***
Гермиона смотрела, как тёплое молоко наливается ей в чашку, постепенно нагревая её пальцы через фарфор. Она посмотрела в окно, где падал снег впервые за последнюю неделю. — Что-то не так? — спросил у неё Виктор с дежурной полуулыбкой. — Что? Да. Точнее, нет. Нет, конечно, — Гермиона нервно ему улыбнулась, буквально опровергая свои слова. — Всё в порядке. Они сидели в кафе мадам Паддифут, в котором Виктор выглядел совершенно не к месту среди всех этих рюшечек и оборочек, но разве не здесь они и должны были находиться? Как говорил Гарри: «Пристанище влюблённых парочек». В последнее время Гермиона бывала в Хогсмиде гораздо чаще остальных по случайным причинам. Сегодня Виктор попросил у своего директора разрешение на индивидуальное посещение, и гриффиндорке разрешили пойти с ним. Это было приятно — выбраться из замка без толпы других студентов. Но Гермиона постоянно смотрела в окно, стараясь собрать мысли в кучу. — Два штруделя с мороженым, — улыбнулась девушка в розовой футболке, взмахом палочки приземляя рядом с ними десерт. — Спасибо, — кивнула гриффиндорка. Гермиона знала, что Виктор не любит сладкое, но заметила, что он всё равно заказал то же, что и она, видимо, чтобы не смущать её, как в прошлый раз. Здесь так было заведено — вы приходите на свидание, едите сладости, а потом сладко забываетесь в поцелуях. Крам делал правильно. И это почему-то раздражало Гермиону глубоко внутри, потому что ей хотелось, чтобы он перестал подстраиваться, пытаясь сделать так, чтобы она была довольна. Но в любом случае, она не дала этому раздражению показаться снаружи. — Что тебя тревожит, Гермиона? — Виктор дотронулся до её пальцев. — Ты постепенно превращаешься в Гарри и Рона, которые донимают меня этим вопросом, стоит мне пропустить мимо ушей хотя бы одно их слово, — попыталась пошутить она, но получилось резковато. — Эта неделя была... непростой. К тому же начало февраля, куча новых тем по предметам. И скоро ваш второй тур... Гермионе захотелось закрыть руками лицо и выдохнуть, но такой жест породил бы ещё больше вопросов. Это не было так сложно. Не должно было быть. Точнее, за эти полторы недели отношений с Виктором девушка привыкла к определённому фону внутри неё. Проще, чем гриффиндорка думала. После той ночи, когда Гермиона вернулась в гостиную, она приняла решение. Это не было сложно. Стало легче, когда девушка перестала всё отрицать и приняла ситуацию такой, какая она есть. Это было как будто посмотреть в зеркало и честно себе сказать: «Да, я в дерьме, поэтому нужно предпринять вот такие действия, чтобы это скрыть». Что Гермиона и сделала. Девушка заметила интересное: чем в большей толпе она оказывалась, тем проще было играть свою роль. В Большом Зале, на уроках, в гостиной девушка с лёгкостью удерживала на лице улыбку, поэтому привыкла к этому. Наедине с Виктором было по-другому. Будто количество зрителей стало слишком маленьким, чтобы её психика считала нужным держаться ради этого, поэтому Гермиона крепче обхватила чашку, чувствуя, что у неё вот-вот начнут трястись руки. Боль не прекращалась ни на миг. Ни на секунду. Гермиона просто искусно научилась её глушить шумом шуток друзей и вниманием со стороны. Эта чёртова рана, которая всё кровоточила и кровоточила внутри неё, даже не думала затягиваться. Гермиона знала, что Виктор, возможно, не получает от девушки того, что должен был. Ему не достает её чувств, несмотря на это он не жалуется и выглядит вполне счастливым. Но Гермиона не могла даже осмелиться приподнять миллион заплаток и сделанных на скорую руку косых швов, чтобы попытаться что-то почувствовать. Ведь всё, что она ощущала в последнее время — это только боль. Постоянная, порой резкая, когда девушка замечала Малфоя в компании Паркинсон, порой тягучая, когда воспоминания в какие-то из вечеров становились слишком напористыми и ломали все её внутренние стены. Но чаще всего боль была просто тянущей, обещающей никогда не исчезнуть. Смотреть на него стало больно, дышать его запахом стало больно, поэтому она как могла избегала этих вещей. Царапала себя каждый раз, когда не сдерживалась и поворачивалась, услышав в толпе реплику или смех парня. Гермиона готова была расцеловать Снейпа за групповые занятия, которые лишили её возможности сидеть рядом с ним, потому что она не знала, сколько потом времени потребуется на восстановление. Мерлин, это так жалко. То, что всё это не приносило физических увечий, было просто оскорблением. Но Гермиона пообещала себе, что покончит с ним. Что попробует стать счастливой с Виктором, что попробует сделать его счастливым. Хотя сейчас, сидя в этом кафе, было понятно, что счастью Крама она уделяла внимания чуть меньше, чем проверке домашки Рона и Гарри по Прорицаниям. Гермиона просто использовала его, как очередную заплатку, которая к тому же плохо работала. И от этого на душе становилось гаже. — Ты переживаешь по поводу Гарри? — спросил Виктор, пристально смотря на неё, пока она пережёвывала вишнёвый десерт. — Я переживаю за всех вас, — ответила девушка, ковыряя шарик ванильного мороженого. Это то, что она имела в виду. Гермиона переживала за всех. Кроме Флёр, конечно. Хотя в последнее время её не особо было видно, так что она даже перестала вызывать у гриффиндорки такую явную антипатию из-за своего надменного поведения. Гермиону бросало в холодный пот каждый раз, когда после особо тяжёлого дня мозг девушки решал, что расслабиться во сне было бы слишком простым решением, и подсовывал ей кошмары. Там постоянно кто-то задыхался. Гарри. Драко. Иногда это был Виктор. Несколько раз Джинни приходилось тормошить Гермиону, чтобы она не разбудила других девочек. При свете дня Грейнджер отдавала себе отчёт в том, что они обязательно доберутся до разгадки для Гарри. Ведь испытания на Турнире как раз и придуманы, чтобы их возможно было выполнить. Драко понимал, что делает. Возможно, подозрения Рона были не беспочвенными, и он действительно знал всё на шаг вперёд. Одной такой ночью, когда Гермиона вскочила с кровати, проводя рукой по мокрой шее, которая ещё больше погрузила её в сон об утонувшем Малфое, она с ужасом поняла, что надеется на это. Надеется на то, что Драко знает больше, чем все они. Ведь тогда это означает, что он в безопасности. И о нём незачем беспокоиться. Конечно, Гермиона убеждала себя в том, что Дамблдор никогда не позволит кому-то пострадать, но такое уже бывало. Гарри мог умереть во время того, как добывал философский камень. Непонятно, что могло приключиться, если бы Локонс не был таким бездарным в заклинаниях в Тайной комнате. Не говоря уже об орде дементоров в прошлом году. Некоторые вещи не мог предвидеть даже директор. И её страх становился абсолютно нечеловеческим, когда она оставалась одна. — Хочешь, я... — Крам запнулся, потупив взгляд. — Хочешь, я помогу Гарри? Если ты так волнуешься, я мог бы ему... — Нет, Виктор! — воскликнула Гермиона немного громче, отчего ведьма в возрасте оглянулась на них, и девушка вернула ей раздражённый взгляд, думая про себя, что колдунье здесь вообще не место. — Гарри в порядке, и он справится без посторонней помощи. — Извини, я не это имел в виду, — вскинул руки болгарин. — Я просто предложил. — Это не к месту. Её разозлили его мысли о том, что Гарри ему в чём-то уступал. Потому что это было не так. Пусть они до сих пор не пришли к решению, но точно придут. Это породило в Гермионе ещё большее желание выбраться из душного кафе, чтобы вернуться в замок и с новыми силами перечитать нужные книги. То, что могло помочь Поттеру, было в тех учебниках, которые она стащила. Но Малфой был прав. Превращение в животное или частичная трансфигурация человека требовали недюжинных знаний и практики. И если со вторым ещё оставалось время, то с первым были проблемы. Даже она бы не рискнула. Если что-то пойдёт не так, последствия могут быть очень-очень серьёзными. Должен существовать другой выход. — Прости, я просто пытаюсь поднять тебе настроение, — ещё раз извинился Виктор, поднимая взгляд. — Ты всё наше свидание выглядишь так, будто находишься за миллион миль отсюда. Гермиона посмотрела на его доброе лицо, и её грудь затопили сожаления. Всё время, когда она была вместе с Виктором, то думала о других людях или о своих проблемах. Боже, он этого не заслуживал. Она протянула руку и сжала его пальцы, улыбнувшись. — Ты прав, сегодня всё на свете не так со мной. Может, предсказания Трелони и несут в себе какой-то смысл, а то она вон вчера сказала, что Меркурий в Весах — это неблагоприятный знак, — хохотнула Гермиона, скрывая за этим свои настоящие эмоции, но, кажется, сработало. — Ты думала по поводу того, чем хочешь заниматься в будущем? — Виктор