заметил и хотел сообщить… Но это может быть и не так важно. Не забивай голову. Так ты что-то хотела? Гарриет потупилась и сообщила собственным пушистым тапочкам: — Я просто хотела извиниться, что сегодня… мы не погуляли. Нестор помолчал пару мгновений, а потом сказал чуть севшим голосом: — Все нормально, Этта, мы, наверное, все равно не смогли бы. Макгонагалл бы поймала. — он пожал плечами и помолчав немного продолжил, — Но… то есть, получается… ты тоже бы хотела погулять… сегодня… вдвоем? Гарриет кивнула. Лицо запылало, стало так жарко, что ей казалось, что из ушей сейчас повалит дым. Она с трудом заставила себя медленно поднять глаза на Нестора. Он стоял близко. Казалось, что она слышит стук его сердца. А может своего собственного? Этта видела свое отражение в серебряных глазах, словно в зеркале. Очень хотелось убежать, но остаться хотелось сильнее. Будто во сне Гарриет наблюдала за тем, как Нестор делает к ней шаг, неуверенно, словно ждет, что она отпрыгнет, остановит его. Но девушка не собиралась этого делать. Она замерла, не сводя глаз с его взволнованного лица. Когда между ними осталась всего пара дюймов, она невольно сомкнула подрагивающие веки, чувствуя его дыхание совсем близко, на своих горящих полураскрытых губах… Послышался громкий топот. — То есть тебе пришла валентинка, Джорджи? — раздался смешливый голос Фреда Уизли на лестничном пролете. — И что, когда у нас намечается свадьба? — Заткнись! — фыркнул в ответ Джордж. Этту и Нестора словно облили холодной водой, и они отскочили друг от друга, заливаясь краской.***
В Хогвартсе только-только начали вновь радоваться жизни, как произошло новое нападение. Новости застали троицу друзей за ужином. Узнав имя пострадавшего, ребята потеряли дар речи. Кем бы ни был таинственный нападающий, он явно чувствовал себя привольнее некуда, ведь раньше он не осмеливался нападать на учителей. — Зато не нужно больше ходить к нему в подземелья, — попробовал хмуро сострить Рон, но получил болезненные толчки от обеих подруг одновременно: таким не шутят. Гарриет, которой всегда казалось, что профессор Снейп ее недолюбливает, почему-то испытала необъяснимое чувство вины, узнав о том, что зельевар стал очередной жертвой загадочного «наследника». Слова, намалеванные на стене коридора, где нашли профессора, еще долго обсуждались студентами на всякий лад: «БОЙТЕСЬ, НЕДОСТОЙНЫЕ ФАКУЛЬТЕТА СЛИЗЕРИН!» Слухи о закрытии школы возобновились с новой силой. Однако Министерство решило иначе, и вскоре на территорию Хогвартса прибыл десяток новых постояльцев: грозные авроры или мракоборцы. Магический спецназ, как назвал их Нестор. Авроры обыскали Хогвартс, тщательно, миллиметр за миллиметром изучили «места преступлений», допросили всех возможных свидетелей, знакомых, друзей пострадавших. Ожидаемо, вскоре на допрос отправилась и Этта. Высокий лысый чернокожий аврор, облаченный в пестрый фиолетовый камзол и этническую африканскую шапочку, предложил девушке печенье. Гарриет подозрительно покосилась на угощение и вежливо отказалась. Мракоборец рассмеялся. — Вы очень предусмотрительны, мисс Поттер, но, если бы я захотел испытать вас сывороткой правды или отравить, я бы не ел сладостей из той же тарелки, — с этими словами здоровяк отправил в рот увесистый шоколадный кусок печенья и подмигнул Этте. Допрос продолжался недолго, аврор по имени Кингсли Бруствер задал девочке несколько дежурных вопросов. Поинтересовался, откуда Этта знает парселтанг. Получив в ответ честное «не знаю», мракоборец заверил девочку, что нет ничего плохого в умении общаться с животными и отпустил с миром, вручив-таки кусочек фруктового пирога на прощание. Локонс постоянно ошивался рядом с аврорами, ослепительно улыбаясь женщинам, заговорщически подмигивая мужчинам, и сыпал собственными теориями происходящего, как из рога изобилия. Кингсли Бруствер, обладавший поистине выдающимся навыком расположить к себе людей, внимательно слушал трескотню профессора и вежливо поддерживал с ним беседы. Прилипнув к аврорам, словно банный лист, учитель ЗОТИ возымел