ID работы: 9007966

Закрой глаза и сосчитай до трёх

Слэш
R
В процессе
241
автор
Размер:
планируется Макси, написано 293 страницы, 23 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
241 Нравится 50 Отзывы 142 В сборник Скачать

Акт 19, в котором наживают друзей и заводят врагов

Настройки текста
Примечания:
      Октябрь — начало ежегодной эпидемии гриппа в приюте, лечить который каждый раз становилось труднее. В прошлом году бушевал грипп Старого Города, в этом — Мидленская лихорадка. Весь месяц дети лежат с температурой, и лишь немногие не подхватывают вирус и остаются здоровы. Дилана никогда не обходила зараза стороной. И вот, свою шестую осень, он снова проводит в постели.       — Принести тебе попить? — лепетала Аника над кроватью мальчика, укрытого двумя теплыми одеялами.       — Не надо, иди лучше спать, — хрипел Дилан.       В комнате стоял сумрак. Иногда кто-то неподалеку шмыгал носом, скрипел матрас. Зашла воспитательница, отчитала Анику за то, что та без разрешения пришла к больным детям. Иммунитет хоть и был у нее сильнее, но и она порой сваливалась с простудой на долгое время.       — На вас лекарств потом не напасешься, — причитала женщина, — так что не мешай им отдыхать, а то не выздоровеют.       — Как не выздоровеют?! — Аника шокировано поднесла ладошку ко рту. — Тогда я пошла. Дилан, выздоравливай, нам завтра надо в парке собрать листья, я без тебя гербарий делать не буду!       — Я помогу тетушке, не переживай и ложись спать, — сказал подоспевший Румпель. Он держал зеленый поднос с пятью кружками чая.       — Ладно, тогда — спокойной ночи! — воскликнула девочка и, дождавшись ответных пожеланий, покинула комнату.       Рум принялся разносить каждому ребенку горячие напитки на ночь, и обязательно каждый ребенок получал заряд утешительных речей. Даже в самые тяжелые и ненастные дни Румпель будто носил с собой кусочек солнца. Ну, или сам был — солнцем. Он заставлял любого ненароком пустить хотя бы малейшую улыбку или веселый хмык.       Что самое главное — он обладал исключительной невосприимчивостью к любой заразе, словно та отскакивала от него, как резиновый мячик. Поэтому только ему позволяли находиться вблизи заболевших ребят и помогать в уходе за ними, отчего он чувствовал неимоверную ответственность и всегда с особым старанием выполнял поручения.       — Вот, — поставил он стакан на тумбочку. — Температуры нет больше?       — Спасибо, — ответил Дилан. — Есть, но не такая, как утром. Надеюсь, завтра уже будет лучше, не хочу пропускать гербарий… Как тебе удается никогда не болеть? Ты что, волшебник какой-то?       — Мой секрет в том, что я всегда улыбаюсь, — просиял мальчик, показывая зубы с щелкой посередине.       Румпель и сам не знал, почему приобрел такое крепкое здоровье. Думал, может, все дело в место его рождении — вроде, родился он где-то на Севере, где постоянно холодно, вот и выработался иммунитет. Может, много ел полезной еды: овощи, фрукты. Воспитательницам только дай повод, чтобы провести очередную лекцию на тему того, как полезны овощи и фрукты, и сколько витаминов в них. Или, может, здоровье передалось по наследству — родственники, либо мама с папой, не болели, поэтому и он тоже такой.       Жаль, правда, что Румпель не помнит своих родителей. Да и всего того, что происходило до приюта.       — Помню только тот день, когда какие-то дяди привезли меня сюда, — задумался мальчик, — а что было до — ни капельки.       Свистел и завывал ветер, пытаясь сквозь форточку проникнуть в комнату. Гудели машины, удаляясь вглубь домов. Эмма — девочка, лежащая на койке у окна — дула на кипяток.       — Странно. — Дилан глотнул чаю, ошпарив язык. — И я не помню.

