Враг рода человеческого

      Прошло около месяца их пребывания на Кипре, когда Робер, наконец, выяснил куда Бушар вывез архив Ордена. Альтаир сидел на стуле аккурат напротив своего злейшего врага. — Ты справишься? Или мне необходимо выделить тебе отряд своих лучших бойцов? Губы, расчерченные шрамом изогнулись в усмешке — ассасин оценил, по достоинству, шутку тамплиера. — О да, было бы просто восхитительно, если бы не одно «но». В других условиях, мы перерезали бы друг друга. — В других условиях ты должен был добить меня под Арсуфом, Альтаир, и твоей головной болью был бы Арман Бушар и его присные. Но ты предпочёл наиболее странный путь, не находишь? — Робер устало потёр переносицу. — Ты выразился так, словно не рад тому обстоятельству, что я решил по-своему. — Нам полагается ненавидеть друг друга. От нас этого ждут. — А что если я не хочу ненавидеть тебя, Робер? — Alors tu es un idiot. Так говорят у меня на родине. Впрочем, я ушёл недалеко от тебя. Слишком много произошло, чтобы я мог тебя ненавидеть. Но открыто заявить, что я, Магистр Ордена Тамплиеров, лейтенант армии Ричарда, дружу с ассасинами… Как думаешь, сколько после такого заявления я пробуду на своём посту? — Есть и другой путь. Для всех мы останемся лютыми врагами. Пусть мои люди думают, что ты главное зло, опутывающее сетями Святую Землю, а твои люди могут продолжить считать нас наркоманами-фанатиками, убивающими за какую-то призрачную идею. Можете сказать, что во имя Аллаха и смерти всех неверных на Святой Земле. Мне даже интересно, что ты придумаешь. — И что нам это даст? Альтаир улыбнулся. — Очень многое, Робер. Ты будешь знать, что в твоих рядах завёлся смутьян, поскольку мои люди будут следить за вами, а я узнаю об изменщиках от тебя. Таким образом, мы продолжим взаимодействовать, не привлекая лишнего внимания. Робер усмехнулся. — Есть в твоём предложении рациональное зерно. Когда начнём? Прямо сейчас? — Мне необходимо будет восстановить разорённое предателем Бюро. Так что, вражду оставим на попозже. — Планируешь вернуться в Масиаф? — Я должен вернуться. Человек, которого я оставил вместо себя ответственный, но с моей стороны было бы нечестно заставлять его исполнять мои обязанности. Хотя, признаюсь честно, став Ментором я начал сочувствовать главам Бюро. Монотонная работа убивает. Робер не выдержал и засмеялся. — Обучение новобранцев, решение проблем на местах. Одежда и продовольствие для рыцарей, недовольство горожан и всё это на одного тебя. Хорошо, когда есть такие люди, которые помогают. Хотя я подозреваю, что Сибранду ещё хуже, чем мне. Со смертью Гарнье, многие госпитальеры попросились к нему. Теперь ему нужно заботиться ещё и о них. Это тебе не по крышам бегать и пугать лучников до икоты, да бить исподтишка, Альтаир. Ассасин отмахнулся. — Я не жалуюсь, Робер. Просто иногда мне кажется, что я не справлюсь и мне не хватит мудрости управлять Братством, сохраняя его ценности. — Если ты задаёшься такими вопросами, то справишься. Мария, надо полагать, поедет с тобой? Ухмылка расчертила лицо Магистра Ордена Тамплиеров. — Ты наблюдателен. — Трудно не заметить крадущегося по балкам ассасина. Сомневаюсь, что ты всё это время тайно навещал Сибранда. Едва ли его жена позволила бы. Как поступишь с мальчиком? Ему гораздо лучше, благодаря твоему милосердию в отношении одного тевтонского рыцаря. Он увидел у Сибранда лук и потребовал его обучить стрельбе. Альтаир отхлебнул из кубка, стоящего перед ним и скривился: в нём было кислющее вино. — Моё милосердие здесь не при чём. Я просто засомневался в словах учителя. Чего греха таить, меня удивило и растрогало желание Илмы защитить Сибранда и его собственное желание пожертвовать собой, лишь бы я не навредил ей. Робер выгнул бровь и глотнул из своего кубка. — Возможно, что мы просто спорим о терминах. Но именно это и зовётся милосердием, Альтаир. Впрочем, как бы мы это ни назвали, я очень рад, что ты послушал голос разума и не стал убивать его. Альтаир встал из-за стола и выглянул в окно, за которым тот, кого