Враг рода человеческого

      Разумеется, задерживаться на Кипре Сибранду и его жене не было нужды. Робер, который был обязан жизнью ассасину, злейшему своему врагу, пообещал узнать куда Бушар вывез архив и он воспринял эту идею с большим энтузиазмом, чего нельзя было сказать о самом Магистре Ордена Тамплиеров, который пробурчал что-то вроде: «угораздило же задолжать такой занозе». Ещё меньше энтузиазма вызвала эта идея сотрудничества у вчерашнего рыцаря этого ордена, Марии Торпе. Перспектива оставить Альтаира на попечение бывшего любовника вызвала в ней целую палитру непередаваемых эмоций. Мятежники, затеявшие бунт против Магистра были устранены, а на голову Робера свалились обязанности по поддержанию порядка в городе. Те рыцари, которым претил режим Бушара, были назначены на должности капитанов, а особо толковым поручили оценить ущерб, нанесённый узурпатором. К удивлению Робера, Сибранд изъявил желание помочь ему в наведении порядка, разумеется, в пределах разумного. Альтаир же, получив обещание и честное слово своего заклятого врага, которому дважды спас жизнь, не спешил осесть в крепости восстановившего свои полномочия француза, ссылаясь на внутренние дела, собственного ордена.       Мария Торпе злилась. Нет. Это слово и на сотую долю не соответствовало её состоянию, в душе у женщины царила целая палитра эмоций. Но доминантой оставалось чувство неопределённости. Вот и сейчас, бродя по рынку со своими друзьями, мыслями, она пребывала где-то очень далеко. Когда Сибранд отлучился, чтобы купить у лоточника сушёных фруктов, она хмыкнула так громко, что Илма, идущая рядом, обернулась. — Вот ты мне скажи, Сибранд часто отлучается по делам своего Ордена? — Отлучается? Илма приподняла брови. — Ну, занимается архиважной магистерской дребеденью? — Он живёт своим делом, Мария. Иногда я нахожу его спящим за столом. На самом деле, это не так просто, когда ты отвечаешь за всё, что происходит вокруг тебя. Кто-то ограбил лавочника: Магистр Сибранд; пьяный в порту ущипнул дородную матрону за филейную часть — Магистр Сибранд; на караванщика, идущего в Акру, напали разбойники — будьте любезны, господин Магистр, разберитесь с бардаком. — А дальше? Илма хмыкнула. — Обычно перечисляется ущерб. Платье из отреза парчи испорчено — разберитесь; украли килограмм урюка, будьте добры. Но хуже всего караванщики. У них, что ни ковёр — всё тончайшая работа сорока персидских девственниц, что ни вино, то из фруктов достойных Эдемского сада. А дальше, утроить патрули и слушать ворчание рыцарей, которые не выспались, хотя сам Hochmeister мог и вовсе не ложиться. Мария против своей воли улыбнулась, видимо представив в красках, как пышнотелая дама в парче выговаривает немцу за попорченную ткань. — Мария. Ты злишься на Альтаира? — Он договорился с Робером и сбежал. Ассасины всегда такие? — Думаю, что нет. Альтаир всегда был лучшим из лучших. Когда меня отправили учиться в Масиаф, то он уже выполнял свои первые задания. — Ну и при чём здесь это? — Мария закатила глаза, словно ничего глупее ей слышать не доводилось. — Не перебивай. Ты знаешь, что он стал Ментором? — Знаю. И что? Робер тоже Магистр Ордена Тамплиеров. Но это не означает, что он засел в башне и никуда не поедет. — Именно в этом и кроется разница. Ассасин, ставший Ментором — обычно самый старый и мудрый. Поэтому он никогда не лезет на передовую, изъявляя свою волю через своих людей. Не говоря уже о том, что ему всего двадцать шесть, что редкость для Ментора, причём не только для ассасинов. Мария нахмурила брови, а Илма рассмеялась. — Позволь узнать, что тебя так насмешило? — Похоже, что я знаю о вашем Ордене побольше тебя. Тамплиеры полтора года были без Магистра. Фактически, являясь разрозненной кучкой сброда. Были те, кого такой расклад устраивал, а были и другие, которые понимали, что Орден загнётся без грамотного руководства. И вот тогда Робер де Сабле занял этот пост. Его сочли лучшим. — Выходит, что с тобой все откровеннее, чем со мной. У тебя есть какой-то секрет? Бывший ассасин покачала головой. — Нет. Никакого секрета. Я просто подслушивала разговоры, помогая братьям собирать информацию о целях. Незадолго до моей встречи с Сибрандом я стащила у лавочника фиников и присела в теньке, чтобы