Враг рода человеческого

      Над Акрой занимался тусклый бесцветный, как вода рассвет, а на небе повисли тяжёлые тучи. Мария Торпе, накинув на голову капюшон дорожного плаща смотрела вдаль, стоя на причале, ожидая своего таинственного спутника. Сердце терзали два противоречивых чувства, первое — это печаль: ей было безотчётно грустно покидать людей, ставших для неё семьёй, а второе — это чувство предвкушения, порождаемого таинственностью, что ждала впереди. Этот ассасин… с первой встречи навсегда изменил её мнение об их братстве. И когда все: от безусого мальчишки-оруженосца, до убелённого сединами капеллана расписывали их как тупых фанатиков, она лишь мрачно ухмылялась. За всех поручиться нельзя, но те два ассасина, с которыми её столкнула судьба были далеки от глупости примерно также, как Сибранд от добрых слов в её присутствии. Илму хотелось сравнить с хлыстом — она была гибкой, и, на первый взгляд, слабой, но на поверку, способной сломать хребет недооценившему её противнику. В этом она убедилась лично, когда застала её и Сибранда во дворе, во время тренировки. В тот раз, её, к счастью не заметили. Альтаира же можно было сравнить с ядом в богато украшенном флаконе — красота движений и жестов, смешанная со смертельной опасностью. Он привлекал её, как открытое пламя влечёт мотыльков своим обманчивым светом, но страшно ей не было, скорее напротив — интересно.       Как-то незаметно с губ сорвался вопрос, который она не планировала задавать вслух: — Интересно, какой ты на самом деле? Голос, ответивший на её вопрос был слегка хриплым: — Я польщён, что тебе это интересно, Мария. Если честно, я думал, что ты не придёшь. — Ах, подумайте только, господин ассасин думал, что я не приду! Её тонкий палец ткнул в грудь ошарашенного резким перепадом настроения женщины ассасина. — Я не совсем понимаю тебя… Её глаза сощурились, отчего ресницы бросили тень на её щёки. Всё-таки, она очаровательна. — Не понимаешь? Так я объясню. Ты думал, что я не приду и решил не торопиться, так? Губы Альтаира тронула улыбка: — Нет, не так. Когда ты торопишься у тебя ужасный акцент. Прости моё опоздание, я плохо спал ночью и попросту проспал. Её брови выгнулись в удивлении от того, как запросто он признался в таком человеческом качестве, как способность проспать. — И часто это у тебя? Ну, я имею в виду, что порядок в вашем братстве строгий, и всё такое… у тамплиеров, если проспишь — то братья обливают холодной водой… — Я думаю, у нас будет достаточно времени обсудить насущные вопросы. А сейчас, нам надо идти, корабль ждёт. И помни, я — монах, ты — моя спутница. Торпе хмыкнула и пошла вперёд, бросив язвительно, замешкавшемуся мужчине: — Отлично. Значит целоваться точно не полезешь.       Спина Марии стремительно удалялась от него, а он не мог вспомнить когда улыбался столько раз за один день. Чудо, а не женщина, с такой спутницей тоска ему точно не грозит. Впрочем, покой, по всей видимости, тоже. Команда на корабле попалась как на подбор — сплошные прощелыги зыркающие исподлобья, о чём Мария незамедлительно пожаловалась своему спутнику, когда они спустились в трюм, где им предполагалось провести большую часть пути. — Извини, мало кто сейчас рискует соваться на Кипр. Тамплиеры, знаешь ли. — И чего вы все так нас не любите? — Как бы тебе сказать. Идеи у вас неплохие, но методы подкачали. Вы сеете хаос, способный погубить мир. — И кто бы говорил, Альтаир. Подумать можно ваши методы лучше? Драка на кладбище в Иерусалиме? Убийство учёного на улицах Дамаска? Ты предаёшься пространным умозаключениям и размышляешь о высоком, но на деле, Альтаир, и ты, и мы, для простого люда — тираны, диктующие, как им правильно жить. Ассасин потрясённо замолчал. Раньше похожие мысли не посещали его голову. — Мне нравится, как ты рассуждаешь. Расскажи, почему пришла к таким выводам? — Я наблюдала за Робером, который был слишком занят идеями столь же высокого порядка, видела Сибранда, который разгребал последствия его решений, в конце концов — ты сидишь передо мной. — И что же такого происходило в Акре? — После того, как Сибранд воскрес после ранения, люди, у которых его орден изъял корабли едва не подняли бунт. Когда я прибыла из Иерусалима, он