сделал глоток крепкого кофе, переводя разговор. — О... — она нахмурилась. — Ну, я думала, что карьера в Министерстве была бы отличным решением. Я бы хотела сделать жизнь многих волшебных созданий лучше. — Например? — нахмурился он. — Домовые эльфы, кентавры, русалки... Всё то, что я о них читала, имеет исключительно сковывающий характер. Их не ставят на один уровень с волшебниками лишь по причине отсутствия палочки, хотя у многих из них сознание и магические способности ничуть не уступают, — тут же затараторила Гермиона. — Взять хотя бы эльфов. — Кажется, ты действительно много об этом знаешь, — улыбнулся Виктор, радуясь, что смог завлечь её беседой. — А ты? О, ну, точнее, конечно же, я знаю о квиддиче, но... Честно сказать, понятия не имею о ближайших матчах или что-то в этом роде, — она смущённо заправила локон за ухо. — О таких вещах меня обычно осведомляют мальчики. — После Чемпионата отменили все запланированные матчи из-за... ты знаешь, — болгарин нахмурился, как всегда бывало, когда речь заходила о чём-то тёмном. — А потом меня выбрал Кубок, так что в ближайшее время никаких игр. Но я скучаю по полётам. — Я видела, что многие ребята летают, несмотря на отмену матчей, — спохватилась Гермиона. — Ты мог бы спросить у Рона и Гарри, они бы с ума сошли от радости сыграть с тобой просто ради удовольствия. — Отличная идея, я подумаю об этом, — Виктор вытер у неё со щеки сахарную пудру, а девушке стало немного легче. Всегда становилось, когда шум в голове заполнялся разговорами. Гермиона ненавидела вопрос о том, всё ли у неё в порядке, потому что каждый раз, когда она слышала его, в стене девушки появлялась ещё одна трещина. Именно поэтому она была готова прыгать от радости, когда подворачивалась удобная тема, которая не заставляла окружающих постоянно справляться о её самочувствии. Когда они выходили из Хогвартса, было не так уж и поздно: около часу дня. Гермиона это запомнила, потому что посмотрела на часы, как раз когда говорила о своей ненависти к сюрпризам. Пусть поход в Хогсмид оказался приятным, Виктор пообещал, что больше не случится ничего подобного. Время до наступления темноты ещё было, но погода начала портиться из-за поднявшегося ветра, и ей не хотелось рисковать, застряв в деревне. Мысль о том, что придётся остаться в отеле с Виктором, вселяла в Гермиону сковывающий ужас. А воображение во всех красках рисовало картину, где опять не окажется пустых номеров и свободной будет только та комната. Она отхлебнула какао так резко, что поперхнулась и вынудила болгарина подскочить к ней и несколько раз хлопнуть по спине. — Думаю, нам нужно идти, чтоб потом не добираться в бурю, — сказала Гермиона, когда отдышалась и вытерла губы салфеткой. — Правильная мысль, — Виктор заплатил за их заказ, и девушка посмотрела на развалившийся пирог на блюдце перед ней — впервые за многие годы у неё появились проблемы с аппетитом. Они вышли на улицу, и она с удовольствием отметила, что порывы ветра улеглись, и у них есть какое-то время, чтобы дойти до замка, не отморозив себе лицо. Гермиона затянула шарф потуже. Крам вдруг остановился и нежно провёл пальцами по щеке девушки. Он медленно склонился над ней, прикасаясь губами к её губам. Его поцелуи были совсем другими. Никакой грубости, ничего такого, похожего на безмолвную ссору, никаких прижиманий к стене. Но и никаких мурашек, никакого тянущего чувства внутри, никакого жара. Гермиона знала, что это не такая уж большая плата. Она сможет этим пожертвовать ради своего морального здоровья. Гермиона ответила на поцелуй, мягко отстраняясь через пару секунд. Парень взял её за руку, и они пошли по аллее, обогнув несколько магазинчиков, говоря о планах Виктора на ближайший год и о его приглашении в Болгарию, над которым она обещала подумать. Он предложил ей ещё до их официальных отношений, но теперь это казалось более серьёзным. — Виктор? Вы Виктор Крам? Ребята обернулись на возглас мужчины, который снял шапку, показывая крупные возрастные залысины, хоть они его и не портили. А возможно, так казалось из-за счастливой улыбки у него на лице. — Эээ... верно, — неловко кивнул дурмстранговец, смотря на мужичка. — Мерлин! Я знал, что вы сейчас в Хогвартсе, неподалеку. Эти писаки из «Пророка»... Но не думал, что встречу! Такая удача! Не могли бы вы подписать мне пергамент? — засуетился он, пытаясь открыть портфель на морозе. — Мой сын ваш огромный фанат, он был бы просто счастлив! — Конечно, — кивнул Виктор и бросил на Гермиону извиняющийся взгляд, потому что знал, что она не любит торчать на морозе. — Всё в порядке, я зайду в «Сладкое королевство», куплю Рону кое-что, — улыбнулась девушка, отпуская его руку. В магазинчике как всегда сладко пахло, и она вдохнула поглубже. Почему-то это место неизменно ассоциировалось с мальчиками. Возможно, дело было в том, что впервые Гермиона зашла сюда вместе с ними, а, может, из-за тёплой атмосферы, которая здесь всегда царила. Как она всегда считала: плохие люди не любят сладости. Девушка взяла несколько любимых лакомств для Рона и Гарри, чтобы порадовать их, вернувшись в Хогвартс, и расплатилась, смотря в окно над плечом молодой волшебницы, которая набирала какое-то нереальное количество шоколадных жаб. Виктор всё ещё разговаривал с мужчиной, который так активно жестикулировал, что было удивительно, как он до сих пор не снёс своей рукой шапку болгарину. — Попробуйте наш зимний микс! — Гермиона подскочила, когда девушка в костюме эльфа (немного запоздало для февраля) воскликнула это возле её уха. — О, простите, — тут же извинилась она. — Всё в порядке, — выдохнула гриффиндорка, смотря на разложенные на подносе конфеты. — Здесь смесь разных леденцов, жвачек, а также новые конфеты с мятной помадкой, продегустируйте! — девушка протянула ей поднос своей неестественно зелёной рукой. — Если вам что-то понравится, сможете найти больше у второго стенда. На весь февраль скидка пять процентов! А если вы покупаете у нас как минимум три раза в месяц, скидка будет уже семь процентов! Она так резво тараторила, что Гермиона нехотя протянула руку и взяла один мешочек, чтобы поскорее отделаться, но её тут же спас мальчик лет семи, который забрал сразу несколько горстей. Не желая мёрзнуть на улице, пока Виктор вёл беседу, гриффиндорка засунула пальцы в мешочек и наугад вытащила сладость. Бросив бумажечку обратно к конфетам, она забросила лакомство в рот, рассматривая перед собой причудливую фигуру из леденцов, которая переливалась всеми цветами радуги под зимним светом из окна. Вдруг Гермионе перестало хватать воздуха. Говорят, что удивительность нашей памяти заключается в том, что ей сложнее всего воссоздать ароматы и вкусы, но именно ароматы и вкусы легче всего создают воспоминания. Гермиона резко залезла обратно в мешочек, нащупывая обертку. Второй стенд оказался сразу по правую руку, прямо возле бочек с желейками. — Здравствуйте, мне нужна упаковка вот этого, — протянула она обёртку женщине в форме магазина. — Двадцать кнатов, — известила женщина. Гермиона отсчитала нужную сумму и через секунду держала в руке плоскую прямоугольную упаковку жвачек фиолетового цвета, на которой были нарисованы снежинки, покрывающие чернику. — Ты уже справилась? — услышала она голос Виктора над ухом и дёрнула рукой, опуская упаковку в сумку так, будто купила что-то неприличное. Парень не обратил внимания на этот нервный жест. — Он меня уболтал. — Да, я готова идти, — кивнула Гермиона и позволила ему взять себя за руку, чтобы вывести на свежий воздух, который вновь пропитался влагой из-за усиливающегося снегопада.***
