Из грязи

      Дик пришёл через несколько дней. Извинялся долго и спутанно. Франкенштейн простил товарища. Хотелось с кем-то общаться из своего круга. Ведь с бабушкой Карвин не поиграть в салки, да и спрятаться в той же бочке она явно не сможет. А вот с Диком можно и наперегонки, и в классики, и на палках подраться!       Как ни странно, с остальными ребятами он сдружился практически сразу после примирения с Диком благодаря знаниям, полученным у доктора. Мальчик возвращался домой, когда услышал детский плач и взволнованные голоса. Движимый любопытством, он пошёл на шум. Около старого дома, окружённый друзьями, сидел Фрэнк. Франкенштейн даже почувствовал некоторое злорадство, когда приметил синяки и ссадины на лице и руках парня. Впрочем, это чувство быстро прошло, когда мальчик увидел, что на коленях Фрэнка сидела девочка лет пяти. Тоже побитая, бледная и как раз сейчас зашедшаяся кашлем.       — Что тебе надо, чужак? — зло спросил Фрэнк, когда мальчик, растолкав толпу, присел около них.       — Что случилось? — уточнил Франкенштейн, поднимая девочке голову, чтобы было удобнее откашляться. Фрэнк сделал попытку отшвырнуть руки чужака, за что сам же и получил.       — Тебе-то какое дело? — фыркнул он, отчего-то не став продолжать молчаливую потасовку.       — Мне надо знать, чтобы помочь.       — Да отец их опять избил, — пискнула одна из девочек. Кажется, это была Дженни.       — У кого-то язык слишком длинный? — рыкнул Фрэнк, но, на взгляд Франкенштейна, как-то вяло. От одежды пострадавшей пахло алкоголем. Может, на неё что-то пролили?       — Отравилась она, — вдруг выпалил парень. — Сожрала с голодухи какой-то кусок не то сыра, не то колбасы, что нашла. Чёрт знает, сколько он там вообще провалялся! Ещё и отцу бутылку разбила… И чем ты собрался мне помочь?       — Здесь есть лекарь? — невозмутимо спросил Франкенштейн, поднимаясь и отряхивая коленки.       — Только если ему заплатить.       — Ясно. Бери сестру и идём со мной. Я помогу. Я помогу, Фрэнк.       Снова тихо взрыкнув, парень поднялся. Заметив, что за ними потянулись и остальные, Франкенштейн остановился:       — Только вы.       — Оставайтесь здесь. Ничего этот парень мне не сделает. Я даже так его одной левой уложу.       Усмехнувшись, мальчик пошёл вперёд, на ходу думая, куда их увести. Почему-то домой, к Лавин, идти совершенно не хотелось. Поэтому Франкенштейн пошёл к Карвин. Почему-то сейчас казалось правильным помочь этой девочке, и мысль о том, чтобы оставить их, просто пройти мимо, так и не появилась в светлой голове. Даже несмотря на то, что они с Фрэнком были далеко не друзьями.       — Она нас прогонит, — абсолютно спокойно проговорил Фрэнк, когда понял, куда его ведёт чужак. Парень выглядел так, словно уже на всё наплевал и просто шёл за первым, кто предложит помощь. Франкенштейн видел и таких у доктора. То был единственный человек, который пошёл на эксперименты практически добровольно.       — Доверься мне.       Дойдя до нужного дома, Франкенштейн постучал. Объяснять ситуацию даже не пришлось. Открыв двери, женщина всплеснула руками, заохала и запричитала, и уже через несколько минут девочка лежала в постели, а Фрэнк сидел в кресле.       — Что ж делать-то?       — Она просто отравилась, побои не представляют опасности для здоровья, — пожал плечами Франкенштейн. — Не надо беспокоиться. Я знаю, что надо делать.       — Сколько тебе лет, мальчик? — ядовито выплюнул Фрэнк, откидываясь на спинку кресла и глядя в потолок. Сейчас он выглядел гораздо старше своего возраста, отметил Франкенштейн.       — Достаточно, чтобы быть учеником лекаря, — признался мальчик. Тщательно скрываемая до этого дня правда действие возымела, Фрэнк больше не язвил.       