***
Лилит глубоко вдохнула. Люцифер дал ей небольшой «отдых», чтобы Демонесса восстановилась и во время его «выступления» зрелище было более долгим. И хотя Люцифер мог излечить ее магией, он хотел, чтобы на ней были его следы. Множество шрамов, которые были с ней много лет, оказались на ее новом теле, а синяки не исчезнут до конца. Лилит знала все наперед: ее будут пытать разными способами, приковав наручниками и оголив спину. Когда она не сможет дышать, ее заставят опустить голову в знак принятия смерти. Если повезет, ее прикончат прямо на месте, если нет — бросят в темницу без еды и воды, еле способную дышать. Это более долгая смерть, сопровождаемая голодом, жаждой и адской болью. Он же назовет это «жалостью». Лилит не умрет от болевого шока, но от полученных повреждений, точное количество которых женщина не могла угадать, умрет любой. И эта смерть будет жалкой, темной и, как бы парадоксально это ни звучало, холодной и сырой. О ней сразу забудут, а если и будут вспоминать, то только как о «Подстилке Люцифера». Ей точно будет наплевать, но этот факт оскорблял. Она слишком верно служила ему, чтобы слушать вещи, которые о ней говорят. Первый раз за все свое существование она задумалась о том, что с ней случится. Есть ли место для таких, как она? Что-нибудь похуже ада, более жестокое и жаркое. Лилит знала одно: если она куда-нибудь и попадет, то это место будет лучше ада. Разве только ей в наказание не дадут возможность умирать бесконечное количество раз от рук своего повелителя. Или Зельды. От одной мысли об этом становилось нехорошо, и брюнетка слегка дернулась не только от боли, которая слегка притупилась. Ей казалось, что если Зельда попыталась бы ее убить, Демонесса не стала бы возражать. Не потому, что это было бы правильно, особенно после всего совершенного ей, но и потому, что Спеллман не была жестокой, и это было видно. Она строила вокруг себя барьеры, запрещала себе показывать слабость даже перед семьей, но ее безразличие было лишь ролью, которая явно заслуживала всех наград, раз ее семья на самом деле до сих пор думает, что она холодна и бессердечна. Лилит было приятно знать, что после последних событий ведьма начала открываться семье и даже пытается построить отношения. Женщина не позволит себе разрушить это, ведь стены станут лишь крепче. Возможно, она наделала кучу ошибок за все эти столетия, и искупать свои грехи Лилит явно не собиралась, но сейчас она стала лучше. Совсем немного, но этого хватило, чтобы брюнетка слегка улыбнулась своим мыслям. Она была благодарна Сабрине за то, какой настырной оказалась девушка и как волшебным образом помогла ей измениться. Она была благодарна Хильде, которая слишком наивна для этого мира, но слишком хороша для своей семьи. Смертному по имени Адам, который показал ей, что не все мужчины — монстры, которые не способны любить. И, наконец, Зельде — за то, что разбудила в ней страсть. Время тянулось безумно медленно, и женщина успела обдумать почти каждое свое действие: от взаимоотношений с Адамом до убийства каждого паренька, который был одержим похотью. Но больше всего она думала о Сабрине и ее семье. Думала так, словно и сама является ее частью, и если бы Темный Лорд услышал бы ее мысли, то рассмеялся. Лилит была уверена, что юная ведьма со всем справится, ведь у нее сильная и стойкая семья, отличные друзья и непредсказуемый нрав. Она глупа и сильна, но все приходит с опытом, и в будущем она сможет спокойно свергнуть своего отца. Ее тетушки обязаны прожить долгую жизнь, но как именно — решать лишь им. Младшая наверняка будет счастлива в браке до самого конца, а Зельда… выберет то, чего желает. Ведь ей больше не придется обманывать всех, включая себя, верно? Лилит помнит каждую ее молитву. И несмотря на то, что будущая жрица молилась ей с возраста темного крещения, она никогда ничего не просила. Ее молитвы были словно душевный разговор, и она делилась своими мыслями и страхами. Зельда могла незаметно высмеять сестру, восхититься Эдвардом, почувствовать гордость за Сабрину. Лилит знала ее такой, какая она есть и была большую часть жизни. Но когда молитвы прекратились, Демонесса