Sugar and Spice

Она бы не удивилась, если бы Тео и Драко уже ушли. Она ведь не просто слегка опаздывала, было уже очень поздно. Время отбоя уже давно прошло, но Гермиона как староста школы и студентка восьмого курса имела право пройти по школе в этот час, избежав наказания. Не то чтобы кто-нибудь попытался остановить ее... Конечно, она не могла видеть со стороны своего лица в эту минуту, но, должно быть, оно было достаточно грозным, потому что Пивз и Кровавый Барон, которых она встретила по пути, после одного взгляда на нее просочились сквозь ближайшую стену, не отпустив ни одного комментария. Внутри все клокотало от негодования. Кровь кипела, и Гермиона даже почувствовала, как один раз на кончиках волос электрическим разрядом затрещала еле удерживаемая внутри разбушевавшаяся магия. Она бы не удивилась, если бы из ушей сейчас пошел дым, как после Бодроперцового зелья, потому что она была просто чертовски зла. Как они посмели? Гарри и Рон, но в особенности Рон — как они посмели обращаться с ней как с помешанной? Конечно, Гермиона предполагала, что их реакция может быть сумбурной — она была готова к разговору на повышенных тонах, к недовольству и, может, к нескольким необдуманным оскорблениям (к слову, она бы не могла точно сказать, к чьим оскорблениям и в чей адрес она была готова, потому что все могло быть). Но она была абсолютна не готова к этому. Мерлин, то, что Рон умчался как безумный, а у Гарри хватило ума спросить, не отравлена ли она любовным зельем... Она ведь даже не говорила им, что влюблена, и не отрицала того, что Малфой когда-то был абсолютным негодяем. Потому что, если бы Гермиона действительно была под действием зелья, она не была бы способна к трезвым рассуждениям — только лепетала бы что-то несвязное и безрассудное. Она бы не стала ставить им условия, предупреждать и уговаривать. Но они не могли разглядеть этого за своими предрассудками. Гермиона и не требовала от них того, чтобы они полностью приняли и одобрили Тео и Драко. Чтобы они одобрили ее выбор. Но неужели они не смогли даже собрать в кулак всю свою порядочность, чтобы просто выслушать ее, не швыряясь при этом голословными обвинениями и далеко не самыми изысканными колкостями? Пусть они не могли довериться Тео или Драко, но они ведь могли поверить ей? Они были ее лучшими друзьями, и предполагалось, что они будут доверять ей, вместо того чтобы смотреть на нее так... как будто не узнавали. Они не произнесли этого вслух, но в том взгляде Рона Гермиона прочитала это очень ясно. Он и тот пятикурсник, что обозвал ее шлюхой Пожирателей, видимо, думали в одном направлении. А Гарри... Он даже не удосужился поддержать ее, просто пожал плечами и предложил всем разойтись и немного отдохнуть, как будто бы эти несколько часов сна могли волшебным образом все исправить. Несмотря на поздний час, Гермиона, схватив сменную одежду на завтра, почти бросилась в подземелья. Желание оказаться прямо сейчас рядом с Тео и Драко становилось болезненным, она физически ощущала, как в груди что-то разрывалось, и только они могли успокоить эту боль. И если бы ей пришлось стучаться в закрытый портрет, пока кто-нибудь не услышит — она так и поступила бы, не задумавшись ни на одну чертову секунду. Но ей не пришлось. Потому что там, рядом с портретом, прислонившись к каменной стене стоял Тео, в то время как прямо перед ним Драко со сдержанным напряжением мерил шагами коридор. Они оба обернулись на звук ее шагов. — Ты опоздала, — Тео оттолкнулся от стены, но его улыбка быстро растаяла, когда он вгляделся в лицо Гермионы. — Что случилось? Она собиралась просто пожать плечами и рассказать им, что случилось, но как только Гермиона раскрыла рот, из губ вырвалось сдавленное рыдание и плечи судорожно сжались. Нет, пожалуйста. Только не плакать, только не из-за Рональда Билиуса Уизли. Снова. — Тише, тише, — подбежав, Драко обхватил ее лицо ладонями. Его глаза быстро скользнули по ней: по ее лицу и телу, оценивая ее состояние и пытаясь определить причину рыданий. Но он мог бы смотреть вечно, и все равно ничего не увидел бы, потому что физически Гермиона была в полном порядке. Драко покачал головой. — Что произошло? Тео тоже был рядом, прямо за плечом Драко. Выражение его лица было таким же взволнованным, темные брови сведены над неспокойными глазами: — Гермиона? Она закрыла глаза, и по щеке потекла слеза, которую Драко тут же вытер большим пальцем: — Рон и Гарри здесь. Они приехали в замок. Я им рассказала. Но эти три коротких предложения совершенно не передавали всего того бедлама, в который превратился их