Враг рода человеческого

      Неожиданно для самого себя Робер смог выжить. И практически без приключений доковылять до аванпоста Ричарда, где ему оказали первую помощь братья-госпитальеры. — Вы счастливчик, Магистр. Сломали два ребра и выжили. Но о том, чтобы выйти на поле брани и думать забудьте. Робер уже было открыл рот, чтобы сказать рыцарю пару ласковых слов, но передумал. Чёртов мальчишка — ассасин со своим несвоевременным милосердием. Теперь, как ни крути — он его должник. Слово «честь», не было для него пустым звуком. Придётся оставить свою затею с атакой на Масиаф. Тот, кому он желал умереть в муках, наверняка падёт от руки этого Альтаира. К своему несостоявшемуся убийце ненависти он не питал. Хотя братьев, погибших, по вине непомерной жадности Рашида было искренне жаль, но смерть ассасина их не вернёт, и боль от утраты не притупит. Вспомнилось скомканное послание Сибранда, в котором, он просил Магистра присмотреть за его подопечной. — Робер! Что случилось? Что с твоим отрядом? К нему торопился Ричард. Магистр хотел поклониться монарху, но сломанные рёбра остудили его пыл. — Мы попали в засаду, Ваше Величество. Моих людей перебили сарацины, а сам я едва спасся. Меня столкнули в обрыв во время боя. О том, что он упал туда сам, и о причине падения, Робер, естественно умолчал. — Бог благоволит тебе, Робер, раз ты остался жив! Но воевать с таким ранением я тебе не позволю. Ступай с отрядом госпитальеров в Акру. Окажи помощь Сибранду и его людям. О том, что Сибранд, давно и безнадёжно мёртв, Робер говорить не стал. — Как прикажете. Так даже лучше. Пока Ричард занят войной с Саладином можно проведать своего ставленника в Лимассоле. Как бы Арман не натворил бед. Следующие несколько дней Робер трясся в повозке госпитальеров, вылезая из неё только чтобы перекусить. Сломанные рёбра ныли и болели, а каменистая дорога набила оскомину. Лежать осточертело, а ехать верхом он не мог. Поэтому время тянулось бесконечно долго, а из доступных ему развлечений было только изучение дыр в крыше повозки. Ночью зарядил противный дождь и Робер проснулся от того, что на голову капает вода. Он вылез из ненадёжного убежища и решил справиться о длине оставшегося пути у часового. — На рассвете мы войдём в город, мессир, — коротко доложил рыцарь-иоаннит. Он сдержанно кивнул в ответ.

***

— Магистр Сибранд! Магистр Сибранд! Ханс провалился в дверной проём, куда секундой ранее так отчаянно колотил, встречаясь с встревоженным взглядом ясных зелёных глаз. — У тебя уже в традицию вошло будить его на рассвете? — Это ты? Илма смотрела на него совершенно спокойно. — Что стряслось? Он лёг спать два часа назад. Ханс приметил тёмные тени под глазами оруженосца. — Я буду говорить только с господином. — Ты поговоришь с Господом Богом раньше положенного тебе срока, если разбудишь его, — угрожающе прошипела она, — говори, зачем пришёл? Видимо её интонация произвела на него впечатление, потому что он отрапортовал, как на духу: — Там прибыл рыцарь-тамплиер. Требует старшего. Илма смерила парня неприязненным взглядом. — Жди здесь. Она подошла к постели и ласково провела по щеке Сибранда. — Сибранд, проснись. Тевтонец приоткрыл глаза. — Илма, что случилось? Голос его был хриплым и уставшим. — Пришёл Ханс, говорит, что у ворот рыцарь-тамплиер. — Скажи, чтобы его проводили сюда. Стоило ей выглянуть в кабинет, как рыцарь, красный до корней волос отшатнулся, в попытке сделать вид, что не подслушивал. — Тебя не учили, что подслушивать нехорошо? — Тебя зовут Илма? Она смотрела на него как на идиота. — Разочарован, что я не