Учитель Томиока добрее, чем кажется...

«Я, знаешь, ныне так устала – Даже сердце чуть стучит. Я спасать его не стала – Так и так оно болит…»       Зачем он возвращался в сад? Он и сам не знал – просто хотел отвлечься. Его только что отшили. Мир потерял чёткость – перед глазами были размытые образы и силуэты. Пьян без вина… Каждый шаг отдавал в голову, и голова была наполнена неясными образами девушки, которая только что была на расстоянии вытянутой руки, которую можно было взять за руку, прижать к себе… Но в голове был только невесомый фантом, копирующий лишь внешность. Видимо, он и правда начал сходить с ума…       В нос снова ударила лаванда, когда Томиока вышел к небольшой сцене, неподалёку от которой образовалась целая толпа. Глициния, в ночном сумраке, начала отливать голубоватым светом. Свечи в красных фонариках прогорали – совсем скоро мероприятие кончится. Это произойдёт тогда, когда дочери директора пробегут по саду и затушат все до одной – скоро полночь.       Физрук, незаметно для себя, запустил руку в волосы и нащупал там сиреневый лепесток. Покрутив его в руках, он зачем-то сунул его во внутренний карман пиджака. От нечего делать, Томиока стал рассматривать учеников, которые разбились на парочки:       Иноске всем своим видом показывал, что заинтересован Аой. Её это частично злило, частично она отвечала ему взаимностью. Что же, стандартная ситуация – годик-другой, и они сойдутся окончательно. Хотя, не ему судить о чужих отношениях, когда он не может разобраться в собственных.       Но если говорить о Танджиро и Канао, которые стояли поотдаль от общей толпы, то эта пара образовалась насовсем – Танджиро станет беречь девушку, она станет во всём ему покорна. Почему у него не могло быть так с Незуко?! Почему они ведут себя как маленькие дети, то бегая друг от друга, то влюбляясь ещё сильнее?! Ах, да – он же учитель…       Призвание стало для него каким-то клеймом. Говорят же, что у любви нет возраста, но… Видимо, у любви есть профессия, которая не даёт учителям влюбляться в учеников. А впрочем, ему ли об этом рассуждать? Сколько он знал случаев, когда учителя не сдерживались, и вступали с учениками в связь не учебного характера? Сам едва не стал этому примером. Обычно, это плохо заканчивается...       Танджиро вдруг поднял голову и стал осматривать толпу – ищет сестру. Вспомнил, наконец. Столкнувшись глазами с Томиокой, Камадо, кажется, отогнал от себя одно из предположений и достал телефон, потом набрал номер. Гию был достаточно далеко, так что не мог разобрать ни слова. Но, кажется, всё было в порядке, потому как парень довольно быстро окончил разговор, выключил телефон и приобнял свою спутницу.       Находиться тут становилось уже невыносимо, но элементарную вежливость никто не отменял – нужно попрощаться с директором и его женой, а потом ехать домой. Отчаянно захотелось напиться – пусть в голове помутнится от выпитого, и ему начнёт мерещиться Незуко, которая неумело отвечает на его поцелуи. Да, именно так… Больше ему нечего тут делать.       Мельком слыша разговоры вокруг, Гию уловил слова физика, обращённые к биологичке: - …как атомы этого самого… Ну, как магниты… - Санеми искал нужные слова и запинался – Притягиваемся, короче…       Кто бы мог подумать, что Шинадзугава станет клеиться к Шинобу. Что ж, подобное притягивает подобное. Учитывая то, что обоих он недолюбливал, Гию в сердцах пожелал, чтобы эти двое поженились, и Кочо-сан ушла в декрет – меньше нервотрёпки будет на работе. Хотя, Шинобу не спешила отвечать физику взаимностью.       Гию был в практически невменяемом состоянии – он слышал происходящее вокруг, видел немного размытую картинку мира, но с трудом двигался. Конечно, он старался это не показывать, так что никто даже не обращал на него внимания, но вдруг он почувствовал, что задел чью-то спину плечом. Тут же кто-то шикнул, а потом на пронзительный вопль обернулись все присутствующие: - Томиока, сволочь! – Шинадзугава облился напитком из-за его толчка – Я тебе это так не спущу!       