***
Они шли по тропинке от Хагрида. Гермиона всё ещё чувствовала, как ныл зуб, павший безвольной жертвой кулинарных способностей лесничего. Она пыталась не хмуриться, слушая рассуждения мальчиков, но не получалось. Они обсуждали последнее письмо Сириуса, которое и стало предметом споров. — Я думаю, что Гарри следует пойти одному. Так он будет привлекать меньше внимания, — Гермиона повторила эту фразу третий раз за разговор. Сириус назначил в Хогсмиде встречу, которая должна была состояться через неделю, и друзья всё ещё вели споры. — Но именно одинокие волшебники вызывают больше всего подозрений, — парировал Рон, проигнорировав реплику Гермионы о том, чтобы он застегнулся. — Даже в Министерстве, папа говорил, что... — Но одинокий волшебник сможет спрятаться под мантией-невидимкой, — надавила Гермиона, прервав его тираду. — А она нас всех больше не скрывает, ты знаешь. Так будет гораздо безопаснее. Рон нахмурился и надул щёки. Против такого аргумента у него ничего не было. — Думаю, Гермиона права, — вздохнул Гарри. Он произнёс эту фразу, наверное, в тысячный раз за всё время их дружбы. — В конце концов я постараюсь в подробностях запомнить обо всём, что он мне скажет, и передам вам. Нет причин так рисковать. — То-то и оно, — кивнула Грейнджер, потянув на себя тяжёлые двери Хогвартса, понимая, что выиграла спор. — Не забудь купить Добби подарок, он здорово нас выручил. Сразу после того, как Добби согласился помочь с жаброслями, Гарри сказал, что после второго тура купит домовику столько пар носков, сколько дней в году. Гермионе понравилась эта идея. — Второе задание позади, и у нас есть ещё одна вещь, о которой следует позаботиться, — заметил Гарри, когда они зашли в гостиную и начали стаскивать с себя куртки. Гермиона рассказала друзьям о том, что они с Крамом больше не вместе. Сначала парни завалили её вопросами, но потом, она подозревала, что с лёгкой руки Джинни, перестали поднимать эту тему. Друзья вообще обходили имя Виктора стороной, что Гермионе не особо нравилось, но лучше уж так, чем наоборот. Возможно, есть предел у всякой выдержки, так что она насторожилась. К тому же теперь ребята стали видеться с Виктором гораздо реже, что немного расстроило мальчиков, потому что они лишились постоянного источника разговоров о квиддиче. Каким-то чудом о расставании ещё не успела прознать вся школа, хотя дело было всего три дня назад. — Твоё желание, — уточнил Поттер, садясь на кресло у камина и убирая тёмные волосы со лба. — Нам нужно придумать, как избавиться от него. Гермиона напряглась, открыла рот и замерла с курткой в руке, так и не повесив её на спинку кресла. Гарри смотрел на неё выжидающе, так что она моргнула и засуетилась, складывая одежду вдвое. — Да, но... в этом больше нет необходимости, — наконец сказала Гермиона, делая вид, что всё нормально. Поразительно, но она совершенно забыла об этом. О желании. Избавившись от него, Гермиона совсем не чувствовала облегчения, потому что на самом деле давно не ощущала желание грузом, лежащим на плечах. Перестала, когда Малфой дал ей своё обещание. Это было отдельной темой для раздумий о том, как так вышло, что слово слизеринца стало значить для неё так много, но факт оставался фактом. — Как? В смысле? — опешил Рон, вытаращив на неё глаза. — Ну, он уже воспользовался своим желанием, — ответила Гермиона. — Он спросил, что Гарри использовал на втором туре. И мне пришлось ему сказать. — Чего?.. — Гарри поднял брови вверх от изумления. — То есть у Малфоя был один единственный шанс у тебя что-то выведать, и он потратил его на это? — Полагаю, ему было действительно интересно, потому что, судя по его реакции, когда я рассказала, он понятия не имел о жаброслях, — пожала плечами Грейнджер, пытаясь выглядеть как можно более непринуждённо. — Да и Бэгмен тогда не объявил, что именно ты использовал. Возможно, Малфой думал, что это что-то запрещённое и... — Точно! Слизняк явно рассчитывал уличить тебя в чём-то! — хлопнул по коленям Рон, победно усмехаясь тому сценарию, который он успел сам себе выдумать. Гермиона вздохнула, но решила, что такая версия событий куда безопаснее, чем то, что случилось на самом деле. Так что она просто пожала плечами и потянулась за сумкой. Чтобы как можно скорее уткнуться носом в записи. — Тогда это ведь хорошие новости, правда? — повернулся к ней Гарри с улыбкой на лице. — Пусть знает, мне-то что теперь! Зато ты свободна от Малфоя! — Верно, — Гермиона вернула ему улыбку. Она предложила друзьям поиграть в карты, зная, что сейчас они вряд ли горят желанием садиться за уроки. Мальчики поддержали её идею, потребовав, чтобы Гермиона сыграла с ними хотя бы первую партию. Девушка согласилась. Она подтянула под себя