Враг рода человеческого

      Вечерняя прохлада, спустившаяся на Акру не могла унять жара, вспыхнувшего на щеках женщины-тамплиера. И почему она не постучала? Теперь Сибранд точно не станет слушать её доводы. А ведь она пришла просто извиниться за свою несдержанность. Перед глазами всё ещё стояла развратная картина: тевтонец с голым торсом - пресс напряжён, можно было рассмотреть каждый шрам на нём. Всегда идеально приглаженные волосы немца растрёпаны, на щеках играет румянец, как в припадке лихорадки. Господи, эта сцена была настолько похабной, что даже красиво. Видно, они действительно любили друг друга, раз решились на такое. Торпе вдруг остро почувствовала своё одиночество, обхватив себя за плечи. Слёзы сами предательски побежали по щекам. Чья-то тяжёлая рука потрепала её по волосам. - Я так и знал, что ты останешься здесь. Слишком любопытна, чтобы оставить меня в покое. - Теперь ты убьёшь меня? - Если быть откровенным, то это первое, что я хотел сделать. Но Илма отговорила меня.       Она хотела хихикнуть, но из груди вырвался всхлип. Мария вцепилась в поддоспешник Сибранда и разревелась. От него пахло дымом и чем-то пряным, но, в тоже время горьковато-холодным, но этот запах немного трезвил и успокаивал. Сам же тевтонец, замер в растерянности, не зная, что ему делать с этой женщиной. Десять минут назад он, не задумываясь, свернул бы ей шею, а сейчас она, словно дитя, просила защиты. Он неловко похлопал её по спине. - Ну, ну, полноте, Мария. Не надо за меня цепляться, как за последнюю надежду. - Я шла, чтобы извиниться. Мне было стыдно. А теперь, ты меня ещё больше ненавидишь. Я завидую тебе. Ты любишь, и тебя любят… Немец только вздохнул. - Я не ненавижу тебя, успокойся. Просто иногда ты меня бесишь. Это разные вещи. Ты всё ещё хочешь знать почему я был так рад? Рыдания стихли. Англичанка подняла на него блестящие от слёз глаза, показывая всем своим видом внимание. - Я женюсь. Я ходил в церковь, чтобы договориться. Никаких пышных торжеств и прочей ерунды. Ты и Гилберт в свидетелях. Брови женщины затерялись в растрёпанной причёске. Сибранд внезапно ухмыльнулся: - Кстати, ты можешь сказать священнику, что лично видела, как мы репетировали заключение брака. Он был крайне дотошен в этом вопросе. Перед её глазами снова мелькнула похабная сцена. Щёки Марии покраснели, а кулак врезался ему в плечо. - Очень смешно. Мне теперь с этим придётся жить. Лицо немца сделалось серьёзным и он снова потрепал англичанку по макушке. - Знаешь, мне кажется, что настанет в твоей жизни день, когда и ты встретишь человека, ради которого не зазорно будет делать такие вещи. Не грусти, Торпе, а то морщины появятся. - Если бы я не знала тебя, Сибранд, то назвала бы грубияном. Спасибо. И извини, мне правда стыдно, что я назвала тебя трусом.       Откладывать на потом – удел лентяев и идиотов. Сибранд выдал Илме денег и наказал заказать у портного платье. Мария и тут умудрилась испортить ему жизнь заявив, что раз Хохмейстер сподобился жениться – негоже ему вести греховную жизнь. И неделю до свадьбы он должен провести в молитвах и покаяниях, то есть отдельно от Илмы. Чёртов Гилберт аж прослезился от её проникновенной речи, а Сибранд попытался не жалеть о том, что не свернул ей шею. Церемонию он решил провести на своём корабле, чтобы не порождать лишних толков среди своих братьев по ордену и горожан. Только он, Илма, старый священник и Гилберт с Марией. Корабль был на достаточном удалении от берега, чтобы не привлекать лишнего и ненужного внимания. Мало ли, за каким чёртом чокнутый Сибранд отбыл на своё судно? Была ещё одна практическая сторона – на корабле, в его личной каюте, ни одна сволочь не посмеет тревожить их. За прошедшую неделю он соскучился за Илмой. Единственный раз когда он уличил мгновение случился на пятый день. Сибранд притаился в нише, у покоев Торпе. Когда женщины шли на трапезу он ухватил Илму за рукав, привлекая внимание. - Ох, я совсем забыла. Я должна была отнести бумаги Гилберту. Мария, иди, я догоню. Англичанка хитро прищурилась, но лицо собеседницы действительно выражало крайнюю степень рассеянности. - Хорошо. Только без глупостей. Когда шаги англичанки стихли, а в коридоре повисла гулкая тишина, Сибранд нетерпеливо притянул к себе девушку и жадно поцеловал. Илма гладила его лицо, плечи, зарылась тонкими пальцами в его волосы, приводя их в беспорядок. - Ты похудел и осунулся. Он припал к её тонкой шее, опаляя своим дыханием. Его руки лихорадочно шарили по её телу. - Напомни мне убить Марию Торпе. Я не хочу есть и ужасно сплю. Мне не хватает тебя. Не только физически. Я не хочу больше быть один. Никогда. Она ласково провела по его волосам и прошептала: - Du bist nicht mehr allein. Ich werde immer da sein. Ich verspreche es.