***
Зельда могла бы увидеть состояние всех членов семьи, как видела всегда, но сейчас в голове крутились мысли о том, почему она чувствует вещи, которые не хочет ощущать. Любовь всегда была проклятием, что отнимает слишком много сил и мыслей, заполняя все вокруг. Это прекрасное, глубокое чувство счастья, что окрыляет, дарит улыбку и желание прикасаться, но при этом сжигает дотла. Зельда лишь читала о нем, научившись проецировать чувства героев на себя, чтобы в личной жизни чувствовать хоть малую долю эмоций. Ее любовников это устраивало, ведь умение показывать то, чего нет, было у нее в крови. Однако сейчас, ощущая так много вещей сразу, становилось страшно. Она не может любить. Лишь ее семья способна показать Спеллман это чувство, лишь они могут быть ближе остальных. И все же человек, которого так хотелось ненавидеть, был слишком уязвим, показывая сердце, и кем будет Зельда, если вонзит в него нож? Мамбо Мари тоже была открытым сердцем, но выглядела как нечто неважное, нечто иное. Словно простая вещь, что может спокойно существовать, хоть ты в ней и не нуждаешься. Хильда поставила перед Зельдой кружку, упорно скрывая волнение. Блондинка не хотела говорить сестре о том, что Сабрина согласилась отправиться в ад. По крайней мере, сейчас это можно было оставить в тайне, чтобы у племянницы было время разобраться со всей этой ситуацией. Да и чем могла бы помочь рыжеволосая? Старшая Спеллман потянулась за чашкой чая, уже делая вторую затяжку сигареты. Все ее действия были словно шаблонными, следующие по определенному алгоритму. Каждое движение руки было пропитано желанием сделать все правильно, выполнить ту или иную обязанность. Хильда уже говорила сестре о том, что у нее есть иное обязательство, что та не может выполнить — быть счастливой. Счастье не всегда кроется в правильных вещах, и к сожалению обеих из сестер счастье Зельды крылось в опасности. — Как все прошло? — решила спросить Хильда, чтобы женщина не успела разглядеть ее нервозность и переключилась на другую тему. — Что «все»? Это секундное дело, Хильда, оно ничего не значит. Зельда была права. То, что она делает, ничего не значит. Значимым во всей ситуации является лишь то, что она чувствует. Ее задачей было отнести Лилит еду, она ее выполнила. Вся суть была в другом: то, как каждая мышца напряглась под легким касанием, то, как запылало лицо от благодарности. Черт. Хильда не думала, что с огромным грузом на сердце сможет улыбнуться, но все же смогла, глядя на яркий румянец сестры. Что такого должно было произойти, чтобы заставить Зельду Спеллман краснеть? Что должно было произойти, чтобы… — На что ты смотришь? — услышала блондинка привычный раздраженный тон. — Да так, ничего. — Хильда? Женщина напряглась. — Да, Зельдс? — Что с вами такое? Конечно же, она все же заметила. Еще тогда, когда на секунду вернулась из своих мыслей, чтобы взглянуть на Амброуза и увидеть там шок, что смешивался с суетой и поспешным удалением куда-то. Тогда, когда заметила слишком нервную, пусть и искреннюю улыбку сестры. Тогда, когда Сабрина сделала лицо ангела, что никогда не приводило ни к чему хорошему, после чего схватила кузена за плечо и увела с собой. — Может, обработаешь Лилит раны вечером? Ей слегка получше, — решила перевести тему младшая, пока Зельда все еще была взволнована собственными мыслями, что слегка затуманивали разум и бдительность. Это интересно. — Не будь абсурдной, Хильда. У меня есть другие обязанности. Обязанности. Это все, что когда-либо ее волновало. Все, чем была занята ведьма всю жизнь. Когда в последний раз ее радовало что-то, кроме семьи? Нет, подумала Зельда, еще раз я туда не пойду. Ночью было прохладно. От окна так и веяло ночным воздухом, что пробирался внутрь дома. Он освежал, дарил силы, но также вызывал дрожь по телу, заставляя поежится. Зельда снова не спала. Весь оставшийся день Зельда убеждалась, что с ее семьей