ноги и подумала о том, как бы сейчас себя чувствовала, если бы последняя реплика Гарри действительно оказалась правдивой. Словно перенестись на год назад, когда не было Виктора, который теперь избегал её, явно не желая смущать; не было тайн от мальчиков. Неважно, насколько сильно Гермиона пыталась убедить себя, что её личная жизнь — не их ума дело, и она не обязана посвящать друзей во все подробности, это всё равно не переставало давить на неё. Особенно теперь, когда она рассталась с Виктором, который чувствовался как прослойка чего-то правдивого в её жизни, чего давно стало просто мизерное количество. Как было бы, если бы не существовало Малфоя. Гермиона кропотливо рисовала картинки того, как бы она легко себя ощущала, и с каждой секундой понимала, что предложи ей стереть всё из памяти, отказаться от всего: от этих воспоминаний, где он усмехался прямо в поцелуй, зная, что опять заставил её потерять голову; где его глаза становились тёмными от желания. От всех этих прикосновений, от знания того, как он выглядел совершенно безоружным... Гермиона бы не смогла это отпустить. Никогда не смогла бы от этого отказаться. И осознание того, что всё, что она переживала сейчас, вся та душевная инквизиция полностью окупалась одной его ухмылкой... Что ж, всё становилось только хуже. Всё хуже и хуже с каждым днём.***
Раздался хлопок двери, и Малфой повернулся, задержав руки на поясе хлопковых спальных штанов. — Это мужская душевая, Пэнси, — устало озвучил он очевидный факт. Девушка стояла у дверей, не отводя глаз от его торса. Обычно это ему льстило, как и все подобные взгляды, но сейчас вызывало раздражение. Он реально был настроен на душ. — Раньше тебя это не волновало, — с вызовом ответила Пэнси. И правда. Не счесть количество раз, когда парни ломились в дверь, потому что они закрывались тут с Паркинсон. Теперь Драко просто закатил глаза, будто знал, что она именно это и скажет. Предсказуемо. — Я хочу помыться, — отрезал он. Этот диалог походил на общение умственно отсталых. — Давай я составлю тебе компанию, — Пэнси игриво расстегнула две пуговицы на своей блузке, которая казалась маленькой — так сильно натягивалась на её груди. — Не стоит. — Почему? — голос Пэнси дрогнул, словно она предполагала такой ответ. — Потому что моего геля для душа не хватит на двоих, — плюясь сарказмом, начал раздражаться слизеринец. — Потому что я не настроен, ясно? — Я больше тебе не нравлюсь? Драко чётко слышал слёзы в голосе Пэнси, и это бесило ещё больше. Только, блять, не это. — Ты ко мне не притрагиваешься! Ты с кем-то ещё? Точнее... Почему это больше не я? Всегда не я? Малфой выдохнул и закрыл глаза. Раздражение, пронёсшееся по его венам, превращалось в ненависть ко всему окружающему. Почему это не Пэнси? Ответ был прост. — Потому что я не хочу? — Драко равнодушно пожал плечом и уперся спиной в холодную стену. — Ты не хочешь меня? — Пэнси задала этот вопрос с такой интонацией, будто действительно не могла в это поверить. Он и сам не мог. Недостаток секса сказывался на нём, но его совершенно не тянуло к Паркинсон. По правде говоря, Драко не тянуло ни к кому так, как бы ему того не хотелось, но с Пэнси было вообще невыносимо. Вчера подвернулась какая-то девчонка. Гриффиндорка. На год старше. С кудрявыми волосами, знакомой серой юбкой и достаточно длинными ногами, чтобы повернуть её к себе спиной. Но у неё был чертовски высокий писклявый голос, так что Драко хотелось заткнуть гриффиндорку навсегда, когда она начала издавать звуки, разрушая всю иллюзию. Это помогло. Немного. Настолько, насколько вообще могло помочь, потому что ему было чертовски мало. Мало этого расслабленного ощущения мышц после оргазма, мало всплеска эндорфинов в мозгу. Драко будто плотно сидел на какой-то дряни, которая заставляла его капилляры взрываться, кожу саднить от желания; а потом он вдруг прекратил её приём. В пятнадцать, когда Малфой почти не мог держать себя в руках при появлении девчонки в комнате, Блейз смеялся и рассказывал идиотские истории о том, что чем больше секса в жизни, тем больше мозг к этому привыкал и требовал увеличивать дозировку. Этот монолог заканчивался заключением, что годам к восемнадцати Драко настолько слетит с катушек с таким темпом, что перейдёт на садовых гномов для подстёгивания сознания. Забини никогда не отличался здравым рассудком, но сейчас его теория, придуманная под палёным алкоголем на очередной слизеринской вечеринке, оказалась слишком реальной. Драко будто не хватало чего-то, что подстёгивало бы его. Удовольствие было пресным, отсырелым — никаким. — Салазар, Паркинсон, я могу помыться? — не выдержал Драко. — Да что с тобой происходит?! — крикнула она так, что её голос отскочил от пустых