— Я просто надеюсь, что он выглядит лучше, чем в тот раз, когда мы к нему ходили, — вздохнул Рон, вытягивая шею, чтобы увидеть Хагрида как можно раньше, хотя было очевидно, что они ещё недостаточно близко подошли. — Нужно было ещё раз к нему сходить, — пробормотал Гарри, и в его голосе чувствовалась вина. — Мы не могли. Слишком много работы. Слишком много заданий. Нам ещё столько всего нужно изучить, — ответила Гермиона, пытаясь развеять его тьму, хотя и сама считала, что они должны были заскакивать к Хагриду чаще. Гарри только не хватает чувства вины к общему набору. Да, Гермиона тоже переживала по этому поводу, но как бы там ни было, это Поттеру предстоял весь ужас испытания, к которому он пока что не готов, так что здесь и сравнивать глупо. Радовало только то, что Сириус поддерживал крестника в письмах как мог, это ему очень помогало. — Вот уж никогда не думал услышать от Гермионы Грейнджер о слишком большом объёме работы, — посмотрел на неё Рон, пытаясь пошутить, но усталость на нём сказывалась точно так же, поэтому она одобрительно улыбнулась. Ребята пытались прийти как можно раньше, но Флитвик задержал класс на целых четыре минуты после звонка, так что когда они подошли к поляне, там уже было несколько группок учеников. Уход за магическими существами — один из тех уроков, который требовал от Гермионы всей концентрации, что имелась у неё в распоряжении. Урок со Слизерином. В те дни, когда подобные пары приходились на начало дня, было паскудней всего. Потому что буквально вся её энергия иссыхала к их окончанию, а все последующие занятия девушка чувствовала себя как зомби. Сейчас одеяло на себя перетянуло беспокойство о Хагриде, чему Гермиона была даже рада. От сердца отлегло, когда она увидела, что он в порядке. Относительном. По его позе все ещё было видно, что ему некомфортно, но зато глаза Хагрида больше не были красными и заплаканными, какими девушка их помнила. Ненависть к Скитер возрастала с каждым днём, это стало чем-то немыслимым. Гермиона услышала восторженный вздох и, как ни странно, он был от Рона. Повернув голову, девушка поняла, что не зря. На опушке возле деревьев стояли два совсем маленьких единорога, которые ещё даже не успели сменить свой окрас на снежно-белый, а оставались золотистыми. Видно, Рубеус решил доказать, что он явно учитель не хуже профессора Граббли-Дёрг. — Хагрид, какая красота! — одобрительно улыбнулась ему Гермиона. — Это да, — смущённо кивнул он, смотря на единорогов. — Ты отлично выглядишь, все очень рады, что ты вернулся! — Рон немного приврал, потому что уж точно не ходил и не собирал статистику, но это заставило их друга просиять, он приободрился, так что ложь стоила того. Все вновь столпились вокруг животных, слушая лекцию. Хагрид знал о единорогах не меньше, чем Граббли-Дёрг, хотя, как сказал Гарри, если бы у них были клыки, он бы рассказывал о них с большим воодушевлением. Гермиона стояла с самого края гриффиндорской толпы и смотрела исключительно на переливающуюся шерсть волшебных существ. Ни сантиметра в сторону. Но когда Хагрид оповестил всех о том, что крошки единороги доверчивые и не боятся мужчин, поэтому парни в этот раз тоже могут подойти и погладить, все смешались между собой, пытаясь поскорее занять очередь. Это ещё раз доказало, что равнодушие всей мужской половины к таким милейшим существам на прошлом уроке — простая показуха. Хагрид раздал всем кубики сахара, и, наблюдая за активностью учеников, Гермиона была уверена, что у маленьких единорогов к концу урока разовьётся диабет. Когда подошла её очередь, она ступала осторожно, всё же боясь напугать животных, но Хагрид был прав: они совершенно не боялись, подходили ближе, унюхав сахар у неё в руке. — Эй, привет, — улыбнулась Гермиона, отдавая один кубик лакомства единорогу. В контакте с такими животными было что-то успокаивающее. Главное, чтобы об этом не прознал Живоглот. В следующий миг по её шее пронеслось то самое чувство, которое бывает только от взгляда одного человека. Она подняла голову и могла поклясться, что впервые с той ночи они встретились взглядом. Малфой стоял рядом с животным, так как, судя по шумихе в толпе сзади него, подошла его очередь, и просто смотрел. Просто. Забавно, Гермиона была уверена, что за всё это время научилась хотя бы немного читать его эмоции, потому что она так много о нём думала, анализировала, пыталась найти связь с интонациями голоса, поворотами головы и выражением лица, что само по себе являлось жутким. Вот он просто стоит, смотрит ей в глаза, и его невозможно прочесть. Гермиона неловко отвела взгляд, чтобы переключиться на почёсывание единорога, который всё никак не мог угомониться, зная, что у неё есть сахар. Она заметила, что Малфой немного наклонил голову и протянул животному свою ладонь, удовлетворяя его «хотелку», а второй погладил золотистую спину малыша. Их руки оказались так близко друг к другу, что девушке пришлось закрыть глаза, чтобы удержаться. В этот момент стало совсем очевидно, что ей пора лечь в Мунго, потому что у неё в голове возникла вполне реалистичная картинка того, как она хватает Малфоя за руку и притягивает к себе, чтобы... Что? Чтобы он просто оказался ближе. Проходило и гораздо больше времени, когда Малфой не прижимал её к себе и не делал все эти ужасные вещи, которые Гермиона пыталась контролировать, но никогда не получалось, потому что на самом деле желание остановиться было ненастоящим. Теперь, после того как она решила отрезать это всё, решила начать действительно бороться, всё чувствовалось по-другому. Гермиона обещала себе, что они смогут опять стать слизеринцем и гриффиндоркой, на этом всё. Просто отмотать к началу, когда она едва его замечала. Но сейчас такое даже представить было трудно. Полностью нереально. Это казалось безумием, но Гермиона открыла рот, чтобы сказать ему что-то. Мерлин, да что? Зачем? Это уже слишком. Малфой равнодушно отступил назад и ушёл, не посмотрев на неё, и гриффиндорка пялилась ему вслед, как идиотка, когда с другой стороны подошла какая-то слизеринская девушка. Гермиона словила взгляд Забини и тут же отвернулась, концентрируясь на своей руке, чтобы просто перевести дыхание. Вечером этого дня, когда ни одно блюдо на едва не гнущихся от яств столах Хогвартса не смогло привлечь её внимание, Гермиона легла в кровать. Поставив заглушку на занавески, девушка закрыла глаза и притянула ноги к груди, чувствуя, как знакомая рана вопреки всем законам медицины только расширяет свои края. Как кровоизлияние рассредотачивается по телу, разливается по желудку и поднимается к лёгким. Гермиона пообещала себе, что это последний раз, когда она проявляет слабость, ведь этот день прошёл слишком сложно для неё. Девушка дала волю слезам, умоляя, чтобы завтра это закончилось.***
Малфой долго смотрел в свои карты, оценивая ситуацию. Хреново. Но всё равно он продолжил играть, потому что это хотя бы отвлекает его от мыслей. Как и приглушённые крики со стороны слизеринских спален. — Они что, опять вместе? — спросил Тео, делая свой ход. Парни вновь услышали вопли Дафны, которые было невозможно разобрать из-за закрытой двери. Видимо, Блейз реально злился, если даже забыл поставить заглушку. Хотя Драко понятия не имел, из-за чего они скандалили. — Нет, — ответил он, не смотря на Нотта и пытаясь выкрутиться из своей непростой ситуации с картами. — Тогда почему она выносит ему мозг? — Потому что может, — сказал Драко, отбиваясь. В этом была вся проблема. Если бы Драко позволял каждой дамочке так выносить себе мозг, наверняка давно бы вздёрнулся. Он терпеть не мог женских истерик. Но у Блейза не было того, что было у Малфоя — очерствевшего сердца, так что, видимо, слёзы Гринграсс кое-что, да значили для Забини. Через несколько минут Драко услышал громкий хлопок двери, а затем Блейз спустился к ним по ступенькам. Несколько пар любопытных глаз, которые, вне всяких сомнений, изнывали от того, чтобы поскорее перемыть косточки этой ссоре, уставились на него. — Что? Идите нахер, — рявкнул Забини и с такой силой придвинул кресло к столику, где сидели Тео с Драко, что ковёр почти издал жалобный звук. — Блин, вы слышите? — Теодор прислонил к себе оставшиеся в руке карты и склонился над столом, приподнимая палец вверх. Драко нахмурился, слыша только тихие разговоры однокурсников и не понимая в чём дело. — Отсутствие звона яиц Блейзи, которые у него отобрала Дафна. Малфой прыснул, переводя взгляд на Забини, который пенился от злости, что явно была направлена не на Нотта, но тот вполне мог отхватить. — Ты на вот столечко далеко от того, чтоб выплюнуть все свои зубы, — подтвердил его опасения лучший друг, показывая крошечное расстояние между указательным и большим пальцами. — Ты не можешь испортить моё прекрасное лицо! — с фальшивым возмущением крикнул Тео. — Природа уже всё сделала за меня, — буркнул Блейз и откинулся на спинку кресла. Малфой мог буквально чувствовать волны ярости, исходящие от друга. Хотя это была явно не та сжигающая злость, которую он часто ощущал сам. Которая обдаёт всё внутри тебя кислотой и толкает на безбашенные поступки. В злости Блейза было больше возмущения. Драко стало любопытно, способен ли итальянец вообще чувствовать что-то разрушительное? Они решили закончить партию в молчании, давая Забини время, чтобы перевести дух. — Юху! — похлопал Тео в ладони, когда карты взорвались прямо на столе. — Кажется, это первый раз, когда Малфой продул. Было больно, милый? — дразнился он, и Драко вздрогнул, потому что эта идиотская метафора навевала на него слишком много воспоминаний. — Я пытался быть нежным. — У тебя реально сегодня развились какие-то суицидальные наклонности, — произнёс Малфой, закидывая ногу на колено. Теодор хохотнул, посмотрев на проход, в котором появились