на самом деле что-то происходит. Но что, если она снова себя накручивает? Что, если в этом снова виновата Лилит? Нет, ей точно это не чудилось. Мари слишком мягко улыбалась, словно оберегая ведьму от чего-то, словно показывая то, что все в порядке. Каждое прикосновение ладони к спине Спеллман было пропитано мягкостью, и она была противна. Что происходит? Почему Мари просто не может ей сказать? Почему от нее скрывают правду? — Что произошло? — спросила Спеллман, чей голос был полон решительности. — Ничего, ma cherie, — отмахнулась шатенка, — с чего ты взяла? Ля Флер хотела сказать правду, но было слишком рано. Женщина бы умерла за то, чтобы Зельда была в безопасности, поэтому нужно было просто выиграть время. Отвлечь ведьму от забот, вот и все. Показать любовь, что так жаждет Спеллман и просто признаться, что чувствует. Рыжеволосая ведьма прекрасна во всех проявлениях, от ее голоса до ее души. Каждый наряд сводит с ума, каждый взгляд заставляет кровь кипеть. Если бы Мари не знала всех своих богов, то явно подумала бы, что Зельда одна из них. Однако холодность, что начинала возвращаться после возвращения загадочной брюнетки, рушила все планы. Шатенка хотела провести здесь всю жизнь, со Спеллман, но ясно было одно: ей этого не суждено. Сердце ведьмы всегда будет для нее загадкой. Зельда не стала спорить. Если даже Мари не хочет сказать, в чем дело, то она выяснит это сама. Старшая Спеллман слишком долго была главой этой семьи, чтобы просто так позволять кому-то водить себя за нос. Женщина встала из-за стола, грубо сбрасывая ладонь любовницы со своей. Ее что, держат за зверушку в этом доме? Она директриса академии, высшая жрица, Зельда Фиона Спеллман и женщина, завещавшая свою верность Лилит. Рыжеволосая мысленно одернула себя, вновь напоминая себе, что сотворила. Она не заслуживает и упоминания Демонессы рядом с собой. Но Лилит должна знать, что случилось. Она была там и она знает все, что касается неугомонной Сабрины, что так и попадает в неприятности. Спеллман было плевать, спит сейчас брюнетка или нет. Ей нужно было знать, что происходит с племянницей на этот раз. Мари попыталась окликнуть рыжеволосую и даже пошла за ней, но через несколько шагов остановилась. Она не понимала, что творится в голове ведьмы. В принципе, как и всегда. Куда запропастилась Сабрина? Где сейчас Амброуз? Почему все резко переводят тему, когда речь заходит о них? Зельду обманывают в собственном доме, и если Хильде она могла это простить, то Мари… почему она встала не на ее сторону? Разве это не ее обязанность? Нет, опомнилась ведьма, конечно же нет. И все же гнев, что становился лишь сильнее с каждой секундой, наконец взял верх. Ведьма слишком долго была мягкой, слишком долго позволяла брать над собой контроль. Больше она этого не позволит. Зельда была уверена, что разнесет все вокруг в пух и прах, если не получит ответы сейчас же, и если ее семья отказывается ей их давать, то Лилит точно сможет. Рыжеволосая практически ворвалась в комнату Демонессы, даже не думая о том, что могла бы застать ту в неподобающем виде или за приемом лекарств. Однако рядом с ней никого не было, а остывший чай на тумбе говорил о том, что к нему даже не притронулись за все время. Лилит спала. Брюнетка лежала на боку, не давая боли завладеть ее спиной, что все еще пылала и вызывала вскрики при любом контакте с той или иной поверхностью. Черная копна волос спадала на лицо, а кожа казалась слишком бледной. Даже синяки и ссадины казались слишком незначительными, и вопрос был в том, от лекарств это или… Гнев Спеллман сразу же ушел на задний план, и на его место пришел ощутимый страх. Ведьма подошла ближе и села на край кровати, достаточно близко, чтобы все-таки ощутить тепло живого тела, но недостаточно близко, чтобы насладиться им в полной мере. Легко коснувшись тонкой кисти женщины, Зельда максимально аккуратно нащупала пульс, чтобы