стен и ударился эхом о его барабанные перепонки. — То ты подходишь и целуешь меня, то просто делаешь вид, будто меня не существует! Будто нас нет. — Да потому что нет никаких «нас», Пэнси! — повысил Драко голос. — Я вроде бы не давал тебе чёртов обет верности, нет? И сказал, чтоб ты не ждала от меня подобного! — Но ты вообще не обращаешь на меня внимания! Это разные вещи! — слёзы полились у неё из глаз, сопровождая красное от обиды лицо. — Не доёбывай, — предупредил он. — У меня такое чувство, будто я обязан тебя трахать. Будто я не исполнил супружеский долг! Хочешь секса? Найди себе какой-нибудь другой член, окей? Последнее, что ему было нужно, — это оправдываться перед Пэнси. Драко слишком долго оправдывался перед собой. Он объяснял это усталостью, нервами по поводу Турнира, ещё миллионом вещей. Реальная причина тупо ходила по Большому залу, сидела на противоположной стороне во время приёмов пищи и закалывала волосы, которые под солнцем становились золотистыми. Ему не нужно было это анализировать. Видно, Блейз оказался прав: чтобы получать то самое крышесносное удовольствие от секса, Драко нужно знать, что он трахал грязнокровку. Сколько их в школе, которым исполнилось как минимум шестнадцать и которые выглядели так, чтобы его это устраивало? Нужно навести справки. — Это так Турнир на тебя влияет? Драко, я могу тебя расслабить, если ты... Пэнси всегда знала, когда он на грани, и тут же делала шаг назад, опасаясь его гнева. Опасаясь, что он может, как всегда, оттолкнуть её, но на этот раз так далеко, что ей станет не под силу найти дорогу обратно. — Мне реально нужно повторить миллион раз, чтоб до тебя дошло? — рявкнул слизеринец как раз в тот момент, когда в ванную зашёл Забини, закинувший полотенце себе на плечо. Блейз замер, переводя взгляд с Пэнси на Драко, он явно не ожидал кого-то здесь увидеть. — Малфой в последнее время стал таким забывчивым, когда доходит до запирающих заклинаний. Мне следует волноваться о том, что слава повредила тебе рассудок? — хохотнул Забини, видя, что Паркинсон полностью одета, и прошёл дальше. — Мы не собирались трахаться, — огрызнулся Драко. — О, тогда, кажется, мне стоит переживать вдвойне, — иронизировал Блейз, снимая рубашку. — Пэнс, ты ещё что-то хотела? Например, посмотреть на реально достойного самца? Если так, оставайся, я с удовольствием... Но она всхлипнула и, развернувшись, побежала к выходу, задев туфлями лужу у раковин и создав неприятный звук, прежде чем захлопнула дверь. — Что это с ней? — поднял бровь мулат, продолжая раздеваться. — Бесится, что мы не спим, — Малфой был настолько взбешён, что ответил правду, заходя в душевую кабину. — Ты разве не был вчера с какой-то девчонкой? Гриффиндоркой, — Забини сделал акцент на её факультете. Драко открыл глаза, позволяя воде попадать на лицо. Голос друга звучал отдалённо, но он знал Блейза достаточно хорошо, чтобы различить насмешку. Драко понимал, почему. Гриффиндор никогда не был верхушкой его послужного списка. — Она оказалась слишком настойчивой, — равнодушно ответил он и сплюнул воду. Но это не было правдой. Он просто увидел её в коридоре сзади. Знал, что это не то, что нужно, но... всё же. Пара улыбок, пара фраз, пара щепоток природного очарования, и она сдалась, как и остальные. Это даже оказалось неинтересно. Забини явно увидел их, когда они шли назад из южного крыла поздно вечером. — Пэнси говорила, что ты раздумываешь над отношениями с ней. Я имею в виду реальными отношениями, — донёсся до него голос Забини из другой душевой кабины. — Пэнси бредит, — отмахнулся Драко и выдавил себе на руку гель для душа. Тёплая вода текла по его телу, но не согревала внутри совершенно. И даже не то чтобы он чувствовал холод. Драко привык к холоду за все эти годы в подземельях, привык к холоду в окружении, в голосе, в маске на лице. Сейчас он чувствовал пустоту, которая пугала не своей яростью и злобой, а безразличием. Словно немое, бесконечное, бездушное ничто внутри него, и Драко не знал, как заполнить эту дыру, которая с каждым днём становилась всё больше.***