разговор. А точнее — допрос. И все же Драко понял, тихо выругавшись — понимание ситуации тучей наползало на его лицо, где беспокойство сменялось злобой: — Дай угадаю, они не приняли? Гермиона отрицательно покачала головой: — Это было... ужасно. Потому что именно так это и было. Тео сжал плечо Драко и произнес: — Почему бы нам не войти внутрь? Может, там у тебя лучше получится убедить нас не проклясть твоих мудаков-друзей. Гермиона хмыкнула, но не стала сопротивляться, когда Драко повел ее через портрет и общую гостиную к их комнате, в то время как Тео открыл дверь, пропуская их обоих внутрь. И только когда она была уложена на подушки — так много подушек... и зачем им только восемь подушек на двоих — Драко произнес сквозь стиснутые зубы: — Ты хочешь поговорить об этом? И этих слов было достаточно, чтобы вызвать новые потоки слез. Все дело было в разнице между ними. Рон и Гарри требовали ответов, тогда как Драко и Тео спрашивали, не хочет ли она рассказать сама. И она не хотела. Потому что все, чего ей сейчас хотелось — вернуться на час назад во времени и все-таки образумить своих друзей. А если бы и это не удалось, она вернулась бы еще раз и наслала бы на них целую стаю заколдованных бумажных птиц. Но Маховика времени у нее больше не было, и к тому же Министерство вряд ли бы одобрило путешествие во времени с подобной целью. И поэтому Гермиона глубоко вздохнула и начала свой рассказ, потому что не было ни одного шанса, что Драко и Тео спустят всю ситуацию на тормозах. Это будет мучить их, даже если они не будут ни о чем ее спрашивать. Ну а ей... Может, ей тоже станет легче, после того как она выговорится, не запирая все в себе. — Они подумали, что мы отравили тебя? — Драко сжал кулаки так, что затрещали суставы, и взгляд на его лице говорил о том, что сейчас он способен убить. — Чертов Поттер. — Он что, не знает, как действует любовное зелье? — фыркнул с отвращением Тео. — Они же мракоборцы! Без обид, я знаю, они твои друзья, но... — Один Мерлин знает, почему, — пробормотал Драко. — ...Но, честное слово, из всех тупых обвинений, которые я слышал, это — самое идиотское. Гермиона всхлипнула: — Да, они мои друзья, и из-за этого все намного хуже. Они даже не слушали меня. Если они не доверяют вам, по крайней мере, они должны были поверить мне. — Знаешь, — задумчиво протянул Тео после нескольких секунд молчаливого размышления. — Не думаю, что я хоть когда-нибудь вообще разговаривал с кем-то из них. — В основном об этом я им и говорила, — вздохнула Гермиона. — Что война окончена, и, если мы хотим двигаться дальше, нам нужно вести себя соответствующе и перестать опираться в своих убеждениях на чужую болтовню и прошлое. Драко пропустил пальцы сквозь свои волосы, чуть оттягивая отросшие пряди. И если Тео казался сдержанным — об этом говорили его напряженные мышцы, полные подавленного гнева — то обыкновенно холодный и отстраненный характер Драко сейчас просто закипал, это было видно по тому, как признаки его взвинченности один за другим пробивались через тщательно выстроенный холодный фасад: — Взращивание и укоренение чьих-то мнений, представляемых в виде фактов, которые не имеют под собой основательных доказательств — это то, из-за чего и началась эта чертова война. Это был первый звонок, — произнес он. — Ненависть к маглам и маглорожденным по указке змееподобного полукровки? — протянул в ответ Тео. — Знаешь, не то чтобы это совершенно одно и то же... — Нет, ты прав, — вздохнула Гермиона, и ее плечи опустились, когда напряжение вдруг сменилось усталой грустью. — Ведь Гарри и Рон, они... У них будут дети, и они вырастят их в ненависти к вам и вашим детям, и так начнется очередная вековая вражда, всего лишь из-за глупых обид и школьного соперничества. Драко нахмурился: — Я не собираюсь спускать Поттеру и Уизли все то, что они сделали раньше, но то, что они сделали сейчас с тобой — немного больше, чем глупая обида. — Драко... Он мотнул головой: — Это не относится к делу, и у меня нет никакого желания изображать из себя адвоката дьявола сегодня вечером. Мне плевать, что они думают обо мне, но обращаться так с тобой? Это непростительно. Тео кивнул: — Да, он прав. Конечно, хотелось бы, чтобы все было проще и чтобы они не ненавидели нас, потому что это ранит тебя. Но, поверь, я не буду мучиться бессонными ночами из-за того, что мы не станем друзьями. И все-таки, в конце концов, они твои друзья. Вы прошли вместе через чертову войну. И ломать все при первом признаке того, что ты делаешь что-то, что не нравится им? Не думал, что они такие. Она тоже не думала.