девушки. Его отношения с Флёр, кажется, остались на том же уровне, но Нотт не выглядел сильно расстроенным. Он сказал, что она только болтает о себе и всякой раздражающей ерунде, которая либо навевает на него скуку, либо выводит из себя. Малфой тогда рассмеялся, решив, что это описание можно применить буквально к каждой девушке в его жизни. Ну, почти. — Привет, красавчики, — пропела Астория, присаживаясь рядом с Тео и бросая какой-то бестолковый журнал на стол. — Сыграем? — спросила Пэнси, садясь на подлокотник кресла Драко и держа руки при себе. Как всегда. — Давай. Сегодня я сделал Малфоя, полагаю, у меня счастливый день, — подмигнул Тео. — Думаю, ты исчерпал все пожизненные запасы своего везения на эту игру, — засмеялась Милли. Драко пропустил подколы мимо ушей. — Эй, пойдём покурим? — толкнул он Блейза локтем, и тот бросил на него благодарный взгляд. — Я пас, — сказал Нотт, раздавая колоду. Пэнси попыталась увязаться с ними, но Драко бросил ей «сиди» и вышел следом за Забини. Решив, что пока алкоголь не греет изнутри, одежда лишней не будет, он захватил с собой пальто. — В чём твоя проблема с ней? — наконец спросил Драко, поджигая сигарету магией, после продолжительной паузы. Его бесили подобного рода разговоры, но Блейзу нужно было выговориться. — Всё... — он поднял руки в воздух, будто пытаясь жестами что-то объяснить, но потом сдался, выдыхая, — сложно. — Очевидно, она тебе небезразлична, — закатил глаза Драко. — Почему бы просто не сойтись и перестать истязать нашу гостиную своими скандалами? — Ты не знаешь, безразлична она мне или нет, — огрызнулся Забини, и было видно, что он очень рассержен, потому что для него такое поведение нетипично. — Ты не скандалишь с теми, на кого тебе похер, — равнодушно ответил Драко, выдыхая вишнёво-ванильную смесь дыма. — Это никогда не работает. Мы слишком разные, я думаю. Да-да, тупая фраза, — покачал головой мулат, предвидя издевки, — но она описывает ситуацию как нельзя лучше. Если мы начнём встречаться, это приведёт к ещё большему краху. В итоге Дафна станет совсем разбитой и... — Салазар, это какой-то кошмар, — фыркнул Малфой, стряхивая пепел пальцем. — Перестань постоянно беспокоиться о ней или о ком-то ещё. Не твоя забота, если она сама лезет. — Не думаю, что человек, забота которого заканчивается в ту же секунду, как он кончит, может мне что-то посоветовать, — рыкнул Забини, выбросив в урну недокуренный бычок, но сразу же перевёл взгляд на друга и выдохнул. — Блять, прости, окей? Я на взводе. Малфой лишь заливисто рассмеялся, покачав головой, избавляясь от своей сигареты. Это правда. Забота о ком-то была такой редкостью в списке его чувств, что он едва ли помнил подобное. Он заботился о матери, наверное, заботился о Забини, хотя Блейз явно был не тем, кто обычно попадает в передряги. Драко довольствовался таким раскладом вещей. Забота тяготит. Ты постоянно должен думать о ком-то, кроме себя, разве это не противоестественно? — Я в этом полностью гармоничен. — Ну, возможно, однажды ты образумишься, дашь Пэнси шанс, и мы все напьёмся на вашей свадьбе, — хохотнул Блейз, наблюдая за тем, как перекашивается лицо Малфоя при слове «свадьба». — Прикинь, если окажется, что это на самом деле то, что тебе нужно? Чтобы кто-то растопил сердце жестокого рыцаря и... Драко толкнул друга в плечо. Толчка было недостаточно, чтобы Забини упал даже на скользком льду, но хватило, чтобы он заткнулся. Мулат всё ещё посмеивался над своей отвратительной шуткой. — Нет, реально. Вдруг тебе просто нужно хотя бы на секунду перестать быть такой скотиной и отнестись к ней нормально? — В какой момент мы перешли к моей психотерапии? — раздражённо спросил Драко по пути в Хогвартс. — Ещё слово, и я пойду и скажу Дафне, что ты лил слёзы у меня на плече. — Ты ублюдок, — фыркнул Забини, зная, что это пустая угроза. Они вернулись в гостиную. У Блейза заметно улучшилось настроение, несмотря на то, что особой психотерапии их разговор не нёс. Драко по привычке искал глазами на столе что-то, что могло бы ему помочь. Что-то с градусом. Так всегда бывало, когда он начинал концентрироваться на том, что следовало отодвинуть в самый дальний уголок сознания. Пэнси сидела рядом и хихикала, смотря в свои карты. Он лениво заглянул к ней и понял, что даже если сейчас она возьмёт несколько козырей, вряд ли ей посчастливится сделать Теодора. Драко медленно осмотрел её, будто при первом знакомстве. «Вдруг тебе просто нужно хотя бы на секунду перестать быть такой скотиной и отнестись к ней нормально». Нормально. Это самое идиотское слово, которым можно что-либо охарактеризовать. Малфой никогда не делал усилие над собой, чтобы вести себя тем или иным способом. Это даже звучало глупо. Он взял в руки одну из вышедших из игры карт, повертел её и задумался, когда в последний раз заботился о ком-то на инстинктивном уровне. Мама. Он пытался убедить её в том, что любые увечья на его теле просто пустышка, что-то несерьёзное, чтобы она могла нормально спать по ночам. Но это ему не помогало, просто привычка, отточенная с детства. Забини. Когда он вытащил его из той передряги. Но... Это был, скорее, какой-то закон, обоюдная негласная договорённость. Драко знал, что Блейз поступил бы так же. Если бы я вдруг оказался таким тупым и доверился дурмстранговцам. Драко фыркнул про себя и отбросил карту обратно. Малфой знал, какой пример ему нужен. И на самом деле он пришёл ему в голову раньше всех, но слизеринец упорно отодвигал его вдаль, чтобы не акцентировать. Грейнджер. Парадокс, но он даже не задумался, прежде чем начать вести себя с ней нормально. Драко хотел думать, что не был самим собой тогда, чтобы постояльцы отеля не пожаловались или чтобы Грейнджер не закрылась, а он-таки получил своё. Но на самом деле это не являлось правдой. Драко позаботился о ней, потому что... просто так. Мысль о том, что это неправильно, даже не посетила его в тот момент. Чисто инстинктивно. Драко сглотнул, успокаивая себя тем, что потом всё пришло в норму. Потом он был больше похож на себя. Та ночь, в которую он застал её в этой чёртовой мантии-невидимке, всё ещё отдавала горечью во рту, когда парень думал об этом. Идеально восстановленное равновесие. Он так часто в последнее время повторял это себе. Но зато это было идеальным подтверждением того, что всё в порядке. Драко вёл себя с Грейнджер так же, как с Пэнси, так же, как с остальными. Она была просто гриффиндорской юбкой, которая уже могла затеряться среди его списка, помеченная разве что более выделяющейся галочкой, только потому, что он никогда не думал, что эта святоша на такое способна. Просто эксперимент. Она ничем не отличается от остальных. Только тогда почему всё настолько хреново? Драко перевёл взгляд на Пэнси, которая надула губы в фальшивом возмущении, когда Теодор легко сделал её в карты. Остальные слизеринцы подошли к ним, слыша радостные вопли Нотта, и Малфой воспользовался моментом, чтобы утащить девчонку за собой. — Эй, мы куда? — спросила она, улыбаясь и пытаясь взять его за руку. Драко держал её за локоть и не разомкнул пальцы. Он не ответил и потащил Пэнси к комнате Старосты факультета. У Паркинсон были отличные отношения с Джеммой, так что войти туда никогда не являлось проблемой. — Скользкая чешуя, — тихо проговорила Пэнси пароль, сообразив, что к чему. Малфой втолкнул её внутрь, захлопнув дверь. В глазах у слизеринки тут же появился блеск, который возникал каждый раз, когда она осознавала, что сейчас будет, каждый раз, когда Драко обращал на неё внимание, проявлял инициативу. Пэнси одним резким рывком сбросила с себя свитер, аккуратно поддевая края футболки парня, чтобы не касаться кожи, но он остановил её. Нужно попробовать. Нужно сделать усилие. Вдруг это поможет? Вдруг дело именно в этом. — Стой, — мягко сказал он, буквально заставляя себя. На лице Пэнси вырисовалось удивление, но она замерла. Драко подошёл ближе, положил руки ей на талию, заставляя свой мозг работать. Как это было? Как это было, когда он действовал по наитию, следуя за собственным вектором, который тогда, кажется, был встроен в него. Теперь он, видно, утонул в том количестве выпивки, которую за всё это время Драко умудрился влить в себя. Парень опустил свои губы на её, мысленно уговаривая себя делать это медленнее. Хотя он практически не помнил, когда они в последний раз целовались с Пэнси. Даже во время прелюдии к сексу поцелуев практически не было или это происходило из вежливости, как будто безмолвная фраза: «Да-да, отлично, а теперь раздевайся». Пэнси расплылась в улыбке, отвечая парню. Усилие, Малфой. Пэнси прижалась к нему, вдохновлённая его необычным поведением, а он сдержал в себе порыв