Через несколько часов мальчик отложил последнюю ватку, которой обрабатывал Фрэнку ссадины и даже один порез.       — Бабушка Карвин, я не могу ручаться за него, — честно признался мальчик, не пытаясь снизить голоса.       — А за меня и не надо ручаться, я не могу остаться, — поднялся Фрэнк. — За сестрой только присмотрите. Пожалуйста?       Женщина глубоко вздохнула, посмотрела на девочку, но кивнула.       — Ладно уж, присмотрю. И ты приходи, но чтобы без происшествий у меня! А то быстро метлой отхожу!       Фрэнк усмехнулся, буркнув что-то вроде: «Да если б только метлой», но кивнул, поблагодарил. Франкенштейн, пообещав вернуться, вышел следом. Некоторое время мальчишки шли рядом.       — Ну, и зачем?       — Она мне ничего не сделала, — пожал плечами Франкенштейн.       — Она же моя сестра, — выделив слово «моя», проговорил Фрэнк.       — И что? Не она же на меня напала.       — Ты и мне помог.       Раздражённо выдохнув, Франкенштейн покачал головой и свернул на тропу, ведущую к его дому. Фрэнк же пошёл дальше. Никто из двоих не остановился и не оглянулся, но оба сделали выводы.       Однажды, когда Франкенштейн возвращался от бабушки Карвин, он был вынужден пройти мимо играющих детей. Он не хотел этого, но другой путь был гораздо длиннее, а вернуться он обещал к обеду. Задерживаться из-за очередной драки не хотелось. Не глядя на ребятню, мальчик ускорил шаг, стараясь как можно скорее пройти мимо них. Вдруг не заметят?       — Эй! Лови!       Вздрогнув от неожиданности, Франкенштейн приостановился, на ходу перехватывая то, что в него кинули. Мяч?       — Чего встал? Кидай! — хмыкнул Фрэнк, который и кинул игрушку. Хмыкнув, Франкенштейн перекинул мячик обратно и осторожно встал на освободившееся место в кругу. Играли, как оказалось в «горячую картошку». Было интересно, у них в деревне такой забавы не знали.       — А в футбол играли? — через некоторое время спросил он.       Домой Франкенштейн вернулся далеко затемно, сопровождаемый шумной компанией товарищей. Фрэнк отчего-то настоял на том, чтобы проводить его, и ещё несколько раз повторил, чтобы мальчик сказал, что его проводили до дома. Франкенштейн не понял, зачем парень говорит это, но спорить не стал. С таким крепким соперником проще согласиться, чем снова нарываться на немилость.       Попрощавшись с ребятами, мальчик прошёл в дом. Около входа стояла Лавин.       — Ну, и где ты был?       — Гулял, — улыбнулся Франкенштейн, сосредоточенно снимая обувь. — Ты представляешь? Я с ребятами начал играть! Они, оказывается, совсем не плохие дети, просто у нас с ними знакомство не задалось и… Лавин?       — Вот, значит, как ты платишь мне за то, что я тебя приютила? — вздохнула женщина, закрывая лицо рукой. — Я тебя когда просила прийти?       — К обеду, но…       — А ты когда пришёл? На улице темнота — глаз выколи! А ты совсем один там! А если бы на тебя напали? Избили бы? Если бы тебя похитили?       — Я просто заигрался! Мы в футбол играли и…       — Довольно! Что за друзья такие? Тебе нельзя с ними водиться, ты станешь таким же, как и они! Неблагодарный!       — Но они правда неплохие! — тут же бросился защищать новых товарищей Франкенштейн. — Они меня даже до дома проводили!       — Проводили? — тонкая бровь женщины медленно поднялась, делая выражение её лица скептически-неверующим. — То есть ты не шёл один по темноте?       — Ну, да, мы всей компанией сюда шли.       Лавин хмыкнула, потом что-то пробормотала, но кивнула.       — Иди в свою комнату. Ты наказан. Спать ложишься без ужина. Больше не возвращайся так поздно, понял?       — Да, прости, — вздохнул мальчик, склоняя голову. Он и правда виноват, нельзя же так без предупреждения. Лавин права, наказывая его.       Но всё равно было обидно!       