***

Занятие по Нумерологии прошло как в тумане — мысли блуждали где-то очень далеко от учебного класса. Гарри и Рон были все еще где-то в замке... Или они уже уехали? Могли ли они уехать, даже не попрощавшись? Раньше она бы ответила себе на этот вопрос «конечно же, нет», но сейчас... Сейчас все встало с ног на голову и вся их многолетняя дружба, которая — раньше она могла бы поклясться в этом — пережила бы любые неприятности, вдруг покачнулась и зависла в невесомости, в секунде от того, чтобы разрушиться. С самого утра у Гермионы болел живот. Но приближающийся обед она собиралась пропустить, как и прошедший завтрак — есть не хотелось совсем. Именно поэтому тогда, утром, она направилась из подземелий сразу в учебный класс. Профессор Вектор объявила, что занятие закончено, и отпустила учеников. Видимо, прошел уже целый час, но Гермиона не могла вспомнить ни слова из того, что сегодня обсуждалось в классе. Как не похоже на нее — не сделать ни одной записи в своем свитке. Но этому было объяснение: в голове все путалось, и Гермиона не могла ни на чем сосредоточиться. Может, следовало уже наконец поесть? Перед следующим занятием оставалось еще тридцать свободных минут — вполне достаточно для того, чтобы проскользнуть на кухню и поесть чего-нибудь... Хотя бы просто фруктов. — Гермиона? Она подавила стон и скрестила руки на груди. Видимо, поесть сегодня ей было не суждено. У противоположной от двери в класс стены стояли Гарри и Рон. Гарри натянуто улыбался, но улыбка выглядела неестественно, а Рон... Рон просто стоял, внимательно уставившись на свои шнурки, как будто бы в них были скрыты все тайны мира. — С добрым утром, — Гермиона резко отвернулась и зашагала дальше по коридору. За спиной тут же раздались шаги. Ну конечно же они пошли за ней. — Гермиона, подожди... Мы можем поговорить? Что ж, теперь они хотели поговорить? А вот она уже нет. Но учитывая, что она могла вести себя по-взрослому, Гермиона переступила через свое нежелание. Иначе они бы преследовали ее по всему замку — и из этого вышла бы настоящая сцена. Сейчас этого можно было избежать. Тяжело вздохнув, она остановилась перед одной из арок, выходящих в ее любимый внутренний двор. Повсюду все еще лежал снег, и все было укрыто серебристым мерцанием. Как чистый лист. Гермиона еле удержалась от того, чтобы не фыркнуть. Вокруг было так красиво, слишком красиво для ее мрачного настроения. — Хотите поговорить? Забавно, учитывая, что, когда я вчера пыталась с вами поговорить, вы не дали мне и слова сказать. Вели себя как полные засранцы. — Мы просто хотим понять, — Гарри неловко переступил с ноги на ногу, почесывая подбородок. Казалось, он хотел бы оказаться сейчас где угодно, только не здесь. Но он был слишком упертым, чтобы признать это и отступить от того, что задумал. — Хотите понять? Неужели. Рон фыркнул и произнес, все еще не отрывая глаз от своих ботинок: — Но мы ведь никого не прокляли, разве нет? — О, надо же, слава Мерлину, — огрызнулась она. Зеленые глаза Гарри взглянули на нее неодобрительно — было видно, что ему все еще очень неловко, что он чувствует себя не в своей тарелке. Но при этом, казалось, он отчаянно хотел, чтобы этот разговор прошел хорошо. — Гермиона, пожалуйста. Помоги нам... понять. А разве не этим она всегда и занималась? Всегда помогала им что-нибудь понимать. Тряхнув головой, Гермиона прикусила щеку изнутри, чтобы не расплакаться: — Хотите знать, что самое худшее? То, что вы мне не верите. Мы месяцами жили вместе в этой чертовой палатке, полагаясь друг на друга во всем, безоговорочно доверяя друг другу свои жизни. А теперь... Теперь вы даже не верите мне, когда я говорю, что счастлива и знаю, что делаю. Неужели это так много? Неужели я не могу ждать этого от тех, кого считала