раздражающую привычку напускать на себя важный и загадочный вид, словно он владел какой-то очень древней и очень опасной тайной. Златопуст все чаще бахвалился на уроках тем, что на самом деле именно он возглавляет операцию аврората в Хогвартсе. О том, что он сам недавно был уверен в том, что на детей нападал Хагрид, профессор предпочитал больше не упоминать. О Хагриде, впрочем, словно позабыли и все остальные. Этта была уверена, что после нападения на Снейпа лесничего освободят немедленно, но прошла неделя, вторая, а великан все не возвращался. Наконец девушка не выдержала и, заметив мракоборца Бруствера на посту в коридоре, твердым шагом направилась к нему. — А-а-а, Этта, — тепло поприветствовал девушку Бруствер. — Ты чего-то хотела? — Мистер Бруствер, сэр. Я хотела поинтересоваться, когда отпустят ошибочно обвинённого в нападениях Хагрида? Кингсли уставился на Этту. Этта прекрасно понимала, что говорит слишком открыто и довольно нагло, но ей было все равно. — Понимаете, сэр, — продолжила она, — Хагрид — мой друг, и он просто не способен причинить вреда хоть кому-то. Это подтвердит любой, знающий его. Сейчас, когда в его отсутствии преступления продолжились, очевидно, что вы взяли не того… — Гарриет, послушай. Аврорат не имеет отношения к разбирательствам по делу Хагрида. Данные вопросы до передачи в Визенгамот рассматривает Министерство. Но я уверен, что Министерство очень тщательно изучает дела и сделает все необходимое… — Это значит, что сейчас Хагрид так и останется в тюрьме? — нахмурилась девушка. — Будем надеяться, что уже совсем недолго, — ответил Бруствер, и собиравшаяся было разозлиться Этта, уловила грустные нотки в голосе мракоборца. — Всегда тяжело, когда не можешь помочь другу, Гарриет. Аврор потрепал девочку по плечу и ушел, оставив ее в совершенной растерянности. Весна стремительно вступала в свои права. Авроры прочно обосновались в Хогвартсе. Нападения не повторялись. Мало-помалу, обитатели Хогвартса все больше укреплялись в надежде о том, что злодей, кем бы он ни был, сгинул совсем и никогда больше в Хогвартс не явится. В середине марта несколько мандрагор закатили в теплице номер три шумную, безобразную вечеринку, чрезвычайно порадовав профессора Стебль. — Раз они стали лазать друг к другу в горшки, значит, они совсем созрели, — объяснила она ребятам. — И скоро мы сможем вернуть к жизни тех несчастных в больничном крыле. Златопуст Локонс, похоже, считал прекращение нападений своей личной заслугой. Гарриет не раз становилась свидетелем его разглагольствований о собственных доблестях. Как-то профессор Макгонагалл вела гриффиндорцев на урок трансфигурации, а Локонс шел рядом. — Думаю, Минерва, что жертв больше не будет, — говорил профессор ЗОТИ, подмигивая и постукивая себя пальцем по носу. — Полагаю, Комната на этот раз закрыта окончательно. Преступник осознал, что я изобличу его, это лишь дело времени. С его стороны весьма разумно именно сейчас прекратить злодеяния, пока я не взялся за него основательно! Впрочем, Локонс приписывал себе победу над неведомым наследником не только в разговорах с коллегами. Редкий урок по защите обходился без бахвальства профессора. — Лучше бы на этого напали, — шепотом посетовал как-то Рон, устав от особенного длинного монолога Локонса. Время летело, но ничего примечательного не происходило. Профессора Снейпа замещал недавний выпускник факультета Рэйвенкло по имени Эндрю Бадж. И хотя Бадж не был таким зловредным, как Снейп, чувствовалось, что предмет он знает хуже: Эндрю мог ответить далеко не на все уточняющие вопросы Гермионы. Из-за постоянной бдительности администрации, студенты постоянно кучковались, и у Этты с Нестором не выдавалось более свободной минутки наедине. Пробираться в спальни друг к другу ребята больше не пытались. Зато золотое трио постепенно превращалось в квартет: Нестор, Этта, Рон и Гермиона все чаще сидели вместе за обеденным столом, вместе делали уроки (Нестор часто рассказывал о том, что им объясняли по схожим предметам в Колдовстворце, а Гермиона советовала ему