мужчина? Неожиданно он хлопнулся на колени, заставляя глаза девушки расшириться в непритворном удивлении. — Я приношу свои извинения. Простите мне мою грубость. — Раз ты подслушал, то нужды повторять приказ Магистра нет. Проводи тамплиера сюда. — Так вы не сердитесь? Илма улыбнулась. — Нет, я не сержусь. И, Ханс, не нужно этих формальностей. Когда парень вышел, поспешив исполнить приказ Сибранда она не смогла отделаться от мысли, что отныне он будет обращаться к ней с тем же почтением, что и к Магистру. Примерно через двадцать минут за дверью послышалась отборная брань. — Черт бы побрал вашего господина! Зачем забираться на такую верхотуру? Илма не стала дожидаться пока обладатель недовольного голоса, с явным французским акцентом, начнёт тарабанить в дверь, и открыла её сама. Человек за дверью был бледен, как смерть, и тяжело дышал, прижав руку в перчатке к рёбрам. Она молча налила воды в кубок и дала напиться тамплиеру. — Merde! Это ты теперь вместо Сибранда? Она покачала головой. — Попейте воды, вам немного полегчает. Хотя бы дыхание восстановите. Ханс, позови Гилберта, пожалуйста. — Зачем? — Нашему гостю нужна помощь. Тамплиер смотрел на неё изучающе, не сводя внимательных серых глаз. — Ты — не вместо него. Ты — Илма, верно? — Значит, вы Робер де Сабле — Магистр Ордена Тамплиеров? Он кивнул. — Ты наблюдательна. Как поняла, что я ранен? — Много раз видела людей со сломанными рёбрами. — Почему не сбежала когда он умер? — Потому что я жив, Робер. Хриплый голос Сибранда разрезал тишину. — Mon Dieu! Ce'est impossible! * Магистр Тевтонского Ордена поморщился: он никогда не любил французскую речь. — Избавь меня, Робер. Я же не говорю с тобой по-немецки. Тамплиер резко встал и сел обратно, шумно вздохнув. — Извини, Сибранд. Придётся без шумных объятий. Расскажи, как ты выжил? — Поймал ассасина. Брови Робера поднялись. — Это как? Тевтонец тяжко сел на стул и, схватив Илму за руку, заставил сесть к себе на колени. — Это так. Мои стражники поймали её на краже письма и подстрелили из лука. Я был одержим страхом смерти и хотел допросить ассасина…который оказался информатором, следившим за мной. Робер ухмыльнулся. Кто кого взял в плен, в конечном итоге осталось загадкой. — Всё с тобой понятно. — Да ни черта тебе не понятно! Я дал ей меч, а она защитила меня. Защитила, Робер. Хотя я приказал ей бежать. Она свалила меня с ног и скрестила меч с ассасином. — Может мне лучше уйти, чтобы вы смогли поговорить? Два голоса разом рявкнули: — Останься! — Вот как? Ты не пытал её и не причинил ей вреда? Странно. — Сначала, она была ранена, да и знала, как оказалось, немного. А потом.я её полюбил. Не делай удивлённое лицо, meine kleine, ты знала об этом! Робера забавляла ситуация. — Пожалуй, что выйти стоит мне? — Останься! — Вот, уже и в два голоса заговорили… К счастью, их прервал стук в дверь. Ещё никогда Илма не была так рада видеть старого лекаря. Пока тот занимался Робером они уютно молчали. Сибранд, казалось, задремал, сидя на стуле, но держал её, по-прежнему, крепко. Как оказалось радость от появления Гилберта была преждевременной. Чёртов лекарь всё же обратил свой взор на Магистра. Он посмотрел на неё, и выглядел крайне возмущённым. Видимо, с его точки зрения, она была если не злом вселенского масштаба, то очень близко к нему. — Не мне вам указывать, господин… Но если вы любите эту женщину то, вам стоит повести её к алтарю до того, как… — Verschwinde von hier! Не смей продолжить то, что ты хотел сказать, Гилберт! Лекарь скривился, отчего морщинистое лицо стало похожим на скукоженный на солнце урюк. А Сибранд