своими лучшими друзьями? На этих словах лица Гарри и Рона болезненно искривились. Гарри замотал головой и произнес: — Считала? Мы и есть твои лучшие друзья. — Тогда ведите себя соответствующе, — тон Гермионы угрожающе повысился. Гарри крепко сжал челюсти и потом ответил: — Мы не имели в виду, что не доверяем тебе. Мы имели в виду, что... — И как я должна была понять это, Гарри, когда ты чуть ли не допрашиваешь меня, выпытываешь, не накачали меня чем-нибудь или не прокляли? Не приведи Господь сделать что-нибудь, с чем вы не согласны. Уж прости, что я принимаю свои решения, а не твои. — Гермиона сжала руки в кулаки так, что ногти впились в ладони. — Не знала, что у меня есть два личных телохранителя. Коридор был почти пустым, если только не считать стайки третьекурсниц-когтевранок в нескольких метрах от них, внимательно разглядывающих их троих. Рон прокашлялся и рявкнул своим лучшим мракоборческим голосом: — Идите, куда шли, здесь не на что смотреть. — Гермиона, — Гарри сделал шаг к ней, поднимая ладони почти что в мольбе. — Мы очень сожалеем. Мы правда не хотели, чтобы ты подумала, будто мы не верим тебе. Но мы просто не верим им. Гермиона вздернула подбородок: — А что, если я верю? Верю им? И к чему же это все снова ведет? Вы можете просто отложить свои личные чувства и предрассудки и поверить мне? Потому что я знаю, что я делаю. Сунув ладони в карманы, Рон пожал плечами: — Может быть и сможем, только объясни. На этот раз мы выслушаем. — Ох, так ты соизволил дать мне объяснить все? Спасибо, это великая щедрость. Рон поморщился: — Прости. Я не имел в виду... Я веду себя как осел, знаю. В общем... Я выслушаю тебя. — Да, — Гарри быстро кивнул. — Мы просто хотим понять. Потому что все это, знаешь... Необычно? Гермиона набрала в легкие побольше воздуха: — Я даже больше не знаю, с чего мне начать. Сложность заключалась не в хронологии событий. Но в этом разговоре было так много разных нитей, так много разных позиций — что было сделано, что было сказано, что чувствовалось и переживалось на самом деле. А еще то, что не было сказано. И то, что не нуждалось в словах. Иногда она и сама не понимала, как оказалась там, где была сейчас. Гермиона была не из тех, кто верит во что-то настолько расплывчатое и туманное как «предназначение». Это все стояло в одном ряду с таким ненадежным искусством предсказаний. Но иногда Гермиона задумывалась: а вдруг все это развивалось дольше, чем она могла осознать? Вдруг именно это бесконечное множество выборов — тех, что делала она, и тех, что делали другие — привело ее в эту неправдоподобно прекрасную точку ее жизни. И как же она могла рассказать обо всем этом так, чтобы слова хотя бы просто имели смысл? Не говоря уже о том, чтобы Гарри и Рон ее поняли. — Ну, — Гарри слегка прокашлялся, — думаю, следует начать с самого начала. Про тебя и Малфоя. И Нотта. Так вы втроем... — Да, мы втроем в отношениях, — произнесла Гермиона, отказываясь смущаться под решительным взглядом Гарри. Рон резко поднял голову: — Так вы не просто... Он покачал головой, и его щеки стали такими красными, что веснушки стали почти неразличимыми. О чем он говорил? Ох... Гермиона вдруг поняла и ответила: — Нет! Не то чтобы это твое дело, но это не связано с сексом. Точнее, связано, но не только с ним. И не то чтобы что-то было не так, если бы все ограничивалось только сексом... Это все равно бы оставалось только моим делом. Но это не так. Очевидно, от этих слов Рону не стало лучше, потому что он позеленел и отвернулся. — Но вас... трое? — снова произнес Гарри, и акцент, который он сделал на слове «трое» делал его незавершенный вопрос абсолютно ясным. Видимо, ему было интересно немного узнать об этом. Проведший раннее детство среди маглов, он понимал в некоторых