оттолкнуть её, чтобы не чувствовать лишних ненужных касаний. Ну, давай же, Пэнси, давай притворимся, что между нами что-то большее. Возможно, тогда это станет правдой? Возможно, тогда это всё будет легче переносить? Драко стал расстегивать её юбку сзади, когда Пэнси слишком осмелела и положила руку ему на шею. Это было реально невыносимо. Малфой словно опять почувствовал себя девственником, пытаясь сделать всё по инструкции, хотя даже во время первого секса он не помнил, чтобы сомневался в собственных действиях. Сжав её руку, слизеринец отнял кисть от своей кожи и отступил на шаг. — Драко? — Пэнси подняла брови, пытаясь подойти к нему ближе, но он сжал её конечность сильнее, чтобы она не двигалась. Это не то. Он покачал головой, отпуская Паркинсон и делая ещё шаг назад. Не работает. Чёртов Блейз с его непрошеными советами! Драко хотелось что-то ударить, но сил не было. Они будто испарились, потратившись до капли на какое-то грустное осознание. Драко ведь правда полагал, что они поженятся. Одним днём станут мужем и женой, потому что он... мог терпеть Паркинсон. Это бы сделало её счастливой. Они были бы той самой идеальной парой. Оба чистокровные, оба достойные, оба те, кем их хотели видеть. Драко мог смириться с этой мыслью, потому что не знал ничего другого. Был только жизненный график, от которого нужно не отставать, шахматная доска. А теперь появилось ещё что-то, что кричало, срывало связки, царапалось об изнанку его шкуры, пытаясь выбраться наружу, пока он душил это почти обессиленными руками. До этого всё было нормально. После этого осталось просто сожжённое поле. Просто после. И больше ничего впереди. Так, словно Драко не мог ни на что опереться, потому что перестал доверять самому себе. — Я что-то... — Пэнси сжала губы, мельком посмотрев на свою руку, будто виня ту за прикосновение. — Я просто забылась, прости, ты никогда так не... — Нет-нет, я просто... — Драко отошёл ещё на несколько шагов. Ему хотелось быть дальше. Потому что это не работало. Нихрена не работало. — Слишком устал. Его голос прозвучал обыденно, и он пожал плечами для пущей уверенности, но Паркинсон нахмурилась. — Слишком устал для секса? — спросила она в неверии, и в её устах это действительно звучало как бред. Будто ему под пятьдесят. Слишком устал от грёбаного крематория под ребрами, Пэнси, и слишком устал от его игнорирования. Потому что всё, что слизеринец делал, только заставляло Драко столкнуться с той правдой, которая засела в его мозгах ещё в отеле, когда он укрывал грязнокровку одеялом. Малфой в полном дерьме. — День был длинный, иди в кровать, Пэнс, — бросил он и дёрнул ручку двери, выходя и только сейчас понимая, что они забыли запереться. Не то чтобы его это сильно волновало. Паркинсон смотрела ему вслед потерянным взглядом. Теперь он понимал её. Понимал то, что девушка чувствовала тогда, стоя посреди коридора, зная, что, возможно, сегодня она оттянула от него Флёр, но будет завтра и послезавтра. И Пэнси не сможет удержать его, потому что он ей не принадлежал. Драко упал на свою постель, даже не раздеваясь. Грёбаная Грейнджер. Он реально её ненавидел. Незаметно она превратила его жизнь в ад, оставляя вполне натуральные трещины. Ему нужно было найти способ заглушить это, вырвать из себя, вылечить, пожертвовав чем угодно, словно провести ампутацию, когда ты лишаешься конечности, чтобы спасти остальное тело. Ему нужно было выпутаться из этого любой ценой.***
Гермиона перехватила книги покрепче и засеменила по пустым коридорам. Сегодня суббота, и в гостиной творилось невесть что под вечер. Мальчики остались наблюдать, как Фред с Джорджем испытывают свои новые штуки, которые совершенно точно должны быть запрещены на территории Хогвартса. Гермиона не могла понять, куда смотрели старосты, которые должны следить, чтобы близнецы не вовлекали первокурсников есть канареечные помадки. Однако все были так увлечены шоу, что это волновало только её. В конце концов, не выдержав шума, девушка взяла пару книг и несколько личных записей и вышла из портрета. Один фолиант она захватила для доклада Макгонагалл про межвидовые превращения, а второй был недочитанной книгой о водных заклинаниях. Гермиона всё ещё не могла нормально спать из-за нервов, так что тратила любую свободную минуту на помощь Гарри. Он сам практически не отлипал от учебников, так что, выскальзывая из гостиной Гриффиндора, Гермиона решила, что один весёлый субботний вечер друг уж точно заслужил. Девушка шла вперёд, смотря на часы. До отбоя оставался целый час, она успеет дописать доклад, возможно, прочитать пару глав во втором учебнике. Её глаза упали на свёрнутый пергамент и большую ярко-красную валентинку, которую девушка успела купить в магазине сладостей в прошлый раз. На следующей неделе будет День Святого Валентина, и этот факт, торжественно озвученный ей Джинни, лёг на плечи Гермионы тяжёлым грузом. Она никогда не готовилась к этому празднику особенно, не считая помощи старостам во время ежегодных приготовлений украшения Хогвартса, но не более. Теперь же младшая из Уизли убедила её, что Виктор точно ей что-то подарит. Эта головоломка заняла не один день и вызвала невероятное раздражение. Будто остальных проблем было мало. Но Гермионе не хотелось выглядеть глупо, если Виктор и правда приготовит для неё какой-то подарок. Крам не любил сладости, а именно это считалось чуть ли не символом дня всех влюблённых: сладости и открытки. Она решила, что просмотрит рекламные брошюры, которые вечно присылали ей совами с «Пророком» от магазинов, там точно должны быть какие-то идеи к празднику, а сегодня хотя бы подпишет открытку. Медведь в мелких блёстках на большом сердце слишком показательно нюхал розу у себя в руке и игриво вертелся на одной ноге, отвлекая взгляд Гермионы. Это было мило. Так ведь? Нажав на ручку, девушка открыла дверь в дальний кабинет, который давно не посещала, но сегодня была своего рода чрезвычайная ситуация, и здесь её явно никто не будет искать или мешать криками веселья. Гермиона испугалась и замерла, увидев какое-то движение, которого она не ожидала. Когда гриффиндорка подняла глаза, волна страха сменилась паникой. Малфой. Он привычно сидел на подоконнике, согнув ноги в коленях и положив на них руки. Малфой медленно повернулся к ней, и через секунду парень усмехнулся, покачав головой, будто вёл сам с собой внутренний монолог, и сейчас слизеринец рассказал себе потрясающую шутку. — Грейнджер, — произнёс он, и девушка увидела его вторую руку, при помощи которой он пригубил жидкость в бутылке; её там осталось, дай Бог, четверть. Парень был в стельку пьян. — Малфой, что ты... — не придержанная дверь хлопнула Гермиону по спине, заставив сбиться и запрыгнуть в класс. — Ты пьян. — А ты заучка. Пара очевидных фактов, — саркастично сказал он, прикладываясь к бутылке. Девушка осторожно положила книги на стол, не зная, что делать дальше. Разум кричал, что нужно как можно быстрее убраться из кабинета, так как Малфой сам по себе был не самой лучшей компанией для неё, а Малфой под градусом — полная катастрофа. Но Гермиона не двигалась. Рукава на его тёмной водолазке были закатаны, а на ногах сидели обычные джинсы. Гермиона видела Малфоя в таком одеянии уже не раз, так что стоило бы привыкнуть. Ей стало интересно, сколько уже он здесь сидит. И какого чёрта? — Что ты здесь делаешь? — осторожно спросила Гермиона, чувствуя, что ступает по минному полю. — А тебе не кажется, что это мой кабинет, Грейнджер? Тебя сюда никто не звал, — это звучало язвительно, но даже в половину не так ядовито, как должно было. Гермиона бы закатила глаза из-за того, что подобный разговор у них уже случался, и она говорила ему о глупости присвоения школьной собственности, но сейчас девушка была слишком сосредоточена. — Ты что, не поняла? Тебе здесь не рады, — его голос в точности копировал то, что он говорил. Тебе здесь не рады. — А у тебя нет ощущения, что тебе уже хватит? — Гермиона почувствовала раздражение, когда подошла и вырвала бутылку у него из руки. Малфой не ожидал, так что это оказалось легко. Посмотрев на то, сколько там осталось виски, она молилась, чтобы, когда слизеринец начал её распивать, тара была полупустой. Он выглядел серьёзно пьяным, но всё ещё нормально держался, хотя, видит Мерлин, после такого количества спиртного она сама давно бы умерла. — Ты лезешь не в своё дело, Грейнджер, — рыкнул Малфой, отойдя от шока, и спрыгнул с подоконника. — Разве ты не должна сейчас подтирать сопли своим полоумным? Или уже... — его взгляд зацепился за что-то у неё за спиной, и девушка повернулась, раздумывая, что же могло прервать Малфоя от очередной колкой шуточки в адрес мальчиков. — О, как