убедиться, что все в порядке, после чего выдохнула, ощутив стук сердца брюнетки. Только ее смерти здесь не хватало, подумала ведьма, оправдывая страх. Она сама себе это не простит. А потом Спеллман рискнула взглянуть на лицо Демонессы, что все еще казалось несчастным и потерянным. Они обе искали что-то, что спасло бы их. Рука сама потянулась к волосам Лилит, и Зельда не стала себя одергивать, позволяя себе убрать волосы с лица. Теперь, рассмотрев его получше, Спеллман вновь убедилась в том, что это тело шло Демонессе больше всего. Возможно, сама Мэри Уордвелл тоже неплоха собой, вот только она вряд ли раскроет свою сексуальность. Но речь не о ней. Это лицо было словно воплощением матери демонов, ее истинным обликом и, черт возьми, он нравился Зельде. Лицо было расслабленным, что говорило о том, что тело получает свой отдых и восстанавливается, но Зельда уже заметила эмоции, которые чувствовала и сама. У них было так много общего, но при этом они были такими разными. Две сильные женщины, что сгорают дотла, а потом сами строят себя из пепла. Рыжеволосая потянулась к Лилит, почти невесомо кладя руку на плечо брюнетки в качестве опоры, но чтобы не разбудить и не причинить боль, и наклоняется, оставляя не менее невесомый поцелуй на лбу, стараясь свести интимность этого момента на минимум, но все же не отстраняется. Почему она вообще это сделала? Ее лицо совсем близко к Демонессе, она может ощутить размеренное дыхание, а после слишком шумно выдыхает рядом с губами брюнетки. Зельда не хочет рассматривать ее, не хочет лишиться возможности дышать от одного лишь вида губ Лилит, но все же теряет. Все же смотрит, желая запомнить каждую деталь. Ведьма знает, что Демонесса уйдет, ведь оставаться здесь ей слишком опасно. Что, если Люцифер вновь придет за ней? Зельда не может так рисковать. Да и захочет ли Лилит остаться? После того, как Спеллман прогнала ее, после того, как… Брюнетка открыла глаза. Голубой встретился с зеленым, и рыжеволосой нужно было отпрянуть, сделать вид, что ничего не было, но она не смогла. Не хотела, потому что сейчас мысли начали собираться в одну кучу. Глаза Лилит словно приковали ее, заставляя оставаться на месте. И обе из них молчали, глядя друг другу в глаза, потому что страшно было произнести хоть слово. Где тот гнев, что кипел внутри Зельды пару минут назад? Желание знать, что происходит, боролось с желанием замереть на месте и смотреть в такие знакомые глаза столько, сколько получится. И после этой же мысли глаза сами скользнули ниже, возвращаясь к губам. Дыхание участилось, и Зельда почувствовала, что с Лилит происходит то же самое. Нет, умоляла про себя Демонесса, только не сейчас. Брюнетка знала, что именно может произойти, и от осознания мысли складывались в истинную картину происходящего. Рыжая красавица была ближе, чем должна бы, и это заставляло сердце замереть. Лилит уловила движение ведьмы, что почти позволила себе коснуться чужих губ своими, оставляя следы своей красной помады на бледных губах женщины. — Зельда… — начала Лилит, слегка отворачивая голову. Рыжеволосая тут же опомнилась, слегка отпрянув. Она лишь дала Демонессе больше личного пространства на случай, если слишком давит на нее. Тут уже нельзя сделать вид, что ничего не было. Нельзя убежать, плотно закрыв дверь и потом вернуться, чтобы просто принести что-то или помочь с лекарствами. Предлог посетить эту комнату будет любой, потому что бежать от себя Зельда устала. И все же женщине пришлось выпрямить спину и притвориться, хотя бы на долю секунды, что она чувствует лишь неприязнь. Что в голове не летают сотни мыслей, что все вокруг не теряет смысл и что она все так же принадлежит другой. Но жаль, что только телом. — Мне нужно сказать кое-что, — осторожно начала Демонесса, и сама она изменилась в лице. Зельда поняла, что речь пойдет о том, ради чего она сюда ворвалась. — Ты сильная женщина, Зельда