Учитель Томиока добрее, чем кажется...

«Бери моё сердце! Но нежно… И только, молю, не разбей! Пусть мне любить тебя грешно – Греши же с любовью моей!» - Незуко, ты дома?! Танджиро ходил по квартире, нигде не находя следов её присутствия, оставил на кухне пакет с выпечкой. Он уже начал беспокоиться, не ушла ли она снова, но вся обувь и одежда девушки были на месте. Со стороны ванной до ушей парня донёсся плеск – он выдохнул, осознавая, что сестра просто пошла в ванную. Если бы она снова пропала, то он бы сошёл с ума – без того волновался. Он прошёл в её комнату, сел на недавно заправленную постель. На прикроватной тумбе обнаружилась злосчастная фотолента. Кажется, Незуко берегла её…       В деталях вспомнив разговор с учителем Томиокой, Танджиро взял фотографии в руки и снова рассмотрел – ничего не изменилось. Забирать их у Незуко парень побоялся, так что просто перефотографировал. Незуко, знай она об этом, явно бы такое не одобрила, но она не знала и не должна была узнать. Брат просто пытался всё выяснить, хотел понять причину её странного поведения, чтобы помочь, но не ожидал, что всё так серьёзно. Теперь он просто обязан поговорить с ней.       Родители не должны ни о чём узнать, это Танджиро решил сразу – шум и скандал тут ни к чему, Незуко от этого легче не станет. Лучше будет, если он сам, с позиции брата, во всём окончательно разберётся и там, всё взвесив, поведёт себя так, как должен. Наконец, щеколда в ванной стукнула, босые, влажные ноги зашагали в сторону комнаты.       Незуко вошла, одетая в белую, домашнюю кофту и синие лосины, замотав на голове оранжевое полотенце, босиком ступая по бежевому ковру. Танджиро встал с её кровати, но она почти безразлично прошла к комоду и достала из него серенькие, тонкие носочки, потом надела их на ноги. Брат не знал, с чего начать: - Как ты сегодня себя чувствуешь? - Нормально… - она пожала плечами, но не смотрела на него – Как там в школе?       Выглядела она уже лучше, но всё равно была зажата. Она обещала себе молчать обо всём, чтобы у учителя Томиоки не было проблем. А обещания самому себе всегда сложно сдерживать – ты вроде вправе их нарушить, ведь никто не узнает о том, что себе ты обещал, а вроде это вопрос твоей сознательности.       Брат снова сел к ней на кровать, чуть придвинулся, набрал побольше воздуха в лёгкие, готовясь начать разговор: - Я всё знаю, - он пытался заглянуть сестре в глаза – Как давно ты скрывала? - Ч..что ты знаешь? – девушка округлила глаза и сжалась, словно шуганный зверёк – Не понимаю, о чём ты… - Не мучай себя. Я сегодня говорил с учителем Томиокой, – парень сделал паузу – Он рассказал мне.       В следующую секунду, Незуко закрыла лицо ладонями, закинула ноги на кровать и, упав на покрывало, свернулась в позе эмбриона. Она уже не плакала – не осталось слёз. Просто боль, глухая, с надрывом, выжимала из неё все оставшиеся силы. Ну, вот и всё – теперь Танджиро постарается во всём разобраться, обвинит физрука в домогательствах, огласка, полиция…       Но брат молча её обнял. С головы Незуко упало полотенце, и старший брат гладил её по мокрым волосам. Бедная младшая сестрёнка… Брат всегда готов за неё вступиться, выслушать и поддержать. Но она не могла ничего ему сказать. Парень винил себя в том, что так наседал.       Незуко не хочет об этом говорить. Она уткнулась носом ему в грудь, тяжело дышала и невнятно что-то бормотала. Ничего из этого невозможно было разобрать – это был тихий, истеричный бред. Почти двадцать минут они провели в таком положении. Наконец, Незуко смогла говорить: - Что… что он тебе… сказал? - Учитель Томиока? – Танджиро продолжал гладить сестру по волосам, а сам задумчиво смотрел в стену – Сказал, что на физкультуру ты можешь не ходить, передал тебе задание. - Я не об этом… - она поджала под себя ноги – Что конкретно он сказал… Ну… - Ты сможешь говорить на эту тему? – брат завёл ей за ухо растрёпанные волосы – Я не наседаю. Если тебе ещё тяжело, то можешь молчать. - Нет, я могу… - Незуко смогла на него посмотреть – Что он тебе сказал?       В её голосе был надрыв. Пусть это был шёпот, и она уже даже не плакала, создавалось впечатление, что она хотела кричать. Танджиро попытался подобрать слова: - Что у вас чуть не случилось… - он не договорил из-за неловкости – Ты поняла меня… - Вот как… - Ей, кажется, стало чуть легче – Это правда…       Танджиро притянул её поближе к себе и обнял крепче. Он с трудом говорил на эту тему, но должен был знать, что конкретно случилось: - Он сделал что-то плохое с тобой? Сделал больно?!       О да, он сделал больно. Лучше бы ударил наотмашь, чем сказал то, что Незуко силилась не вспоминать больше. Но брату не нужно знать подробностей: - Нет, он меня не тронул. Просто мы зашли далеко… - её передёрнуло – Слишком далеко и он… В общем, он всё остановил. Он не виноват, это я… Я уже не соображала, что происходит…       Как выяснилось, слёзы ещё были. Они стекали по её подбородку вместе с капельками воды с мокрых волос. Танджиро утёр их своим рукавом: - То есть, он не прибегал к силе? - Нет же, нет… - Незуко всхлипнула – Пожалуйста, не будем об этом… - Я тебя понял. Хорошо, что ты всё рассказала. Я никому не скажу, обещаю! – он почувствовал, как крепко сестра его обнимает – Ты… Ты сможешь ходить на уроки? Я буду с тобой, волноваться не о чем. К тому же, скоро бал, мы должны его открывать. Ты сможешь? - Да… Мне уже пора возвращаться к учёбе. Я и так много пропустила.       Кто-то тихонько открыл дверь, а потом оттуда высунулась Ханако, держа полусонного Рокуту на руках: - Братик, почему Незуко снова плачет? - Уже пришли? – Танджиро удивился их раннему появлению, а потом поспешил ответить на вопрос – Мы не победили в конкурсе, вот она и расстроилась.