Лечение малышки Кэтти, сестры Фрэнка, проходило достаточно быстро. Франкенштейн точно знал, что необходимо делать — подобные случаи часто происходили в их родной деревне, и доктор успел объяснить, как с этим бороться.       Фрэнк в благодарность за приют помогал старушке Карвин: починил забор, залатав в нём дыры, помог наколоть дрова. Женщина, сначала скептически относившаяся к этому, очень скоро предложила мальчику приходить к ней на обеды и ужины за подобную помощь. Фрэнк отказываться не стал, для него подобная нагрузка была привычной, а кормила женщина щедро и вкусно.       Неприятности начались, когда Дик предложил пойти по грибы в лес. Франкенштейн ещё не привык к новому месту и если в старом доме знал тропы, ведущие назад, то здесь опасался заблудиться. Дик обещал ему не оставлять друга одного.       Но по дороге ребята рассорились, и мальчишка развернулся, сворачивая с тропы. Попытка Франкенштейна догнать его успехом не увенчалась, он только сам сильнее заблудился. Оставить девятилетнего ребёнка одного в лесу было неправильно. Но разве дети думают о правильности своих поступков?       Франкенштейн думал, но Дик — не Франкенштейн.       Нашёл перепуганного мальчишку, как ни странно, Фрэнк. По дороге домой объяснил, что хотел предложить новому знакомцу сходить с ним на рыбалку, но, не найдя его дома, пошёл к Карвин. По дороге встретил Дика. Зная, что мальчики дружили, уточнил, не видел ли тот товарища, а узнав подробности, пошёл искать.       — С-спасибо тебе, — проговорил Франкенштейн, чуть запинаясь от холода и кутаясь в куртку Фрэнка.       — Ты меня тоже выручил, не за что, — дёрнул плечом тот.       Как ни странно, но встречала его около ворот взволнованная бабушка Карвин. Не Лавин с Говардом. Именно от этой женщины Франкенштейн выслушал наставительную речь о том, как плохо гулять в лесу до поздней ночи. Ей же рассказал о предательстве Дика. От неё же услышал слова успокоения и все те советы, которые дают в подобных ситуациях. Карвин домой повёл Фрэнк, а Франкенштейн ушёл к себе.       Лавин и Говард отругали его, решив, что Франкенштейн снова загулялся. Никому из этих двоих не пришло в голову, что их приёмыш никогда не уходил надолго без предупреждения, всегда возвращался в дом до темноты и не знал всей местности так хорошо, как следовало. Лавин кричала, и её хорошенькое личико обезображивалось гневом и после снилось мальчику в страшных снах. Истерика закончилась звонкой пощёчиной и слезами женщины, которая причитала, что Франкенштейн их не любит и даже не думает об их чувствах. Щёку жгло после удара, но мальчику пришлось сначала долго извиняться перед Лавин, пока Говард не отослал его прочь. Уже в комнате Франкенштейн рассеянно тёр щёку и пытался понять, что он сделал не так. Это же его бросили! Он — пострадавший!       Ни Лавин, ни Говард не любили его так, как сына. Это была лишь игра в родителей, и Франкенштейн знал это, но в силу своего возраста не понимал этого знания. Искал оправдания.       А потом соседи начали шептаться о том, что Лавин сетовала: придётся избавиться от ребёнка. Мальчик не думал, что она его выгонит, ведь сама же сказала, что ничто их не разлучит! Какого ещё ребёнка она собирается выгнать? Спросить об этом он решил после одного важного разговора, к которому готовился довольно долго, целых два дня! Ещё к бабушке Карвин ходил, чтобы посоветоваться, как лучше поговорить. Женщина вздохнула тогда как-то особенно тяжело, но улыбнулась и посоветовала быть осторожным.       В тот день они много общались, смеялись и просто молчали. К бабушке Карвин приехал сын, чтобы забрать её к себе в дом, в другую деревню. Франкенштейн был рад за неё, ведь женщина очень скучала по своему ребёнку, но всё-таки немного грустил. Лишаться взрослого друга не хотелось. Хотя, с другой стороны, у него есть Лавин и Говард. Они вроде бы любят его?       