Спеллман, — голос Лилит стал более жестким, словно они видели друг друга впервые и совершенно не знали о ранах друг друга. — О таких можно лишь мечтать. Ты имеешь право знать и я не имею права врать тебе. Я не хочу. Ведьма хотела признать это, хотела принять как правду, но все то же чувство вины давило на нее, и она ничего не могла с ним поделать. Как Лилит простить ее? Хотя нет, вопрос в том, как Зельде простить себя? — Я предала тебя, Лилит, — голос пропитался злобой, но только на саму себя, — я пообещала тебе быть верной и предала. Демонесса задумалась, о чем именно сейчас идет речь. Зельда говорила о поцелуе с той худу-вуду ведьмой или об отказе в помощи? Пожалуй, рыжеволосая предала ее дважды, сама того не подозревая. И это злило, очень злило, но все же вся боль ощущалась лишь тогда, когда зеленые глаза смотрели так искренне и почти мягко, но все же в них проскальзывала жалость. Лилит быстрее умрет, чем позволит себе быть жалкой в глазах Зельды. Потому что она — ее единственный друг, что всегда был готов поделиться переживаниями, рассказать все, не скрывая ни малейшей детали, посвятить главные молитвы. — Ты спасла меня, — в эту фразу брюнетка вложила всю стойкость, что была ей доступна. — Тебя спасла Сабрина, не я. — Если бы не ты, я бы сгнила в аду, — и это было правдой. Эту фразу можно было разгадывать по разному, потому что в ней было слишком много смысла. Если бы не Зельда, то Лилит умерла бы со скуки и одиночества еще много лет назад, потому что у нее не было бы ее, потому что ей бы никто так не открылся. Она бы умерла, если бы Спеллман не догадалась сообщить племяннице о том, что еще есть шанс. Сами того не подозревая, они многое знали друг о друге. Но знала ли Зельда о том, какое прошлое преследует Демонессу в каждом сне? Ведьма едва шевельнула головой, показывая явное сомнение на этот счет. И все же ее взгляд был не так далеко, как раньше. — Я волнуюсь за тебя, — почти шепот, что тут же уловила женщина. — Что? — переспросила Зельда, уверенная в том, что ей послышалось. Лилит промолчала. Брюнетка хотела сказать правду, потому что знала, что Зельда ее выдержит, пусть и сомневается в этом. Она стала такой сильной, что любое событие может быть ей по зубам. И именно этого Лилит и добивалась, наблюдая за рыжеволосой все позволенное ей время. Секунды тянулись словно часы, и женщины смотрели друг на друга, словно старые друзья. Так, как смотрят друг на друга люди, знающие почти все. Для Демонессы это было правдой, но что их взгляды значили для Зельды? Что творилось у нее в голове? — Я волнуюсь за тебя, — все же сдалась брюнетка, и не почувствовала стыд за свои слова. Это была не слабость. Что страшного в том, чтобы волноваться за тех, кто ей поклонялся? Но демонов не волновали чужие жизни. Их не волновала ни единая душа, как бы прекрасна и предана она не была. Зельда не верит, потому что знает, что не заслуживает. Она всегда была недостаточно хороша, недостаточно… Ладонь Демонессы накрыла кисть ведьмы словно шелк, и эта мягкость напомнила что-то, что крылось в памяти. И мысли вновь не поддавались, не давая вспомнить похожее тепло. — …но отказываюсь врать тебе, Зельда, — брюнетка напрягла ладонь как только могла, словно предупреждая. Зельда поняла. Она всегда понимала. — Когда Сабрина нашла меня, — мягко продолжила Лилит, — Люцифер уже был там. Он собирался убить меня, но она появилась достаточно быстро, чтобы помешать. Цена моего возвращения сюда была очень велика, Зельда. Но не для меня Спеллман напряглась. Сердце словно рухнуло куда-то вниз, в сторону ада, и разум не хотел верить. Но зачем Лилит лгать? Женщина ждала, пока брюнетка закончит. — Сабрина заключила сделку со своим отцом, — рука рыжеволосой лишилась теплого прикосновения, словно Лилит не хотела попасть под удар, и Зельде вдруг стало не по себе. — Он должен отпустить меня, сделать свободной и забыть так же, как