Закрой глаза и сосчитай до трёх

      Тонированный автомобиль, протяжно скрипя колесами, остановился около безлюдного проспекта. Фонарные столбы горели через раз, и стояли больше для вида, нежели для прямого предназначения.       Первым хлопнул дверью Тобиас и, поджав губы, пнул первую попавшуюся на пути жестянку, проклиная других пассажиров. Он не понимал уже абсолютно ничего. Ни действий Рума, ни Рипл, ни Джеймса. Голова разрывалась от боли. Тобиас начал неконтролируемо кричать на Рипл, крик переходил на вой, а парень совсем не заботился о жильцах домов и о их сне. И Тобиас выливал на девушку все, что в нем скопилось за последние часы поездки в тишине. И та слушала, не говоря ни слова, только без опаски ступала к нестабильному Дальбергу. Ее лицо целиком и полностью отражало спокойствие, даже какую-то отстраненность, нежели собранность. Следом девушка, все так же невозмутимо, под вопли Тобиаса, которые никак не прекращались, наставила курок на лоб парня, щелкая спусковым крючком. Без толики сомнения, подвоха, скрытого мотива — холодно, резко, своевольно. И Тобиас замолкает, глотая скопившийся комок в горле и медленно спускаясь на запыленный асфальт.       — Ты до сих пор не понял? — наконец произнесла Рипл. — Это был его выбор, его никто не принуждал так действовать.       — Думаешь, я поверю в эту херню собачью?! — рявкнул Дальберг, но дрожь в голосе выдавала его панику. Он будто всеми силами пытался отбросить факт того, что Рипл, уверенно держа в руках пистолет, может в любой момент прострелить ему череп. — Да на нем лица не было! Что ты ему сказала? Шантажом решила взять?!       — Тебе правда интересно, почему я говорила только с ним, без тебя? На контакт он легче идет со мной, понимаешь, нет? — От диода ее очков у Тобиаса заболели глаза. — Почему ты так враждебно ко мне настроен — для меня до сих пор загадка. Вроде бы парень не глупый, но упертый — жуть. Слово не скажи, сразу загрызешь. Ты бы хоть сейчас поубавил пыл, когда я вполне могу прострелить тебе, например, колено. Посмотрела бы я, как ты справляешься со своей агрессией, зная, что за одну излишнюю эмоцию твои мозги бы превратились в горелую кашу.       Рипл даже сейчас не сбавляла своих манер, однако привычных интонационных скачков уже не было. Лишь размеренная, монотонная речь, которая вполне могла бы усыпить, если бы не накаленная обстановка. И даже Джеймс, облокотившись на машину и закуривая сигарету, порядком напрягся, и был уже готов разнимать участников потасовки. Но пока он этого не делал — он ожидал пиковой точки закипания.       — Я планировала, что через Румпеля ты получишь всю необходимую информацию по дальнейшему плану… — Тобиас удивленно таращился на девушку от упоминания настоящего имени Рума, но Рипл и слова не давала сказать собеседнику. — Но он решил действовать в одиночку, ссылаясь на то, что тебя вовлекать нельзя ни в коем случае из-за… твоей спины. Опять же — это был его выбор.       Агентша села на корточки, спускаясь на один зрительный уровень с парнем. Она посмотрела по сторонам, на минивэн, на боковую сторону «Трех четверок», на напуганного Тобиаса и, не выдержав, глупо ухмыльнулась тому, что умудрилась выдать саму себя.       — М-де, выдержать интригу у меня плохо получилось. — Рипл смущенно почесала затылок. — Нет, он мне не говорил… У него, кстати, была примерно такая же реакция, когда он услышал свое имя. Забавно, правда? У вас даже выражения лиц похожие. Вы, случаем, не закадычные друзья детства, раз привычки столь досконально друг у друга перенимаете?       Но как бы девушка не старалась травить шутки с целью перевести тему, Тобиас не слушал ее. Он лишь раз за разом крутил одно ее предложение. «Он не говорил свое имя».       — Я с самого начала знала, что вы не те агенты, за которых себя выдавали… Самозванцы, проще говоря.       Рипл задумалась, уперев взгляд на грязный развод на обуви, и закусила губу. На мгновение, казалось, ее хватка немного ослабла, однако она сразу же это пресекла, еще сильнее вжав пальцы в рукоять пистолета. Неожиданно даже для стоявшего в стороне водителя, который не собирался участвовать в не касающейся его перепалке, девушка повысила голос, что делала крайне редко. А Джеймс четко знал, что ничем хорошим это не кончится, поэтому он резко подскочил и бросился к двум темным фигурам.       — На кой хрен вы вообще все это затеяли? — возмутилась Рипл. — Захотели в героев поиграть? Надоела рутина? Повела жажда приключений? А может, все и сразу?! Вы могли оставить их там, на дороге, не трогая и не обращая внимания, просто уехать и забыть тот день, притвориться, что ничего не произошло. Это нехватка спонтанных событий дала о себе знать?! Что, скучно живется, Тоб?       