продолжил: — Я сам решу что мне делать и когда. Запомни это. Но Гилберт не собирался отступать: — Подумайте, что сказал бы ваш покойный отец! Сибранд бережно ссадил Илму с коленей и встал, возвышаясь над лекарем. Слова Гилберта явно задели его за живое. — Мой отец? О, мне прекрасно известно, что он сказал бы! В те дни, когда он снисходил до разговоров, со своим единственным сыном — я слушал отборный бред о том, что женщину нужно бить, по нескольку раз в день, чтобы была покорнее. И о том, что брать её нужно тогда, когда ты этого хочешь. Он следовал своим убеждениям, до тех пор, пока арбалетный болт не положил конец его мытарствам на этой бренной земле! С тела матери никогда не сходили синяки; она постоянно плакала, когда думала, что этого никто не видит. Гилберт, он бил её даже тогда, когда она была беременна. При этом, он был добропорядочным христианином, не забывающим ходить в церковь и исповедоваться. Повисла тяжёлая тишина. Никто не решался сказать ни слова. Гилберт смотрел на Сибранда с ужасом, Робер — с любопытством, Илма — со слезами на глазах. Первым нарушил тишину лекарь: — Я не знал, господин. Тевтонец поднял взгляд и ответил. В голосе сквозила плохо прикрытая горечь: — Да всё ты знал, Гилберт. Твоя сестра была служанкой в нашем доме. И приходской священник, отец Томас — тоже знал. Просто всем наплевать. Насилие — это нормально. Жена — твоя собственность. Дети — тоже. Ты на хорошем счету у самого повелителя Священной Римской Империи, а твоя семья — мусор, недостойный доброго слова. Сибранд сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Илма молча обняла мужчину, прижавшись щекой к его груди. — А сейчас, как я уже говорил ранее, пойди прочь. И никогда впредь, не упоминай его при мне! Гилберт молчал, глядя на лицо господина своими блёклыми глазами: вид у него при этом был крайне подавленный. Наконец, он нашёл в себе силы поклониться и уйти. Магистр рассеяно погладил девушку по спине. — Я и не знал, что у тебя было весёлое детство, Сибранд. Почему не рассказывал раньше? — хрипло спросил Робер. — А что это меняет? Я — тот кто я есть. И добился этого не благодаря куску дерьма, что зачал меня. Я стал Магистром Тевтонского Ордена, а он — давно сгнил в земле. Жалею только, что не убил его сам. — А мать? Она жива? — Нет. Я был отправлен в услужение Господу, под началом Иоаннитов. Там, кстати, я познакомился с Гарнье, он тогда ещё был обычным лекарем. Мне было пятнадцать когда я получил письмо из дома, в нём сообщалось, что мама умерла. Он писал, что она оступилась на лестнице и упала, но я уверен, Робер, что именно он толкнул её. Этот ублюдок никогда не знал меры в алкоголе. — Насколько мне известно, госпитальеры принимают людей с двадцати лет. — На всё можно закрыть глаза, когда перед носом маячит тугой кошель с золотом. В этом мире всё продаётся и покупается. Отец выслал меня подальше потому что боялся, что я не вырасту воином, достойным славы его фамилии. Сначала я был помощником лекаря, а наш общий друг Гилберт был приставлен ко мне в качестве наблюдателя. Рыцарем я стал много позже. — Да уж. Тебя послушать, так я ещё недурно жил. Хотя родители и навязали мне женитьбу, я хотя бы сбежать смог. — И что такого страшного в женитьбе? — Мне кажется ты путаешь тёплое с мягким, друг. Когда ты полюбил человека и пришёл к такому решению — это одно. И совсем другое когда тебя привезли в часовню и сообщили, что вот эта женщина — твоя жена. — Теперь понятно почему ты сошёлся с Марией, насколько я помню, у неё похожая история, — хмыкнул Сибранд, — она, кстати, тоже здесь. Робер сидел с безучастным