перекусить. В городе только стихла паника, посеянная смертью Уильяма Монферрата, а Магистр Сибранд поселился в портовом районе, куда прибыл из Иерусалима. На мою удачу на соседней скамейке, удобно расположились два тевтонских рыцаря, которые сетовали на духоту и горячо обсуждали все волнующие их вопросы. Разумеется, они обсуждали недавние события, связанные со смертью двух высокопоставленных чинов. — Они не обратили на тебя внимания? — А ты часто обращаешь внимание на окружающих тебя людей? Мария вздохнула и беззлобно рассмеялась. — Нет. Не часто. Зато ты анализируешь каждого, кто попадает в поле твоего зрения? Удивительно, как при таких обстоятельствах я получала нагоняй за любопытство, а ты — пожинала лавры. Илма пожала плечами. — Это моя работа, Мария. За неё мне платили, давали кров. Негромкий голос Сибранда прервал их беседу. — А ещё разница между её наблюдательностью и твоим любопытством в том, что она больше слушала, чем задавала вопросы. — И давно ты подслушиваешь? — Вы так увлечённо рассуждали о мужчинах, что грех было не послушать. — Вообще-то, Сибранд, тебя это не касается. И кто теперь суёт нос в чужие дела, а? Щёки Торпе раскраснелись, а в речи пробился явственный акцент, выдавая её волнение с головой. — Альтаира, действительно, не хватает. Мария опешила, вытаращив глаза на Магистра Тевтонского Ордена, словно он только что сказал что-то столь ужасное, что не умещалось в её голове, не вязалось с образом строгого рыцаря. — Это ещё почему? Сибранд хмыкнул. — Только мой несостоявшийся убийца способен заткнуть тебя. Пожалуй, если он отважится взять такую занозу в жёны, я распоряжусь его озолотить и запрещу своим людям нападать на ассасинов. Мария поражённо замолчала. Сибранд улыбнулся, глядя на пристыженную англичанку, потянул перчатку, освобождая ладонь и потрепав её по плечу всучил ей кулёк с сушёным урюком. Женщина шмыгнула носом и хотела отвернуться, но он её удержал. — Мария. Я, правда, не хотел тебя обидеть. — Обидеть? Ты — самый настоящий кретин, Сибранд! Сначала мне показалось, что я интересна Альтаиру, что я, наконец, нашла человека, который будет не только говорить со мной, но и слушать. А теперь… я не знаю, что мне делать, понимаешь? Он ведёт себя так же отстранённо, как и Робер. Илма обняла подругу за плечи. — Это не так. Совсем не так. Никто не стал бы просто так безрассудно пользоваться Артефактом. Альтаир, действительно, хотел тебя спасти из лап Бушара. Ты же умная, Мария. Мои рассказы о Менторах тебе ни о чём не сказали? — Сказали, Илма. Но от этого мне не стало легче. Я смотрю на вас и вижу, что Сибранд окружает тебя заботой, что он думает о тебе. Альтаир интересуется моим мнением, бросает заинтересованные взгляды из-под капюшона, когда думает, что я на него не смотрю. Задаёт мне разные вопросы, словно хочет знать моё мнение. И этот поцелуй…он в него вложил очень многое. Это чувствовалось, но что именно? Я так и не поняла. Я не знаю о чём он думает. Сибранд нахмурился. — Когда я впервые поцеловал Илму…я думал, что вот-вот умру, и это мой последний шанс получить на прощание каплю человеческого тепла, которого мне не хватало. Она поделилась со мной, своим врагом, своими страхами; просила у меня защиты и искала во мне утешения. Я, в свою очередь, попробовал сделать так же. А ещё я доверился ей. Мы не так хорошо знакомы, а предпоследняя наша встреча едва не стоила мне жизни, но я увидел в Альтаире то качество, которое и сам ценю в людях: рациональность. — Что ты хочешь этим сказать? — Я хочу сказать, что он, очевидно, показал тебе больше, чем планировал. Ему нужно время, Мария. А ещё, нам пора возвращаться в крепость.       