* Она определённо делала успехи. То, что она сказала, и как она это сказала, растопило бы и лёд. Это было сильнее, чем: «я тебя люблю». Он крепче прижал её к себе, понимая, что время, выигранное обманом, истекает. Он не боялся гнева англичанки. Но не хотелось прослыть тряпкой, не способной выдержать простого испытания. Слова Илмы вызывали щемящую нежность в душе. Сибранд бережно провёл по её лицу ладонью и выдохнул ей в губы: - Ich glaube dir, meine Liebe.*       В день свадьбы, Сибранд, по обыкновению, встал ещё до рассвета. Пальцы чуть подрагивали в волнении, когда он шнуровал ворот новой льняной рубахи, поверх которой накинул куртку. Дважды уронил перевязь с мечом, пытаясь закрепить её на поясе. - Scheiße! Всё так и валится из рук! До ушей донёсся хриплый смешок. - Выглядите так, словно проглотили колчан стрел, господин. Сибранд смерил Гилберта, стоящего в проходе неприязненным взором. - А чувствую себя так, словно сел на этот чёртов колчан. Знаешь каково это, когда тебе снятся кошмары? - Ну, полно вам. Такой прекрасный день. Чего скрывать, я и сам волнуюсь. Вы мне, как сын, вы же знаете. Упрямый и непослушный, но, несомненно любимый. - Был бы послушным – не прожил бы так долго. И давай без этих патетичных речей. Не люблю я это. Старик без труда поднял перевязь и закрепил на поясе Магистра. - Можете говорить что вам угодно. Поначалу я был не лучшего мнения о вашей избраннице, но вынужден признать, что напрасно. Она усмиряет ваш негодный характер и делает вас мягче. Вы, определённо изменились в лучшую сторону с её появлением. Сухая, как пергаментный лист старческая ладонь бережно погладила щёку Магистра, совершенно выбивая его из колеи. В глазах лекаря стояли слёзы. Сибранд нерешительно накрыл его ладонь своей и легонько сжал. - Я… спасибо, Гилберт. Никогда не думал, что так дорог тебе. Я ценю это, правда. - Вы выросли прекрасным человеком. Я вами горжусь.       На женской половине тоже царило оживление. Мария, то и дело, возмущалась спокойствию и молчаливости будущей жены тевтонца. - Ох, Илма, твои волосы совершенно ужасны. Из них нельзя собрать даже простейшую причёску. Объясни, на кой чёрт их остригать так коротко? Илма картинно закатила глаза. - Мария, я полагаю, что накрыть волосы головным убором достаточно. Прекрати портить мне настроение. - Да уж, ты совсем извелась. Не ешь толком, а во сне зовёшь своего немца ненаглядного. Неужели тебе так плохо без него? Признай, не терпится, чтобы он развязал поясок на твоём платье. Щёки Илмы порозовели, Мария уязвила её. Она предпочла ничего не говорить. Без Сибранда не было плохо – было почти невыносимо. - Вот увидишь, он ахнет. Ты так хороша. Платье на тебе сидит просто идеально. Но волосы… - Оставь их в покое. Меня вполне устраивает моя причёска. - Угу, я заметила. Воистину, муж и жена – одна сатана. До чего же вы похожи! Как будто один человек в разном теле. Правда, надо отдать тебе должное – ты удивительно спокойная, тогда как он вспыхивает, что лучина. - Мария Торпе! Помолчи хоть минуту! Как ты не устаёшь столько болтать? К счастью, их прервал стук в дверь, заставляя прекратить перепалку.       Город пустовал в ранний час. Из собора доносились обрывки песнопений на латыни – шла утренняя служба. Сапоги глухо отстукивали по мощённой камнем улочке. Только сейчас он шёл, не чувствуя страха, вдыхая прохладный воздух полной грудью. Было бы здорово вернуться домой, на Родину, хотя в глубине души зрело осознание того, что Акра давно перестала быть ненавистной, с появлением в его жизни отчаянной пленницы-ассасина, забравшей его сердце и душу навек.       