выражением лица, словно его это мало волновало. Глаза тевтонца как-то неприязненно блеснули. — Ты меня извини. Но ты поступил как кусок дерьма, Робер. Зачем ты отправил её вместо себя? Неужели не нашлось ни одного мужчины способного занять твоё место в Иерусалиме? Если ты любишь её, то зачем поступать так? Робер негромко рассмеялся. — Любовь это очень громкое слово, брат. Я не уверен, что способен на такие чувства. Мария знала на что шла. К тому же, ты и сам обязан своим спасением женщине. Говорят, ты оцепил порт в страхе перед смертью. Илма повернулась лицом к тамплиеру, прежде, чем Сибранд успел ответить. — Всё не так. — И в чём же разница, девочка? — Разница между приказом и доброй волей. Я была рядом с ним и решила его защитить. Сибранд не приказывал мне занять его место. Он приказал мне бежать, и спасать свою жизнь. Мне кажется, что не того человека назвали трусом, господин Магистр. Её голос сочился презрением. Она смотрела ему прямо в глаза и он не заметил в них страха. — Сибранд, мне кажется, ты зря волновался о ней. Она не нуждается ни в чьей защите. Сибранд вспомнил, как испуганно она прижималась к нему во время грозы. Как дрожала в его руках, как плакала у его постели, когда он очнулся. Робер ошибался. Она нуждалась в нём ровно настолько же, насколько он сам — нуждался в ней. В её колких словах, перемежаемых нежными поцелуями. — Я с тобой не согласен. Но это — дело десятое. Скажи, какие наши действия дальше? Мы остаёмся здесь или выступаем на Кипр? Признаюсь тебе. Я ненавижу этот город. — Как ловко ты перескакиваешь с одного на другое. Мне необходимо навестить Бушара. От него давно нет известий. Но, оставлять Акру без присмотра… мне бы этого не хотелось. Я думал, что ты присмотришь за этим местом. Чтобы о тебе не говорили злые языки — ты грамотный руководитель. — Ты издеваешься надо мной? — А разве похоже? Идут военные действия. Госпиталя Иоаннитов в Акре недостаточно, чтобы оказать помощь всем. Твой орден мог бы получить материальную поддержку. Построишь в Акре госпиталь для раненых рыцарей и для мирян, пришедших с паломнической целью на Святую Землю. Мы потеряли Сокровище, но оно всё ещё в Масиафе. Тевтонец сжимал кулаки. Он был чертовски зол. — Так почему же ты не отправишься в Масиаф за Сокровищем? Почему хочешь уплыть на Кипр и, по всей видимости, бросить здесь меня? — Я не сомневаюсь, что Сокровище в надёжных руках, в которых оно будет в безопасности. До тех пор, пока у меня не будет возможности забрать его. Ты и сам знаешь, какие потери мы понесли. К тому же ты, выживший и здоровый несомненно можешь оказать поддержку Ричарду. По крайней мере, создать видимость. Как-никак, с силой Тевтонского Ордена не считаться нельзя. — А Мария? Что с ней? Ты заберёшь её с собой? Две пары глаз цвета стали сошлись в молчаливой битве. Робер моргнул первым. — Она останется в Акре. Арман недолюбливает её. Он истинно верует, что всё зло в этом мире исходит от женщин. — Звучит очень благородно. К чему такая забота о человеке, которого ты послал умереть вместо себя? — Я полагаю, наш разговор окончен. Не вижу смысла переливать из пустого в порожнее. Иди отдохни, а то выглядишь так, словно тебя из могилы выкопали. Мне тоже нужен отдых. Распорядишься? Он подчинился и ненавидел себя за это. Робер, в очередной раз, провернул всё так, как было удобно ему. Почему он не мог отказать ему? Уже у дверей Робер победно улыбнулся. Сибранд не сдержался и прошипел: — Ich hasse dich! * Тамплиер только рассмеялся и похлопал злющего тевтонца по плечу. В том, что он сделает так, как он сказал сомнений не было.