Третий вздох по счёту вырвался из её рта. Она потёрла уставшие глаза. Гермиона заколола карандашом кудри, свернув их в растрёпанный низкий пучок, чтобы перестали лезть в лицо, но пара прядок всё ещё была непоколебима в своём непослушании, так что Грейнджер оставила их в покое. Сегодня выдался просто кошмарный день, каким и полагалось быть понедельнику. Грюм, кажется, решил впихнуть в один урок всю теоретическую часть за полгода, так что через девяносто минут непрерывного письма Гермиона не чувствовала кисти. Девушка сомневалась, что вообще сможет разобрать те каракули, в которые превратился её почерк уже через полчаса писанины. Затем Макгонагалл дала отработку трансфигурации животных, которая выносилась на экзамен в конце года. Профессор страшно злилась, что после пары ЗОТИ ни один студент не был в состоянии как следует управлять своей кистью для безупречного исполнения. На Травологии Спраут решила заставить студентов письменно классифицировать лечебные виды растений — отличная идея. Так что сейчас задание по Нумерологии, которое Гермиона взяла дополнительным, было не то что некстати, а давило на неё своей огромной глыбой, пока лежало прямо перед глазами в тусклом свете библиотеки. Гермиона посмотрела в окно прямо за собой, наблюдая за тем, как на замок опускались сумерки. Грейнджер ещё больше начало клонить в сон. Она решила, что её хватит максимум на полстраницы, а всё остальное допишет потом. Сегодня был явно не её день. — Возможно. Хотя я бы сказала, что он был просто как хренов инфернал, который... Речь слизеринок оборвалась, когда они вышли из-за стеллажа по правую руку Гермионы. Она еле слышно вздохнула. О, Боже. — Салазар, почему я постоянно должна её видеть? — начала психовать Пэнси, смотря на Грейнджер так, будто та ворвалась на кухню в её собственном доме. — Это же библиотека, Пэнс, святое место для грязнокровки, — поддакнула ей Милисента, перехватив учебники. — Она сидит за моим любимым столом. Чёрт, теперь даже если бы я согнала её оттуда, не смогла бы там сесть, — скривила своё лицо Пэнси, и Грейнджер фыркнула. — Как будто ты что-то можешь, Паркинсон, — покачала головой она, не отрывая взгляда от своих записей. Гермиона была уставшей, и ей не хотелось влезать в склоки, но сил закрыть Пэнси рот всегда хватало. — Мне кажется, святое место для Грейнджер теперь — это отельные номера. Гермиона услышала, как перо треснуло меж её пальцев, когда она резко посмотрела на слизеринку. Нет. Она... не могла. Лицо Паркинсон выражало насмешку и яд. И это странным образом успокоило Гермиону. Она не знала, не могла. Потому что если бы знала, то Грейнджер уже лежала бы с содранной заживо кожей. — Отличное место для того, чтоб развлечь Поттера, Крама или кого там ещё? Как дешёвка. — Много ли ты знаешь о достоинстве, таскаясь за тем, кому не нужна, — хмыкнула Гермиона. Она всегда так делала. Давила на её больное место. Раньше это оказывались просто действенные слова, которые были способны поставить Паркинсон на место. Сейчас же... Гермиона чувствовала настоящую ненависть. Она терпеть не могла Паркинсон и говорила такое специально. Собственные поступки иногда пугали Гермиону, но в моменты злости всё выливалось именно в подобные слова. — У некоторых в жизни есть любовь, Грейнджер, знаешь? — встала на защиту подруги Милисента, пока Пэнси сверлила гриффиндорку двумя щёлками, полными тёмного ада. — Надеюсь, ты хотя бы девственности лишилась по любви, а не прыгая из койки в койку, — засмеялась она, явно желая поддеть. Это было так глупо, потому что казалось, что они действительно верили в то, о чём говорили, хотя именно слизеринки скармливали все отвратительные вещи Скитер, которая лепила из них комки грязи, размазывая по бумаге «Пророка». Выглядело мерзко. — Знаешь, да, Булстроуд, это произошло по любви, — уверенно произнесла Гермиона, вздёрнув подбородок. — Ты бы тоже это познала, наверное, если бы не раздвигала ноги перед каждым встречным. Гермиона схватила свои книги и резким движением засунула их в сумку. Услышав приглушённый звук рвущегося пергамента, она надеялась, что это не доклад. Её ответ был вызывающим и явно не тем, на что рассчитывала Булстроуд, так что он подействовал в достаточной мере, чтобы выбить почву из-под ног у Милисенты и дать Гермионе шанс убраться оттуда. Создавалось впечатление, будто даже стены вокруг оказались в гное. Честно сказать, она не слишком много знала о личной жизни Булстроуд, а если и знала, то слышала об этом против своей воли. О Милисенте говорили гриффиндорки, но Гермиона, как никто, поняла, что все сплетни, разносимые по школе, далеко не всегда оказывались правдой. Но слизеринки тоже трепались о ней, так что даже если Булстроуд вдруг на самом деле святая душа в этом плане, Гермиону это не волновало. Сука сама напросилась. — Оказывается, у Золотой девочки есть зубки, я впечатлён. Гермиона вздрогнула и усилием воли удержалась от желания прислонить руку к груди, чтобы успокоить сердце, понёсшееся галопом от испуга. Малфой стоял в проёме стеллажа, слишком далеко от места стычки гриффиндорки с его однокурсницами, хотя, учитывая тишину библиотеки и их повышенные тона, вполне мог всё слышать. Он захлопнул книгу и засунул её обратно на полку, явно не заинтересовавшись. В его глазах скакали чёртики, пробуждая личных пикси в груди Гермионы. Это была исключительно её странность: каждый раз она хотела увидеть Малфоя и каждый раз оказывалась не готова к встрече. Неважно, насколько заранее Гермиона знала о том, что у них пара со Слизерином или что они увидятся в Большом зале. Его вид всегда умудрялся выбивать её из колеи, даже когда девушка пыталась себя подготовить, не говоря уже о таких вот моментах. — Тебе ли не знать, — высокомерно сказала Гермиона. Это должно было звучать дерзко, но по тому, как Малфой ухмыльнулся, она поняла, что он придал совсем иное значение её фразе. — Ну да, ну да, — слизеринец растянул губы в улыбке. Гермиона решила сделать вид, что не поняла двойного подтекста. Это было безопасно. Настолько безопасно, насколько может быть безобидной игра с Малфоем. — То есть это правда? Гермиона подняла бровь. — То, что ты сказала Милисенте? Гермиона ненавидела эту особенность своего тела, но ладони потели, когда она нервничала. Ну конечно, он услышал это, если слышал их сцепку в общем. — Мне просто нужно было заткнуть Булстроуд, — фыркнула Гермиона. Получилось вполне натурально. Нужно будет потом отпраздновать: случаи, когда ей удавалось что-то сыграть в его присутствии достаточно убедительно, можно было посчитать на пальцах. Она повернулась, и на лице Малфоя мелькнуло что-то. Что-то, будто он знал, что ответ будет таким, но почему-то всё равно поверил. Впрочем, Малфой слишком быстро закрылся, чтобы Гермиона успела попытаться это как-то проанализировать. Сейчас было самое время уйти, ведь разговор закончился, если подобное вообще можно считать разговором. Но Гермиона стояла, всё ещё смотрела на него. Малфой прислонился к полке, казался расслабленным и не отводил от неё взгляда. Интересно, он знал, насколько привлекательно выглядел даже в жёлтом свете лампы, который буквально никого не украшал? — Почему я уже который день не вижу, как Крам таскается за тобой, подобно шавке? — вдруг спросил Малфой, и его голос прозвучал куда резче, чем можно было предположить, судя по ленивой позе. Ей хотелось думать, что он следит, но, скорее всего, парень заметил, потому что обычно болгарин встречал её в вечернее время из библиотеки. — Потому что мы с Виктором расстались, — ответила Гермиона. Вот так просто. Хотя это его не касалось. И она могла бы бросить ему этот факт в лицо. Но сейчас вдруг было важно сказать правду, Гермиона не знала почему, но это сорвалось с губ легко. Малфой поднял брови. — Почему? Гермиона могла буквально отследить по его лицу, как сильно ему хотелось высказать все те ехидные замечания и унизительные шуточки в сторону Крама, но Малфой остановил себя, решив, что польза от её ответа на этот вопрос более предпочтительна. — Потому что это... — голос Грейнджер сорвался, когда слизеринец оттолкнулся от полки и подошёл к ней ближе. — Это нечестно, Драко, — в какой-то момент Гермиона стала говорить шёпотом, смотря ему в глаза. Желание прикоснуться к нему можно было собрать с её ладоней и почувствовать между пальцев. Больше не существовало Виктора, перед которым она бы чувствовала себя виноватой. Вина перед мальчиками уже так укоренилась в её мозгу, что стала практически фоновым чувством. Становилось всё тяжелее и тяжелее сдерживать собственные порывы, так что Гермиона ухватилась за ручку своей сумки так, будто та была спасательным кругом среди бушующего моря. — Нечестно? — Малфой склонил голову вправо. Она выдохнула. Это был один из её любимых жестов. — Ты выглядишь уставшей, Грейнджер. Его голос тоже стал тише. Она больше концентрировалась на близости слизеринца, чем на словах, так что просто кивнула, даже не моргая, боялась, что если лишний раз потеряет его из виду, он просто растворится. Малфой поднял руку и, кажется, ещё до того момента, как коснулся щеки Гермионы, она подвинулась к нему, пытаясь ускорить прикосновение. Грейнджер закрыла глаза, когда слизеринец провёл пальцами по линии её волос, дальше к уху и подбородку. Они были смазанной картиной, она уже сама не понимала, что они такое. Раньше всё было структурировано, не всегда правильно, но хотя бы предельно ясно. Сначала ненависть, потом страсть, а теперь? Чем они являлись теперь, когда Малфой стоял меж двух стеллажей в библиотеке, поглаживая её щеку, а Гермиона сосредотачивала все усилия, лишь бы не подвинуться ближе и не попросить поцеловать её. Потому что когда он оказывался рядом — это единственное, что ей было нужно. Не оставалось ни боли, ни вины, ничего, что разрушало Гермиону. Как наркотики. Когда начинается ломка, твоя жизнь рушится, но когда они попадают в кровь — это такой силы кайф, который способен затмить всё остальное. Малфой прочертил большим пальцем линию на её нижней губе, надавил на подбородок и заставил приоткрыть рот. Гермиона распахнула глаза и