Франкенштейн решил, что Лавин просто не понимает, что мальчик стал для неё сыном просто потому, что он до сих пор называет её и Говарда по имени. Они сказали, что прежние родители были бы рады, что их ребёнок не остался на улице. Значит, они не будут против, что он начнёт называть Лавин мамой. Она ведь заботится о нём, воспитывает, кормит и одевает. Две мамы — это здорово!       Лавин позвала его сама. Присела на один из стульев, глядя серьёзно и немного печально.       — Мы должны поговорить, милый, — тихо проговорила женщина. — Присаживайся.       — Я тоже хотел поговорить с тобой, — важно кивнул мальчик. Лавин кивнула.       — Позже, сейчас я должна сказать тебе, что жду ребёнка.       — Это же здорово! — искренне обрадовался Франкенштейн. Ведь теперь всё встало на свои места! Шепотки, странное настроение приёмной матери. У него просто будет брат! — Ты ведь так давно хотела этого!       — Ты должен понимать, милый, — перебила его женщина, — что мы не можем прокормить двух детей.       — Это ничего! Я буду отдавать ему половину своей порции! — с уверенностью ответил мальчик. — Братья должны делиться! Я могу даже пойти работать, правда! Только не избавляйся от него, хорошо?       — С чего ты взял, что я собираюсь избавиться от моего малыша?       — Но, — Франкенштейн нахмурился, — соседи говорили, что вам придётся избавиться от ребёнка, я тогда не понял! А теперь знаю! Ты ведь говорила, что ничто нас не разучит, поэтому я и решил… мы будем помогать тебе, правда!       — Боже мой, — закрыла лицо руками женщина. — Почему это так сложно?!       — Ты чего, мам? — встревожено вскочил Франкенштейн и тут же смутился. Это слово как-то само соскочило с языка. — Я ведь могу так тебя называть?       — Нет! Ты не мой сын, понимаешь?       — Я знаю это, — совсем растерялся Франкенштейн, но потом нахмурился. — Если ты не хочешь избавиться от своего ребёнка, значит... они говорили про меня? Но почему? Ты же говорила, что нас ничто не разлучит!       — Замолчи!..       — … что чтобы ни случилось…       — Заткнись! — закричала женщина, вскакивая и замахиваясь ладонью. Франкенштейн даже не подумал закрыться, не ожидая удара. На помощь подоспел Говард, который вовремя перехватил руку жены. Усадил её на стул, молча поднял мальчика на ноги и повёл к выходу.       — Она собрала тебе вещей, — проговорил он. — Я говорил, что это плохая идея, ведь нашему сыну или дочери это может понадобиться больше, но она слишком добрая, ты же знаешь. Поэтому возьми и уходи. И не возвращайся никогда.       Оставив мальчика около двери, чтобы дать время надеть обувь, мужчина ушёл. Франкенштейн некоторое время стоял, но потом положил узелок на пол, около двери, а сам ушёл.       Его бросили все. Все обманули. Мама, папа умерли. Доктор Хауард обманывал не только людей, но и его самого, обещая хорошую жизнь и науку. Говард и Лавин обещали, что он навсегда останется с ним. Даже бабушка Карвин уехала.       Закрыв калитку, Франкенштейн пошёл по темноте деревни в лес. Никто не попытался остановить его. И эта мысль осела ещё одним тяжёлым камнем в сердце мальчика.       Он так и не узнал, что на следующий день Фрэнк со своей компанией обыскали всю деревню и прилегающую местность, пытаясь найти товарища, не слышал о том, как они договаривались с матерью Дженни, чтобы та согласилась принять сиротку. Не видел сжавшиеся кулаки товарища, когда тот понял, что мальчишка уже ушёл достаточно далеко.       Франкенштейн решил для себя, что он никому не нужен, никто его не полюбит. Людям надо только нажиться с его помощью. Если Франкенштейн не будет им полезен, они его прогонят.       Людям нельзя верить.