***
Тяжёлое дыхание в темноте, нарушаемое только плеском воды, разрезаемого кораблём. Тело, блестящее от пота и кожа, подсвеченная неверным светом масляной лампы. Член, обильно смазанный соками проникает в тело грубыми толчками, а жалящие жадные поцелуи ловят каждый стон, срываемый с губ. Свист клинка разрезающего воздух и верная сабля в твердой руке. Каждое отточенное, кажущееся скупым и щедрым одновременно движение и хруст сухожилий, сопровождающийся агонизирующим стоном. Сколько их было? После пятого он прекратил счёт. Блекнущие глаза, из которых ярко-алыми всполохами уходила жизнь. Такие моменты вызывали азарт и горечь одновременно. Как хрупок человек и его жизнь ассасин усвоил ещё в детстве, когда его собственный отец….Не думать об этом. Не сочувствовать. Не умирать вместе с теми, кого убиваешь. Вспомнить ярко-голубые глаза, горящие в неуёмном задоре и безмерно острый язык, которому следовало найти иное применение. Взмах. Удар. Толчок. Ещё одна отобранная жизнь в череде многих. Вернуться живым. Спасти её, спасти чёртового Робера де Сабле, спасти мальчика, для которого успел стать невольной надеждой. Прижаться в безысходном поцелуе к нежной груди, кажущейся в неверном свете тусклой лампы больше, чем обычно. Поцеловать дольше, прижать ближе. Никогда не сдаваться и вернуться к ней одной. Живым. Всегда. К своему личному Сокровищу Эдема, к женщине без которой не стоило жить, и за которую не жалко было умереть. Громкий вздох. Сводящая с ума плавность движений. Общее напряжение и невысказанный вопрос. Вернуться ли они живыми? Успеют ли спасти? Или уже безнадёжно поздно и они… Не думать о плохом. Просто не думать, забываясь в непрошенной нежности. Любовь — ужасное чувство, но в тоже время самое прекрасное, что может себе позволить слабый человек. Смерть никогда не бывала красивой. Она ужасала и пугала. К ней нельзя привыкнуть, даже когда ты осознаёшь, что она незримо держит тебя с рождения за край пелёнки. Ночной воздух пропах страхом и болью людей, которые никогда не вернутся домой. Альтаир чувствовал сожаление. Ему ничего не стоило одурманить слабых духом при помощи артефакта, но всякий раз, прикасаясь к Яблоку он и сам боялся сойти с ума. В конце концов, просто убить этих людей было милосерднее, чем заставить их умирать за иллюзии. На улице занимался тусклый рассвет, когда ассасин, чьё сердце требовало отправиться в тюрьму, спасти Марию неслышно следовал за Арманом Бушаром в надежде найти архив, в котором могли быть полезные для Братства знания. Несколько дней он потратил, чтобы маршрут тамплиера отпечатался на подкорке мозга с точностью, по которой солнце вставало на небе. Он убьёт Армана Бушара и вернёт пост Роберу де Сабле, которому на роду написано быть в долгу у ассасина. Пересменка лучников прошла по расписанию и Альтаир бесшумно скользнул за самозваным Магистром. Он запоминал бесчисленные повороты и считал количество ступенек, ведущих вниз. Архив скрывался глубоко под землёй и здесь было ощутимо холоднее, чем на улице. Ему, выросшему в горном Масиафе это было привычно. Наконец Бушар скользнул в неприметную дверь, сокрытую в стене. Тамплиер не стал закрывать двери и ассасин последовал за ним. — Можешь не прятаться в тени, ассасин. Я знал, что ты придёшь. Я ждал тебя. Приветствую тебя в библиотеке Ордена Тамплиеров. Здесь много полезной информации о нас, но нет того, что ты хотел бы увидеть. Одноглазый смотрел на него со снисхождением и жалостью, до боли напоминая Аль-Муалима, выговаривающего неразумным ученикам прописные истины. Альтаир растерянно обвёл глазами помещение. — Я знаю, ты искал Архив. Но ты опоздал. Мы успели его перевезти в другое место. Мне даже жаль