заметила, как он внимательно за ней наблюдал. Прикосновения стали чуть грубее, Малфой всегда становился немного грубее, когда целовал её, и эта мысль прокатилась химическим раствором у неё по коже. Драко следил за тем, что видел, жадно впитывал то, как покраснели щёки Грейнджер и участилось дыхание, как она бессознательно повторяла траекторию его руки, чтобы не позволить ему отнять кисть. Какого чёрта, Грейнджер? Ему должно быть плевать. Новость об их расставании... она оказалась слишком предсказуемой. Грейнджер пыталась чересчур сильно. Малфой мало знал об отношениях, но что-то ему подсказывало, что они не должны быть вымученными. Это может оказаться сложно, бесспорно, нужно прикладывать усилия, но если вам перманентно тяжело — это не оно. А Грейнджер вцепилась в возможность сбежать так крепко, что ему было интересно: как так вышло, что у неё не получилось? Драко казалось, что у него даже кончики пальцев пульсировали от того, насколько ему становилось лучше, даже несмотря на то, что их разделял метр. Бог словно проверял ею парня на прочность, заставлял ломаться, корчиться, и давился смехом, смотря сверху на это представление. Чёрт его дери. — Я устала, Драко. Это вообще не имело смысла. Какого чёрта она стояла здесь и жаловалась ему? Но почему-то это было нужно, Гермионе хотелось, чтобы именно Малфой её утешил, потому что, может быть, он понимал. Понимал ли? Ей казалось, что не могло быть такого, чтобы она чувствовала постоянную боль, а он умудрялся взаправду не чувствовать ничего. Могло ли такое быть? Это же противоестественно. Так что Малфой должен был ощущать хотя бы малую часть той путаницы, в которую лично превратил её сердце и всё внутри. Пожалуйста, пусть он ощущает хоть что-то подобное. Потому что если она в этом одинока, то это станет ещё более невыносимым. Малфой вздохнул, убрал ладонь, и Гермиона тут же поняла, что лишилась своей анестезии. Хлоп — и действие кончилось. Драко выглядел таким же вымотанным, но было ясно, что плохой сон сказывался на ней, отражая усталость в её глазах, которую он мог видеть невооружённым глазом, хоть она вовсе не имела в виду усталость физическую. Ту можно как-то устранить. С моральной же... просто терпеть. — Тебе пора в постель, — внезапно сказал Малфой. Его голос звучал абсолютно беззлобно. Да, он действительно устал. Она кивнула, и Малфой медленно прошёл мимо неё вглубь библиотеки, явно продолжил искать то, за чем пришёл. Он разрушил момент, как всегда забрал с собой что-то от Гермионы. Хотя ей казалось, что у неё больше ничего не осталось, каждый раз он находил, что присвоить. Она вдохнула глубже запах табачной вишни и ванили и заставила себя двигаться. Гермиона повернула голову в сторону. Как раз вовремя, потому что увидела полный ужаса взгляд Джинни, которая, встретившись с ней глазами, будто отмерла от шока и, встряхнув волосами, пошла быстрым шагом к выходу, едва ли не побежала. Господи, о нет. Нет. Нет. Нет. Гермиона сорвалась на бег, выбравшись из пучины оцепенения, которое сковало её мышцы на несколько секунд, пока мозг анализировал происходящее. — Джинни! Джинни, стой! — крикнула Грейнджер, сбегая по ступенькам вниз и следя глазами за огненной шевелюрой, которая колыхалась из стороны в сторону от слишком резвой ходьбы. — Джинни! — она поймала её за руку, пытаясь преодолеть одышку. — Это не то, что ты видела, я... — Я не знаю, что видела, — голос Джинни звучал наполовину шокировано, наполовину испуганно, и Гермиона даже не знала, о чём переживать больше. — Я тебе всё объясню, прошу тебя, выслушай меня, — умоляла Грейнджер под пристальным взглядом рыжей, которая смотрела на неё, как на незнакомку. — Что вообще?.. Точнее, как?.. — Джинни не могла подобрать даже вопроса. — Я имею в виду, Малфой касался твоего лица. И это выглядело, как будто он... Мерлин, что происходит? Мне казалось, что я сошла с ума! — Нет, я... — Грейнджер сбилась с мысли, когда два парня из Когтеврана, держащие путь в библиотеку, прошли мимо, странно на них поглядывая. — Давай отойдём немного? Пожалуйста? Уизли подождала минуту, будто взвешивала решение, но затем всё же кивнула, и они синхронно завернули за угол, наполненный цветами в горшках, которые лелеяла профессор Спраут. Это были вполне домашние экземпляры, которые не требовали особого ухода, не издавали вопли и не покрывались гноем, в общем, не самые любимые её виды. Там стояло несколько лавочек, хотя студенты редко забредали в данную часть коридора. — Что это было? — медленно спросила Джинни. Она спрашивала осторожно. Так говорили с детьми или с сумасшедшими, которые стояли на краю карниза. Плохой вид спокойствия. — Он просто прикоснулся. Малфой иногда так делает... когда не знает, что сказать, или