Адреналин вдарил в голову Тобиаса. Всякий инстинкт самосохранения и здравый смысл перестал существовать для парня. Ему требовалась ровно секунда для того, чтобы наброситься на девушку и засыпать в ответ нелестными словами, добавляя ко всему прочему кулаки. Его буквально начало трясти, скулы сводило от излишнего давления, но большая рука Джеймса подняла его на ноги и толкнула в грудь, заставляя отойти подальше от Рипл.       — Просто уехать? Просто забыть? Да ты, вообще, в своем уме?! — кричал Тобиас. — Я, может, и выгляжу не как самый порядочный человек, а как конченый жулик и попрошайка, который шныряется с одной улицы на другую, но я в жизни никого не убивал! Не убивал, ясно?! До той, мать вашу, ночи! Это я был за рулем! Это я не остановил машину, когда надо было! Я гребаный убийца!       Голос предательски ослабевал, связки надрывались от истошного крика, режа глотку. Тобиас с нарастающей болью произносил каждое последующее слово, пока они и вовсе не иссякли из-за обостренного приступа. Он скорчился, снова чуть не упав на колени и, пытаясь поймать ровное дыхание, наполнить легкие целиком. Ладонь Джеймса назойливо принуждала держать вертикальное положение.       — Все, харе! — гаркнул водитель, вцепившись в воротник рубашки Дальберга. — Ты совсем голос потерять хочешь, пацан?! Ори — не ори, ничего не изменится, ты только усугубляешь ситуацию. Если ты ее выведешь из себя — нам всем кранты, тебе ясно? Кранты! Башка взорвется, и от нас мокрого места не останется!       — Если этот мальчишка самонадеянно считает, что сможет меня разозлить — очень опрометчиво, — шикнула Рипл. И хоть она так и сказала, однако ее натянутые, как струна, суставы кистей говорили об обратном.       — Я принесу успокоительное, — настаивал Джеймс.       — Не надо. И отпусти его, он не настолько дурной, чтобы драться со мной. Тем более, помощь нужна ему, а не мне.       Тобиас стыдливо зажал руками рот, чтобы не показаться еще более слабым и больным. Тем не менее, это не прекратило кашель и хриплые позывы парня что-то сказать в ответ. Джеймс покорно его отпустил и довел до одинокой скамейки, вновь удаляясь к автомобилю. Рипл села рядом с Тобиасом, наконец убрав за пазуху пистолет. Подуло ночной прохладой, и она запахнула плащ, пряча руки в карманы. Кашель поутих.       — Слушай… — вполголоса произнесла она. — Того дня вообще не должно было существовать. И вас здесь не должно было быть. И этих… чемоданов. Все, что вы имеете — это десятки случайных переплетений, которые в итоге привели вас сюда… Как программный сбой, просчет.       Рипл подняла голову к небу, где за облаками нарочно прятался желтый серп луны. Поэтому оставалось только вглядываться на пустое черное пятно без малейших отблесков звезд, лишь иногда на нем всплывали цветные переливы городских прожекторов. Уродливые проржавевшие балконы свисали над тесным переулком, так и маня местных жителей послушать про тяготы чужой жизни. Однако они пустовали, да и свет не горел в окнах. Даже звуков не было. Только Тобиас периодически шмыгал носом.       Агентша продолжила говорить, ожидая, пока Дальберг успокоится до конца:       — Вашей вины нет в смерти тех двоих. Отступники ли они, агенты D-сектора, неважно. Факт в том, что твои руки чисты.       — Но это я их сбил, — ответил ей Тобиас, уже не напрягая голос, будто бы просто подтвердив содеянное. Рипл удрученно вздохнула.       — Сбил, но не убил.       Тобиас не успел рассмотреть лицо Рипл и понять, что оно могло выражать, так как она повернулась к близ лежащей трассе, по которой со стремительной скоростью пронеслась легковушка. Девушка вытянула ноги и вычертила подошвой две ровные полосы.       — Хочешь, расскажу, чем я занималась до клана? — неожиданно спросила она. — Ты не поверишь, но все, о чем ты только можешь подумать, уже было мною испробовано. — Она стала загибать пальцы. — Уборщица? Спрашиваешь еще. Охранник? Да запросто. Кассирша? Мысли шире. Офисный клерк? Очевидно. Девочка по вызову? — Рипл усмехнулась, не дав ответа. — Нравилось ли мне это? А меня никто не спрашивал. Выполняла порученные действия, как безвольная скотина, покорно сидящая на привязи, день за днем проживая будто бы в чужом теле…       Она помолчала и согнула одну ногу в колене, уперев взгляд в нос ботинка.       — Я делала много дерьмовых поступков, из-за которых я теперь точно не попаду в рай, если он, действительно, все еще существует в таком болоте. Я забирала жизни невинных людей, простых мирных граждан, которые безликими призраками проходили мимо на людных скверах. Ты не видишь их лиц, не знаешь, что лежит у них на душе, кого они любят, ненавидят, как и где прожигают свое время, быть может, это честный работяга, или же простой раздолбай, живущий исключительно ради кайфа.       Но нарушая это неведение, человеческая масса теряет свое единство, дробясь и ломаясь на кусочки. И теперь люди не просто безликие призраки, а самые настоящие личности, со своими взглядами, убеждениями, мечтами и целями. С этого момента я убивала не просто человека как вид разумного существа, я убивала личность, я стирала с лица земли сам факт ее присутствия. Ни данных, ни следов, ни улик — ничего, чтобы раскрыло настоящую причину очередного «пропавшего без вести». Единственная нерушимая связь, которая оставалась — это родственники и друзья. Они сохраняли последнее воспоминание о якобы потерянном человеке.       Для меня не было разбора: женщина ли, ребенок или старик… Кровь каждого запеклась на моих пальцах, она как грязь скопилась под ногтями так глубоко, что ее уже ничем оттуда не вычистишь. Это грехи, которые я понесу с собой прямиком в могилу в один прекрасный день. Иса была права, я та еще лицемерка.       Могла ли я что-то изменить? Безусловно. Предприняла ли я хоть одну попытку? — Рипл отрицательно покачала головой. — Это был мой выбор остаться.       Тобиас понятия не имел, для чего ему это знать. Быть может, она таким образом хотела искупить вину? Но зачем? Зачем откровенничать с тем, кто незаконно проник на территорию мафии в облике покойного агента? Неужели все ее слова — не меньшая ложь, чем его?       — Не думай, что я это все тебе рассказываю, чтобы ты меня пожалел. Наоборот, мы с тобой даже чем-то похожи. Ты мечешься от работы до работы в надежде принести домой достаточно денег, которых хватит хотя бы на один полноценный ужин. Я была такой же. А потом жизнь пошла по накатанной (хотя, казалось бы, куда еще хуже). А еще позже лишилась глаз.       Рипл резко поменялась в лице, будто бы мысленно отдалив себя от нахлынувшей тоски, и иронично обнажила зубы.       — Что, был уверен, я просто на стиле хожу? Спешу тебя огорчить — это вынужденная мера.       И натужно рассмеялась. Смех быстро прекратился.       — Рупель прирожденный храбрец, не правда ли? — толкнула Рипл в бок темноволосого. — Хотя с первого раза он мне таковым не казался. Со стороны — типичный вертихвост, смелый только на словах. Первое впечатление и правда обманчиво… Знаешь, а ведь я с ним хотела поговорить только про то, что знаю, кто вы такие. А он разошелся, давай расспрашивать, мол, как, зачем да почему. И, судя по его словам, вы здесь только из-за… чемодана, ведь так? Можешь не отвечать, сама все видела.       На вопрос Тобиаса, почему она разоблачила их только сейчас, Рипл шутливо отмахнулась: «Я не думала, что эта пьеса будет длиться так долго». Но так как это нарушало саму суть подпольного мира, куда просто так все прохожие зеваки не попадают, она предложила Румпелю такой вариант:       — Я сохраняю вашу обещанную оплату, а взамен вы проникаете к ним на базу и забираете кое-какие вещицы, скажем так, позаимствовать без возврата, — диктовала она ему пару часов назад.       — Нет, Тобиасу нельзя, — покачал головой Рум, беспокойно теребя пуговицу на рукаве, — у него может открыться рана. А я не думаю, что если нас заметят, то станут фамильярничать.       — Верно мыслишь. Однако есть одно но. — Агентша чуть наклонилась вперед, заслоняя стол черной тканью кимоно. — У нас нет информации, где находится их база. Соответственно, попасть туда незамеченными просто не предоставляется возможным. Единственный путь — сдаться им лично, да так, чтобы не вызвать подозрений в наших замыслах.       Рипл достала из кармана маленький футляр, где одиноко лежала красная капсула.       — Пей. Благодаря этому мы сможем тебя потом отследить. Продержись до утра, и тогда мы придем за тобой. Предупреждаю, методы их довольно радикальны, доходит до пыток с вырыванием ногтей и отрезанием пальцев. В большинстве случаев раскалываются сразу после первого ногтя, однако нередки случаи, когда агенты, чудом возвращаясь обратно в родной сектор, оставались калеками. Тем не менее — это лишний повод заиметь функциональный и дико полезный протез…       Однако так происходило не то чтобы часто. В основном, попадая в тот «Бермудский треугольник», наши люди не возвращались. А отступники даже не удосуживались обмолвиться с нами. Хотя, надо ли им это, спрашивается. Сектор опасается переступать им дорогу, и в то же время старается держать на коротком поводке, не дозволяя самовольничать. Понятия не имею, чего они этим добиваются, если результата я никакого не чувствую. Как была шайка сброда, так ею и осталась, только обвесила себя с ног до головы золотом, как самые настоящие цыгане.       