убивать тебя, но ты чрезмерно настойчив и у тебя есть то, что нужно нам. Альтаир не спешил отвечать. — О, я вижу твою гордость, юноша. Интересно, будешь ли ты столь молчалив, узнав, что твоя спутница по пути на виселицу? Он лгал. Арман Бушар лгал. Нельзя верить тамплиерам. Ладонь сжалась на рукояти клинка с такой силой, что кожа, которой была обмотана рукоять впилась в кожу ладони негромко скрипнув. — Задел тебя за живое? Извини. Но я считаю, что всё зло в этом мире исходит от женщин. Вижу, ты хочешь боя. Будь по твоему. К оружию, ассасин! Альтаир давно разучился недооценивать противников, но Бушар смог его удивить. Обычно тамплиеры полагались на грубую силу, но этот полагался на ловкость. Однако, желание быстрой победы его сгубило. Он дал подойти Бушару поближе, нанося удар за ударом, изматывая его и отнимая силы. Когда противник стал лишь слабо обороняться Альтаир нанёс удар скрытым клинком, глубоко загоняя тонкое острие в сочленение кольчуги, на которую так понадеялся крестоносец. — Ты верен своим убеждениям…ассасин. — А ты, кажется, позабыл свои. Арман Бушар хрипло рассмеялся. — Не позабыл, а расширил их границы, мыльчик. Мир устроен куда сложнее, чем ты можешь себе представить… Если бы ты умел не только убивать, то понял бы меня. — Избавь меня от нравоучений, тамплиер. Я скорее умру, чем позволю вам владеть Частицой Эдема. — Тогда береги её. Рано или поздно, ты придёшь к тем же выводам, что и мы. Всё было ложью. Бушар лгал. Лгал. Или нет? Если не лгал, то он обнаружит. Нет… так не должно быть. Долг перед Братством выше него. Превыше его зародившихся чувств. Или он лгал сам себе? Ноги предательски задрожали, став ватными, а в горле пересохло. Но глаза, чёрт бы их побрал, напротив — наполнились влагой. Как в день смерти Аль-Муалима от его клинка, как в день казни его отца, как в день, когда он нашёл тело Адхи бездыханным… — Альтаир? Альтаир? Проснись! Тонкая детская ручонка трясла его за плечо. — Марк? Что ты… — Ты кричал во сне. Я испугался, думал, что тебе плохо. А ещё, ты, кажется плачешь. — Я уходил? Ребёнок недоумённо таращился на него. — Мы поужинали и ты уснул. Сон? Но какой же отвратительно яркий и неприятный. Альтаир выпил воды и умылся, но чувство неясной тревоги не спешило оставить его. Марк сонно тёр глаза, но не сводил с него взора. — Ложись спать. — Все ассасины так плохо спят? Он едва не рассмеялся. Дети — удивительные существа. Он уже и забыл, каково это, быть таким наивным. Но вместо ответа просто покачал головой. — Ложись спать. Ближе к рассвету я уйду, но вернусь за тобой. — Я верю тебе. А ты больше не будешь плакать? — Я очень на это надеюсь, малыш. Очень надеюсь… Негромко скрипнула решётка, прерывая разговор. Мария возненавидела стражника прервавшего их неспешную беседу. За последнюю ночь она узнала Робера лучше, чем за минувшие годы. — Вам пора. — И куда же? На аудиенцию к этому трусу Бушару? — Вам всё объяснят. Робер всё понял правильно. Арман решил закончить игры. Странно, что он не явился сам. — Позволь вопрос? Стражник на секунду замялся: Магистр, пусть и бывший, внушал уважение. Но назвать его Магистром — значит навлечь на себя гнев Бушара, поэтому он только коротко кивнул. — Почему он не объявился сам? — Он приказал нам подготовить вас. Мария не удержалась от шпильки в адрес бывшего Магистра. — Умеешь же ты выбирать подчинённых! — Единственное, на что мы можем надеяться — это чудо. — Это какое? Что верёвка не выдержит? У тебя есть все шансы. Бывший Магистр вздохнул и покачал головой. — Чего замерли? Шагайте! И без разговоров! — Имей уважение, солдатик. Без меня твой любезный начальник сгинул бы в безвестности. — А может тебя глефой ткнуть, для