***

      Протест крепчал. Над агитирующими гражданами вздымались рекламные баннеры с разбитыми экранами, самодельные плакаты и сжатые руки в кулак. Выдвигались громкие требования прекратить «незаконную деятельность», вернуть «краденые деньги», и ответить «за лживые слова». Крикам вторили канализационные люки, в чьи тоннели шумно стекала вода. В ноздри врезался запах пыли, вперемешку с какой-то кислятиной. Мокрые волосы налипали на лоб и навязчиво щекотали кожу. Сзади по-прежнему нетерпеливо давили дуло пистолета.       — Не двигайся и не поворачивайся. Руки, попрошу, за голову.       Голос женский. Усталый, немного взвинченный, но складный и точный — прямо как у настоящего копа. Предположительно, из Дайвина. Потому что лоуэрские копы, в отличие от дайвинских, особо болтливые, любят потрепаться о всякой ерунде, да и ведут себя несколько фамильярно с преступниками. Не ясно только то, что тут забыла Центральная полиция, и почему им понадобился Дилан, потому что он — пока — ничего не нарушал.       У парня уже имелся опыт общения с представителями закона из Центрального округа. Хоть это и было единожды, после него больше не хотелось с ними связываться. Решают они все быстро и без лишней волокиты бумаг, так что вероятность худшего исхода возрастает в геометрической прогрессии. Но умирать сейчас бесполезно — Дилан еще ничего не сделал из того, что должен был и что пообещал. Поэтому он, повинуясь, сцепил пальцы на затылке.       — Да, вот так, молодец, — похвалили его. — И давай без выкрутасов, у меня реакция хорошая, но нервишки иногда шалят, так что могу и колено прострелить. Все на твоей совести.       Хотя нет, Дилан поторопился с выводом: для дайвинского копа эта — необычайно болтлива. Ее лимит явно не ограничивался пятью рядовыми фразами, а лексикон был далек от дисциплинарного устава. Да и оружие, похоже, старого образца — у лазерных спуск предохранителя звучит по-другому.       Густые тучи заволокли небо, окрашивая Лоуэр в серые тона. Стало душно, воздух нагревался. Грязные лужи скапливались в просевших местах дороги. Дилан смотрел на свои ботинки, на которые то и дело капал дождь. Даже головы поднять не может, чтобы удостовериться, что Аника все еще здесь. Что у него еще есть соломинка, за которую можно уцепиться.       — Я имею хотя бы право знать, кто мне сейчас в башке дыру сверлит? — закономерно спросил отступник. — Руки затекли.       — Можешь, но тебе это ничего не даст. А вот кто ты — куда интереснее. На твое счастье, тебе не придется лишний раз чесать языком — я и так знаю, что ты за фрукт. — Девушка фыркнула. — Как жаль, что фрукты я терпеть не могу.       Однозначно не коп. Ну, или самый худший, раз позволяет себе такие слова. Если это все же не коп, то оставался лишь один вариант:       — Что тут забыл клан R?       Девушка цокнула языком и сильнее вдавила оружие в мужской затылок.       — Нет, парень. Кажется, ты не понял — здесь не ты задаешь вопросы, окей? Мне не составит труда всадить в тебя пару пуль, так что будь паинькой.       Подумать только, что Дилан просто взял и позволил эровцам выследить его. Он был слишком невнимателен — нужно было быть более осторожным, а не витать в облаках, корил себя отступник. Если об этом прознают в клане, выговора от начальства не избежать, и повезет, если он отделается лишь им, а не наказанием посерьезнее. А если всплывет и то, что Дилан не носил маску за пределами базы, то ему точно конец.       «Бизнес, построенный на крови!» — шли по новому кругу протестные лозунги, но никакой реакции от банка не следовало. Двери никто не открывал, в окнах никого не видно, будто здание вовсе стоит пустое и безликое. Намокшая одежда грузно висела на теле, обдавая промозглостью и зябкостью. Дождь не собирался утихать в угоду бунтующему рабочему классу. Возгласы продолжали доноситься до переулка, в котором Дилана могут лишить жизни прямо сейчас, но по какой-то причине не лишают, а ведут бессмысленный диалог. Что-то подсказывало ему, что мотивации убить его девушка не преследовала, иначе зачем она перед ним распинается так долго?       — Руки в стороны, — скомандовала она и похлопала Дилана по плечам, спине, пояснице, ногам. — Ты че, даже пестика не взял? С пустыми руками сюда пришел? Во дела. Ты че, сталкер? — сыронизировала девушка. — Скажи мне на милость, сталкереныш, с какого перепугу одна из шестерок Исы выслеживает эту девочку, м? Зачем она понадобилась отступникам? Какая цель у вашего клана?       — Шестерок? — Дилан криво усмехнулся. — А не от шестерки эровцев я, случайно, это слышу?       Попытку обернуться девушка тут же пресекла пренебрежительным тычком в шею:       — Эй-эй, куда это мы поворачиваемся? — пригрозила она. — Прекращаем шевелиться, дышим ровно и руки не опускаем — шальная пуля может и в черепушку ненароком попасть, и тогда на твоей головешки и с другой стороны не останется живого места. От темы не отходим и отвечаем на мои вопросы, ага? Спрошу еще раз: зачем отступникам понадобилась девочка?       Вопрос так и остался висеть в воздухе, вместе со смрадом нечистот, перетягивая на себя такое нежелательное внимание. «Мошенникам место в тюрьме!» Десятки людей, чьи голоса соединялись в унисон, надрывали горло, в надежде быть услышанными, хотя сами, где-то в глубине души, знали, что их не услышат. Отчаяние — то, что удерживало на площади и не давало уйти ни с чем, как шесть раз до этого.       — Говорить разучился? — Девушка теряла терпение. — Помочь?       Дилан приподнял голову так, чтобы хотя бы немного видеть происходящее на площади, но выкрашенных в розовый цвет волос не было на горизонте. Догадывается ли сейчас Аника, в какой опасности находится? Что за ней охотится сразу две группировки — и это только с подпольной стороны, а ведь еще и суд вместе с прокуратурой и журналистами не оставляет в покое? Нужна ли она отступникам только из-за своего брата? А эровцам — тоже? Что одни, что другие вряд ли бы с ней стали возиться только лишь из-за хотелок дайвинских чиновников или элитарных господ… А что стало с Тобиасом? Румом? Живы ли они до сих пор?       — Ау-у? Часики тикаю…       — Она стала помехой местного банкира, — шикнул Дилан сквозь зубы. — Мне так, по крайней мере, сказали… Другой информацией я не обладаю. Было приказано разобраться с ней.       — И ты собрался разбираться с ней пустыми руками? — удивилась та.       Поскребло в грудной клетке. На вранье не купилась, теперь будет осторожничать, и станет бдить за каждым произнесенным им словом. Нужно изменить ход игры, отставить оборону, справиться с конфронтацией, надавить в ответку, показать, что ей его не запугать.       — Ты долго собираешься меня на мушке держать? Боишься даже мордашку свою засветить?       — Да нет, все полезное уже я узнала. Но мне вот что любопытно. — Девушка тягуче замычала. — Почему это отступники, которые даже на ночь кладут под подушку заточку, послали агента с голой задницей? Так еще и разгуливаешь без отступничьей маски… Кто ты, вообще, такой, шестерка?       — А с хера ли ты такая любопытная?! — сорвался парень.       — Ш-ш-ш! — уткнула она ствол в висок Дилана. — Пушка из нас двоих только у меня, не забывайся. А насчет скрытности, то это перестраховка. Знаю я вас — вспарывать брюхи вы любите больше, чем собственных матерей… Хотя с тобой не уверена. — Цыкнула языком. — Ты мне странным показался еще во время налета. Ни разу не замечен мною в бою, а все крыски Исы — по сотню раз. Ты же все суетился, круги наматывал: туда-сюда, туда-сюда. У меня чуть голова не закружилась. А еще, — вот так странность, — я никогда о тебе не слышала от Исы, хотя она так яшкалась с тобой тогда, чуть не стошнило.       «Откуда она…»       — Но что самое интересное, — продолжала она, — ты был единственным отступником, который спускался на цокольный этаж, где прятали нашего агента. Да и комната с чемоданами там, на удивление, не была закрыта… Вот так совпадение, правда? — Она сделала небольшую паузу. — Ты, случайно, дезертирством не промышляешь?       По спине промчалась холодная фантомная полоса. Девушка пересказывала события с такой точностью, как будто и сама находилась там… А что, если и правда находилась? Но как она могла проникнуть в здание, если перестрелка шла на улице? Дилан ногтями впился в кожный покров, волосы стиснулись между фалангами пальцев. Ему было нечем парировать слова незнакомки, он был у нее как на ладони, она читала его, как раскрытую книгу. Она использовала те же приемы, что и Иса, только в несколько изощренной манере. От одного ее образа по ногам прошел мимолетный флер тревоги, и суставы ответили ноющими покалываниями.       