Эпштейн недолго поразмышлял, побегал глазами по столу, раскусал щеки изнутри до многочисленных ран и припухлостей, помял пальцы, и, как-то слабо, но без толики сомнения, одобрительно кивнул и так же молча забрал футляр, встал из-за стола и вышел на улицу. «Это будет катастрофа!» — кричал его внутренний голос. «Она ведет тебя на верную смерть!» — твердило чувство тревоги. «Конец! Конец!» — взывал разум к Руму. Но тот был непреклонен. Ноги, хоть и с большой неохотой, но сами вели владельца в тонированный минивэн, держась изо всех сил не забиться в конвульсиях и готовясь морально ко всем возможным исходам последующего вечера.       И вот, уже глубокой ночью, он где-то там, за раскинувшимся безобразной волной горизонтом, в свете цветных фонарей и дымке пыльного города, пока Тобиас, камнем сидящий на несчастной скамейке, не находил своим мыслям места. Стоит ли им ехать за ним сейчас? «Ночью не вариант, их слишком много», — твердила Рипл, но несколько смягчив тон после некоторого времени, проведенного с мрачным парнем. Тобиас корил себя за то, что позволил просто так, беспечно, бросаться на амбразуру, глупо геройствовать ради помощи в находке притона отступников. Ради того, чтобы агенты клана R, чужими руками, выполнили задание. Медвежья услуга. На что Рум еще готов пойти, дабы обезопасить неотесанного друга — Дальбергу оставалось только гадать, и от этой неопределенности корежило еще сильнее. Рум опять думал о нем, а не о себе. Чертов жертвенник.       — Если ты молчишь только для того, чтобы построить в своей голове ложные многоходовки по поводу Румпеля — не загружай ее мусором, — сказала Рипл, доставая из черных недр плаща неведомо откуда взявшуюся небольшую флягу. — Он не лопух, а выжидательный стратег.       Как раз таки это и бесило Тобиаса больше всего.       Бесила такая отвага, удерживаемая на плову лишь тягой к защите Дальберга — человека, который должен в последнюю очередь этого заслуживать. По крайней мере, так думал Тобиас сам. Поэтому намерения Рума ему были совсем уж не понятны, более того, он был зол скорее на себя, чем на Эпштейна — что посмел допустить кого бы то ни было к Румпелю. Кареглазый парень не верил…       …Неужели все это только для того, чтобы у Тобиаса был хоть один полноценный ужин?

***

      Полицейский стукнул по столу белой тарелкой с уже порядка остывшим содержимым.       — Ты так и будешь противиться есть? — раздражительно спросил офицер Ярон. — Я больше предлагать не стану: либо ты жрешь сейчас, либо не жрешь совсем.       На столе, рядом с тарелкой в разводах, стоял уже знакомый ингалятор, который любезно оставил доктор Лэйн. Хоть Тобиас и относился с презрением к данному средству, работало оно действительно эффективно, и даже его метод трехсекундного счета проигрывал по всем параметрам фармацевтическим разработкам.       Сколько Тобиас уже находился в участке — сам он сказать точно не мог. Третьи, четвертые сутки? Сложно разобрать картину за маленьким окном, которое постоянно норовила задернуть резкая рука офицера с выбитыми костяшками. Мужчина предпринял порядка пяти попыток заставить заключенного поесть, ведь тот совсем ничего не ел уже несколько дней. Тарелка ломилась от макаронных изделий и… мяса?       Господи, как давно Тобиас не ел мяса. Говядина, свинина, курица, а про рыбу и говорить не приходиться — все это больше походило на иллюзию, чем на реальные продукты питания в жизни Дальбергов. И только аромат хоть и холодного, но свежего мяса ударил в нос измотанного парня — как рецепторы во рту устроили настоящий потоп. От жуткого чувства голода у Тобиаса начала кружиться голова, но железобетонная непреклонность парня подавляла эту тянущую боль в пустом желудке. Хоть и держаться уже не было сил.       Тобиас уперто отвел глаза, уставившись на офицера Ярона.       — Ты меня, что ли, мором взять решил? — с ледяной, даже какой-то безразличной выдержкой прыснул мужчина. — Не, сопляк, ты не умрешь, пока я сам не решу, что черви готовы трапезничать в своих земных угодьях. Поэтому, если ты прямо сейчас не возьмешь вилку в свою костлявую руку, я сам запихну эти чертовы макароны тебе в глотку.       