он помиловал, учил Марка пользоваться луком, а Илма с Марией сидели на скамейке неподалёку. Он ненадолго задержал взгляд на женщине, которая что-то увлечённо рассказывала подруге и не сдержал лёгкой улыбки. — Потому что он твой друг? Робер без труда отследил взгляд ассасина и хмыкнул. — Потому что, несмотря на наши разногласия, он — тот человек, которому можно доверить жизнь. Так что с мальчиком? — Если он всё ещё хочет стать ассасином, я его с радостью приму. Единственной проблемой могут стать его рассказы о чудесном дяде Робере и рыцаре с вонючей мазью, заживляющей страшные раны. Робер негромко рассмеялся и хлопнул своего злейшего врага по плечу. — Великий Мастер Альтаир ибн Ла-Ахад боится, что мальчишка сдаст его? — Я не боюсь, Великий Магистр Ордена Тамплиеров, лейтенант армии короля Ричарда, Робер де Сабле. Но если ты думаешь, что в моём Братстве нет подобных Арману Бушару, то ошибаешься. — Кажется, ты имеешь в виду своего товарища, потерявшего руку и брата под развалинами Храма Соломона? Но когда ассасин развернулся к старому врагу, то на лице у него читалось искреннее удивление. — Нет. Малик мой друг, и мы давно решили вопрос нашей нелепой вражды. Может ты удивишься, но у меня хватает врагов. Робер хмыкнул. — Сейчас удивился бы, Альтаир. А в нашу первую встречу с радостью всадил бы тебе нож прямо в глаз. Когда ты вышел тогда, в Храме Соломона, ты буквально источал гордость и самоуверенность, а когда ты смотрел в мои глаза там, под Арсуфом, то я видел знакомые глаза, но незнакомое выражение в них. Ты искал правду, но не глупой мести. Альтаир опустил голову, разрывая контакт. — Я не хочу обсуждать с тобой то, что пережил в промежуток между нашей первой встречей и Арсуфом. — Зная Рашида, он скорее всего, разжаловал тебя и унизил. — И именно он сделал меня тем, кто я есть сейчас. Если бы этого не случилось, то я так и остался бы надменным гадом. Оборачиваясь в прошлое, я уверен, что раньше не проявил бы снисхождения к предательнице Братства, — он перевёл взор на Илму, которая стреляла из лука, под чутким контролем Сибранда, — не пощадил бы я и его. — А Мария, Альтаир? Поддался бы гневу за униженную гордость? Альтаир вскинул голову и упрямо посмотрел французу в лицо. — Поддался бы. Почти уверен. Жалел бы после, но поддался. — Тогда я уверен, что всё это было не зря. Не зря я решил пощадить именно тебя. Человек сплошь состоит из сделанного им выбора. — А ещё из сожалений о чём-то. Благодарю за философскую беседу и кислое вино, Робер. Но сейчас я не хочу находиться рядом с тобой. Тамплиер усмехнулся. — Понимаю. Любовь, как и война — ошибок не прощает. Ассасин покачал головой. — Вовсе нет. Я хочу поговорить с Сибрандом. Брови Робера вновь приподнялись в удивлении. — Вот как? Тогда не смею задерживать.       На тренировочной площадке шёл оживлённый спор. Илма была бледнее обычного, Мария обнимала её за плечи, а Сибранд, что было сил, бранил мальчишку, который стоял с виноватым видом. — Тебе не то что лук, тебе и ножа деревянного доверить нельзя! — Не ругайтесь, дяденька Сибранд! Я правда не хотел порвать ваше сюрко. Сибранд закатил глаза. — Пресвятая Дева Мария, покровительница моего Ордена, ты хоть понимаешь, что едва не оставил мою жену вдовой? Я не для этого был на поле боя, чтобы меня пристрелил лучник-недоучка! К чёрту сюрко, Марк! Пока ты не научишься слушать и думать забудь о том, чтобы брать в руки оружие! — Сибранд заламывал руки и хватался за голову. Мальчишка сжался, опасаясь удара. Альтаир, наблюдающий за ними из тени напрягся, готовый, если что, остановить руку рыцаря. Посему выходило, что парнишка, пока он заканчивал любезную беседу с Робером, едва не продырявил Магистру Тевтонского Ордена бок. Если бы Сибранд вздумал задать пареньку трёпку, то это было бы оправданно, но тот неожиданно растрепал светлые волосы у мальчика на макушке. — Я не ударю тебя, не нужно меня бояться. — Правда? И сердиться перестанете? — Нет. Не перестану, Марк, — рыцарь опустился на колено, чтобы посмотреть ему в глаза, — ты