На палубе было пустынно и тихо. Место, надо признать, было знаковым. Здесь, он едва не расстался с жизнью. Здесь, он впервые отчётливо понял, что не хочет быть один. Вдалеке звонил колокол, а в ноздри бил острый запах моря. Почти как в тот день. Отсутствовало только чувство глухой безысходности, напротив, сердце трепетало в радостном предвкушении. От раздумий отвлёк громкий голос Ханса. - Hochmeister! Обернувшись, он увидел паренька в компании священника. - Спасибо, Ханс. Ты можешь быть свободен. Передай Гилберту, что я его жду. - Признаться, я не ожидал, что буду венчать вас на корабле, господин Сибранд. - Навевает дурные воспоминания? На лицо старика набежала тень. - Не то что бы. Просто странно. Магистр лишь пожал плечами. Совсем скоро он увидит её. Он держался за деревянный борт так крепко, что побелели костяшки. - Вы нервничаете? Я мог бы прочесть вам молитву, но полагаю, что это разозлит вас, а не утешит. С губ Сибранда сорвался короткий смешок. - Я уже, кажется, говорил, старик. Я знаю твой требник вдоль и поперёк на двух языках. - Даже не буду спрашивать зачем вам эти знания. Тевтонец пожал плечами. - Чаще всего я читал отходные, умирающим товарищам, ещё со времён службы госпитальером. Но и другие мне хорошо известны. Впрочем, сегодня не тот день. У меня нет желания упражняться в софистике.       Первой, на борт взошла Мария Торпе. Скинув плащ, она оказалась в тёмно-синем платье. На голове её были причудливо сплетённые косы. Это было так непривычно, что Сибранд едва не хмыкнул. Следом, на борт поднялся Гилберт, ведущий под руку его любимую женщину. Лицо её было скрыто глубоким капюшоном плаща.       Сердце словно замерло и пропустило несколько ударов. Его взор был прикован только к ней. Наконец, улыбающийся Гилберт вложил узкую ладонь Илмы в его собственную. Лицо Сибранда просияло. Священник начал читать молитву, а он свободной рукой развязал тесёмки плаща, заставляя его пасть к их ногам. Платье было тёмно-зелёным превосходно оттеняя её белую кожу и яркие глаза, что смотрели на него с любовью. Илма улыбалась ему. Окружающие словно перестали существовать. - Ego conjimgo vos in matrimoiiium in Nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti! Священник закончил читать молитву. Им подали чашу с вином, из которой они испили по очереди. А после, их дыхание смешалось в первом законном поцелуе. Старый Гилберт утирал скупые слезинки с глаз. Мария старалась держать себя в руках, но получалось из рук вон плохо: в глазах предательски щипало. Когда её отдавали замуж половина Лондона смотрела на молодожёнов, но в её свадьбе не было и десятой части счастья, которым светился тевтонец, задорно поднявший свою, теперь законную жену на руки и закружился с ней по палубе пред ликом немногих свидетелей. Старый священник негромко кашлянул, привлекая к себе внимание. - Я поздравляю вас, господин Сибранд с заключением законного брака и желаю вам, и вашей супруге долгих лет жизни. Однако, прошу вас помнить о том, что вы дали обещание. Улыбающийся Сибранд выглядел непривычно. Он словно помолодел. Кружиться он перестал, однако и не думал отпускать свою жену, бережно прижимая её к себе. - Я всегда держу своё слово. Мои люди организуют обедню для каждого желающего и нуждающегося. Если желаете - можете присоединиться к ним. Еда скромная, но чем богаты. - Теперь я вижу, что вы вовсе не плохой человек, господин Хохмейстер. Будьте счастливы. Священник удалился. На палубе остались только молодожёны и их свидетели. - Сибранд, воистину, ты - немецкий коршун, пусти уже Илму, я хочу её расцеловать. - Что вы такое говорите, госпожа Торпе! Разве должно женщине быть такой грубой. Илма переглянулась со своим мужем, и они оба рассмеялись. Гилберт мог сколь угодно долго читать моралите. Отсмеявшись, Сибранд не остался в долгу: - И я это слышу от женщины, лишившей меня сна на неделю? Чёрта с два я её отпущу. Она – моя. И, ежели я - немецкий коршун, то ты – английский Цербер. Торпе прищурилась. - Сам напросился! Она подбежала к ним и обняла и его, и девушку на его руках. - Будьте счастливы! Гилберт не долго стоял в стороне и тоже поспешил обнять молодожёнов. - Ну, полно вам. Идите, выпейте вина, отпразднуйте. Можете позвать Ханса, он в курсе того, кто такая Илма и что здесь сегодня произошло. - Подожди, ты хочешь сказать, что вы остаётесь здесь? - Именно это я только что и сказал. - А как же… Сухая ладонь Гилберта прервала поток сознания англичанки. - Идёмте, Мария. Им нужно побыть одним. Они присоединятся к празднеству позже. Сейчас, я полагаю, мы будем только мешать.