Хоть и слова звучали резко, броско, их реальное значение совсем не отражалось в сдержанном тоне офицера Ярона. Поэтому от таких угроз Дальберг только мнимо рассмеялся и погремел звеньями оков, нагружая барабанные перепонки громким звуком. Сил не было противостоять едкости полицейского.       — И что, снова меня отмудохаете? — Но просто так Тобиас не мог промолчать, для него это было делом принципа. — Вам самому не надоело еще? Вы получаете ровно столько информации, сколько вам нужно знать. Если вы хотите большего — вам надо не со мной тут демагогию вести, а с более компетентными людьми. Смекаете, господин полицейский? Вы теряете свое драгоценное время.       На ответные нападки Тобиаса мужчина также старался не обращать внимания, и только чуть сильнее сжатые пальцы на взятом досье выдавали истинные намерения провокаций. Он прекрасно знал последующую реакцию Дальберга, он прекрасно знал все его ходы наперед. Он читал его как открытую книгу, ведь он нашел его уязвимое место.       — От того, что мы ходим тут с тобой кругами, мне проку нет, соглашусь. Но ты не учел того, что вас двое, а дружок твой очухался. А еще мы можем привлечь твою сестрицу. — И офицер злорадно, но так же сдержанно, нарочито растягивая буквы, добавил: — Смекаете, мистер Дальберг?       Он отступил от стола и встал около окна, победно скрестив руки.       — Если ты всерьез уверен в том, что удерживаешься в участке только по подозрению в умышленном убийстве, — сделал акцент полицейский, и Тобиас хотел было перебить его, но офицер Ярон не сдавался, — то ты самый настоящий идиот.       «Самый настоящий идиот…» — вторил Тобиас про себя его словам. Такая часто повторяющаяся фраза в его жизни, которая вырывалась из собственных губ, и которая относилась без разбора ко всем. Менялась лишь степень концентрации идиотизма для того или иного индивида. Та идиотски говорит, тот идиотски одевается, эта идиотски мыслит, этот идиотски верит… Кто он такой, чтобы осуждать людей? Ответ устраивал, по-видимому, только самого Дальберга. Дело в том, что он хотел разобраться, почему же его окружают одни идиоты — однако даже этот бессмысленный ответ перетекал в пустой вопрос, вывод к которому он сформулировал лишь сейчас. «Быть может, я сам такой же идиот?» — усмехнулся собственному открытию Тобиас. Самостоятельно осознавать такие вещи всегда ударяет по самооценке, тем более тогда, когда сидишь, обвиняемый в двойном убийстве, избитый хранителем закона и порицаемый новостными порталами. И почему, вообще, это дело так раздули? Вон, режут людей каждый день направо и налево, но нет — надо зацепиться за более интригующую историю. И на каждом подобном сайте красовались одни и те же слова, разбавляясь рекламой грязезащитных ковров и сложночитаемыми медикаментами сомнительного действия.       «Двадцать третьего августа было совершено убийство двумя студентами в лесной зоне. Расположение происшествия говорит о том, что покушение было спланированным, далее преступники скрылись с места происшествия, а жертвы долгое время считались без вести пропавшими. Лишь в последние сутки удалось установить местонахождение тел. Дальнейшие подробности не раскрываются.»       «Кто бы стал их следующей целью?» — кричало одно издательство. «Иметь высшее образование не значит нарушать закон!» — возмущалось другое. «Убийство без очевидцев?» — нарочито провоцировало третье. А правды видеть никто не хотел, весь ажиотаж служил лишь для пустого безосновательного шума. Для очередной бессмысленной сенсации, дабы принести этому нудному серому городу хоть какую-нибудь «движуху», думал Тобиас. И через месяц, или даже неделю, все об этом забудут, забудут о «врагах народа» в лице слабых студентов, как только те попадут за решетку.       «Пусть лучше совсем не забывают», — поморщился Дальберг и сжал пальцы. — «Идиоты».       — Так что, — отозвался офицер Ярон, — мне приказать привести Анику Дальберг, или как?       — Не надо, — хрипло ответил Тобиас, медленно, нехотя, пододвигая к себе тарелку. Скрипя вилкой, он постепенно опустошал посуду, но вкус не приносил никакого удовольствия. Даже наоборот — ему было противно, мерзко, тошно. Но рука машинально, не слушая, металась между тарелкой и хозяином.        Сквозь жалюзи просачивался свет розового заката. Полицейский скривил губы и остался стоять у окна, ожидая, когда преступник соизволит закончить ужин и начнет наконец выдавать местоположение базы отступников, чтобы и их контору прикрыть.       Однако он не догадывался, что на том месте уже никого нет.