бодрости? Робер беспрекословно сделал пару шагов вперёд, но Мария готова была поклясться, что расслышала негромкое: «воткни её себе в задницу, кусок дерьма». Их привели на эшафот. Виселицы призывно покачивались на лёгком ветру. Через несколько минут всё будет кончено. Мария в сердцах сплюнула на землю. — Никогда не думала, что закончу жизнь как преступник. И пожить толком не успела. Робер усмехнулся. Сильная женщина. Очень. Хоть и боится смерти, но не показывает этого. — Знал бы, что так закончу — заставил бы мальчишку меня добить ещё под Арсуфом. Робер болезненно вздохнул, когда стражник ткнул его тупым концом глефы в спину. — Я, кажется, говорил заткнуться? — А я, кажется, говорил тебе воткнуть свою глефу в задницу. Или не говорил?***
Корабль приближался к порту Кипра. Сибранд стоял на палубе, напряжённо вглядываясь вдаль, плотно сжав тонкие губы. — О чём задумался? — Думаю, как лучше поступить. Прибыть официально, или сойти раньше. Мой корабль известен Бушару. Не хотелось бы проливать лишнюю кровь. В идеале я должен пойти один, но ты ведь и слушать меня не станешь. — Разумеется не стану. Только не говори мне, что я отправилась с тобой для того, чтобы в дороге тебе не было скучно. Бледные щёки Сибранда покраснели. Когда он заговорил акцент явно выдал его возмущение. — Ты… не говори так больше, ладно? Я не из тех, кто… Она поспешила успокоить его, крепко прижавшись к нему. — Конечно же это не так, не сердись. Я думаю, что мы могли бы спустить лодку на воду и отправиться в порт вдвоём. Я не думаю, что нас ждёт радушный приём, учитывая происходящее, но два человека привлекают меньше внимания, чем корабельная команда, в одеяниях Тевтонского Ордена. Сибранд кивнул. — Я тоже об этом думал. Пожалуй, так и поступим. Когда они сели в лодку он резко склонился к ней, прикладывая свой лоб к её. — Пообещай мне, что будешь осторожна, Илма. Никаких безумных поступков. Я не девица в беде и со всем смогу справиться. В честном бою мои личные шансы достаточно неплохи. — Вот только не все любят честный бой. — Твоя жизнь и безопасность для меня превыше всего. Просто пообещай не бросаться в бой с моим именем на устах. — Просто пообещай, что не будешь балансировать на грани жизни и смерти неделю, чтобы я не плакала у твоей кровати, думая, что ты умираешь! Глупо упрекать меня в том, чего сам боишься, Сибранд. Твоя жизнь для меня значит не меньше. Поэтому я не задумываясь умру. Ему хотелось и рассмеяться, и пустить слезу одновременно. Право, удивительная женщина. На миг, он словно почувствовал боль и страх, которые она пережила оставшись с ним после ранения. Когда он стал вставать с постели и смерть убрала занесённую над ним косу, Гилберт очень сурово отчитал его, словно он был виновен во всех бедах этого мира. Когда он решился ответить, то голос прозвучал непривычно хрипло. — Прости меня. Я часто бываю заносчив и груб. Я долго был один, боялся, что вырос подобием своего ублюдка отца. Но, когда в грозу, ты проявила доверие, вцепившись в меня, я начал понимать, что сердцу моему не чуждо милосердие и нежность, которых всегда чурался мой отец. Ты стала моей женой, пожалуй ещё тогда, когда я впервые понял, что с тобой рядом меня не преследуют ночные кошмары. Первый заметивший их прибытие стражник упокоился со стрелой в горле. Второй получил в глазницу метательный нож. Третий, совсем сопляк нерешительно поднял меч, но быстро сообразил, что его ждёт участь павших товарищей, поэтому упал на колени и что-то бессвязно пробормотал на французском. — Ne me tuez pas, pour l'amour de Dieu! Je suis les ordres du Maître! * Сибранд брезгливо пнул мальчишку, отчего тот жалобно взвыл. — Halt schon die Klappe! Verdammt tapferer Ritter…* — Ne me tuez pas, monsieur!