магических обычаях и порядках не больше Гермионы. А, возможно, даже меньше — ведь последний раз, когда Гарри добровольно брал в руки книгу, которая не была частью учебного плана или не могла как-то помочь в борьбе против Волан-де-морта, этот раз был примерно... никогда. Глубоко вздохнув, Гермиона кивнула: — Да, нас трое. Знаю, большинство из нас не знакомы с этим обычаем, но оказалось, что полиамория довольно распространена в волшебном мире. Гарри обернулся к Рону, который в ответ слегка пожал плечами и пробормотал: — Не то чтобы распространена. Но это не считается странным. — Значит ты с ними, и они оба... — Гарри замолк, вопросительно приподняв бровь. Гермиона кивнула: — Знаю, это непросто понять. Но эти отношения... Они все разные, совершенно особенные: мои с Драко, мои с Тео... Мои с ними обоими, и их отношения друг с другом. — Да, — протянул Гарри, нахмурившись. — Хорошо, извини, продолжай. — Я узнала их за это время, и они мне понравились. Правда. Не буду врать и говорить, что они не привлекали меня раньше. Но не думаю, что это все было бы возможно между нами раньше. Как будто война и все, что случилось с этим миром, сделали это возможным. Сделали нас такими, какие мы есть сейчас, идеально подходящими друг другу. Потому что я уже не тот человек, которым была на шестом курсе. Да и вы тоже, разве нет? Они оба задумчиво опустили головы, и их брови нахмурились, когда на лицах появились отрешенные взгляды, как будто они пытались заглянуть внутрь себя. — И не нужно думать, что кто-то из них остался тем же человеком, каким был тогда. Хотя мы и тогда их совершенно не знали, — продолжила Гермиона. — Да, тогда они просто привлекали меня. Но только в этом году я узнала их по-настоящему. И я чувствую, что могу быть рядом с ними самой собой. Не пытаться быть кем-то, кем меня считают люди. Не считаться с чужими мыслями, ожиданиями и желаниями. Мне не нужно быть Гермионой Грейнджер — героиней войны, самой способной волшебницей своего поколения. Я могу быть собой, потому что... Я не без своих недостатков, и вы прекрасно знаете об этом. И они знают, и я все равно им нравлюсь. И так же это работает наоборот. Они оба неидеальны, и я не буду даже пытаться убедить вас в обратном. Потому что они и правда неидеальны. И поэтому... поэтому мне тоже не надо никого из себя строить. Я могу просто быть. Целая минута прошла в тишине, и Гермиона уже начала переживать, что никто ничего так и не скажет, и тогда говорить придется снова ей. Придется неловко, на ощупь продираться сквозь эти объяснения, пока у нее не сядет голос, или пока до них наконец не дойдет. Неизвестно, что из этого случится раньше. Но к ее счастью, Рон слабо улыбнулся, неохотно пожал плечами, и, видимо, сдавшись, заговорил первым: — Ну это... это хорошо, Миона. Гарри кивнул: — Да, точно. Так это просто... случилось? — Так же, как и просто случается все остальное в этом мире, я полагаю. Долгое время я думала... Меня беспокоили мои чувства, потому что я была уверена, что они безответны. Потому что, ну... Они были вместе и... Конечно, они и сейчас вместе, но я не... — Гермиона отрицательно затрясла головой. Слова становились все более бессвязными, она сбивалась. — На самом деле, тогда я была просто в ужасе. Но мы поговорили. И оказалось, что чувства взаимны. — И что, никто никого не ревнует? — спросил Гарри. — Ты не ревнуешь? Я имею в виду... Хочу спросить, как это все работает. Но звучит этот вопрос странно. И... в общем, я не имею в виду то, как это все звучит, вот, — закончив фразу, он неловко поморщился. Рон понизил голос и пробормотал: — Видимо, она составляет расписание. — Эй! — разрываясь между желанием обидеться и облегчением от мысли, что Рон пошутил после всего того, что она сказала, Гермиона легко