должен слушать то, что тебе говорят, а не делать так, как вздумается. Оружие — не игрушка и ты мог серьёзно меня покалечить, окажись я чуть более толстым. Губы мальчишки задрожали и он неожиданно обнял тевтонца. — Я не хотел! Пожалуйста, не говорите дяде Роберу и Альтаиру! Я правда не хотел! Воистину неподвластны разумению было несколько вещей: женское сердце и детская логика. Мария рассмеялась, глядя на то, как мальчишка причитал, уткнувшись Сибранду в плечо, а тот рассеяно похлопал его по спине в ответ и что-то невнятно пробормотал. Казалось, что немец смущён и подавлен. Альтаир шагнул из тени и прервал идиллическую картину. — Когда-то я ослушался учителя и поступил по-своему. Это стоило жизни моему товарищу, мой друг потерял руку, а в деревню явились тамплиеры, погубив то, что мы строили годами. Тогда мне не доставало мудрости, а гордости во мне было через край. — Мне очень жаль, Альтаир. Я правда не хотел попасть в дяденьку Сибранда. Немец очередной раз закатил глаза. — Дяденька Сибранд, mein Gott. Мои рыцари умерли бы со смеху. Радует только то, что ты будущий ассасин, — он повернулся к Альтаиру и улыбка исчезла с его лица. Ассасин кивнул. — На самом деле, Сибранд, я хотел поговорить с тобой. Если ты не возражаешь. Тевтонец перевёл взгляд на мальчишку и скомандовал: — Мыться, бегом. Потом явишься ко мне, я обработаю рубцы и сделаю перевязку. Мальчишка насупился. — Мне уже и так хорошо, дяденька Сибранд. Я не хочу эту мазь, она жжётся. — Как, разве я спрашивал? — Нет. — Тогда оставить болтовню и нытьё и бегом в крепость приводить себя в божеский вид. Мария похлопала парнишку по плечу. — Слушай Сибранда, он хоть и зануда, но плохого не посоветует. Ты и правда похож на поросёнка. Идём, я тебя провожу. Тренировочная площадка опустела, оставляя только рыцаря, его жену и ассасина. Сибранд подошёл к супруге, приподнял её лицо за подбородок, потрогал лоб, отчего она скривилась. — Не нужно так кривиться. Я просто беспокоюсь. Тебе не стоит так много времени проводить в духоте, — убедившись, что с Илмой всё хорошо, он обернулся к ассасину, — так о чём ты хотел поговорить со мной? Альтаир обернулся на Илму, но тевтонец покачал головой. — В мире так не принято, но плевать я хотел. В ней ума побольше, чем в иных мужчинах, мнящих себя мудрецами. К тому же, я не имею привычки таить что-то от неё, а так ты избавишь меня от нужды пересказывать ей историю. — Тогда нам обоим очень повезло, мы встретили умных и мудрых женщин. Но поговорить я всё же хотел не о них. Я слышал, что ты собираешься отплыть в Акру? — Да. Так и есть. — У меня есть просьба. Позволь мне отплыть вместе с тобой. Тевтонец нахмурил светлые брови. — И это то, что требовало такой конфиденциальности? Или ты решил исполнить волю своего покойного учителя и поубивать нас с Робером, как тамплиеров? Ассасин улыбнулся. — Я давно уже перестал позволять иллюзиям затмевать мой разум и прозрел. А когда я прозрел, то осознал, что ты и Робер — не те, кого следует наказывать. В моём Братстве всё не так гладко, как хотелось бы, поэтому тамплиеры волей-неволей отошли на второй план. К тому же, если я собираюсь убить тебя, то к чему мне проситься на корабль? — И всё же. Есть ещё что-то о чём ты хочешь попросить. — Я хочу попросить тебя присмотреть за Марком. Забери его в Акко. Сейчас о том, что Робер де Сабле жив, знает только моё доверенное лицо, все остальные знают только невнятные слухи. И если мальчик проговорится, то проблем не избежать. Губы тевтонца чуть изогнулись, в намёке на улыбку. — Боишься, что будут говорить о тебе другие? Я тебе не близкий друг, более того, в прошлом ты едва не отправил меня на тот свет, но…именно то, что ты сделал подарило мне то, что есть у меня сейчас. И я, в какой-то мере, благодарен тебе, Альтаир. — Я боюсь вовсе не за себя, Сибранд. Мне ли не знать, что такое потеря репутации? Провал в Храме Соломона мне стоил регалий и униженной гордости. Но в моём Братстве есть паршивые овцы, если выразиться христианским термином. Есть те, кто желают