* — Тьфу ты, чума трусливая! Где Робер? Отвечай, если хочешь жить! Рыцарь продолжил жалобно блеять. — Je ne te comprends pas…* Сибранд подавил в себе желание пнуть его ещё раз. — Придётся вспоминать этот дьяволов язык. Как там? Où est Robert? * Тень понимания мелькнула в глазах юнца и он живо затараторил, как заведённый: — Sur la place! Lui et la femme anglaise. La potence les attend…* Удар ребром ладони в шею остановил словоизлияния. — Ты понял о чём он говорил? — Если честно то с большой натяжкой. Больше трясся за свою шкуру. Как он там сказал сюр ла плас, кажется? Должно быть на площади. И что-то про женщину англичанку. Скорее всего Мария и Робер там и подозревается, что не для того, чтобы вещать с трибун высокие речи. Нужно торопиться. Илма молча присела на корточки у безучастного юного рыцаря и расстегнула ремень, удерживающий перевязь. — Дался тебе этот сопляк. — Это мера предосторожности. Когда он придёт в себя, то непременно додумается позвать подмогу. Иногда потерянная минута может выиграть несколько часов. Она плотно затянула запястья бессознательного его же ремнём, а меч бросила в воду. Сибранд негромко хмыкнул. — Напомни мне не спорить с тобой, а то проснусь ещё примотанный собственным ремнём к кровати. — Я учту твои пожелания. Только давай для начала выберемся из этой задницы и вытащим оттуда остальных. Она нахмурилась. — Что- то не так? — Всё не так. Если Мария с Робером, то где, чёрт возьми, Альтаир? Альтаир не задавался вопросом где сейчас Сибранд, а если бы задался, то наверняка решил бы, что тот в Акре — руководит своими рыцарями, как и приличествует главе Ордена. Сейчас его больше занимали чёртовы лучники, которые, казалось стояли на каждой крыше, заставляя его забирать лишние жизни. По земле путь был ещё хуже — Бушар утроил патрули, и в чём ему нельзя было отказать — они исполняли свои обязанности куда лучше разгильдяев Уильяма Монферрата. Неподалёку от собора он отметил, что лучники отсутствуют, а внизу слышны крики и звон скрещенной оружейной стали, сопровождающейся улюлюканьем извечных спутников драк — любопытных горожан. — Эй, наподдай-ка этим самодурам, парень! — Давно пора положить конец бесчинствам тамплиеров! Да что за чертовщина там происходит? Альтаир подобрался поближе, отчаянно желая увидеть в толпе дерущихся знакомую каштановую макушку, но увиденное, потрясло его ещё больше — против крестоносцев сражался хорошо знакомый человек в одеянии рыцаря Тевтонского Ордена. Стражников было много, даже слишком. Тот, кого в Акре только ленивый не называл трусом на поверку оказался прекрасным мечником, умело уклоняющимся от вражеских атак, вызывая чувство невольного уважения. Один из тамплиеров попытался напасть со спины, но вероломная стрела остудила его пыл. Откуда стреляли? Было ли это расчётом против крестоносцев или же случайная жертва? Бегло осмотрев ближайшие крыши он увидел стрелка. Новоиспечённая жена Сибранда явно не собиралась становиться вдовой раньше времени, сокращая число прибывающих тамплиеров. Он ловко спрыгнул с уступа и перебрался поближе к точке обстрела. Девушка была сосредоточена и не обращала на него внимания. Он легко прикоснулся к напряжённым плечам, заставляя её резко развернуться. — Я тебе не враг. На её лице мелькнуло удивление. — Альтаир? Помоги нам! Мы хотим спасти Робера и Марию. Этот ублюдок Бушар собирается их казнить. — У меня есть идея получше, Илма. Их слишком много. Но я знаю, как это прекратить. — Что ты задумал? — Просто смотри. Он вынул из заплечного мешка Яблоко Эдема, которое тотчас засияло в его руках. — Это та самая вещь, из-за которой столько шума? Но это же просто