усмехнулась. — Ничем таким я не занимаюсь. Мы проводим время все вместе, втроем. Но иногда мы и разделяемся. Я не обижаюсь, когда они проводят время вдвоем, и они тоже не расстраиваются, если я с кем-то одним из них. Наверное, все дело в том, что никто не пытается никого заменить. Или занять место другого. Гарри свел брови, явно пытаясь полностью вникнуть в смысл ее слов: — Это действительно так? — Это... — и как же это объянить так, чтобы он понял? Объяснить, что все просто сошлось, что все это работало. — Драко и Тео знают друг друга гораздо дольше, чем я знаю кого-то из них. Они выросли вместе. И у них много общего: их история и взаимопонимание — я никогда не смогу этого заменить, да я и не хочу. Не буду врать и говорить, что поначалу не расстраивалась из-за этого. Я беспокоилась, что не смогу с этим справиться, не смогу конкурировать. Но потом я поняла, что это... все очень разное. То, что между ними, очень отличается от того, что происходит между мной и кем-то из них. И характер моих отношений с Драко очень отличается от отношений с Тео. Они не лучше, не хуже — просто совсем другие. И когда все это складывается вместе, все, что есть у нас с ними по отдельности, это похоже... — Гермиона прервалась и закусила губу. В ее голове этот монолог звучал куда лучше. — Это похоже на то, как звучание рояля отличается от звучания скрипки или виолончели. Они чудесно звучат по отдельности. Но когда звучат одновременно, выходит что-то по-настоящему прекрасное. Снова повисла долгая, напряженная тишина. Слишком натянутая, наэлектризованная. Как будто у всех них было огромное количество мыслей в голове, но они тщательно обдумывали все, прежде чем поделиться какой-то из этих мыслей с остальными. По крайней мере, Гермиона. — Это все к тому, — произнесла Гермиона, внимательно разглядывая ногти на правой руке, — что они дороги мне. Правда дороги. И вам может быть трудно, почти невозможно в это поверить, но им я тоже дорога. И я не говорю, что у нас всегда все замечательно, нет. И наверняка еще будут моменты неопределенности, трудности, с которыми наши отношения будут развиваться. Особенно, когда мы перестанем быть изолированными от мира стенами этого замка. И, думаю, было бы наивным полагать, что мы никогда не столкнемся с ревностью в каком-нибудь из ее проявлений. Но я уверена, что если эти проблемы возникнут, мы поговорим и сможем с ними справиться. И я по-настоящему счастлива. Они делают меня счастливой, и мне нравится думать, что я тоже... делаю их счастливыми. Никто не заговорил, и Гермиона подняла голову. Они оба уставились на нее в упор, с абсолютно одинаковым выражением шока на лицах. — Ты говоришь, что... влюблена в них? — осторожно спросил Гарри. Любит ли она? Это был хороший вопрос. Гермиона не могла еще понять этого, не могла ответить на этот вопрос самой себе, не говоря уже о только приехавших друзьях: — Я не знаю. Но если еще нет, то когда-нибудь полюблю. И это произойдет скоро. Рон вдруг простонал и спрятал лицо в ладонях: — Ты что, хочешь сказать, что мне придется свыкнуться с присутствием этого хорька в моей жизни во всем... обозримом будущем? Вот же черт, избавьте меня кто-нибудь от этих страданий. Гарри засмеялся и Гермиона тоже не удержалась — Рон слишком комично выглядел, схватившись за живот и жалобно причитая. — Так это значит, что вы нормально относитесь ко всему этому? — спросила она. — Нет, — ответили они одновременно. Сердце тут же оборвалось. — Но, — произнес Гарри, — думаю, мы сможем к этому прийти. Но для этого нам понадобится время. — Целая куча чертового времени, — поправил его Рон, состроив гримасу. — И если хоть один из них выкинет что-нибудь или как-то тебя обидит, все отменяется. Малфой еще пожалеет, что не остался хорьком, учитывая то, что я с