это мило. — Не трогай! — Гермиона попыталась дотянуться до открытки, которую он заметил и уже успел прибрать к рукам, но парень отступил, не отрывая глаз от валентинки, будто вовсе не ставил её попытки как что-то, что могло бы возыметь эффект. — «Пусть день Святого Валентина исполнит все твои мечты. Как на невиданной картине заполнят всё вокруг цветы! Тогда, среди цветов прекрасных, тебя, как посланцы с небес, пусть навестят любовь и счастье. В день Валентина жди чудес!» — Малфой прочитал это с такой отвратительно-восторженной интонацией, что Гермиона покрылась красными пятнами, хотя, честное слово, это была самая нормальная надпись из всех, которые она успела пересмотреть. — Серьёзно? — скривился он. — Уверен, хорошему мальчику понравится, — хмыкнул Малфой, бросив открытку обратно на стол. — Перестань его так называть! — Гермиона сложила руки на груди в попытке огородиться от него. Это был такой привычный жест. — Что? Нет. Это то, кем он является, — ответил Драко, дотягиваясь до бутылки, пока Гермиона смотрела на его лицо. — Совершенно точно Крам подарит тебе какую-то похожую безвкусицу и коробку шоколадных конфет. — Это то, что принято дарить на этот праздник, — Гермиона чувствовала, что должна защитить фантомный подарок, но, скорее, защищала себя, потому что, была бы её воля, она бы отделалась тем же набором. Но только потому, что в жизни девушки в данный момент появилось достаточно проблем, чтобы добавлять к этому выбор подарка на глупый праздник. — Это то, что принято дарить у людей типа твоего Крама, — фыркнул Малфой, вырвав у девушки из рук бутылку и сделав крошечный глоток. Ей захотелось одёрнуть его словами о том, что Крам не её, но она вовремя прикусила язык. — Да? И что же, по твоему мнению, достаточно уместно? — Гермиону злила вся эта ситуация и то, что ей приходилось выгораживать Виктора перед Малфоем, который и вовсе должен был перестать произносить имя кого-то подобного, потому что сам он в сто раз хуже любого Крама. Любого, чёрт возьми, в этой школе. — Разве это не день влюблённых, Грейнджер? Разве в такой праздник не принято трахаться весь день напролёт, прерываясь на кексы с отвратительным масляным кремом? — он склонил голову, и этот жест выбил её из колеи. Гермиона поёжилась. Виктор не предпринимал никаких попыток в этом русле, и она чувствовала благодарность к нему. Он был максимально обходителен и никогда не нарушал её границ. Гермиона знала, что должно пройти какое-то время для близости. Это едва не заставило её засмеяться. Иронично, ведь с Драко они вообще приходились друг другу никем. Но он был совсем другим делом. С ним это получилось чем-то вроде вспышки, которая захватывает тебя полностью, а потом оставляет опустошённой сплёвывать отсыревший пепел. Виктор же должен был быть спокойным пламенем, которое горит плавно и мягко, грея, а не обжигая. Это совсем другое. — О, подожди, — на губах Малфоя появилась игривая улыбка, которая бы пошла любому человеку, но на его лице она была первым вестником чего-то недоброго, — то есть, хороший мальчик оказался ещё и правильным? — парень рассмеялся, забросив голову вверх. Когда Драко пьян, он эмоционален. Это нужно было запомнить. Не то чтобы Гермиона собиралась ещё хоть раз присутствовать при процессе его проспиртовки. — Виктор воспитанный молодой человек, и, знаешь, не всем нужно, чтоб... Малфой, стой, где стоишь, — вскрикнула Гермиона, когда он лениво двинулся к ней. — Не всем нужно что? — спросил слизеринец, подойдя достаточно близко, чтобы она ощутила сильный запах виски, смешанный с ароматом вишнёвых сигарет. Гермиона не удивилась бы, узнав, что он курил прямо в классе. — Но тебе-то нужно. Я точно знаю. Малфой поднял одну руку и дотронулся до её шеи, оттянув белоснежный свитер, который доставал почти до подбородка. — Малфой, не... — Гермиона попыталась отодвинуться, но он поднял на неё глаза. — Не дёргайся, Грейнджер, ты знаешь, что я тебе ничего не сделаю, — резко ответил парень, и она ощутила натяжение сзади шеи, когда слизеринец оголил часть её кожи. Внутри Гермиона знала, зачем Малфой это сделал, и логичней всего было бы не дать ему увидеть. Но она потом устроит себе за это взбучку. После этого разговора. Его пальцы отпустили пушистую ткань, возвращая свитер на место. Он поднял на неё серые глаза, которые блестели от алкоголя, удивления и какой-то смеси из самодовольства и удовлетворения. Этого нельзя было допустить. — Ты не свела их, — хмыкнул Малфой. Гермиона знала, что стоило это сделать. Когда в ту ночь она вернулась в гостиную и с облегчением поняла, что мальчики всё же послушали её и отправились спать, девушка сложила мантию у себя в комнате и пошла в ванную, несмотря на то, что он использовал очищающее заклинание. То, что осталось на коже Гермионы, было действительно ужасным. Никаких алых полосочек, которые она помнила. Укусы и синяки покрывали буквально каждую часть её шеи, ниже, даже на плечах. Смотря на это, Гермиона поверить не могла, что ей не было больно, потому что даже смотреть на свою шею в тот момент вызывало болезненные ощущения. Протерев всё антисептиком, она откопала все свои блузки и рубашки с длинным воротом, чтобы скрыть багровые пятна. «И только посмей их свести». Это было не из-за его слов. Тупого приказа, потому что иначе Малфой вообще, кажется, не разговаривал. Гермиона не свела их, потому что... он что-то чувствовал в тот момент. Злость, ненависть, что-то между, но парень точно не был маской, которую вечно приклеивал к себе. Поэтому эти воспоминания оставались ценными, хотя если облачить всё в слова и рассказать кому-то... Мерлин, это было похоже на какое-то психическое расстройство внутри Гермионы. Отметины успели зажить и перестали выглядеть так, будто кто-то пытался откусить куски кожи от неё, но всё ещё оставались синеватыми. — Ну и как это? — вдруг спросил Малфой, когда она уже открыла рот, чтобы дать этому какое-то вразумительное объяснение. Типа того, что не хотела идти к Помфри. Да, на залечивание ран нужны были особые знания, и они у неё были. Она изучала подобную магию сама, зная, что это полезно. Но Малфой ведь не знал. Хотя не в этом была основная проблема, потому что засосы с укусами мог бы залечить даже третьекурсник. — Быть с таким лузером, который не смог забраться к тебе под юбку даже в отношениях? — Что? — задохнулась Гермиона, не веря, что он действительно это сказал. — Да откуда тебе знать, что... — О, я тебя умоляю! — рассмеялся Малфой. — Ты не переспала бы с кем-то, имея на своём теле признаки секса с другим парнем. Хотя, может, это его фетиш? Да, Крам похож на того, кто дрочит на всякие грязные рассказики. — Ты придурок, Малфой, — Гермиона оттолкнула его, и парень отступил на шаг, но она была уверена, что это удалось ей только потому, что он оказался достаточно пьян. — Всё, я ухожу, можешь напиваться тут сколько... — Нет, не уходишь, — его пальцы сомкнулись на её предплечье и потянули на себя с такой силой, что девушка почувствовала резкую боль в плече. В таком состоянии Малфой вряд ли контролировал силу, поэтому прислонил Гермиону к какому-то плакату с иллюстрацией рун манящих чар, и она зашипела от боли. — Ты сам сказал, что мне здесь не рады. Я хочу уйти, — девушка пыталась сделать голос более строгим. — Нужно было пользоваться предложением, пока оно оставалось в силе, — пожал плечами Малфой, стоя напротив, и она понимала, что даже если попытается сейчас его оттолкнуть, то этот трюк не увенчается успехом. — Так ты не ответила. Как ты справляешься с таким ммм... положением вещей? — Хватит, Драко, я знаю, чего ты добиваешься. Но ничего не получится. Виктор хороший человек, и наша личная жизнь тебя не касается, — Гермиона загордилась тем, как ровно звучали эти слова. — Тебе понравилось извиваться подо мной? — внезапно спросил Малфой, и девушка могла поклясться, что на миг у неё пропал дар речи. — Мне ч-что? Малфой, пожалуйста, не подходи ко мне, — последнее предложение она произнесла буквально умоляющим тоном, но, конечно же, оно не подействовало. — Успокойся, Грейнджер, я не трону тебя, пока сама не попросишь. Здесь никто не старается отобрать у тебя честь, — съязвил он. — В этом больше нет нужды, — добавил слизеринец, и Гермиона почувствовала холодок по спине от его слов. — Ну так что, тебе понравилось? Насколько ты скучаешь по этому ощущению? — Ты не имеешь права, — покачала головой она и закрыла глаза, когда он придвинулся ещё ближе. — Расслабься, мы ведь просто разговариваем. Ведём светскую беседу, разве нет? — спросил Малфой, пригубив из бутылки, и Гермиона почувствовала ещё более концентрированный запах крепкого алкоголя. Она закрыла глаза, попыталась