почувствовала себя одинокой. Так, словно давний друг покинул ее. Это ощущение нужности было лишь иллюзией, и от этого сердце Дьяволицы сжалось. Из-за своей ничтожности она принадлежала лишь Темному Лорду, который избивал ее, унижал, насиловал. И несмотря на все это, он будет последним, кого она увидит. От мысли захотелось поморщиться, ведь есть вещи и получше. Она бы хотела увидеть Зельду хотя бы незадолго до смерти, как нечто, чем можно восхититься в последний раз. Но так, чтобы не видеть в этих прекрасных глазах ни презрения, ни жалости. Хотелось увидеть умиротворение, которое Лилит вряд ли обретет, но Зельда сможет. Она наверняка уйдет в кругу семьи, с ней попрощаются, по ней будут плакать и скучать. Демонесса не заслужила и никогда не заслужит чьих-то слез. Она слишком жалкая, чтобы кто-то по ней плакал. И все же, наплевав на стыд, Лилит подумала о том, что бы ей сказали Зельда и Сабрина. Было бы им, что сказать, или все свои слова они озвучили при жизни? Брюнетку мучило противоречие собственных желаний: она не хотела видеть, как Зельда жалеет ее перед смертью, но ведьма — ее последнее желание. Пусть это жалкое, глупое и бессмысленное желание, но оно принесет удовлетворение перед тем, как Демонесса перестанет ощущать свое тело. Лилит не знала, когда именно состоится ее казнь, но могла предугадать, что очень скоро. Стоит ее ранам залечиться, а Темному Лорду подготовить главный зал, все мучения прекратятся. Страх был лишним, хотя Люцифер очень хотел почувствовать, что женщина боится его. Но ей уже не было страшно. Она была скорее в предвкушении. Ей было интересно, кого пригласит повелитель и что с ней будет дальше. Она была первой женщиной на Земле, знала все, что только можно знать, но как и все смертные, захотела поверить во что-то лишь на пороге смерти. Брюнетка знала, что ее мысли — лишь бред уставшего сознания, но заняться ей было нечем, поэтому оставшееся время она решила посвятить обдумыванию того, как бы с ней прощались те, кто ее любит. Есть ли хоть одно живое существо, которое не ненавидит ее?***
Зельда ходила по комнате уже около десяти минут, не убирая руку от задумчивого лица. Казалось бы, что случится после смерти Лилит? Она была королевой, которая подвела Спеллман. Но это было неважно, так как она не заслуживала смерти, потому что у нее и жизни нормальной не было. Сабрина не позволит этому произойти, и Зельда впервые была так рада настойчивости племянницы. Но что они могут сделать? Какой план? Вся семья Спеллманов сидела за обеденным столом, но никто не осмелился приступить к еде. Однако Мамбо Мари не разделяла их чувств, лишь странно смотря на старшую тетушку. — Мы обязаны что-то сделать, — подала голос Сабрина, и гробовая тишина разрушилась. Амброуз кивнул. В любой другой момент он бы поспорил, но не после всей помощи, которую предоставила Лилит. Мари саркастично вскинула брови, и этот жест не остался незамеченным: — Вас что-то смущает? — чуть надавила юная ведьма, чей взгляд резко стал более жестоким. — При всем уважении, я считаю, что это лишнее, — начала ведьма с французским акцентом, — я поклоняюсь другим богам, и могу сказать со стороны наблюдателя: она заслужила смерти. Она подвергала вас опасности, склоняла на темный путь и убивала людей. Если бы не она, ваша жизнь была бы проще. Вся семья взглянула на нее с непониманием, и лишь Сабрина сжала кулаки. Зельда же нахмурила брови, чувствуя, как гнев закипает внутри. С какой кстати она имеет право говорить такие вещи о женщине, которой рыжеволосая ведьма поклонялась столько долгих лет? И после всего хорошего, что успела сделать для них Лилит? Какое она вообще имеет право говорить что-либо в этом доме? — Прошу прощения? — сурово взглянула старшая Спеллман, выдохнув шатенке в лицо клубы сигаретного дыма. — Не сердись, mon amour, — начала было темнокожая ведьма, но ее резко прервали. — Тебе никто не давал слово, Мари, — рявкнула Зельда, и Хильда слегка сжалась от страха, — Лилит не раз помогала Сабрине и нашей семье. Она — та самая женщина, которая больше всего на свете заслуживает свободу, так как даже она смогла измениться. Ты ни черта