На этот раз, физик даже не раздумывал – по скуле пришёлся удар, а потом на этом месте растеклась ноющая, пульсирующая боль. Томиока не сразу понял, что происходит, но отработанным движением сблокировал следующую атаку. Шинадзугава взбесился не на шутку, и от места событий ученики бросились врассыпную, потом окружили учителей, и кто-то уже снимал всё на телефон.       Всё, что хотел физрук – уйти отсюда подальше. Но Санеми не давал ему это сделать, пытаясь нанести удар. Блокируя их, Гию пропустил удар в живот и едва не скорчился – нужно было что-то делать. Обучение кендзютсу сделало своё дело, ведь даже не имея меча, он мог хорошо защитить себя. Когда Шинадзугава снова замахнулся, Томиока успел схватить его за руку и снова завести её за спину физику. Но второй раз этот фокус не проканал – из-за того, что бдительность Гию была ослаблена, Санеми рванулся из хватки и попытался уложить Томиоку на землю, но не тут то было – последний устоял, и даже заехал противнику по лицу, сломав нос, из которого брызнула кровь. В это время к ним уже направлялись историк и математик, чтобы поскорее разнять, пока они друг друга не поубивали.       На столе стояли стеклянные бутылки с газировкой. Если такой бутылкой треснуть, то эффект будет тот же, что и от бутылки шампанского – можно раскрошить череп. Физик это отлично понимал, и всё равно схватил одну с фуршетного стола и замахнулся, когда к нему со спины подошёл Химеджима и удержал. Нужно сказать, это стоило немалых усилий, но математик справился.       Ренгоку не пришлось сдерживать Томиоку, потому что тот не пытался нападать. Видя его затуманенные глаза, историк обеспокоенно заглянул в его бледное лицо и до ушей физрука донеслось: - Томиока-сан, вы как?! Идти можете?       В этот момент Гёмей не смог сдержать физика, так что бутылка, которая была у того в руке, была разбита об стол, а её осколки полетели в сторону Гию и Кёджиро. Так как Томиока был к Санеми ближе, он успел лишь закрыть руками лицо, защищая себя от мелких стекляшек. До Ренгоку они не долетели, но вот у Гию из ладони теперь торчал небольшой осколок, а по нему уже начала сбегать маленькая струйка крови. Ерундовая ранка, но все ученики перепугались.       Физрук выпрямился, его сознание постепенно пришло в норму, и боль в скуле и животе усилилась. Теперь Шинадзугаву сдерживали уже два педагога: Химеджима и Реногку, так что тот не мог уже ничего, кроме как покрывать Томиоку отборным матом. Гию же молча сделал несколько шагов назад, вытянул из внутреннего кармана пиджака носовой платок и, выдернув из руки осколок, попытался остановить кровь. Маленький кусочек ткани мгновенно побагровел, так что особой надежды обойтись без медпомощи не было – нужно хоть обработать рану.       Ояката-сама, придерживаемый женой, так быстро, как только мог, спешил к месту событий. Его обеспокоенный, вкрадчивый голос походил на мелодию: - Что тут случилось? – директор, слабой рукой, пытался нащупать кого-то, и его жена взяла его ладонь, осторожно погладила её, стараясь успокоить мужа, которому противопоказано волнение – Все целы? Расскажите, что стряслось…       Никто не решался заговорить с директором, а тот терпеливо ждал. Наконец, Амане наклонилась к его уху и стала что-то еле слышно шептать. Внимательно выслушивая подробности, Ояката-сама дышал с трудом – болезнь давала о себе знать. Наконец, узнав о произошедшем, Кагая немного успокоился: - Пусть им окажут помощь, - директор подозвал к себе дочерей – Хинаки, Ничика, потушите фонари…       Белокурые девочки послушно кивнули и поспешили в гущу деревьев, чтобы выполнить волю отца. Бал окончен. Кагая подозвал к себе Тамаё, которая, на счастье, тоже была в саду и до недавнего времени, вела милую беседу с Юширо: - Тамаё-сан, прошу вас, позаботьтесь о них! – Ояката-сама окончательно утратил силы – Мне… Мне нужно покинуть вас…