не вылезал из бумаг с жалобами, а в доках, то и дело случались стычки тевтонцев с купцами. В конечном итоге, порядок восторжествовал и всё поутихло, но…это натолкнуло меня на интересную мысль. Альтаир слушал, затаив дыхание. Всё сказанное ей он несомненно внесёт в дневник, чтобы просеять сумбур её мыслей на досуге. — И что же это за мысль? — А так ли нужен людям порядок, навязанный кем бы то ни было? Не пойми меня неправильно, многие служат: кто-то Богу, кто-то королю, но, по-настоящему, люди счастливы только когда могут быть сами собой. — Интересная мысль. А как же быть со свободой, Мария? Там, где началась свобода одного — закончилась свобода другого. Девушка горько и невесело усмехнулась. — Свобода быть собой в любой ситуации — самое ценное. Быть тем, кем ты хочешь, а не тем, кем тебя хотят видеть другие. — И как ты здесь оказалась? — Тебя не укачало? Ты привёл меня на этот корабль, забыл? — Да нет же, на Святой Земле. — А, верно я должна была сидеть в Англии, рожать детей и в отсутствии мужа горестно вздыхать у окна? Если да, то к чёрту это всё. Мои родители выдали меня замуж в восемнадцать лет. Благодарю покорно, это не по мне. Внутри у ассасина всё похолодело. — Ты замужем? Голос её собеседника прозвучал разочарованно? — Была. Четыре долгих года я хотела от своего мужа понимания, что я не из тех, кто будет подчиняться и вышивать, сидя у камина. В конечном итоге наш брак аннулировали, но я сбежала, чтобы не портить родителям жизнь своим присутствием. Пусть и дальше мёрзнут на вершинах своих моральных устоев, я им теперь не мешаю. — Ты бросила родителей и умчалась в Крестовый поход? И как тебя только приняли? — А ты сам-то, ожидал встретить вместо Робера женщину? Вот и весь секрет, я притворялась мужчиной. До тех пор пока Робер меня не раскусил… Мария потёрла виски. — Ты любишь его? Янтарный взор встретился с ярко-голубым. Пауза затягивалась, а она всё не отвечала. Альтаир отвёл взгляд и негромко произнёс: — Прости, наверное этот вопрос слишком личный. — Этот вопрос, скорее сложный. Я делила с ним постель, но мне кажется, что мысли его всегда витали в областях мне недоступных. Он довольно груб и иногда излишне прямолинеен. Что же до любви…я думаю, что мы никогда не были, по-настоящему близки. В конечном счёте, он сгрузил меня на плечи Сибранда и сбежал, не сказав мне ни слова. — Возможно он не хотел подвергать тебя риску? — Пффф, мужчины… Какой вздор, право слово. Нет, прав был Сибранд, когда назвал его мудаком. Знаешь, я не говорила об этом никому, но когда Робер вернулся в Акко живым, я побежала на всех порах, чтобы встретиться с ним. Но так и не рискнула войти в комнату, услышав обрывки разговора. Сибранд назвал Робера дерьмом, за то, что тот отправил меня на кладбище, а тот лишь посмеялся и сказал, что я знала, на что шла. Мнение Альтаира о Магистре Тевтонского Ордена шагнуло на ещё одну ступеньку вверх, когда он услышал, что их мнения совпали. — И что ты сделала? — Я ушла гулять по городу. Лишь бы не плакать. Каждый день я видела, как Сибранд носится с Илмой, как ласково звучит его голос, когда он обращается к ней. Я представляла, что после Иерусалима Робер наконец станет мягче ко мне, а получила в ответ ушат с помоями. Если ты это спросил потому что хочешь его убить, то это дело твоё. Но знай, что бы не происходило между Робером и мной не отменяет моего уважения к нему, как к Магистру… — Ты готова поставить его жизнь превыше своей? Она могла сказать всё что угодно, но он видел, что она хочет жить. Поэтому, не дожидаясь ответа поспешно добавил: — Мне не нужна его жизнь. Хотел бы я его убить, давно сделал бы это.       Разговор плавно сошёл на нет. Мария поднялась на палубу, а Альтаир остался и внёс пару записей в дневник. Украдкой, вынул из заплечного мешка, тускло, словно бы укоризненно поблескивающий артефакт. Почему-то, в присутствии Марии, Яблоко словно растеряло свою мистическую притягательность. Когда англичанка была рядом, больше хотелось строить своё будущее, чем глазеть на картины, даруемые Сокровищем Тамплиеров. Мудрые мысли словно испарились, а спать было ещё рано. Ассасин вздохнул, убрал артефакт обратно и, легко поднявшись, отправился вслед за Марией на палубу.