не знаешь о том, что мы пережили, и ты понятия не имеешь о том, как мне было больно, когда… — она резко замолчала, а потом перевела взгляд с любовницы куда-то вдаль и резко встала. Амброуз боялся пошевелиться, так как последний раз тетушка так кричала, лишь когда узнала о том, что Сабрина стала королевой ада. В общем, это был первый раз. — Тетя Зи права, — кивнула самая младшая из Спеллманов, — ты даже пальца ее не стоишь. Сабрина вышла вслед за тетушкой, а Хильда с извиняющейся улыбкой удалилась в другую комнату. Амброуз остался еще ненадолго, но только чтобы пройтись взглядом по Мари и спросить: — Сколько еще времени ты будешь делать вид, что не понимаешь? — он посмотрел на нее так, словно спросил самую очевидную вещь на свете, а потом встал и ушел вслед за всеми членами семьи. Спустя пару часов, Сабрина сидела на своей кровати, судорожно листая страницы книг. Спеллман могла попробовать обыграть смерть снова, и цена была все так же высока для нее. Сначала она теряла свою семью снова и снова, а сейчас настало время терять Лилит. У нее будет помощь, верно? Тетушки наверняка присоединятся, особенно если брать во внимание реакцию тети Зи. Женщина словно потеряла самообладание, не имея возможности сделать что-нибудь. В дверь постучали. Сабрина была уверена, что это Мамбо Мари, которая иногда безмерно ее раздражала, но юная ведьма ничего не могла поделать: женщина была в отношениях с ее тетушкой. Спеллман всегда желала счастья каждому члену своей семьи, и Зельда на самом деле казалась счастливой первое время. Но после сегодняшнего, Сабрине в голову закрались мысли, что тетя Зи не просто так вступилась за Лилит. Она всегда злилась на нее и высказывала недовольство при каждом упоминании ее имени, но ведьма чувствовала, что рыжеволосая волнуется за нее. — Можно войти? — спросил голос за дверью, и это была не Мари. Амброуз. — Да, — ответила девушка, не поднимая взгляд от строк на латыни. Парень тихо закрыл за собой дверь, после чего подошел к кровати юной Спеллман. Он посмотрел на кучу книг, после чел сел рядом с кузиной. — Я знаю что ты скажешь, Амброуз… — начала ведьма, наконец взглянув на него. Ее голос звучал грустно, а в глазах было мало признаков уверенности и надежды. Парень перебил: — Мы поможем ей. — Ч-что? — Сабрина не верила своим ушам. Неужели она не одна хочет помочь Лилит? — Главное, чтобы у нас был надежный план. Это же так просто, верно? — Амброуз слегка улыбнулся, подбадривая блондинку. — Тогда нужно будет скрыть это от… — Нет, — парень взял юную ведьму за руку, будто собираясь рассказать секрет, — тетушки будут знать. Может, это и опасно, но Зельде точно понравится то, что мы собрались сделать. — С чего ты это взял? Она не позволит нам так рисковать. — Конечно, не позволит. Зато поможет. — Я не понимаю, — нахмурила брови Сабрина. — Да брось, ты же все видишь сама. Наша тетя Зи влюблена, и далеко не в ведьму, которую мы видим в нашем доме уже столько времени. Сабрина не была удивлена, но на ее лице появилась лучезарная улыбка. — Ну конечно! Это же так много объясняет! — девушка вскочила с кровати, кидая в кузена парой книг, — значит мы сможем спасти Лилит! — Разумеется, — ответил Амброуз. Он усмехнулся своим мыслям, и Сабрина это заметила. — Что? — Ты словно расцвела, — сказал он. Блондинка поняла, о чем речь. Ник. После расставания девушка не могла найти место даже в собственном доме, а поникший взгляд вводил Амброуза в тоску. Ей было тяжело, но все, что ей было нужно: это цель, которая заставит кровь в ее жилах кипеть. Блондинка улыбнулась. Ей было не до этого, ведь самое главное сейчас — спасти женщину, которая много раз спасала ее. Зельда не знала, что ей делать. Гнев, кипевший внутри, дарил ощущение жизни и убивал одновременно. Она возненавидела Мари. За то, что ведьма посмела сказать что-то о вещах, в которых не разбирается. За то, что позволяет себе слишком многое в этом доме. Спеллман не хотела ее видеть, и поэтому ушла в ту самую комнату, где поцеловала ее в первый раз. Но не для того, чтобы вспомнить этот день. Она была там лишь потому, что за стеклом можно найти много изысканного алкоголя, который