***

      Время стало поджимать, и Рипл торопливо встала, поправляя черное кимоно и откидывая не менее черный хвост за спину.       — Я встречу тебя через шесть часов, — сказала она, — не проспи. Если мы опоздаем — другого шанса может не подвернуться.       После всего того, что услышал Тобиас за такой короткий срок, одна вещь не могла уложиться в голове:       — То есть ты с самого начала знала, что мы лгали? И даже сейчас не боишься, что посторонний будет находиться на территории клана?       Она цокнула языком и всем корпусом повернулась к все еще сидящему парню.       — А чего мне, собственно, бояться? Ты один, удумаешь сделать что-то коварное — получишь от кого-нибудь пулю в лобешник. Я не угрожаю, а констатирую факт. Да и тем более, — она усмехнулась, — коварство присуще именно нашей организации.       — Организации? — презрительно переспросил Тобиас. Дерзость вновь взяла верх над парнем. — Тогда чем же вы отличаетесь от власти, что беззаконно снует по всему городу, руководствуясь самыми отвратительными методами? Вы просто разделили территорию между собой в попытках урвать кусок побольше. Сектор D, R, A, отступники, да кто бы ни был еще у вас в этих клановых членениях. Плевать. И это то, чего вы добиваетесь? Сидеть, поджав хвосты, не вырабатывая никаких направлений по изменению положения?       Парень отчетливо знал, что задел Рипл, даже если та стояла в тени, светя лишь зелеными очками. Тем не менее, она и не думала менять манеру речи.       — Мы отнюдь не герои, если ты еще не заметил. И город подавно спасать не намерены. Как змеи душим все, что нам неугодно. Как та часть целостного механизма, которая ограничивает контроль остальных винтиков. Мы опухолью наседаем на город, разрастаясь все больше и больше, задевая жизненно важные участки целостного организма.       На ее лице исказилась обнажающая зубы улыбка… Мог ли Тобиас назвать ее горькой?.. Что-то заставляло так утверждать.       — Мы действуем в своих интересах. Мы регулируем лимит всей получаемой власти. Мы и есть власть. И мы не остановимся ни перед чем, ломая преграду за преградой. Тогда, и правда, чем же мы отличаемся от действующей власти Лоуэра, да даже Дайвина? Есть ли смысл свергать эту систему? Я знаю ответ. И ты знаешь его, просто не хочешь этого признать. — Она сделала паузу. — Так что же ты выберешь — слоняться по городу, пока не сдохнешь в канаве, или примкнуть к группировке со стабильным заработком, невзирая на то, что тебе придется делать? Готов ли ты рискнуть потерять все, чтобы вернуть дорогого человека ?       Улыбка не сползала с ее лица, а вскинутые руки добавляли некой гротескности всем ее высказываниям. Они были громкими, но вовсе не от голоса Рипл — громкость выражалась в их силе и провокационности. Радикальные, неслаженные, отторгающие. Это заметила и сама девушка, и после полного осознания она отдернула руки, и образ больше не казался таким воинственным и высокомерным.       — Ты больше не сможешь жить как прежде. Ты уже погрузился в наш мир. — Она понизила голос. — Добро пожаловать в клан R. Я буду наблюдать за тобой.

***

      Кисть в многочисленных ожогах медленно прижала рот рукой, ноги путались, вели к выходу из комнаты. Было тихо, или так казалось только для Дилана? Всегда ли кабинет Исы был таким крохотным? И давно ли у Дилана появился страх сжатых пространств?       Это ведь правда был он, лихорадочно думал Дилан? Те же рыжие кудрявые волосы, те же бесчисленные веснушки, даже глаза похожи. Но как? Почему именно он? Почему именно сейчас?       И Дилан был неправ насчет тишины. За закрытой дверью слышались приглушенные крики, мычание, стучание ножек стула… Кто-то очень старался, чтобы на него обратили внимание. Но возвращаться не хотелось. Дилан не готов, не готов снова встретиться взглядом с Румпелем, от него было дурно, хотелось спрятаться.       — Дряньство, — прошипел себе под нос отступник. Он прекрасно осознавал всю безвыходность ситуации. Если кто-нибудь узнает про то, что он знаком с эровцем, поползут многочисленные слухи и появятся сомнения в его верности клану. О нет, такого он точно не хочет, он не допустит ни единого подозрения на измену. Он не такой. Точно не такой.       