кусок металла! Губы, расчерченные давним шрамом, тронула улыбка. — Верно. Но посмотри, на что он способен. Сибранд не сразу понял, почему мечники, секунду назад отчаянно бросавшиеся на него резко отступили, а люди прекратили гомонить и разошлись. Он изрядно вымотался. Противников было действительно много. — Сибранд! Илма прижалась к нему. — Ну, полноте, meine kleine. Всё хорошо, я почти не ранен, но весь в крови, не хочу, чтобы ты вымазалась. Илма только крепче стиснула руки за его спиной. Ничего не оставалось, как бережно обнять её в ответ. — Я боялась попасть в тебя. — Я тобой горжусь. Не каждый сможет попасть в движущиеся мишени. Альтаир негромко кашлянул, привлекая внимание. Сибранд повернул голову и едва заметно кивнул. Он легко растрепал волосы на макушке девушки. — Идём, meine kleine. Бой ещё не окончен. Мы должны спасти Робера и Марию. Илма нехотя разжала руки, отпуская его. Альтаир шёл впереди, расчищая дорогу при помощи артефакта. — Должен признать, Сибранд, что решение пощадить тебя принесло пользу. Заочно ты меня знаешь, но я хотел бы представиться лично. Альтаир ибн ла-Ахад, бывший Мастер-ассасин. — Надо полагать, что это означает смерть Рашида. Ты действительно сильный воин, Альтаир. Надеюсь, что с твоим мудрым подходом, между нашими Орденами установится хотя бы хрупкое равновесие. Альтаир замер на мгновение. — Я предлагаю временное перемирие. Чужая рука легла на плечо ассасина, заставляя обернуться. — А я предлагаю закончить дурацкие распри. Человек и сам способен менять мир, без мистических кусков серебра. Все, кто полагались на них — закончили плачевно, покинув этот мир. Человек слаб и зависим, но пока он способен меняться сам он будет меняться и менять всё, что его окружает. — Что ты хочешь этим сказать? — Я хочу сказать, только то, что мы сами строим этот мир. Не нужно ждать милости или бояться наказания. Мы — это череда наших поступков и последствия сделанного нами выбора. Неужели ты не понял? Мы — сами по себе. Бога — нет. И только то, что ты сделаешь сегодня будет влиять на твою жизнь завтра. Ты человек мудрый, и я далеко не дурак. Раз ты осознаёшь, что после смерти тебя не ждут утехи гурий, а я осознаю, что мне не светит Рай, то смысл в нашем противостоянии изначально отсутствует. Губы ассасина тронула лёгкая улыбка, но он промолчал. Сибранд всё понял правильно и просто пошёл вперёд. Терять время не стоило. У них будет время для разговоров. Позже. — Мои почтенные гости. Смею вам рекомендовать своего палача. Расторопен, знает толк в казнях и пытках. Досадно, что вы в роли подсудимых, и не сможете в полной мере насладиться его мастерством. Разве что только почувствовать его на себе. Робер закатил глаза. Даже из смертной казни Бушар решил устроить никому не нужное представление. Толпа, собравшаяся на площади и та выглядела подавленной. — Арман, во все времена у обречённых умереть было право на последнее желание. — О, и какое желание одолевает перед смертью тебя, Робер де Сабле? Поцеловать возлюбленную? Получить свободу? Выпить вина? — Избавь нас от своих кривляний. Никому это не интересно. Ты всё решил и не отступишь, так для чего эти ужимки у эшафота? — Это ты ответь мне, почему этот недоумок Сибранд явился на Кипр? Хотел спасти тебя и эту женщину? Слово «женщина» он почти выплюнул. С таким пренебрежением обычно относятся к змеям и паукам. — Впрочем, можешь не отвечать. Едва ли он что-то сможет противопоставить моей страже. Мария была удивительно молчалива, взирая на театр абсурда развернувшийся перед ней. Даже толпа выглядела уныло: не было выкриков и улюлюканья со свистом. Просто глухая безысходность. Злость прошла, оставив в душе пустоту. В уголках