ним сделаю. Гарри кивнул: — Просто... Будь осторожна, Гермиона. В ответ она закатила глаза: — Постоянная бдительность? Думала, эти времена уже прошли. — Нет, — он криво усмехнулся ей. — Думаю, это теперь на веки вечные. — Тогда договорились. Я не ожидаю от вас, что вы поймете все сейчас же. Но вы ведь теперь поверите, что я знаю, что делаю? Рон выдохнул и прислонился плечом к стене: — Все еще думаю, что ты сумасшедшая, но все твои решения обычно были разумными, даже если совершенно не казались такими сначала, — он устало улыбнулся Гермионе. — И как ты там про меня говорила? Что у меня эмоциональный диапазон как у зубочистки? В груди кольнуло, но в этот раз не от боли: — Теперь ты по меньшей мере достиг уровня вилки, Рональд. — О, меня повысили? — улыбнулся он. — Но только если ты перестанешь делать поспешные выводы, — произнесла Гермиона, заставляя себя удерживать зрительный контакт, как бы тяжело это ни было. — Это правда очень больно, Рон. Когда ты так плохо думаешь обо мне. Рон поморщился, Гарри же отвернулся, уставившись в окно, словно пытаясь дать им хоть немного уединения. — Прости, Миона, — Рон тяжело вздохнул. — Причинить тебе боль было последним, что я хотел сделать. Я так взбесился и накинулся, потому что... Меня это тоже укололо, понимаешь? Гермиона отрицательно качнула головой: — О чем ты? Рон опустил голову и схватился пальцами за шею пониже затылка. Он поморщился, когда снова подумал о том, что хотел сказать: — Знаешь... Да, у нас ничего не вышло тогда. И вдруг внезапно выясняются все эти вещи с Малфоем и Ноттом, и что у тебя давно были чувства к ним. Ох, так вот о чем он... — Это никак не связано с тем, что у нас с тобой ничего не вышло. Ты ведь знаешь это, да? — Знаю. И все равно это немного... разозлило. Но я не должен был намекать вчера на... Ты не... — вздрогнув, он умолк. Гермиона кивнула: — Спасибо. И знаешь, что? Еще раз намекнешь на это, и я тебя прокляну, понял? — Договорились, — улыбнулся Рон. Как бы неловко это ни было, она должна была это сделать: — Думаю, мне тоже стоит извиниться перед тобой. Даже Гарри оторвал свой взгляд от окна. — За что? — Рон неспокойно переступил с ноги на ногу. — Ну, когда все это случилось... Драко и Тео помогли мне понять, что ухаживания в волшебном мире отличаются от ухаживаний в мире маглов. Я не знала многих вещей, — выпалила на выдохе Гермиона. — Конечно, сейчас я над этим работаю, но вы не поверите, насколько мало существует книг по этой теме. Как будто бы никто не хочет учить этому маглорожденных, а это противоречит принципам дисапроприации культуры и вообще. Даже похоже на цензуру... Гарри красноречиво прокашлялся. — Да, ладно, — ответила Гермиона, останавливаясь. — Тогда я не знала, что отношения воспринимаются так серьезно. Не то чтобы я относилась к ним легкомысленно, но я не догадывалась, что они подразумевают, что... Видимо, теперь настала ее очередь неловко прерваться и умолкнуть. К счастью, Рон кивнул: — Да, знаешь, мама была очень расстроена. Но это и вправду было к лучшему. Я имею в виду нас. Гарри склонил голову: — Подразумевают... что? Рон бросил на него сочувственный взгляд: — Знаешь, друг, свадьбу. По крайней мере ее возможность. Глаза Гарри округлились за линзами очков: — О... понятно. — Так все тут уже знают об этом? — спросил Рон. — Ну, про тебя и хорь... Про тебя и Нотта с Малфоем? Гермиона кивнула: — Да, это не секрет. Хоть для меня это все еще необычно. Но... Мерлин! Я должна рассказать вам про Нарциссу! — Маму Драко? — удивленно прервал ее Гарри. Кивком головы Гермиона предложила им двинуться вперед по коридору в сторону учебного класса, в котором скоро начинались ее занятия по Чарам. Все было отнюдь не идеально, но в груди Гермионы зародилось тепло, так похожее на надежду.