когда говорить не о чем, в общем... — Гермиона лепетала, пыталась объяснить очевидное, но Джинни терпеливо ждала, будто это было частью терапии. — Ничего такого, честное слово. Уже нет. — Уже? Грейнджер видела, что подруга изо всех сил пыталась не делать такое лицо, словно надкусила лимон, но получалось из рук вон плохо. — Да. Уже, — Гермиона опустила голову и посмотрела на свои ногти, которые как раз в этот момент лишались молочного лака, и Уизли на автомате ударила её по рукам, тем самым возвратив внимание к себе. — Кажется, я знаю, почему с Крамом ничего не получается, — вздохнула Джинни, но в её голосе на удивление не было укора. Грейнджер подняла голову и посмотрела ей в глаза, понимая, что устала от лжи. Устала от недомолвок, от того, что она должна скрывать ото всех происходящее внутри неё. Это оказался такой тяжкий груз, что ей уже становилось не под силу его тащить. А если Гермионе было тяжело, это значило только одно — нормальный человек давно бы сломался из-за подобного. — Я не знаю, как это произошло, Джинни, — покачала головой Грейнджер, смотря в окно, но из-за света видела там только своё потерянное отражение. — Я никогда этого не хотела. Просто мы столкнулись пару раз по поводу нашего задания, потом ещё пару раз и... И я больше не могу найти конца во всём этом. — Но... Но... Это же... — Джинни громко вдохнула, явно настраивая себя. — Хорошо, но ведь он всегда тебя обижал, разве нет? Чёрт, я не могу припомнить дня, когда с его уст не срывалось какое-то дерьмо в твою сторону и... Гермиона сжалась, понимая, что это правда. Было видно, что Джинни говорила подобное не для того, чтобы её унизить, но именно так Грейнджер себя и чувствовала. Малфой всегда обижал Гермиону, а девушку угораздило в него влюбиться? Как какая-то лишённая любых извилин идиотка. Как Паркинсон. Чем они вообще различались с Паркинсон? От этой мысли стало ещё хуже. — Да, но он бывает не таким, — Гермиона понимала, что это оправдание звучало глупо, но это была единственная правда, которая у неё оставалась. — В нём гораздо больше светлого, чем он пытается показать, Джинни. Драко гораздо более человечен, чем ты видишь. — Д-Драко? — запнулась рыжая. — Ладно, ладно, окей? А мальчики, они... — Нет, конечно, нет, я не говорила им! Я не говорила никому, я... Гермиона прислонила ладони к лицу, чувствуя, что несмотря на то, как много ругала себя в последнее время за непрошеные слёзы, сейчас ей очень хотелось бы расплакаться. Потому что так становилось хотя бы немного легче. А теперь слёзы не шли, и всё, что она ощущала — это воздушный шар в груди, который становился всё больше и больше, грозился взорваться от давления и повредить Гермионе внутренние органы. — Я запуталась. И даже если бы решила рассказать, то даже не знаю о чём, потому что ничего нет, понимаешь? — она безумно хохотнула, смотря в сторону, потому что понимала, как глупо это звучало. — Нас ничего не связывает. — Гермиона, — Джинни сжала её ладонь в своих руках. — Всё в порядке, я понимаю, что Малфой... ну, он не урод, — хохотнула она, явно приукрашивая своё мнение, — но такие парни, как он, совсем не подходящий вариант. Всё, что они делают, — распускают руки, а потом испаряются, и это лучшее, что ты можешь от них ожидать. — Звучишь как твоя мама, — грустно засмеялась Грейнджер. — Да, но иногда приходится признавать, что по поводу некоторых вещей мамы в итоге оказываются правы, — пожала плечами Джинни. — Он переспал с Фэй и потом даже не смотрел в её сторону. — Откуда ты знаешь? — Она сама рассказала. Фэй была влюблена в него какое-то время, — ответила Джинни. Гермиона в очередной раз подумала о том, со сколькими людьми общалась младшая Уизли достаточно близко, если с ней делились такими подробностям. Это по меньшей мере дар. — Так что всё, чего он добивается, — это залезть тебе под юбку. Не ведись на это. Гермиона сглотнула, почувствовав знакомую резь в горле. Джинни подозрительно затихла. Грейнджер подняла глаза и успела заметить мгновенную перемену эмоций на лице подруги. — О нет! Нет-нет-нет! Нет же, Гермиона? — Джинни вскочила с лавочки и погрузила пятерню в волосы, смотря на подругу сумасшедшим взглядом. — Чёрт возьми, Гермиона, нет, — простонала рыжая. — Ты с ним спала? Грейнджер открыла рот в желании защититься и тут же его закрыла, потому что подозревала, что её лицо всё сказало за неё. — Я... — Гермионе не хватало воздуха. — Я не знаю, как это произошло. Точнее, всё случилось так внезапно, как захлестнувшая волна, и я не успела... — Грейнджер замолчала, потому что понимала, что на грани лжи. А она устала лгать. И я не успела что? Остановить его? Остановиться сама? Гермиона тогда не хотела останавливаться, это был он — тот, кто