Страх затмила злость, что достигла апогея и взяла верх над разумом Дилана. Лицо перекосилось, зубы точились друг о друга, что отзывалось болью в деснах. Дилан был верен клану все тринадцать лет, он никогда не нарушал устава, никогда не перечил старшим, никогда не допускал даже мысли в его неверности отступникам. Он держал этот образ только лишь для того, чтобы сейчас услышать, — не от абы кого, а от эровца, — что он дезертир? Он старался так долго, чтобы в этом его обвинил собственный враг?       Неужели все старания пойдут прахом?       Дилан прикусил язык. Сдаться сейчас означало бы закончить долголетнюю схватку и утратить смысл для существования. Нет, Дилан еще не готов. Он молниеносным движением выбил из рук девушки пистолет и направил дуло на нее.       — Только посмей произнести это снова, и я прострелю тебе горло.       В лицо ударил внезапный яркий зеленый свет, который пытался дезориентировать его, но тот сдержался, чтобы не зажмуриться. Он поморщился, пока глаза не сфокусировались на электронных очках девушки, закрывавшие пол ее лица. Свечение снова врезалось в сетчатку, но тут же приглушилось. Черт возьми, она сделала это намерено.       — О как, — причмокнула Рипл. — А ты не пальцем деланый, как погляжу. Не был бы отступником, похвалила бы даже за такой маневр.       — Что тут забыл клан R? — настойчиво перебил ее озлобленный Дилан. Он не желал слушать ее пустой треп.       Рипл утомленно согнулась, пока ее длинные волосы и не менее длинное распахнутое кимоно впитывали дождливые капли. На площади шевелилось многообразие человеческих звуков, а вдалеке его разбавляла приближающаяся сирена. Кто-то вызвал полицию.       — Давай так, — начала она, всплеснув ладонями в стороны, — я сюда пришла не за тем, чтобы убивать тебя. Ты меня тоже не убьешь из этой пукалки — она не заряжена. — Для достоверности Дилан проверил магазин. Патронов не было. — Мы можем стоять так до посинения, пока ты не наразвлекаешься. Или! — Рипл предупреждающе подняла указательный палец. — Ты меня выслушиваешь. Спокойно, без мордобоя, по возможности, не под дождем. Поверь, я сама не особо горю желанием с тобой разговаривать, тем более сотрудничать, но если ты хочешь, чтобы Аника выжила, нам придется пойти на некоторые компромиссы.       От упоминания знакомого имени заныло в желудке. Если эровцы знают, как ее зовут, значит, наверняка знают и то, что она сестра Тобиаса, а это значительно сужало радиус возможных намерений клана R. Зерно сомнения проникло в непоколебимую уверенность Дилана, и он вновь осмотрел значительно поредевшую площадь. Людей стало меньше, а погода суровее: от капель на лужах появлялись крупные пузыри. В небе сверкнула молния.       — С чего я тебе должен доверять?       — Ну, хотя бы с того, что других вариантов у тебя нет и не будет.       Дилан презрительно хмыкнул на такую самоуверенность. По его мнению, всех эровцев связывала излишняя переоценка своих возможностей — вечно хотят прыгнуть выше головы. Бесячая черта, которая лишний раз подтверждала факт того, что их клан держится исключительно на историческом прошлом, бедняках, и поставках сектора А, а может, только и на последнем.       — Даже под предлогом смерти я не стану сотрудничать с эровцами. Спасибо, справлюсь и без твоей помощи. Не лезь.       Не то чтобы Дилан верил в собственные силы, но это уж лучше, чем вступать в альянс с врагом. Это хуже предательства, хуже измены. Это будет означать, что вся его ненависть к эровцам и жажда им отомстить за разрушенную жизнь не стоит и гроша. И всем тем людям, которые покоятся в могилах из-за того, что стояли на пути, детям, воспитанникам Лоуэрского приюта, не было смысла умирать. Нет, ни за что.       — Ух, какие мы грозные, — наигранно испугалась Рипл. — Слушай, если бы я хотела из себя дуру строить, то делала бы это с самого начала, и может и согласилась бы с твоей глупой и липовой позицией. Но хотя бы из себя дурака не строй, лады? Просто объясни, чего от девочки хотел твой клан, и мы вдвоем постараемся разобраться, что делать дальше.       — Я не обязан тебе что-то рассказывать, — наотрез отказывался Дилан, вернув привычное хладнокровие в голосе.       — Дело твое, но моя помощь тебе была бы очень даже кстати. Если ты воротишься только из-за того, что наши кланы состоят в не особо дружелюбных отношениях, я пойму и не стану настаивать на сотрудничестве… Но тогда я не могу гарантировать живучесть девчонки до завтра.       На окрестность ворвался звук сирен, а улица окрасилась в сине-красные цвета. Выбежавшие полицейские стали разгонять толпу резиновыми дубинками и перцовыми баллончиками. Дилан с придыханием следил за обстановкой, метая секундный взгляд с одного протестующего на другого, но никаких намеков на Анику. Словно она была миражом, и с самого начала забастовки здесь ее не присутствовало.       — Зачем она эровцам? — бросил Дилан, не отвлекаясь от площади.       — Я не обязана тебе что-то рассказывать, — повторила она его слова и мигнула неоновым светом. — Наша главная цель — не дать ей умереть, остальное волновать не должно.       Отступник побеждено прислонил кулак меж бровей и протяжно выдохнул. Затем, без объяснения причин, убрал руки в карманы и пошел прочь, сквозь угловатый закоулок, над которым вилась толстая ветвь проводов. Рипл без слов следовала за ним, укрывая голову под синтетическую ткань накидки.       — Не иди за мной, а то прирежу. — Дилан бросил на нее мрачный взгляд в надежде на то, что он ее припугнет, и та отстанет.       — Правда? Тогда топай помедленнее, я не успеваю.       Не помогло.       Ветер гнал тучи на восток, лились остаточные капли дождя, от асфальта поднималась прохлада. В напоминание от протестной акции остались обрывки плакатов, пластиковые бутылки из-под воды и некоторые забытые вещи. В здании банка возник свет вместе с контурами обезличенных офисных планктонов — и снова шалость удалась, в седьмой раз.       Дилан огибал людный перекресток. Над головой ревели двигатели авто, что мчались по многоуровневой трассе, оставляя шлейф закиси азота. Прохожие громко разговаривали, активно жестикулируя биомеханическими протезами. Билборды пестро свисали с панельных домов, у некоторых даже играла надоедливая музыка. В небо поднимались клубни дыма от уличных прилавков с фастфудом. На сковородах шкварчало и шипело мясо, рубились свежие овощи, со специфичным скрежетом разрезалась еда на тарелках. К тому времени полицейская сирена стихла — в ближайшее время выездов более не планировалось, а значит, Лоуэр обрел покой на несколько часов.       — Меня, кстати, Рипл зовут, — без причины сказала девушка, еле поспевая за шагами Дилана.       — Мне не интересно.       Жизнь возобновила свой обычный ритм. Бунтовщики, конечно, под трибунал не попадут, но штрафы им выпишут. Спустя неделю они снова вернутся на площадь требовать того же самого, чего они требуют последние три месяца, после чего им снова выпишут штрафы и отправят по домам. Замкнутый круг, который никогда ни к чему не приведет, с одной толикой надежды на то, что общественность и СМИ придадут огласку их истории, и центральная власть нагрянет к банку с проверкой и найдет виновных, которым — что? — выпишут штрафы. А если повезет, то, может, и с постов отстранят, или сдвинут. Пока даже эта крупица надежды есть, они не сдадутся.       Вой полицейских мигалок сменил громкоговоритель, который со скверной интонацией обвинял Дальберга и Эпштейна в преступлении. Он тараторил один и тот же текст каждые два часа, успевая за это время объезжать весь Лоуэр. Впервые Дилан услышал его по дороге на протест. Оборвав музыкальную композицию, на радиоволне внезапно зазвучали агитационные строки, сопровождаемые призывом отыскать виновных. Отступник тогда даже свернул с полосы на обочину, чтобы внимательнее прослушать информацию про своих знакомых. Ничего внятного, кроме пропаганды, он не услышал, но сердце все равно мучительно сжалось. Сейчас же Дилан старался не подавать виду, сохраняя спокойствие и безразличие — спустя года, он хорошо научился держать маску бесчувствия.       Минуя жилые дома и ту самую пекарню, из которой доносился аромат жженой карамели и яблок, осталось пройти всего полтора квартала. Тучи рассеялись, но оставался пасмурный, землистый запах — дождь не ушел с концами, а дал кратковременную передышку. После прокатного грома последовала очередь гнусавого громкоговорителя:

ЗА СОКРЫТИЕ СВЕДЕНИЙ ВЫ БУДЕТЕ ТАКЖЕ ПРИВЛЕЧЕНЫ К ОТВЕТСТВЕННОСТИ! ПОМОГИТЕ НАМ ПОСТРОИТЬ БЕЗОПАСНЫЙ И ПРОЦВЕТАЮЩИЙ ГОРОД БУДУЩЕГО! НЕ УПАДЕМ В ГРЯЗЬ ПЕРЕД ДАЙВИНОМ! ЛОУЭР СТАНЕТ ВЕЛИКИМ!