***

      Сибранд проснулся привычно рано, но с чувством, что что-то пошло не так. Он не торопился встать с постели, не желая тревожить Илму, прижавшуюся к нему во сне. Определённо. Всё было не так. Никто не прибыл в крепость требуя Магистра, никто не желал его разбудить ещё до рассвета, никто не пришёл убивать его. Неужели тот, кого не существовало, решил с запозданием в почти тридцать лет услышать его детские молитвы и все оставили его в покое? Или он сошёл с ума, и всем всегда было наплевать, чем он занят в такую рань в своих покоях, а он всё это придумал? Он осторожно встал с постели, расправляя затекшие плечи. Всё было как всегда. Привычный тусклый рассвет занимался над Акрой, где-то внизу была слышна перекличка часовых, сдающих пост утреннему караулу. Его внимание привлекла неприметная фигурка в знакомом плаще. Он потёр глаза, чтобы убедиться, что ему не привиделось, но фигурка не исчезла, продолжая целенаправленно двигаться в сторону доков. Интересно, зачем Марии туда понадобилось? Отправилась ждать Робера? Вряд ли. Писем от него не было с самого его отбытия на Кипр. Возможно, она засиделась в стенах и вышла подышать воздухом. С кровати донёсся сонный голос Илмы: — Сибранд? Что-то случилось? Из головы разом вылетели мысли о Робере и Марии Торпе. Он улыбнулся своей жене. — Доброе утро, Илма. Просто задумался на мгновение. За повседневными обязанностями, к которым Магистр вернулся без скидки на вчерашнее бракосочетание, он как-то не сразу заметил, что англичанка не докучала ему в течении дня. Не явилась она и к вечеру. Когда он вернулся в родной кабинет, то застал там Илму негромко беседующую с Гилбертом. Безо всяких церемоний Сибранд поцеловал её, всем видом показывая лекарю, что тот в помещении третий лишний. Но тот, словно не замечал ничего, всё так же чинно восседая на колченогом стуле. — И вам, добрый вечер, господин. Рад видеть вас в добром расположении духа. Тевтонец неохотно прервал поцелуй. — Не могу сказать, что так же обрадован твоим присутствием. Ты по делу, или как всегда читать мне моралите? Старик примирительно поднял ладони, показывая, что не намерен читать нотации. — Что вы, господин. Просто рано утром я видел, как госпожа Торпе покинула крепость. Мой путь пролегал отчасти в той же плоскости и я решил… Сибранд вздохнул, наливая в кубок вина и уселся в кресло, притягивая Илму к себе на колени. — И ты решил сунуть свой длинный нос ещё и в её дела? Ей богу, Гилберт, был бы ты помоложе — были бы вы с ней идеальной парой. — Как вы можете, господин? Я всю жизнь посвятил врачеванию и служению Богу. Однако впалые старческие щёки покрыл румянец стыда. — И потратил свою жизнь совершенно напрасно. Впрочем, дело твоё. — Она села на корабль с каким-то человеком в белых одеждах, похожих на монашеские. Но стать этого монаха нельзя скрыть скромной робой. Мне тревожно за неё, только и всего. Вертикальная морщинка украсила лоб Сибранда. В белых одеждах ходили не только монахи. Гилберт об этом едва ли знал, но в душу тевтонца тотчас закралось сомнение. Он бросил взгляд на Илму, и их глаза встретились. Они думали явно