***

      Не помня, который сейчас час, Гию сидел над костюмом. Это единственный приличный костюм в его шкафу, который Томиока надевал по особым случаям. И надо же было снова организовывать этот «Бал глициний»? Мало того, что он провёл на работе ещё два часа, развешивая по пришкольному саду фонари и вставляя в них ароматические свечи с запахом лаванды, который особенно полюбились школьной администрации, так ещё обязали прийти на это мероприятие в официальном костюме! Помимо него не в восторге был ещё физик, так что они удивительно мирно относились сегодня друг к другу. Шинадзугава даже держал стремянку, пока Томиока развешивал фонарики на ветках. Выгладить костюм было той ещё морокой. Учитывая, что лежал он без дела почти два года, складки образовались фундаментальные. Тёмно-синий, с чёрными пуговицами пиджак казался каким-то старомодным, а таких брюк уже и вовсе никто не носил. Но физрука всё устроило – ему-то зачем особо наряжаться? Пусть дети развлекаются, а он уйдёт при первой же возможности. Он с трудом вспоминал то, что было после разговора с Камадо. Кажется, у него потом было два урока в начальной школе, какой-то мальчик отпросился домой, потому что ему стало плохо. А потом пришёл Обанай, с серьёзным видом повесил на крючок скакалки и даже не здоровался. В конце рабочего дня заявился физик, но, вместо очередной претензии, сухо позвал развешивать фонари. Ничего не оставалось, кроме как поплестись за ним. Возможно, не стоило ему рассказывать всего… Но теперь уже ничего не изменишь. Что есть то есть… Танджиро всё равно бы не успокоился. Может, как старшему брату, ему теперь хочется хорошенько врезать обидчику сестры. Кто знает? Это ничего не меняет. Гию отставил утюг в сторону и приподнял пиджак, чтобы осмотреть свою работу. Конечно, мероприятие будет в пятницу, а сегодня только вторник, но он решил сразу разобраться с этим. В конце концов, в его голове слишком много мыслей, чтобы отдыхать. Руки делали работу сами собой. Поживёшь один – и не такому научишься. Нужно ещё приготовить ужин, постирать и прибраться. Он забудется в работе. Нужно только перетерпеть, и мысли отпустят. Тогда образ девушки, которую он прижал к постели и целовал в шею, перестанет маячить перед глазами. Но появится другой – лицо её старшего брата. Серьёзное и осуждающее. Кажется, он вот-вот скажет: «Отстаньте от Незуко! Она не хочет вас видеть!» Вся квартира пропахла табаком. Раньше, он не позволял себе курить в комнатах, уходя для этого на кухню или на балкон. Но сейчас ему было всё равно – пепельница на комоде была доверху заполнена окурками. Часы в прихожей уже показывали одиннадцать вечера, на улице стемнело, и в квартире стоял мрак. Свет включать не хотелось. Всё-таки, теперь разбирательств не избежать – Камадо не оставит всё просто так. Он станет отстаивать свою сестру, даже тогда, когда Гию оставил её в покое…