Простояв приличное время вплотную к двери, отделявшую его от Румпеля, он снова вошел в комнату, уже более решительно настроено. Они — чужие люди. Для него Рум мертв, ровно как и Дилан был мертв для Эпштейна. Был, потому что сейчас перед Румпелем стоял вполне живой парень, по истечению детства не утративший свой высокий рост и широкие плечи. Но держался отступник как-то слабо, и физического преимущества совсем не ощущалось. Он хотел казаться крепким, рассудительным, равнодушным, но выходило неубедительно. Глаза отказывались быть таковыми, в них отражалась бренность и какая-то унылая пустота.       Дилан резким движением оторвал скотч со рта эровца, сразу же приступая к делу, не дожидаясь его реакции:       — Докладывай все, что тебе известно.       Что спрашивать у него он попросту не знал. Иса расплывчато сказала выудить у него всю информацию, но в чем заключается эта информация? В поставках? В точках сбыта? В задействованных территориях? В личных документах эровцев? Или же вовсе — ее интересовали только черные чемоданы?..       — Господи, ты живой… — Склонив голову, Рум тяжело выдохнул. Пряди волос неприятно щекотали и липли к лицу. — Я столько лет тебя пытался найти. Каждый год начинался с того, что я проезжал все морги, кладбища… Но не было ничего, абсолютно… Тогда я тешил себя надеждой, что ты жив, и я оказался прав. Живой… — бессмысленно повторил он. — Что с тобой случилось? Что ты здесь делаешь? И что с твоим лицом? — Румпель удивленно раскрыл глаза. — Только не говори, что…       — Не понимаю, о чем ты говоришь, грязный эровец. Вякнешь что-то лишнее — я тебе ноготь вырву. — Перебил его Дилан. Каждое слово выходило со скрежетом, против воли. Хотел ли он на самом деле все это говорить? Нужно ли ему прикинуться дурачком, якобы не узнал его? Правильно ли он поступает? Или же нет? Тогда что ему делать? Что сказать? Он чувствовал себя загнанным зверьком в ловушку. Где же ему найти помощь?..       — Ты серьезно не помнишь меня? Ты не мог меня забыть, даже после стольких лет. Не обманывай себя… Я… я правда не понимаю, что происходит.       Сердце потеряло былой размеренный ритм, руки похолодели. «Хватит говорить», — мысленно молил Дилан.       — Может, развяжешь меня?       Но Дилан не сдвинулся с места. Врать до последнего? Он не умеет врать. Сказать правду? Помочь сбежать? А вдруг их поймают? Он колебался. Его обезображенное лицо отражало животный страх. Куда деться от проворных серых глаз? Рум будто видел его насквозь.       — Дружище, давай обсудим все мирно и…       — Заткнись…       Дилан плохо соображал, плохо мыслил, не мог ничего сказать. Все казалось какой-то карикатурой, иллюзией на реальность, злой шуткой. «Ты ведь помнишь, кто был поджигателем? Кто лишил тебя всего, что ты имел?»       — Заткнись, заткнись! — закричал Дилан, хватаясь за голову. Самоконтроль больше не справлялся с такой нагрузкой.       «У тебя есть прекрасная возможность отомстить за ту боль, которую тебе причинили эровцы.»       Рум оцепенел, был не способен выдавить из себя слова, которые хоть на немного успокоят шокированного отступника. «Как же здесь шумно!» — не в силах больше терпеть, завыл отступник.       «За все, чего ты настрадался…»       — Это вы во всем виноваты… — сквозь зубы прошептал Дилан.       «Не разочаруй меня».       — Это вы виноваты в том, что произошло!!!       Да, именно так… Пожар, тот пожар, он по вине эровцев. Грязные эровцы, черствые твари, разрушающие жизни, неспособные на сострадание… Да, все они — жалкие подобия на людей, корыстные, двуличные. Но Дилан не такой, он выше этого, он найдет всех поджигателей, он сотрет их в порошок, и никто ему не помешает, никто. Все они заодно, и Рум был заодно. Он все знал, знал, и поэтому ушел раньше всех из приюта. Ну и что, что был слишком мал, он всегда был умен. И хитер. Точно. Хитрый, проворный, вот почему он дружил со всеми ребятами. Чтобы усыпить бдительность. С самого детства он все планировал. Да, он помогал им… Помогал…       До предела сжатые пальцы вырисовывали венозную паутину на запястье. Рука сама замахнулась на старого друга. Друга, с которым Дилан разделил самые счастливые моменты своей жизни. Замахнулась, но не ударила.       «А ты откуда приехал?.. А там, на севере, правда так холодно?.. У тебя столько веснушек!..»       Рука дрогнула. Глаза учащенно заморгали. Что-то горячее обожгло щеку. Потом еще раз. И еще.

«Не обманывай себя».