об одном и том же. — Я услышал тебя, Гилберт. Скорее всего она отправилась на Кипр, к Роберу. Не стоит паниковать, я сегодня же напишу ему. — Ходят слухи, что там сейчас неспокойно. Я общался с аптекарем, у которого сын с семьёй живёт в Лимассоле. Тамплиеры выкупили остров, а короля заперли в темнице. — Если это всё, то ты можешь идти. Я хочу побыть со своей женой, в конце концов, имей совесть. Гилберт кивнул и, пожелав им всех благ поспешно вышел. — Ты знаешь, кто мог бы быть её спутником? — Я почти уверена, что это Альтаир. Видимо они сильно зацепили друг друга ещё в Иерусалиме. Мария спрашивала меня о нём. Он вздохнул. Сначала хотелось разозлиться: неужели эта дура полюбила ассасина? А после он понял, что и сам влюбился в человека, бывшего когда-то врагом. — Я хотел бы её поругать последними словами, но я и сам ничуть не лучше. Я напишу Роберу. Не знаю, что произошло у него с этим ассасином, но Марии он изрядно задолжал. Пусть расхлёбывает теперь. Тёплая женская ладонь легла ему на щёку. — Не стоит писать, Сибранд. От Робера нет вестей больше месяца. Если письмо, так же как и моё, попадёт не в те руки, кто знает, что его ждёт. По крайней мере, не пиши о том, что её спутник ассасин прямо. — И кто из нас прославился своей паранойей, meine kleine? — Может ты прав, и я накручиваю себя, но почему-то мне кажется, что с Робером что-то случилось. Раньше он находил время для писем. — Теперь и я сомневаюсь. Быть может нам стоит отправиться за ними? — Есть идея получше. Я спрошу у Джабаля, был ли Альтаир в городе. Если да, то сомнений быть не может — её спутник именно он. — Знаешь, я хочу пойти с тобой. Клянусь, я никогда не причиню вреда человеку, спасшему тебе жизнь. Мне хочется сказать ему огромное спасибо. Но, если ты мне не веришь, то я обойдусь. Илма смотрела ему прямо в глаза, а пальцы её бережно гладили его лицо. В яркой зелени её взора не было ни тени сомнений. — Я доверяю тебе. Он и сам не заметил, как облегчённо вздохнул. — Я всё же напишу этому лысому кретину. Но напишу письмо на своём родном языке. Робер ненавидит немецкий, но понимает. Чего не скажешь об Армане Бушаре, тот считает, что весь мир должен изъясняться на картавой мерзости, которую они зовут языком. — Ты уверен? Он поцеловал жену в висок. — Просто доверь это мне, meine kleine. Иди спать, уже поздно. Я напишу письмо и отправлю его тотчас же, а потом приду к тебе.       Несколько часов спустя Сибранд отложил перо в сторону. Написание письма заняло времени больше, чем планировалось, но результат того стоил. Перечитав послание он ухмыльнулся: если Бушару хватит мозгов позвать сведущего в языке человека, то его ожидает неприятный сюрприз — в письме было много витиеватых фольклорных немецких выражений, рассказывающих о явном и косвенном сходстве головы Магистра Робера IV де Сабле, с не самыми благозвучными частями тела человеческого. Робер не был дураком, попади письмо к нему — он сможет прочесть между строк тревогу тевтонца о происходящем вокруг, а если повезёт — то ответ не заставит себя ждать. С этой мыслью он передал свиток посыльному. Оставалось только ждать.