и вашей семье. Но взамен она должна стать королевой ада. — Она что? Лицо Зельды исказилось от шока, а после и вовсе злобы. Она злилась на Лилит, потому что та позволила ее племяннице сотворить непоправимое. Она злилась на Сабрину, потому что та вновь пожертвовала всем, чтобы сделать кого-либо счастливым. На себя, потому что сказала девушке о возможности спасти брюнетку. Но больше всего сейчас она злилась на свою сестру и любовницу, что так скрывали горькую правду. Спеллман захотела вновь убить Хильду, но опомнилась, вспоминая произошедшее. Стоила ли жизнь Демонессы счастья Сабрины? На этот вопрос ведьма не смела ответить. Поэтому она лишь сжала челюсть, свирепо глядя на Лилит. — Если это произойдет, то я тут же обменяю твою жалкую душу на то, чтобы вернуть мою племянницу назад. Это было неправдой. Зельда отдала бы все на свете, но не стала бы использовать брюнетку как разменную монету. Слова прожигали болью не только Лилит, но и саму Зельду. Она не имела это ввиду. Но все же сказала, потому что это то, что она должна ответить. Спеллман перестала жалеть о словах, когда увидела в глазах Демонессы отвращение. — Надеюсь ты скоро уберешься из этого дома, — с этими словами рыжеволосая практически выбежала из комнаты, громко стуча каблуками. Ей есть о чем поговорить с ее семьей.***
Когда Сабрина очутилась в прошлом, она точно знала, что ей нужно. Найти другую версию себя и провернуть все так, чтобы остаться со своей семьей и друзьями. Довольно легкий план, но все же трудное крылось в его осуществлении, так как все было не так просто, как того хотелось бы блондинке. Девушка буквально летала по воспоминаниям, вспоминая былые дни. Каждый прошлый день был все более простым, более безмятежным и свободным. Не было ни язычников, ни ее отца, ни смертей. Был Харви, Ник, и каждое воспоминание о них отдавалось болью, но все же смешивалось с наслаждением. Любовь, что наполняла Сабрину в те моменты была прекрасным чувством, которое она может пожелать испытать любому. Юная Спеллман хотела, чтобы и Лилит смогла испытать любовь. Не важно, с кем и когда это будет, важен факт того, что рано или поздно это произойдет, и эта мысль грела внутри. Наконец Сабрина по-настоящему осчастливит кого-то, не принесет боль и разочарование. В этот раз она все сделает правильно. Но все ли так гладко? Сейчас это не важно, так как выбор всегда будет за Лилит. Теперь она сама будет решать, что ей делать. Подарить демону свободу… что это значит? Честен ли ее отец? Сабрина думала о многих вещах, но в основном о Лилит. Именно в этот момент она наткнулась на воспоминание, которое вовсе ей и не принадлежало, но точно находилось в том же временном промежутке. Отказ в помощи. Лилит смотрела почти жалобно, Сабрина заметила это даже из-за стены, за которую пришлось спрятаться, чтобы не нарушить прошлое. Но что случится, если она сейчас выйдет и уговорит тетушку позволить Лилит остаться? Что, если все сложится хорошо и ей не придется совершать сделку с Дьяволом? — Нет. Найти другое место, чтобы спрятаться. Вау, тетя Зи, подумала блондинка, это очень жестко. Стук каблуков говорил о том, что Лилит все же уходит прочь, и юная Спеллман вновь выглянула из-за угла, смотря прямо на тетушку. Сабрина нахмурила брови. Зельда уже винила себя за это. Это было видно по ее лицу, по тому, как нахмурились ее брови и дрогнула рука. Вот причина того, почему она так странно вела себя. Что же такого происходило между ними? Неужели ее тетушку на самом деле влекло к Демонессе? Более того, испытывала ли она нечто большее? Нечто, хоть отдаленно похожее на любовь? Но что же тогда привязало ее к Мамбо Мари? И это еще у меня любовные драмы, передразнивала Зельду юная ведьма. И все же она видела те взгляды, что словно раскаляли воздух, затрудняя возможность дышать. Сабрина была уверена, что это напряжение было не в первый раз, потому что она его уже видела. Каждый раз, когда обе женщины были рядом, между ними что-то происходило, пусть они сами того не понимали. Что, если просто указать им на это? Может тогда они разберутся с тем, что происходит.***