ещё умудрился на какой-то момент сохранять здравость рассудка. Но и правды Грейнджер сказать не могла. Она бы просто застряла в горле. — Я почти подозреваю, что это какой-то розыгрыш, — захохотала Уизли, как героиня фильма ужасов, которая просто не могла поверить, что кишки, разбросанные по всему дому — настоящие. Но потом она замолкла и, на удивление, не пожелала слышать подробностей. Вот что действительно было предвестником шокового состояния. — Ладно, ладно, Гермиона. Всё в порядке. Ты просто сбилась с пути, совершила ошибку, — Джинни села на лавочку и всмотрелась в лицо подруги. — Всё будет хорошо, мы разберёмся с этим, и ты... — Я не думаю, что это было ошибкой, Джинни, — сказала Гермиона. В её голосе слышалось стальное спокойствие. Как голос врача, который говорит родственникам, что теперь им как-то придётся жить без одного члена семьи. Будто всё потеряно, и как бы ты не истерил — ничего нельзя исправить. — Потому что мне нравится, когда он на меня смотрит. Джинни медленно прислонила ладонь ко рту. Гермиона не знала, зачем это сделала. Возможно, ей стоило промолчать или согласиться с подругой, чтобы не видеть сейчас ужаса в глазах Уизли. Но в Грейнджер не осталось сил, чтобы продумывать стратегию. — Мерлин, — произнесла Джинни еле слышно, всё ещё не отрывая глаз от Гермионы. — Ты влюблена в него. Это был не вопрос, так что Гермиона не ответила. Кажется, абсолютно всё, в чём себя убеждала Джинни во время их разговора, пошло прахом, потому что в следующий миг её глаза наполнились слезами отчаяния. — Джин... — вот уж чего Гермиона не ожидала, так это того, что ей придётся успокаивать подругу. — Нет-нет, всё в порядке, просто... — она помотала головой, выдохнула, явно пытаясь взять себя в руки. — Это же Малфой. Я имею в виду, Годрик, как это вообще произошло? Когда всё полетело к чертям? — её голос дрогнул. — Он разобьёт тебе сердце, Гермиона. Уже. — Джинни, не стоит, мы почти не общаемся. Этот эпизод, — она кивнула головой в сторону библиотеки, — ничего не значит. Я в норме и... — Не лечи меня. Ты как угодно, но только не в норме, — всхлипнула Джинни. — Теперь я понимаю. Ты вела себя так странно всё время, я думала, что это из-за новых отношений или из-за Гарри с Роном, но... Ты должна была мне сказать и не справляться с таким в одиночку. Даже если это Драко Малфой. — Я не знала, что всё так далеко зайдёт, — покачала головой Гермиона, — а когда задумалась, было уже поздно... Только прошу тебя, не говори мальчикам. Я сама скажу им, когда придёт время. — О, я бы не хотела быть рядом, когда они узнают. Так что узнают точно не от меня, — открестилась Уизли, протянула к ней руки и обняла. — Гермиона, он не... Не сделал ничего?.. — Нет, Джин. Он лучше, чем ты думаешь, я же сказала, — спокойно ответила Грейнджер. Джинни затихла, поглаживала плечо Гермионы, явно не желая комментировать это заявление. Или не верила Гермионе до конца, возможно, считала, что глупая влюблённость просто застелила ей глаза и она больше не видела реального положения дел. Вероятно, так оно и было. Джинни обнимала её, и Гермиона почувствовала спокойствие, которого не чувствовала давно. Ей стало немножко проще, когда она кому-то выговорилась, словно эта проблема наконец стала реальной. Гермионе перестало казаться, что всё померещилось, и она просто сходила с ума. Как будто кто-то признал за ней право быть сломленной в такой ситуации. — Это просто удивительно, — положив подбородок ей на макушку, хмыкнула рыжая. — Как так получается, что все девушки, читавшие в детстве о прекрасных принцах, любви и сказках, в итоге влюбляются в настоящих ублюдков? У Гермионы не было ответа на подобный вопрос. Это что-то вроде клише, о котором говорил Малфой. Возможно, всё дело в равновесии? Может быть, хорошие девушки так сильно преисполнены своей этой хорошести, что их подсознательно тянуло к недостойным? И существовал ли тогда способ вытравить такое из себя? А может, это всё же искусный вид мазохизма, когда ты выбираешь самый худший вариант из всех предложенных, зная, что в конечном итоге это разотрёт тебя в фарш? Гермиона точно знала одно: чтобы спастись от дьявола, нужно бежать от него, а не танцевать с ним, но кто способен сказать «нет», если этот танец дарит такие захватывающие ощущения, пусть и постепенно убивает? Кто бы мог остановиться? Кто бы мог оказаться настолько сильным? У Гермионы и на это не было ответа. В последнее время у неё не оказывалось ответов на множество вопросов. Девушка уже не понимала, сможет ли вернуться к исходнику, стать хоть когда-нибудь прежней Гермионой Грейнджер — собранной, расчетливой, знающей на два хода вперёд, или Драко и это умудрился у неё отобрать, навсегда лишив её части себя?