книги), играли в магические шахматы или другие игры. Этта время от времени ловила на себе теплый взгляд Нестора и неизменно краснела, улыбаясь в ответ. Но самым радостным новшеством для Этты стало то, что ее таинственный приятель Том Реддл наконец предстал перед ней почти вживую. И, хотя ей нравился его изящный почерк, говорить с ним видимым, смеяться вместе и слышать его голос было гораздо приятнее. Сбегать из гриффиндорской спальни на страницы дневника было можно далеко не всегда: важно было, чтобы никто не заметил ее ухода и возвращения. Но Этта всегда находила возможность хоть на минутку в день, но заглянуть к Тому. Вскоре, к большой радости обоих, они обнаружили интересную особенность дневника: пока Этта находилась внутри воспоминаний Реддла, время в настоящем мире не двигалось. Это открывало новые возможности не только для общения: уже через неделю к Тому перекочевали все учебники девушки, и с тех пор она делала львиную долю домашних заданий в библиотеке пятидесятилетней давности. Образовавшееся свободное время в реальном мире девушка посвящала общению с друзьями и тренировкам. Том лишь ухмылялся: хитрюга и правда вполне неплохо чувствовала бы себя на его факультете. Его тело, тем временем, хоть и оставалось полупрозрачным, казалось вполне настоящим. И хотя касания Гарриет, все еще проходили насквозь, девушка все сильнее ощущала в воздухе некое сопротивление, словно дотрагивалась до поверхности воды. Узнав от Тома, что, вероятно, именно ее прикосновение стало неким импульсом к его материализации, Этта охотно обзавелась привычкой похлопывать Реддла по руке или плечу. Это она объясняла, как научный эксперимент, потому что «раз помогло один раз, должно сработать снова». Том ловил себя на мысли, что он во время ее приходов выжидает момент, когда Гарриет в очередной раз дотронется до него, ведь каждый раз, когда теплая ладошка прикасалась к его сущности, ему начинало казаться, что его сердце бьется по-настоящему. Темный зал, в котором обитал Реддл, понемногу обретал краски. Сначала мутные и расплывчатые, с каждым днем становящиеся все более четкими детали наводняли обитель, и вскоре Том с удивлением узнал в некогда непроглядном мраке кабинет старост: небольшую, но уютную комнату, в которой старосты школы могли работать с бумагами или делать уроки. Вишневый солидный стол, полукруглые лампы, стеллажи с книгами, мягкие кресла и пушистый ковер. Жаль, только книги были не настоящими, а всего лишь фантомами его собственной памяти: только в тех томиках, которые он помнил почти наизусть, можно было хоть что-то разобрать. Увидев тоскливый взгляд, с которым Реддл смотрел на старинные фолианты, Гарриет уже на следующий день притащила целую стопку различного чтива: газеты, журналы, книги. Том был тронут. Жаль было, что Этта еще долго не сможет принести ему по-настоящему нужные фолианты, которые, вероятно, так и дожидаются его на полках Запретной Секции. Однако Том сильно не печалился: процесс восстановления шел и без книг, а с Секцией можно было что-то придумать позже. Зато Этта могла принести и приносила с собой что-то куда более полезное. Научившись с горем пополам взаимодействовать с книгами и титаническими усилиями переворачивать страницы, Том попросил девочку одолжить ему палочку. К сожалению, с палочкой дела шли хуже некуда: инструмент ни на йоту не опознавал в нем живого человека. Волшебная древесина не встречала от его касаний сопротивления, а сам Том не чувствовал никакого, даже крошечного магического импульса. К сожалению, пока для палочки Том Марволо Реддл был неотличим от утреннего тумана. Но унывать было некогда. Реддл и сам не заметил, как Поттер втянула его в борьбу за освобождение лесничего Хагрида. Тоном, не терпящим возражений, двенадцатилетка заявила, что не бросит друга на произвол судьбы. Слова Локонса «о незнании магического законодательства» и Бруствера о «невозможности помочь другу» разозли девушку не на шутку, как и ее друзей. Этта и Гермиона серьезно взялись за изучение юридической литературы, Нестор и Рон помогали искать