      — Блядь!!!       Дилан пошатнулся, потеряв координацию. Ладони вспотели, в горле стояла вяжущая боль. Рум молчал, боялся сказать что-то лишнее. Никто не был в выигрышном положении. Никто такого не ожидал. И как выйти из такой ситуации также никто не знал. Все попытки выглядели неуместными, резкими, которые бы лишь усложнили и на то неустойчивую ситуацию. И только Дилан еле разборчиво шептал себе под нос, рвано глотая воздух вперемешку с влагой:       — Что мне делать… Что мне делать… Она меня убьет… Убьет…       И Румпель понял, что выхода из этой ситуации они просто не найдут.

***

      Стуча каблуками, Иса перемещалась то к одному стеллажу, то к другому, тут и там рыская в поисках папок зеленого цвета; пышные рукава блузы шуршали от малейшего движения. Затем, успешно найдя несколько нужных документов, она лениво присела на кресло и пролистала несколько страниц каждого. Кажется, она искала что-то конкретное.       По другую сторону стола сидел Дилан, нервничая, но стараясь сдерживать эмоции.       — Так, говоришь, он ничего не знает? — спокойно произнесла отступница, не поднимая глаз на юношу. Дилан покачал головой.       — Совсем пуст. Сомневаюсь, что вы взяли того человека. Он будто и не в курсе всего, что происходит у них в секторе.       Дилан выбрал тактику безучастия. Так будет правильнее, решил для себя он. Надо просто забыть, и делать вид, что эровцы его совсем не интересуют. Нельзя позволить так нагло собой манипулировать.       — Странно. А тогда он мне показался таким опасным волчонком… — Девушка бросила пристальный взгляд на собеседника. — Видимо, ошиблась.       Она облизнула палец и перевернула лист.       — Тогда я сама с ним поговорю. Иди к Генри, ему люди требуются для нового проекта.       Дилан вздрогнул и нервно сжал скулы.       — Я все же считаю, что в этом нет необходимости…       Иса наконец обратила внимание на парня и оторвалась от документов.       — О, Дилан, мой милый мальчик. — надув губы, протяжно произнесла она. Встала и приблизилась к отступнику, скрещивая руки с серебряными наперстками у него на шее. — Ты все так же неопытен. Но это вовсе не минус, скорее даже наоборот, тебе такое качество подходит. В противном случае признала бы тебя за приближенного к Старшему.       Девушка дразняще приподняла уголки губ, провела большим пальцем вокруг обожженного глаза юноши.       — До чего очарователен.       Смущенный парень неловко отвел взгляд в сторону, мучаясь в догадках, что было на уме у Исы — с ней рискованно иметь дела. Но это сыграло только на руку, ведь отступник только сейчас заприметил два смолистых чемодана в углу комнаты. Появился повод сменить тему.       — Вы чемоданы и эровца от одних и тех же людей получили? — пытаясь не смотреть на откровенное декольте Исы, спросил Дилан. Девушка отпрянула от юноши.       — Все верно. Только не выдумывай — это не просто какое-то там старье, а самые что ни на есть рычаги давления. — Она распахнула искристые зеленые глаза и растянулась в довольной широкой улыбке, которая будто визжала: «Да, это я их раздобыла, я!» Такое чувство, что она помешалась на этих кейсах.       — Их, похоже, просто так не открыть, — констатировал Дилан, чувствуя себя уже более раскованно. Намеренное давление на мозг позволило хоть ненадолго забыть о малоприятной встрече с Румом.       — И ты опять как нельзя точен! — подметила отступница, упирая руки в приталенную блузу. — Они бы нам не сдались, если бы мы не имели доступа к их вскрытию. Но они не обременят тебя своим присутствием, не переживай. Генри ждет тебя, — негромко повторила она, побуждая Дилана скрыться прочь.       Наконец-то это закончилось, радостно выдохнул Дилан! Теперь ему не придется иметь никакие дела с эровцами, можно опять вернуться к привычным обязанностям. Да, он ни в чем не виноват, он не виноват в том, что Рума поймали, что притащили на их базу, это не его проблемы. Да и не он это был вовсе! Ему просто показалось! Голова совсем кругом пойдет от такой работенки, вот и надумал себе лишнего… Это все выдумка… Просто показалось…       «Ничего не произошло», — заключил для самого себя Дилан, только сейчас расслабив плечи. И парень вовсе позабыл, что Иса намеревается наведаться к его старому другу, отнюдь не для светских разговоров. Тяжелая ноша незапланированной встречи улетучилась, и на душе стало легче. Именно так и должен пройти его последний рабочий день. Может, сходить завтра в пиццерию, думал он, или же съездить в центр?       Неожиданно шрам на лице Дилана болезненно заныл, и он прикрыл его ладонью. Зайдя в уборную, он взглянул на объект дискомфорта через зеркало. Однако он не мог смотреть ни на что другое, кроме ничтожного отблеска в глазах двойника. В глазах, полных ужаса…       Не пожалеет ли он о своей беспечности? И почему ответ напрашивается сам?       «Просто показалось», — прошептал Дилан.