Сибранд что-то обсуждал с Робером, а Мария осталась с Илмой. Жена Сибранда выглядела бледнее, чем обычно и отказалась от еды, которую принесла с кухни Мария. — Ты что, переела сухофруктов? Почему не ешь? Или без любимого кусок в горло не лезет? Илма усмехнулась. — И кто из нас бывший информатор? Лезет, но не мясо. С души от него воротит. — А раньше трескала за милую душу — Мария протянула подруге зажаренную гусиную ногу, отчего та скривилась. — Я просто не привыкла есть столько мяса. — Разумеется, но это ведь совсем не повод отказываться от всех благ жизни. Торпе хитро сощурила глаза. — Не повод. Но я, пожалуй, откажусь. — И всё-таки. Мария отложила гусиную ножку в сторону. Илма подняла на неё свои прозрачно-зелёные глаза. — И всё же что? — Как долго ты планируешь это скрывать? — Скрывать что? — Не надо притворяться. Это Сибранду ты можешь говорить об отсутствии аппетита. Скажи, как есть. Ты ждёшь ребёнка? Илма побледнела ещё сильнее. — Не надо, Мария. Не кричи. Мария лучезарно улыбнулась и заключила её в крепкие объятия. — Это же просто замечательная новость. Он ещё не знает? Щёки девушки чуть покраснели. — Я подозреваю, что догадывается. Но сказать об этом боюсь. До тебя только Гилберт заметил. От этого старика ничего не скроешь. — Почему ты ничего не сказала? Это ведь прекрасно. Знаешь, я вот недавно думала, какими бы получились дети у меня с Альтаиром. Унаследовали бы они мои голубые глаза, или пошли целиком в отца. И вообще… я очень много думаю. Понимаешь, я не знала никого, кроме Робера, а он крайне скуп на эмоции. Всё, что осталось мне от него, это кольцо и чувство разочарования. Но когда я встретила Альтаира….всё стало иначе. Понимаешь, словно бы мы знакомы добрую сотню лет и…чёрт, я не знаю, как это можно объяснить. — Ты просто влюбилась. Мария обняла себя за плечи. — Это немного другое. Сначала я хотела его убить. Правда, хотела. А потом, когда он помиловал меня, а позже просочился в крепость, на празднование вашей свадьбы, я ощутила нечто иное. Интерес. Я не кинулась ему в объятия и не доверяла, но он всё равно пришёл и спас меня, когда я угодила в лапы Бушару. Илма усмехнулась, глядя на мечтательное выражение лица англичанки. — А как по мне, Мария, это и называется влюблённостью. Торпе сощурила глаза и негромко сказала: — Да ну тебя. Будешь дразнить — заставлю съесть чёртового гуся. Целиком. А ещё — всё расскажу Сибранду. — И что ты мне расскажешь? Сибранд стоял в дверях, скрестив руки на груди и улыбался. — Расскажу тебе, что твоя жена — жуткая зануда. И, по всей видимости, не любит гуся. Принёс бы ты ей какого-нибудь супа. Сибранд перевёл внимательный взгляд серых глаз на Илму, подошёл ближе, осторожно коснулся её лба ладонью, приложил ладонь к шее. Светлые брови сошлись на переносице, образуя вертикальную морщинку у него на лбу. — Тебе следует хорошо питаться и больше отдыхать. В последнее время ты выглядишь бледной. Илма возмущённо перехватила ладонь супруга. — Я хорошо питаюсь, Сибранд. Правда. — Утром ты ничего не съела. Только выпила две чашки мятного отвара с мёдом. Сейчас уже полдень, а ты по-прежнему не голодна? — Я съела пару фиников и два граната. — Meine kleine. Этого мало. — Всё ты, со своим тевтонским аскетизмом. Довёл беднягу до тошноты от роскоши. Сибранд раздражённо махнул рукой, отмахиваясь от замечаний Марии, как от назойливого комара. — На пару слов, если ты не возражаешь. — Я бы предпочла поспать. Мне кажется, что я перегрелась на солнце. — И всё же. Я очень хочу поговорить. Мария набрала в грудь побольше воздуха, но Сибранд не дал ей сказать и слова, подняв ладонь. — Не стоит, леди Торпе. Я не блаженный и не слепой. Но обсуждать вопросы своей семьи в твоём присутствии я не намерен. Он просто-напросто подхватил худую, как тростинку, Илму на руки, не вслушиваясь в её протесты. От резкой перемены положения девушка побледнела. Мария запоздало воскликнула: — Сибранд, стой! Застигнутый неожиданным восклицанием, тевтонец встал, как вкопанный. Илму, тотчас вывернуло наизнанку, аккурат на белую ткань, закрывавшую хауберк.                         ***       Альтаир привычно скользил белой тенью по крышам к неприметному переулку, в котором, он знал, его ждал маленький паренёк с серыми глазами и вечно замызганным лицом. На этот раз, ему было чем обрадовать мальца. Переговоры с де Сабле принесли удовлетворительный результат и пока Альтаир будет находиться во главе Братства, пареньку на Кипре не будет нужды голодать. Робер даже проявил великодушие и разрешил ассасину привести мальца в крепость, где он получит кров и пищу, пока Альтаир решит свои вопросы. Губы, расчерченные давним шрамом, растянулись в улыбке. Сказал бы ему кто-нибудь, что он пожмёт руку тамплиеру год назад, то напоролся бы на его уязвлённую гордость, которая стоила дорого. Но нынешний Альтаир и Альтаир