информацию в газетных архивах. Поначалу Реддл не горел желанием помогать, хотя вероятность того, что, изучая подробности дела, Этта наткнется на упоминания о нем самом и была мала - профессор Диппет в свое время не стал включать имя Тома в свидетельства против Рубеуса. Но так как упрямицу просто невозможно было остановить, Том сдался и взялся подсобить Поттер с обжалованием обвинения, ощущая себя при этом очень странно: ведь именно он оклеветал когда-то полувеликана, которого сейчас помогал выручать. Вечерами Гарриет подробно расспрашивала Тома о механизмах правосудия, об Азкабане, о процессе апелляции. Она перетащила к нему гигантскую стопку книг, которые он помогал ей штудировать. Они обсуждали способы и формулировки, потом Этта уносила наработки в реальный мир, советовалась с Гермионой, Нестором и Роном и писала текст апелляционного запроса, который Том помогал привести в идеальное состояние. Уже в марте она отправила официальное ходатайство. Всего через два дня состоялось первое слушание. Этта, которую сопровождала Минерва Макгонагалл, впервые посетила Министерство Магии. Девушка знала о слухах, что слушание об апелляции одобрил никто иной как Альбус Дамблдор, который все еще возглавлял Визенгамот, но Гарриет его в Министерстве так и не увидела и доподлинно знать этого не могла. Стоя посреди гулкого широкого зала суда, дрожащим голосом, который с каждой секундой креп и становился увереннее и звучнее, девушка цитировала выдержки из законов и из записей о схожих разбирательствах, когда-либо случавшихся в Магической Британии. Этта никогда так раньше не волновалась – ни до, ни после. Рона, Гермиону и Нестора в Министерство не пригласили, но поддержка декана, предварительные репетиции и дневник Тома, спрятанный под мантией у сердца, придавали девочке сил. На втором заседании присутствовал и сам Хагрид. У Этты защемило сердце, когда она увидела, как друг исхудал и осунулся. Хотелось кричать на судью, на всех присутствующих чиновников. Но фраза «Держи себя в руках, Этта. Цель важнее эмоций», которую Том твердил ей перед слушаниями, прочно засела в голове, и Гарриет сдержалась из последних сил. В апреле Хагрида отпустили. Великан разрыдался прямо в зале суда, и Этта с облегчением последовала его примеру. Хагрид так сильно обнял девочку, что у той жалобно затрещали ребра. Объятия достались и слегка смутившейся Макгонагалл. Это был по-настоящему праздничный день. Радовались даже те, кто плохо знал Хагрида. Учителя и ученики улыбались и хлопали в ладоши, приветствуя лесника в Большом Зале. Волкодав Клык, которого Нестор привел прямо в Зал, с разбегу запрыгнул Хагриду на руки и принялся радостно облизывать его лицо. Раскрасневшийся и растроганный лесничий без устали благодарил всех, в особенности четверку друзей за их ходатайство и поддержку. Этту так и распирало от желания сказать Хагриду и друзьям о том, что в этом деле у них был еще один неназванный помощник, но обещание молчать, данное Тому, она нарушить не осмелилась. Вместо этого, попав тем же вечером на страницы дневника, Этта чуть не бегом кинулась к Тому и порывисто, без слов обняла его. И хоть по ощущениям это было похоже на обнимание облака, Этта не разжимала сомкнутых рук, закрыв глаза, чувствуя, как по телу разливается легкое, едва уловимое тепло, как от раннего весеннего солнышка. «Спасибо», — наконец почти беззвучно шепнула она пересохшими губами. Реддл слегка опешил, но ответил на ее объятия, слушая как стучит ее живое сердце, чувствуя пульсацию ее крови, ощущая как размеренно вздымается ее грудь от глубокого дыхания. Том почти никогда не обнимал кого-либо в настоящей жизни и сейчас даже немного сожалел об этом: как оказалось, занятие было весьма приятным. Во всяком случае сейчас, когда он прильнул вплотную к вибрирующей, клокочущей жизненной энергии другого человека и просто физически ощущал как силы наполняют его собственное тело. Сосредоточившись на ощущениях от объятий, Том задержал дыхание. Дыхание... «Я дышу!» — осознал он наконец, и губы расплылись в счастливой улыбке.