мне смерти. Но для того, чтобы убить меня, мало унизить мою гордость. Нужно иметь мастерство, которым этот человек не обладает, а вот ударить по мальчику он вполне способен. Сибранд нахмурился. — Только трус посмеет убить ребёнка и женщину. Почему ты не убьёшь его? Альтаир грустно улыбнулся. — Этот человек…я считал его братом. Мы вместе начали обучение, делили комнату, хлеб, горести и радости пополам. А потом я рассказал ему правду о смерти его отца, желая, чтобы он очистил свою душу, терзаемую бессмысленным ожиданием, — он машинально прикоснулся к рассечённым белой полосой губам, — приобрёл шрам на губах и врага на всю жизнь. Повисла пауза, нарушаемая только шумом городского рынка за стенами крепости, да переговорами лучников, стоящих на крыше. Мужчины стояли, думая каждый о своём. Наконец, Сибранд нарушил молчание. — Хорошо. Я заберу мальчика, Альтаир. И если ты не возражаешь, то я предпочту обучить его своему делу. — Только если он сам пожелает этого. Немец пожал плечами. — Я не сторонник принуждения. Не захочет — мучить не буду, мне и без этого проблем хватает. А что с Марией? Ты заберёшь её в Масиаф? — Нет. Пока что нет. В Акко, рядом с вами ей будет безопаснее. — Знаешь, может то, что я тебе скажу покажется неприятным или странным, но не повторяй ошибок Робера, не разбивай ей сердце пустыми обещаниями. К тому же, она умеет не только быть острой на язык и дотошной, как нищенка. Она прекрасный мечник и хороший друг. Ассасин удивлённо посмотрел на тевтонца. — Мне всегда казалось, что вы не ладите. — Наши разногласия — мелочь. Она мой друг и обижать её я не позволю. Если ты не любишь её, то не морочь ей голову. Подумай о том, что я сказал. Он отвернулся от ассасина и подал руку Илме. Девушка потеряла равновесие и рассмеялась, а тевтонец бережно прижал её к себе и что-то негромко сказал, отчего её улыбка стала шире. Альтаир смотрел на них с интересом. Пара, которой не должно было быть. Случайность, просчёт во Вселенной, где ассасины и тамплиеры не терпели друг друга. Но они выглядели так органично, что сложно было представить одного без другого. Они давно уже ушли, а он остался сидеть на скамье. Ассасин скинул капюшон, подставляя солнцу смуглое лицо. Ещё раз машинально потрогал старый шрам. Давно, в какой-то из украденных у Аль-Муалима книжек, состоящей из мудрых изречений, он читал, что шрамы, оставленные друзьями не заживают никогда. Аббас наградил его отметиной за правду об отце, а Малик лишился руки из-за его непомерной гордыни. Или в книге имелись в виду шрамы, остающиеся на душе человека? Он усмехнулся. Пожалуй, следует записать эту мысль, чтобы подумать над ней более детально. Неясным оставалось и то, как объяснить Марии, что он любит её, но ехать с ним в Масиаф прямо сейчас - слишком рискованно. Едва ли женщину-христианку так легко примут его братья. Малик наверняка закатит ему длинную тираду о том, в родстве с какими нечистыми тварями из восточной мифологии Альтаир состоит в родстве. Но хуже всех был чёртов Аббас Софиан. Наверняка, он состроит немало козен против Ментора, что привезёт в крепость женщину-тамплиера. Он отстранённо смотрел в каменную стену, машинально подмечая уступы, за которые можно схватиться. Неожиданно перед глазами всплыло лицо Хохмейстера Сибранда. Он нашёл простой, но действенный способ отстранения от пересудов. Альтаир потёр переносицу, стараясь ухватить мысль. Можно бесконечно долго обвинять его в предательстве, но даже у Аббаса не хватит духу критиковать законную жену Ментора. Вот только по каким обычаям следовало провести обряд? Сам Альтаир не верил в Бога. Слишком многие знания несло обладание Частицей Эдема. По большому счёту, ему было плевать на религиозные догматы и до этого. Он был ассасином. А Братья, несмотря на ложные познания окружающих о них, в большинстве своём не верили. Разве что совсем ведомые и глупые. Для них всегда бóльшим божеством был Ментор, чем Аллах, или христианский Бог. Пожалуй, самым сложным будет убедить упрямую девушку согласиться стать его женой.