абстрагироваться. Это никогда не помогало. Не с ним. Гермиона заставила себя подумать о Гарри и Роне, перед которыми, наконец, перестала чувствовать вину, впервые за долгое время притворившись, будто и не было причин. Перестала чувствовать себя хоть несколько живой, а не роботом. Но это была мизерная плата за те грехи, которые она уже успела совершить, так ведь? Она старалась думать о Викторе, но Малфой подходил ближе, и предательские мысли расплывались, как будто кто-то забыл настроить фокус. Слизеринец потёрся носом об её щёку, и девушка выдохнула: настолько этот жест был... милым? Он выглядел как что-то уютное, толкающее Гермиону на ужасные мысли. Ей так сильно захотелось обнять парня. Её раздражало, что запах Малфоя перебивался запахом спиртного и слишком большого количества сигарет, но если прижаться плотнее, то всё же можно было его уловить. — Груши. Ты пахнешь как груши, ты знала? — прошептал слизеринец ей на ухо, пока она пыталась собраться в кучу. Что? Груши? Шампунь, которым Гермиона пользовалась, был грушевым. Но слова Малфоя терялись в пространстве сознания. Гермиона немного повернула голову и потёрлась щекой о его подбородок. Он был колючим, точно таким же, как в тот день, когда они впервые поцеловались по своей воле. Под снегопадом на уроке. Тогда Малфой тоже был достаточно ленив, чтобы побриться. Она облизала губы, открыв глаза. — Ну так что, Грейнджер? — ухмыльнулся Малфой. — Какие мои слова понравились тебе больше всего? — его рука опустилась вниз, так близко к ней, что она была уверена, что её ударит током, как статическое электричество, но парень не прикасался к Гермионе. Намеренно. — Хочешь, я повторю их снова? — Драко, — она сжала руки в кулаки и прислонила их к стене, придавив до боли своей спиной, чтобы они перестали к нему тянуться. Гермиона с ужасом поняла, что тёмная часть сознания девушки хотела, чтобы Малфой её поцеловал. Нарушил своё слово. Потому что это было бы объяснимо. Она могла бы потом оправдаться тем, что он не оставил ей выбора. — Я так люблю, когда ты жалобно хныкаешь, когда я провожу по тебе руками, ты бы знала, — его голос сочился самодовольством. Он понимал, что делал, говоря все эти вещи. Малфой посмотрел ей в лицо и уголок его губы приподнялся. — Я даже отсюда слышу, как вертятся шестерёнки в твоей голове, чтобы убедить саму себя, что тебе этого не хочется. Драко пытался надавить на неё, чтобы получить своё. Нет, не физическое, если бы ему нужно было только это, парень знал, что мог это взять, и в глубине души Гермиона понимала, что он действительно мог. Но ему хотелось увидеть в её глазах осознание. И это было хуже всего. — Перестань, Драко, ты не должен этого делать. Мы могли бы просто поговорить, — еле слышно сказала Гермиона. Он знал её слишком хорошо, чтобы не понять. Малфой прищурил глаза. — Мне не о чем с тобой разговаривать, — выплюнул он. Гермиона выдохнула. Всегда так происходит. На это не нужно обращать внимания. Он ведёт себя как обычно. — Перестань быть таким злым, — произнесла гриффиндорка и, разжав руку, прикоснулась к его щеке, пытаясь выглядеть при этом уверенно. Её касание оказалось тёплым. Даже по сравнению с его разгорячённой от огневиски кожей. Мгновение, и большой палец девушки погладил скулу Малфоя. Чёрт. Драко прикрыл глаза, пытаясь поверить, что просто не допился до ручки. Грейнджер стояла здесь, в единственный вечер, когда он пришёл сюда, чтобы действительно побыть одному. Она притащилась. Всегда так делала: вносила хаос, беспорядок в его планы, жизнь, голову. Но сейчас она пришла, чтобы прочитать ему парочку нотаций, пока грёбаная уродливая валентинка лежала прямо возле левой руки девчонки. Ждала, чтобы Грейнджер подписала её и отдала Краму, чтобы он соизволил и снизошёл до секса с грязнокровкой. Малфой отбросил руку гриффиндорки, открыв глаза. Это было насмешкой судьбы. Только две женщины могли касаться его, и при этом парня не передёргивало: одна — чистокровная вплоть до средних веков, идеальная аристократка, — вышколенные манеры, положение в обществе, а вторая с такой грязной кровью и отвратительными манерами, что даже на фоне тех же магглов выделялась. — Я сказал тебе, чтоб ты не смела до меня дотрагиваться, — процедил он сквозь зубы и увидел, как удивление в её глазах сменяется злостью и возмущением. Так всегда. Бутылка в его руке потяжелела, и он увидел, как в свете небольшой лампы в противоположном конце класса огневиски отдаёт золотисто-карамельным, точно таким же оттенком, как и её глаза. Драко раньше никогда не замечал, что цветом они похожи на выдержанное виски. Надо же. — В этом всё дело, да, Малфой? Вот поэтому ты такой псих? — раздражённо спросила Грейнджер, повысив тон. — Потому что в твоём доме происходит что-то настолько ужасное, что теперь к тебе невозможно прикоснуться? Клянусь, это связано с твоим папашей, я ведь заметила, что... — Грейнджер, — Драко развернулся к ней, глотая то, что успел набрать в рот, пока она вновь ходила по раскалённым углям его терпения, возвращаясь к этой теме. Он должен был догадаться, что одной угрозы недостаточно, чтобы заткнуть эту девчонку, а Грейнджер уж точно не забудет о своём маленьком открытии, до которого она каким-то образом дошла. — Что, Грейнджер? Это правда! Я вижу по тому, как ты реагируешь! — гриффиндорка ткнула в него пальцем, будто действовала точно по инструкции. Инструкции к апокалипсису. — И ты всё ещё защищаешь его или кого бы то ни было, кто делает тебя таким! — Делает меня таким? — злобно рассмеялся Драко. — Ты опять за это дерьмо в стиле «ты лучше, чем пытаешься показать»? Разуй глаза, грязнокровка, это просто твои фантазии. — Ни черта! — заверещала Грейнджер, и он заметил, что она выходит из себя, и впервые это его не радовало. Не во время такой темы, когда парень едва мог держать себя в руках. Кто-то из них должен был оставаться в здравом рассудке. — Хватит себя разрушать, Малфой! Эта выпивка, всё, что ты постоянно говоришь, как себя ведёшь. Мерлин! Если бы ты являлся таким на самом деле, ты бы не спас ту девчонку, ты бы не спас меня на Чемпионате! — В этом поступке было больше желания насолить Сивому, чем спасти кого-либо из вас, идиотка, — фыркнул Драко вполне натурально, игнорируя в голове картинки о том, что могло с ней случиться, если бы он тогда задержался и не пришёл под тент. — Произойди это сейчас, я бы без раздумий отдал тебя ему. Ты меня порядком заебала. — Ложь, ложь, ложь! Постоянная ложь! — раскинула она руки, будто подтверждая свои слова. — Ты постоянно так делаешь! Но вот только я не заинтересована это слушать! Всё, что я хочу сказать, что твой отец... — Заткнись, твою мать, заткнись, просто заткнись! — Драко кричал, и было удивительно, как сюда ещё не ринулся полк учителей. Грейнджер просто испытывала его, ходила по грани, и он боялся того, что мог сделать, если она не закроет рот. Потому что никому не разрешалось говорить что-то о его отце. Обо всём происходящем. Обо всём этом ужасе, о котором он сам старался даже не думать. — Я хотела сказать, — Грейнджер перевела дух, говоря тише, но не отступая от своего. Истинная гриффиндорка. Отвага и полное отсутствие инстинкта самосохранения. — Что ты можешь любить отца, но это не значит, что то, что он делает, — правильно. Во всех случаях. Ты не должен следовать его взглядам, потому что ты совсем другой. И это не сделает тебя хуже. Это сделает тебя просто другим. А, учитывая, что мы говорим о Люциусе Малфое... — Знаешь, Грейнджер, я сейчас едва сдерживаюсь только потому, что ты девушка, — это было правдой. Её спокойные до безумия слова просто били Драко по коленям, и ему хотелось заткнуть девчонку любой ценой. Она пожала плечом. Пожала, блять, плечом. Будто его слова ничего не значили. Будто она знала, что он не в состоянии причинить ей физический вред. — Тебе не нужно прятаться за всем этим, потому что ты можешь нравиться и без этой тупой идеологии! — голос Грейнджер дрожал, но точно от злости. — Серьёзно? — Драко дёрнул головой, рукой почти снося парту на своём пути к ней. Бутылка полетела туда же, удержавшись на столешнице в вертикальном положении только чудом. Она отступила на полшага от неожиданности, а потом замерла. Приказала себе замереть. Не показывать перед ним страха, как перед обезумевшим животным. — И я нравлюсь тебе таким? Любым. Это была страшная правда, которую Гермиона уже научилась признавать. Та рана внутри неё не существовала, пока Малфой находился где-то поблизости. Даже когда он говорил какой-то кошмар, когда смоль выливалась из его рта, Гермиона всё равно чувствовала себя лучше, чем лёжа в холодной кровати, пытаясь пережить ещё один день. Не такого она от себя ждала. Но, как показал