год назад были совершенно разными. В прошлом, он часто грешил делением мира на чёрное и белое, а теперь он узнал многое благодаря Яблоку и людям, с которыми его причудливо столкнул его Учитель, оказавшийся предателем. Проще всего нанести удар, когда ты чувствуешь ненависть. Хотя старик Джабаль говорил, что сочувствовать врагу — нормально. Сибранд, проникшись сочувствием к ассасину получил не только союзника, но и верную спутницу жизни. Джабаль, пожалев голодного ребёнка — обрёл семью, а он сам смог полюбить кого-то после трагической гибели Адхи. Судьба была причудлива и не всегда милосердна. Неподалёку от укрытия Марка чуткий слух вычленил недовольный гомон толпы. Сердце, почуяв неладное пропустило удар и заставило ускорить шаг. — Вот тебе, паршивец! Будешь знать, как воровать! Мне следовало бы отрубить тебе руку за это! Альтаир ускорил шаг, расталкивая собравшихся зевак. Какая-то женщина вздохнула: — Боже, хоть бы его кто-нибудь остановил… Он бесцеремонно оттолкнул женщину. На пыльной брусчатке скорчилась маленькая фигурка над которой угрожающе навис торговец: пышнотелый смуглый мужчина с кнутом для погона скота в руках. Словно время застыло, когда он замахнулся, приводя кнут в движение и удивлённо вздохнул, когда крепкая рука без труда остановила его. — А ты ещё кто такой? Отец этого паршивца, или неравнодушный прохожий? — глаза торговца налились кровью. — Это ребёнок, — Альтаир, как мог, сохранял спокойствие, хотя слова вырывались со свистом сквозь сжатые зубы. Кредо учило не поражать клинком невиновных, но так ли велик был ущерб, нанесённый торговцу ребёнком? И кто определяет степень вины? — Тогда я высеку тебя вместо него! Ладонь левой руки привычно сжалась, приводя в готовность механизм скрытого клинка. Глаза торговца сменили выражение с необузданного гнева на страх, однако лезвие остановилось в жалких миллиметрах от ничем незащищённого горла. Остановило Альтаира вовсе не Кредо. Ткань его одежды натянулась, а чей-то слабый голос отчётливо произнёс: — Альтаир…не надо… Клинок с тихим щелчком вернулся на место. Ассасин толкнул торговца, заставляя его упасть тучным задом на прилавок, после чего подхватил мальчика на руки и поспешил скрыться с глаз долой. — Альтаир…мне больно, — в серых глазах стояли слёзы, а голос звучал прерывисто и тихо. — Не трать силы на разговоры. — Прости, Альтаир. Я не послушался, думал что ты не вернёшься. Мальчика ощутимо трясло, а по грязным щекам текли слёзы, оставляя светлые дорожки. — Ты и сейчас не слушаешь. Я сказал помолчать. — Ты теперь не возьмёшь меня с собой и не познакомишь со Старцем на горе? Альтаир едва не рассмеялся. Парня следовало показать толковому лекарю, который, он надеялся, есть в крепости Робера, а всё, что его тревожило — это невозможность познакомиться с ним самим. Крепость Ордена Тамплиеров приближалась, а горожане шарахались от него, как от прокажённого. — Альтаир….тут же тамплиеры живут. — Живут, живут, Марк. Молчи и не задавай глупых вопросов. Стражники расступились, пропуская его. Вслед не летели смешки и оскорбления. Робер писал что-то на длинном пергаменте, край которого свесился со стола, когда дверь в кабинет со стуком открылась и явила ему Альтаира с мальчиком на руках. Белая одежда ассасина окрасилась багровыми пятнами, а лицо паренька было бледным, как мел. Этого не скрывала даже грязь. При иных обстоятельствах Робер высказался бы о варварских нравах ассасинов в самой нелестной форме, но тот выглядел встревоженным и тамплиер передумал. — Какого чёрта происходит, Альтаир? Когда ты говорил, что приведёшь в крепость ребёнка я и подумать не мог, что ты приведёшь его покалеченным. — Не время для колкостей, Робер. Его отхлестали кнутом для погона скота. У тебя есть толковый целитель? Робер на миг задумался, а потом усмехнулся. — О, у меня есть даже кое-что получше, — он повернулся к стражнику, — Allen? Невысокий, в сравнении с огромным Робером, стражник с готовностью повернулся к Магистру. — Oui, Monsieur le Maître? — Où Est Sibrand? Стражник поскрёб подбородок, словно что-то вспоминал и, наконец, произнёс: — Il est dans sa chambre avec son épouse. Apparemment, ell ne se sent pas bien. Робер нахмурился. — Что-то случилось? — Пока что не знаю. Но всё равно, идём.