глаз предательски защипало, но не от того, что смерть обдавала ледяным дыханием затылок, а потому что единственный человек, на которого она рассчитывала не пришёл. Но она сдерживала себя. Не хватало ещё показать этому уроду Бушару свои слёзы. — Ты был слишком глуп и самонадеян, Робер. За это и поплатишься. Слишком долго ты плёл личные интриги и вёл свои дела с таким видом, словно ты единственная значимая единица в этом мире. Сегодня, я положу конец твоему жалкому существованию и докажу всем, что ты всего лишь слабак, тормозящий наше развитие. Невежа, что попирает ногами благие помыслы и стремления великого Ордена Тамплиеров! Умри же, взяв в проводники свою самоуверенность и ересь! Марию из раздумий вывел тяжкий всхлип, который издал заплечных дел мастер. Неужто так растрогался речью хозяина, что аж всплакнул? Даже в мыслях это звучало глупо. Бушар стоял к ним спиной и упивался своим величием и помпезностью своей речи. — Мария? Робер негромко окликнул её, привлекая внимание девушки. — Что случилось, Робер? — Посмотри на палача. — На кой дьявол мне на него смотреть? — Просто посмотри. У палача из горла торчала стрела с чёрным оперением. Она резко вскинула голову пытаясь найти стрелка, но тщетно. Где бы тот ни засел — спрятался он искусно. — Итак, пришла пора привести в исполнение казнь! Одновременно с торжественным восклицанием раздался глухой стук. Явившийся из ниоткуда Альтаир ибн ла-Ахад повалил Армана бушара на деревянный помост эшафота. — Ассасин? Стражники дёрнулись было на защиту, но лучник, убивший палача тоже времени зря не терял. — Умри, ослеплённый собственным невежеством. — Ты…ничего не знаешь о нас… ассасин. Ты подписал себе смертный приговор… сам того не ведая. Верен своему кредо… безумец… — Я часто это слышу. Такие люди, как ты не вызывают сочувствия. Ты жил в придуманном мире и пришло время прозреть. Я покажу тебе, что случается с такими, как ты. Я верен своему кредо, а ты — глупец, позабывший своё. — Не позабыл… только расширил его границы… Альтаир активировал скрытый клинок, вбивая его в упрямо бьющуюся за глупые идеалы жилку на шее тамплиера. Зрачки лжемагистра расширились в удивлении. — Да будет так… Когда тамплиер испустил последний вздох Альтаир приблизился к несостоявшимся висельникам. Мария, до этого пребывавшая в блаженном ступоре от развернувшейся перед глазами баталии вместо благодарностей кинулась колотить ассасина по плечам. — Значит так ты ко мне относишься? Меня бросили в тюрьму, я сидела на провонявшей мочой соломе, меня чуть не повесили, а ты улыбаешься, как ни в чём не бывало! На миг, он даже замешкался, не зная, что делать с этим потоком сознания. В поисках поддержки, он готов был с надеждой смотреть на Робера де Сабле, которому помогали освободиться из петли подоспевшие Сибранд и Илма. Девушка слегка кивнула ассасину, подтверждая правильность его догадок. Или он сам пришёл к такому выводу? Он просто сгрёб Марию в объятья, а когда она попыталась дать ему пощёчину — просто перехватил её ладонь и коротко поцеловал, в простой надежде отвлечь. Мир перестал существовать окончательно, когда она ответила на его поцелуй. Томно-горьковатое чувство затопило душу ассасина. Разве не об этом он мечтал, когда понял, что на кладбище, с ним наравне дралась женщина? Об этом. Тогда откуда взялась эта непрошенная горечь? Ведь в этот раз он успел, в этот раз, женщина встревожившая его сердце будет жить… Но, когда Мария Торпе вместо ударов по его щекам, мягко погладила их — горечь исчезла сама по себе, оставляя только приятное послевкусие. Скорее всего, позже, она упрекнёт его за этот поцелуй, но это будет не сейчас. Сейчас можно позволить себе минутную слабость.