способен заставить ее мысли молчать. Рыжеволосая налила в стакан виски, и янтарной жидкости оказалось больше, чем следовало бы. В полутемном помещении сверкнула искорка, и Зельда вдохнула любимый дым сигарет. Сев подальше от места, которое ассоциировалось с Мари, она выдохнула, поднося тонкие пальцы к переносице. В комнате было тихо, и лишь глухие шаги за дверью действовали на нервы. Ведьма быстро взяла стакан и наполовину осушила его, почувствовал жар в груди и горле. — Можно? — приоткрыла дверь шатенка. Зельда посмотрела на нее оценивающе, словно видела в первый раз. Теперь она знала, что творится в голове у ее любовницы, и это мысли она разделять не планировала. Женщина кивнула, и Мамбо Мари подошла к ней чуть ближе. — Я знаю, что мои слова ранили каждого члена твоей семьи, Зельда, — начала она, протягивая свою руку к пальцам рыжеволосой ведьмы, — и мне жаль, что они так задели тебя, ma chérie, — она почти взяла руку Спеллман в свою, но ведьма одернула руку. Мари на секунду растерялась. — Мне плевать, жаль тебе или нет, — сказала Зельда, стряхнув пепел куда-то на пол, — что сказано, то сказано. Не кажется ли тебе, что ты слишком осмелела? Мари выгнула бровь, скрещивая руки на груди. — Ты все еще в моем доме, милая, и я не позволю тебе говорить такие вещи о ней. Лилит не святая, но я знаю, какая она. И я не позволю такой, как ты, судить ее. Шатенка кивнула себе, опустив и снова подняв взгляд. Она уже хотела что-то сказать, но старшая из Спеллманов не позволила: — Я думаю, тебе не стоит спать в моей комнате некоторое время. Попроси Хильду показать гостевую комнату. И в следующий раз будь добра думать над тем, что говоришь.***
Дверь отворилась, и Лилит вздрогнула от неожиданности. Уже пора? Или он решил устроить все без лишней показухи? Во второй вариант верилось с трудом. — Дорогая, — протянул он, нахально улыбаясь, — дерьмово выглядишь. Лилит ничего не ответила, но продолжала сверлить его взглядом. — Не надо на меня так смотреть, — приказал он, но Демонесса уже не слушала. Время ее службы истекло. — Я пришел поговорить с тобой, — сказал Люцифер, нагнувшись к ее лицу, — о наших милых гостях. Если бы у Лилит было достаточно сил, она бы точно плюнула в его самодовольное лицо. Но когда он начал говорить, у нее перехватило дыхание. — Как ты думаешь, Сабрина придет одна, или вместе со всей своей семьей, включая, как ее там… Мамбо Мари, верно? Жалкое имя, но все же. Она ведь сейчас спит с твоей любимой Зельдой Спеллман, не так ли? — его монолог по интонации напоминал обычные ежедневные разговоры, которыми обмениваются друзья. Как он узнал? Хотя, главный вопрос — когда? Неужели все это время он знал, что прибывание в дома Спеллманов дарит Лилит ощущение нужности? Ощущение свободы тела и души? Это было слишком жестоко, но не для него. Он хотел увидеть, как Демонесса страдает не от физической боли, а от более забытой — душевной. Брюнетка же почувствовала лишь болезненное принятие настоящего, которое было предсказуемо. Ей не стоит страдать, ведь произошедшее уже никак не исправить и не изменить, а она и не хотела бы. Ради чего? Того, чтобы у Темного Лорда появилась ниточка, за которую можно дергать? Того, чтобы семья Спеллманов страдала из-за присутствия Лилит рядом с ними? Зельда не позволит разрушить свою жизнь и жизнь своей семьи. Мамбо Мари не вызывала у Демонессы восторга, который явно испытывала старшая Спеллман, раз уж подпустила женщину так близко. И Лилит было обидно. На самом деле обидно, ведь она не может стать обычной смертной, хоть и завладела телом одной из них. Тогда не было бы опасений за жизни, лишь запрет. Запрет, который нарушался и будет нарушаться вновь. Женщина не хотела видеть Мамбо Мари с Зельдой. Но если с ведьмой ей будет более легко наблюдать за этой кровавой картиной, то Дьяволица потерпит. Лилит продолжала хранить молчание, отбрасывая сотни мыслей в сторону. У нее было столько всего, чтобы обдумать, что времени на все уже не хватит. Ей уже наплевать на то, что она сделала за это время на земле. Демонесса успеет подумать лишь о самом важном, и черт бы побрал Лилит, она будет думать о Зельде.