опыт, на отрицание этого всего идёт в три раза больше сил. — Я... — Гермиона еле слышно прочистила горло. — Я знаю, что ты на самом деле не такой. — О, ну да, я и забыл! Твои потрясающие умения разбираться в людях! Так же, как ты разобралась в Поттере и Вислом? — Они прекрасные люди, — её голос стал твёрже. Даже ему она не позволит что-то говорить о мальчиках. Это было уже слишком. — Интересно, заговорили бы они с тобой снова хоть когда-то, узнай, что ты вытворяла со мной? — Малфой дёрнул подбородком вверх, когда она растерялась. Это было самое больное, уязвимое место. И он об этом догадывался. — О, смотри, кажется, не такие уж и прекрасные, если ты это от них утаила. — Это не так! Это вообще... не их ума дело. И перестань всё перекручивать! — Гермиона негодовала из-за того, как легко он управлял её эмоциями, словно чёртовой стрелкой из маггловского твистера. — Ты специально это делаешь. Пытаешься сказать что-то ядовитое, чтоб сбить меня с толку. — Ты достала меня со своей ролью святоши, Грейнджер, отвали от меня с этим. Я не ебаный лабораторный проект у Спраут, не нужно меня пичкать ересью о том, что ты якобы что-то обо мне поняла, — почти прорычал Малфой. — Я могу заполучить любую, ты мне не нужна. Она сделала шаг назад, сглотнув. В его глазах было безразличие мясника, абсолютный холод. Это ожидаемо, Гермиона. Он всегда так поступает. Это его защитная реакция. О, какие разумные доводы Гермиона могла генерировать внутри своей головы, но та рана внутри неё отозвалась на секунду, будто микроволновка подала звук — оповещение о новом порезе, который начнёт кровоточить, как только она выйдет за дверь этого кабинета. Будто Малфой своим присутствием создавал подобие Лимба, где не было настоящей боли, он её удерживал, чтобы потом догнать этими ощущениями вдвойне. — Я и не говорила, что нужна тебе, — голос девушки дрогнул, но она запретила себе рыдать. В последнее время Гермиона и так слишком часто это делала. Как тряпка. — Но не делай вид, что я одна в этой ловушке, Малфой. Он фыркнул, смерив её взглядом с головы до ног. — Не обольщайся, Грейнджер. Я мужчина, а мы, мужчины, так устроены: встречая ту, которая даёт, — мы берём, — Малфой пожал плечами, будто объяснял простую схему мира. — Знаешь, ты совсем не выглядел так, словно тебя заставили, — с каждой секундой этого разговора шансы на то, чтобы уйти не разрыдавшись, таяли. — Намекаешь на то, что мне понравилось? — слизеринец улыбнулся, но это не затронуло его глаз. Он будто высек из своей стальной радужки нож и натурально её разделывал. Гермиона практически чувствовала, как сухожилия отслаиваются от мяса. — Ну, конечно, узкая мокрая девственница, будь горда, мне это принесло удовольствие. Жаль, что Краму не достанется такого же, но, я уверен, ты всё возместишь. — Господи, какой же ты мерзкий, — Гермиона обняла себя. На этом всё. Этого было достаточно. Ну почему Гермиона не смогла уйти в самом начале? Малфой мог о себе позаботиться, она была не нужна ему, он сам так сказал. Все, что мог слизеринец, — это вылить ей на голову очередную порцию помоев, которая потом не одну ночь будет доноситься эхом до неё перед сном, идеально повторяя его выражение лица в этот момент. Она не настолько сильная, чтобы выдерживать такое каждый раз. — Это я мерзкий? Знаешь, я бы мог позволить каждой шлюхе в этом замке облизать себя, но всё равно не избавился бы от твоих отпечатков по всему телу, — он скривился, вновь осматривая её. Так натурально, Малфой. Он взял со стола бутылку и отпил ещё. Голова слишком быстро становилась яснее, парень очень много пил в последнее время, и организм каким-то образом адаптировался к постоянному заливанию в себя алкоголя. Но когда Грейнджер стояла напротив, процесс был явно менее прогрессивным. Алкоголь должен помогать. Но с каждым глотком пустота в груди только становилась больше. Грейнджер едва не плакала. Он видел это по подрагивающей губе и сцепленным пальцам и ненавидел себя за то, что хотел подойти и забрать все слова обратно. Но с какой-то извращенной стороны ему это нравилось: знать, что его слова могут вот так её ранить. Значит, ещё не всё. Пока у него есть власть мучить Грейнджер — это не конец. — Тогда не нужно было позволять себя трогать, — ответила она, не расцепляя зубов, и двинулась по периметру комнаты к своим драгоценным книгам, но у неё на пути стояла парта, которую он варварски едва не впечатал в стену, сбив при этом два стула. Грейнджер хотела уйти. Конечно, она хочет уйти. И это внезапно вызвало в Драко панику, потому что парень понимал: он может её остановить, но тогда спектакль не возымеет пользы. Тогда это всё будет выглядеть глупо. Или безумно. Но он же псих. Наверное, ему можно. — А таким? Я нравлюсь тебе таким, Грейнджер? — она развернулась к нему, всё ещё каким-то образом сдерживая слёзы. — Ты ведь хочешь, чтоб во мне всего этого не было, верно? Чтоб я оказался милым сладким мальчиком без всего этого дерьма. Но это только в твоей голове. Грейнджер выгораживала его внутри своего всезнающего мозга, и Драко убеждал себя, что она делает это не ради него. Она это делает, чтоб убедить себя, что переспала не с кем-то ужасным. Не с будущим Пожирателем. Не с сыном какого-то маньяка. Не с ним. А с какой-то его лучшей копией. Но одна из его сторон ликовала, потому что это значило, что Грейнджер всё ещё борется. Несмотря на Крама и остальное. Но даже если так, однажды она поймет, что Драко не стоит этих усилий, не стоит даже жалких убеждений себя. Он — Малфой, и останется им. Сыном своего отца, неважно, что его ломает на куски. Тогда она бы разочаровалась, так что лучше не очаровываться, верно? Я ведь пытаюсь спасти тебя, Грейнджер, неужели ты не видишь? — Ты только и делаешь, что рушишь всё вокруг себя, Малфой! — крикнула она. — И ты пойдёшь на дно, несмотря на все шансы. Ты пойдёшь, и, несмотря ни на что, я не позволю тебе утащить меня туда же! Драко заливисто рассмеялся, и в контрасте с её криком это слышалось даже жутко. Но ему было абсолютно плевать. — А как же твоя охуенная речь о том, что ты не станешь «спасать Кая»? Что ты тогда здесь делаешь? На что тратишь энергию? — девчонка несколько раз открыла и закрыла рот, ища слова, и Драко преодолел между ними расстояние в два счёта, одной рукой отодвинув злосчастную парту. — Посмотри на себя, Грейнджер, — он придавил её плечо одной рукой, точно так же, как, кажется, вечность назад у совятни, когда она пришла туда с каким-то письмецом под ночь. — Ты всегда буквально в полушаге от того, чтоб сдаться, — тихо проговорил Драко, чертя большим пальцем по её нижней губе, пытаясь сделать это не так нежно. Чтобы это не выглядело, как будто ему не хочется, чтобы она рыдала, потому что не только Грейнджер здесь в полушаге от белого флага. — Так очевидно: учащённое дыхание, мокрые ладошки, попытки меня коснуться. И мне стоит только слегка надавить, — Драко едва коснулся её шеи губами и уловил, как девушка тихо втянула в себя воздух. Он мог поклясться, что она не слышала большинство его слов. Ему так сильно хотелось надавить, чтобы ощутить треск этих прогнивших досок её обороны. — И ты всё равно сдашься, несмотря на то, кто я на самом деле такой. Резкий толчок в грудь, и он отступил на два шага. Реальность плыла, и Драко знал, что завтра будет блевать полдня от такого количества спиртного, но сейчас все его силы были сосредоточены на том, чтобы сфокусироваться на её лице. — Ты ненормальный, Драко. Ты реально серьёзно болен, и я не шучу, — Грейнджер отступала назад и загребала рукой своё барахло. — Я действительно сомневаюсь, что тебе может помочь хоть кто-то. Она силой нажала на ручку, впуская в комнату ночной воздух коридора. Уже давно наступил отбой. — Как вернёшься, не забудь сказать Краму, что почти сделала это. Опять. Ответом на его слова был хлопок двери. Секунда, и Драко знал, что его вот-вот накроет. Это был бред, что всех девочек воспитывают с верой в сказку. Мальчиков воспитывают так же, только по иному сценарию, даже его. Разве он не типичный принц, заточённый в сказке, которая должна, обязана была стать безупречной картинкой? Выбрать идеальную жену, ту самую, чтобы недосягаемо смотрелась и шла в комплекте с превосходным постом в Министерстве, безупречными благотворительными вечерами, образцовыми вложениями и примерными детьми — наследниками чистокровного семейства, которые потом точно так же построят свою идеальную картину, идя по стопам. Вот только в реальности принц часто выбирает неправильную принцессу. Практически пустая бутылка огневиски рассекла воздух и разлетелась на осколки, встретившись со стеной, и оставила на ней блекло-коричневые подтёки от остатков алкоголя на дне.