Учитель Томиока добрее, чем кажется...

«Мне снова снится дом, в котором меня нет. И глаза, которые не встречу. И с каждой порцией дешёвых сигарет Всё откровенней и занудней речи…» - К..анроджи-сан… - Игуро стоял перед предметом своего обожания в комнатке, отведённой для учителей физкультуры, чтобы там оставлять вещи, заполнять журналы и хранить спортивный инвентарь – Я так давно вас знаю.. То есть, я не говорю, что прямо знаю вас, и знаю прямо таки не так уж давно! Но это время! Я хочу сказать…       На этом, он затих, подбирая слова, пока Мицури удивлённо смотрела на него, радуясь тому, что в полумраке её покрасневшие щёки не так резко контрастируют с бледной кожей. Всё же, Томиоку вместе с парой учеников отправили на какие-то соревнования, так что сегодня он не должен был появляться в школе, а значит, не нужно было торопиться. Обанай тихонько взял с вахты ключ, и, снова всё хорошо обдумав и выпив пол пачки успокоительного, решился: - Я всё боялся… Нет, не подумайте – я не трус! Просто вы такая… Такая замечательная, что я… я… Вы мне небезразличны!       Тут литератор был готов провалиться под землю, потому что Канроджи стояла как вкопанная, широко раскрыв глаза и не собираясь что-то ему отвечать. Тогда Обанай пошёл до конца, следуя правилу поговорки «Сгорел сарай – гори и хата»: - Я люблю вас, Канроджи-сан! - А… а знаете… А… - она нашлась, но с трудом выговаривала слова из-за волнения – А это взаимно… - В..взаимно? Взаимно… Вы… Вы уверены?! - Что-то мне дурно…       В ту же секунду глаза Мицури закрылись, она чуть пошатнулась, повалилась на Обаная, который поспешил её поймать. Видимо, от переизбытка чувств, учительница потеряла сознание, и теперь Игуро ошарашено удерживал её тело руками: «Мицури… Я не знаю, что сейчас творится – в моей голове кавардак! Но ты… Ты такая мягкая и нежная… Мне даже жаль, что теперь я просто вынужден отнести тебя в медпункт! А я бы хотел сам о тебе заботиться, чтобы побыть рядом дольше… Но… Но вдруг ты не очнёшься!?» - Канроджи-сан? – он похлопал её по щеке – Канроджи-сан!? Мицури!       Самые романтичные моменты порой способны превратиться в самые нелепые. В частности, сейчас кто-то нажал на внешний выключатель, дверь со скрипом отворилась и свет лампы залил пространство – физрук стоял на пороге, держа в руках стакан с чаем из столовой и, казалось, вот-вот был готов его уронить, наблюдая за тем, как литератор, всё ещё придерживая учительницу рисования, мечется по маленькой комнатке.       Гию даже не пытался понять, что тут происходит. Сохраняя холодность, он отпил из стакана немного горячий чай, потом прошёл к своему столу, положил туда какой-то журнал и поставил стакан, продолжая только наблюдать за происходящим, сложив руки замком на груди. Наконец, Обанай смог выдавить: - А… А что вы тут делаете? - Да вы знаете, у меня тот же вопрос… - потом заметил ключи от комнатки, лежащие на письменном столе – Я уж думал, сам где-то ключ выронил…       Томиока снова отпил из стакана, потом опять поставил его, как бы ожидая оправданий ситуации, и они не заставили себя долго ждать: - Мы хотели провести сдвоенный урок, для которого нужны были скакалки… - Ах, скакалки… - физрук подошёл к связке скакалок, потом снял их все с крючка и протянул литератору – Вот, если нужно, берите. - С..спасибо!       Больше вопросов Томиока не задавал. Игуро сгрёб скакалки одной рукой, второй продолжал удерживать свою бессознательную пассию: - Ей просто поплохело в душном помещении… - Угу…       Гию уже не обращал на него внимания, сев заполнять журнал и отставив стакан с чаем в дальний угол стола. Игуро умудрился поднять Канроджи на руки, тихонько вышмыгнул из комнаты и, что там было дальше, можно узнать только от Тамаё…