Учитель Томиока добрее, чем кажется...

Тело увязло в большом одеяле, Часы отмеряют секундами день. Я в самом уютном из всех одеяний На стену отбросила мутную тень…»       От тиканья часов во мраке можно начать сходить с ума. В этот день… В эту ночь Незуко лежала в обнимку с двумя вещами, запрятав их под покрывалом так, чтобы если вдруг Ханако проснулась, она не увидела, как бережно сестра прижимает к себе тёмно-синий пиджак и синюю олимпийку. Явно его любимый цвет – иначе, почему большая часть его вещей такой расцветки? Кажется, всё стало налаживаться:       Танджиро признал то, что никто ей не угрожает и то, что всё в порядке. Томиока сказал ей то, что обычно случается в сентиментальных романах. Целая мыльная опера… Вся её жизнь похожа на мыльную оперу в синих глазах! Только сейчас… Всё равно, что-то было не так.       Завтра понедельник – снова урок истории, потом литература и физкультура… Больше нет смысла прятаться – если она не придёт, это будет означать отказ. В таком случае, всем будет проще и Томиока всё поймёт. Но вот если придёт… Беседа снова обещала быть сложной. Это будет значить, что она осознанно идёт навстречу таким отношениям. Ведь если сказал, что любит, то он хочет чего-то большего, чем пустых переглядок?       Сложнее всего делать выбор, от которого зависит не только твоя участь. Томиока-сан добрый, очень добрый человек, который никогда не станет ни к чему её принуждать, но сейчас она должна скорее определиться, как поступить. Всё-таки, бездумно сигать в омут с головой нельзя – нужно всё тщательно взвесить.       Самым первым, самым желанным порывом было броситься завтра его обнять. И плевать, как он на это отреагирует. Хотелось тепла. Он кажется льдиной, но на самом деле очёнь тёплый! И в буквальном, и в переносном смысле. Сколько же нежности было в этих девичьих помыслах… Незуко посильнее прижала к себе тёмно-синий пиджак, вдохнула – еле уловимый запах виски с трудом ещё можно было уловить от ткани, если постараться. Или это её память воскрешала в голове такие знакомые ощущения?       Завтра нужно отнести ему его вещи. Да, под этим предлогом она и придёт к нему! И это автоматически даст ему знать, что она согласна. Только… Что ему сказать? Тут вообще можно как-то правильно себя повести? Или всё вдруг резко стало неправильным оттого, что она на это идёт? У неё есть выбор. У неё есть право. У неё нет уверенности.       В голове эхом отдавались слова, мягко сказанные на веранде маленького кафе, под навесом: «Кажется, я люблю тебя, Незуко…» Такие люди, как Томиока-сан, никогда не лгут о подобных вещах. Ведь если он, холодный и замкнутый, сказал ей это, то чувствовал нечто действительно весомое. Мужчинам часто сложно признаться в чувствах, и идут на это, они, обычно, от душевных терзаний, которые невыносимо терпеть. Что же пришлось выдержать ему, если он вытянул из себя эти несколько слов?! Всё будет завтра… А сейчас, нужно постараться заснуть. Единственное, встать пораньше, чтобы успеть выгладить две вещи, которые пахли этим человеком с синими глазами – таким спокойным и добрым…