Мари почувствовала цепкую хватку на запястье, когда Зельда потащила ее в сторону спальни. Женщина буквально метала, посадив весь голос от крика на свою сестру, ведьм, колдунов. Когда необходимость выплеснуть весь гнев немного утихла, Зельда решила поговорить с Мари наедине. Спеллман не знала, зачем ей это сейчас, но все же несколько вопросов ее явно мучили. — Какого ангела ты промолчала? — почти с отвращением процедила Зельда, плотно закрыв за ними дверь. Шатенка не видела ведьму настолько разъяренной, и она явно отличалась от той Зельды, что знала ля Флер. — Я хотела защитить тебя, — успокаивающим тоном начала женщина, желая подарить чувство комфорта и теплое прикосновение, но рыжеволосая резко отмахнулась. И это была та Зельда, что была словно камень. Словно она вновь сильная женщина, не пережившая отвратительный брак и не рухнувшая в объятия незнакомки из-за полученных травм. Она вновь стала недосягаемой, снова отдалилась. Ее обманули, скрываясь за заботой, хотя этим ранили еще сильнее. Она главная в этой семье, и никто, особенно Мари, не будут решать, что стоит или не стоит знать ведьме. Лишь Лилит сказала ей правду, наверняка зная, что за этим последует. Противное чувство благодарности все же поселилось в сердце. — Вот как ты это называешь, — выплюнула Спеллман. — Ma cherie… — Хватит! Хватит называть меня так. Я не беспомощная, Мари, и ты понятия не имеешь, на что я способна! — Знаю, — смиренно ответила шатенка, — и волнуюсь за тебя, потому что люблю. Этот ответ застал Зельду врасплох, и женщина изменилась в лице. Я волнуюсь за тебя, отдалось шепотом где-то между гневом и раздражением, и ведьма слегка успокоилась. Лилит. Она испытывала те же эмоции, что и Мари. Но разделяла ли она их полностью? Шатенка сделала шаг ближе, очерчивая скулу любовницы большим пальцем с нежностью, которую Зельда просто не могла ей дать. Могла ли? — Je t'aime, — повторила ля Флер, — Однако твое сердце принадлежит другой, не так ли? И эта догадка ударила сильнее, чем обязанность Сабрины стать королевой ада. Чем что-либо. Зельда не умела любить, просто не могла, потому что у нее есть другие обязанности. Ей не позволено. Не ее. Зельда делает глубокий вдох, после чего отстраняется от теплого касания Мари. Сейчас настало время выбрать. Но что? Шатенка и так знает, видит и чувствует, что Зельда не с ней. И дело не в теле, коим можно обладать. Душа с другой, и Спеллман может хоть вечность это отрицать, но любить Демонессу меньше не станет. И все же Зельда раз за разом ранила Лилит, и даже если брюнетке было наплевать, то у ведьмы на душе кошки скребли. Следующий вдох был рваным, потому что нос и глаза защипало, телу стало холодно. Как она это допустила? Когда? Женщина хотела сказать, что это неправда, что она хочет остаться с ля Флер и оставить все, как есть, но это будет лишь потому, что она должна так поступить. Потому что иначе может навлечь беду на свою семью, а это недопустимо. Потому что лишится комфортного, удобного тела рядом. Захочет ли Лилит быть рядом, как была Мари? Нет, определенно нет. Она точно исчезнет и никогда не вернется, еще и оставив кучу новых ран. Она демон, пусть и свободный. — Я хочу остаться с тобой, — прошептала Зельда. — Нет, не хочешь. Обе из них знали, что это правда. Обе из них знали, что это конец. Мари видела и чувствовала много вещей, поэтому специально вложила в свои последние слова всю злобу, что могла испытать к Спеллман. Она сама не захочет быть с той, что принадлежит другой. И шатенка сказала это не ради Зельды, а ради себя самой. Глава ее жизни в этом доме закончена. Мари вышла из комнаты, оставляя Зельду наедине со своими мыслями, и рыжеволосая поняла, что женщина не вернется.