***

      В кабинете директора всегда чуть душно – тут очень редко открывают окна из-за слабого здоровья Оякаты-самы. Гию пришёл сюда недавно, и теперь дожидался, пока придёт директор Убуяшики. Нужно сказать, человек это был крайне спокойный, за все годы работы на этой должности его ни разу не видели в гневе. Его жена, такая же уравновешенная и пунктуальная, работала его секретарём и всегда была при муже. Очаровательная семья…       Глядя на них, появлялась вера в любовь – не смотря на болезненность и слабость мужчины, Амане оставалась рядом с ним, заботилась о всей семье. Эта женщина добровольно несла на свих плечах бремя. Их дети были не то так прекрасно воспитаны, не то брали пример с родителей: спокойные и понимающие. При этих людях Академия переживала лучший период, когда финансирование проходило без заминок, за педагогами был установлен чёткий контроль, а дети получали полноценное и качественное образование. Но, как ни странно, решив написать увольнительную, Гию ни о чём не жалел.       Его уход с работы вполне мог быть оправдан недавней дракой с физиком и нежеланием продолжать находиться в этом коллективе. Ведь директор всё знает о том, что творится среди педагогов. Оставалось надеяться застать его в добром здравии после больницы. Томиока помнил, как ещё в медпункте, историку позвонила жена директора и сказала, что он под капельницей.       Терпеливо ожидая, физрук немного оттянул ворот тёмной водолазки, борясь с желанием приоткрыть окно. И куда вообще делась синяя олимпийка… Чёрт с ней. Мужчина мысленно прокручивал слова, которые нужно сказать на прощание Ояката-саме: слишком велико было его уважение к директору, чтобы просто так уйти.       За спиной хлопнула дверь – Убуяшики-сама, ведомый под руку женой, вошёл в кабинет и добродушно улыбнулся, словно мог видеть Томиоку своими выцветшими глазами. Как он мог понимать, кто стоит перед ним и стоит ли вообще – загадка. Видимо, этот человек обладал чем-то получше, нежели зрением: - А, Томиока-сан… Рад вас видеть. Вы по делу? - Добрый день… - Гию встал со стула и едва не пошатнулся – Как ваше самочувствие? - Не волнуйтесь вы так, всё уже в порядке! – Амане помогла ему пройти до кресла, и он плавно опустился, не переставая улыбаться – Вижу, вы чем-то обеспокоены. Присаживайтесь.       Мысль о том, что этот человек видел больше, чем кто бы то ни было, не оставляла Гию в покое. Он приготовился сказать всё как можно более учтиво, чтобы не расстроить директора. Вернувшись на место, физрук снял с шеи серебристый свисток и положил на столешницу. Характерный, звонкий удар нарушил повисшую тишину, даже Амане подняла на него глаза и опустила их, когда муж заговорил: - Жаль, конечно, что вы так решили… - Кагая на мгновение спрятал улыбку – Уверены, что не хотите остаться? - Да… - Тогда пишите увольнительную… - он вздохнул – Только вам придётся отработать сегодняшний день. Сами понимаете, замены у нас, пока что, нет.       Секретарша положила перед ним бланк для заполнения, гелевую ручку и, единожды глянув на мужа, вышла из кабинета. Мудрая женщина, которая всегда понимала, когда должен начаться очень важный разговор, деталей которого никто не хочет распространять. Кагая сложил пальцы замком, словно сам волновался: - Скажите, а почему вы решили уйти с этой работы? – директор склонил голову чуть вбок – Ведь не из-за Шинадзугавы-сана, верно?       Гию замер, почувствовал, как часто стало биться сердце. Нет, Незуко не нужны проблемы в школе… Нужно попытаться выкрутиться: - Я понял, что быть преподавателем – не моё. - Вот как… - Кагая снова улыбнулся – Ну, будь по-вашему.       Директор понимал больше, чем кто бы то ни было. Скрывать что-то тут было бессмысленно – убедился в своих предположениях Убуяшики-сама ещё в тот вечер, когда Незуко танцевала в саду. Удивительно, что ни тогда, ни сейчас, он не осуждал Томиоку за его влюблённость. Этот человек слишком долго мёрз, чтобы вот так лишить его единственного огонька. Что ж… Главное, что Незуко ничего не угрожает – Томиока добр, кто бы что ни говорил. - Я заполнил, - Гию передал документ через стол – Подпишите, пожалуйста. - Хорошо, - Кагая невесомо чиркнул ручкой в углу листа, заучив расположение всех пунктов в документах за годы работы – Сегодня, после работы, заберите документы в бухгалтерии. - Я вас понял, - уже бывший физрук встал, прошагал к двери и обернулся – Спасибо вам за всё. До свидания.