      Рипл так и не отлипала. Сама мысль сотрудничества с кланом R не давал Дилану покоя. Как смириться с тем, что по плечо, рядом с ним, спокойно идет человек, агент эровцев, заклятый враг, который в иной ситуации уже валялся бы замертво? Но именно — что в иной. Все это большое исключение создавала Аника, она перекрывала любые принципы и протоколы. Дилана терзали сомнения в правильности решения и грядущих после него последствиях, но они его не будут волновать, если он не даст ей погибнуть.       — Так ты согласен? — спросила Рипл, но ответа ей, конечно, отступник не дал. — Н-да, тяжко нам с тобой придется.

ЗДРАВИЯ ЛОУЭРУ — ЗДРАВИЯ ГРАЖДАНАМ!

***

      Тобиас готов поклясться, что слышал биение сердца, стучащее в ребра, пока он, вместе с Румпелем, спускался на ресепшен.       Ладони вспотели; они судорожно сминали лямку спортивной сумки. Играла незатейливая, однообразная мелодия, рассчитанная разбавлять неловкую тишину в лифте, а не сбивать мысли в кучу. На мониторе ежесекундно уменьшалось число этажа. Девятый, восьмой, седьмой… За курьерами подглядывала пузатая камера видеонаблюдения, фиксируя даже малейшее движение. В холле, на лестнице и ресепшене, у главного входа и парковки висели такие же. Возможно, и по несколько штук на периметр. Так, для перестраховки.       Ошибочно было предполагать, что им удастся уйти незамеченными. Но они, хотя бы, постарались минимизировать риски, и дождаться ночи, когда почти все постояльцы и персонал спит. Уж лучше, чем еще один день отсиживаться в «Мариэль», бесполезно мусоля то, что же нужно делать и как будет правильнее поступить. Все, лимит они уже свой исчерпали, пора действовать.       Тобиас посмотрел на Румпеля, тот одарил его слабой улыбкой и подтянул ему на плечо битком набитую сумку. Со стороны они походили на собравшихся загород туристов, — правда, не особо радостных.       Наконец, лифт достиг первого этажа, и, после негромкого звонка, железные двери плавно раскрылись в главном вестибюле, украшенном пурпурной ковровой тропинкой со множеством разветвлений. Несмотря на то, что за окном густилась темень, освещение все так же горело, разве что на кухне и посадочных местах лампы потухли. Преисполненный надеждой Рум кинул взгляд на пост охраны, но его ждала неудача — за компьютерным столом сидел широкий мужчина в черной форме. Совершенно не тот, кто был в день заезда.       — Ты же говорил, что никого не будет в полночь, — кое-как стараясь подавить возмущение, упрекнул Тобиас. Он оперся на кудрявого парня и вытянул шею, дабы получше рассмотреть охранника и компьютер перед ним.       — А чего это сразу я виноват? — всплеснул руками Рум и спихнул того с себя. — Ну, ошибся немного, с кем не бывает.       — С Румпелем Эпштейном, едрить его за ногу! — прошипел Дальберг.       — Все, хорош, а то нас точно спалят!       Обратного пути не было, только через парадные двери, которые преграждал брутальный охранник с усами в виде подковы. Он больше походил на вышибалу из частного ночного клуба, нежели такого элегантного и утонченного отеля, как «Мариэль». Даже само название не вязалось с внешним видом мужчины. На его висках, удлиняясь к скулам, были встроены электронные модули; за ухом крепился наушник. Если он почует что-то неладное, ему хватит простого нажатия по гарнитуре, чтобы сюда успела слететься целая орава блюстителей закона.       До конца было неясно, состоит ли он в подкупе, как весь персонал. За эти несколько дней фотки парней уже успели разлететься по всем соцсетям и ТВ-каналам, и, скорее всего, сотрудникам было приказано помалкивать и не поднимать шумихи. Нельзя отрицать и наличие шантажа со стороны клана R. Однако, действуют ли правила игры и на охраника? Предупредили ли его о том, что в отеле находятся приближенные к эровцам, и выпускать их категорически нельзя?       — Как у тебя с актерскими навыками? — иронично спросил Румпель и получил в ответ отрицательное качание головой. — Что ж, тогда план Б.       Эпштейн расстегнул спортивную сумку, достал из аптечки медицинскую маску, — жаль, что еще одной не было, — сказал надеть ее Тобиасу, но тот забрал второй чемодан у Рума и выставил лицо.       — Чел, у меня всего одна рука.       — Ага, я в курсе.       Дальберг приподнял уголки губ и состроил коварную мину — не одному же Румпелю потешаться и получать удовольствие от безобидных издевок. Даже в такую критичную ситуацию. Рум на это только скептически поднял бровь и щелкнул того по лбу.       — Обидно, — подытожил Тобиас, пока рыжий парень натягивал маску сначала на его левое, потом правое ухо.       — Так-то ты мог это сделать и сам, и было бы гораздо удобнее.       — Хотел, чтобы это сделал ты.       — Балда.       С первым пунктом покончено. Далее — встрепенуть себе волосы, начесать челку на глаза, а Тобиасу — надеть капюшон.       — Вуаля — маскировка готова. — Рум упер руки в бока, гордый за такую гениальную идею.       — Сейчас я начинаю все больше сомневаться, что это сработает, — с недоверием произнес Дальберг. — Вдруг мужик нас уже засек по камере в лифте?       — Сто проц засек, но у тебя есть альтернативное предложение? Нет? Тогда пошли. Не забывай держать осанку и не хмурься. Если что, говорить буду я.       — Ну все, нам точно пизда.       Они вышли к ресепшену — благо, хотя бы здесь было пусто. Румпель вновь облачился в пижонский образ, в котором вечно ходил по университетскому кампусу. Его напыщенная манерность бесила, но Тобиас сдерживался, чтобы не закатывать глаза. Натянул посильнее капюшон и выпрямился настолько, насколько позволял его сколиоз, но Рум все равно хрястнул его по спине, что тот чуть не выплюнул хребет.       — Еще раз так сделаешь, и я укушу тебя за твои культяпки, — тихо пробубнил Дальберг.       Расстояние сокращалось, теперь на бэйдже — с трудом — можно было прочитать имя охранника. Тобиас прищурился — Олдрик Мун. Сосредоточенно и неотрывно, Олдрик таращился на монитор, перескакивая зрением с одного на другое окошко камеры слежения. Рядом у локтя стояла грязная кружка с торчащей чайной биркой, из которой мужчина изредка попивал остывший напиток. Не сбавляя скорости и не обращая внимания на мужчину, ребята двигались строго к вращающимся дверям, отделяющие их от свободы, и молились, чтобы их не остановили.       — Уважаемые! — наперекор мольбам обратился охранник к ним. — Сейчас общественный транспорт ходит редко, вызвать вам такси?       — Нет, но спасибо за предложение, — любезно ответил Рум. — Мы сами закажем.       Мужчина снова отпил замерзший чай и многозначительно причмокнул.       — Понял. Тогда доброго вам вечера.       Ну все, беда миновала, успокоил себя Эпштейн, но возрадовался уж больно рано — только он успел толкнуть дверь, как любопытный охранник снова окликнул ночных гостей.       — Хотя постойте…       От страха все внутри прижалось друг в друга. Органы вдавились, как в вакууме. Кровь дала отток от конечностей, а ноги одеревенели на щетинистом ковролине. Спина хотела сгорбиться, спрятаться, но мышцы настырно подавляли ее желание.       Охранник что-то заподозрил.       — У вас лицо очень знакомое, где же я вас видел…       Тобиас матерился про себя всем словарным запасом, который приходил на взбитый ум. На внутренней стороне маски образовался конденсат от избыточного дыхания, отчего Дальберг стал дышать через рот.       — Ох, вы, наверно, имеете в виду «Четыре слота на диске любви», — смущенно почесал темечко Румпель.       — Точно, Дэниел Харви! — восторженно ахнул охранник и хлопнул себя по лбу. — Как же я сразу не понял. Вот так удача встретить вас!       Пронесло.       — Что случилось с вашей рукой, господин Харви? — обеспокоенно спросил Олдри.       — Да так, на съемочной площадке произошел небольшой инцидент, не берите в голову.       Рум прекрасно держал роль популярного актера, как будто был его каскадером, и камера сейчас направлена только на него. Если бы Тобиас не знал Эпштейна, то тоже бы поверил, хоть и понятия не имел, кто такой Дэниел Харви.       — Знаете, моя дочка от вас без ума, да и я, сказать честно, в восторге от вашей игры в «Четырех слотах». Кевин Кларк вообще — мой самый любимый персонаж. Как же он там говорил…       — «К людям относитесь осторожно, зато с компьютером вы на «ты»?» — подхватил его парень.       — О, да! «…Но, может быть, весь этот мир — всего лишь игра Сьюзи». Клянусь, это мой самый любимый момент… Для меня большая честь встретить вас в нашем отеле, господин Харви. Надеюсь, вам здесь нравится.       От сердца немного отлегло, и Тобиас испустил облегченный выдох в порядка запотевшую маску. Лишний раз Дальберг решил не смотреть в сторону рабочего стола охраны и предпочел ему достойную замену в виде телевизора на противоположной стене. Там как раз шел какой-то фильм, хоть его дешевые спецэффекты и резали глаза — понятно, почему его не стали крутить в эфирное время. Звука не было, хоть уши отдохнут.       — Безусловно, — продолжал выступать Румпель, представляя себя на театральной сцене, — ваши коллеги добросовестно относятся к своей работе. Благодаря им, от моего пребывания здесь остались только положительные эмоции.       От слов Эпштейна Олдри весь воссиял, да так, что аж его брови стали походить на две толстые чайки. Он вытер руки об штанины и покопошился в стаканчике с канцелярией.       — Могу я попросить у вас автограф?.. Э-э, для дочки.       — Ох, простите, но, боюсь, мне придется отказать. Мой ассистент совсем расклеился, поэтому я вынужден отвезти его в поликлинику. — В подтверждение Тобиас несколько раз натужено кашлянул. — Дело срочное, сами понимаете…       Внезапно фильм оборвался на середине срочными новостями: на экране всплыли фотографии Дальберга и Эпштейна, а внизу проползла полоса со словами: «Если вы обладаете какой-либо информацией, срочно свяжитесь с Центральным отделом полиции по горячему номеру…»       Звук. Как удачно, что нет звука.       — Да… да, конечно! Не буду вас задерживать, езжайте скорее, — с досадой сказал охранник, почти что отвлекаясь на телевизор.       — Стой! — Тобиас выставил перед парнем руку. — Как ты можешь оставишь фанатов без автографа? Не будь скрягой, удели немного времени! А со мной все в порядке… подожду.       — Что ж, — недоверчиво покосился Рум, — раз такое дело, то как тут отказать.       Он снова выдавил улыбку с поджатыми губами, одновременно с этим придумывая, как бы на его месте расписался Дэниел Харви. «Харви, кстати, левша или правша?» — думал он. Времени на подумать не было — на протиснутой бумажке он резким взмахом чирканул лебединую «Д» и повел за ней стаю непонятных закорючек. В целом, выглядело даже сносно.       — В жизни она гораздо лучше, — никак не мог налюбоваться охранник. — Спасибо вам огромное, с нетерпением ждем с дочкой третьего сезона!       — Доброй ночи, мистер Олдри.       Два шага — и мокрый ветер скользнул по коже, оставив влажные отметины. Некоторое время постояв неподвижно под козырьком, Румпель бросил:       — Охуеть ночка.       И Тобиас захохотал, да так, что маска сместилась на уровень век, и от этого парень еще сильнее залился хохотом. Больших усилий стоило угомониться и заставить ноги начать снова идти, чтобы не привлечь своим криком всю округу. И когда видна осталась только верхушка отеля, Дальберг опять рассмеялся, не смотря под ноги и плюхая по лужам.       — «Четыре слота на диске любви?» — сквозь слезы выдавил он, дергая мокрой штаниной. — Это что еще за дристня?       — Ты сериалы вообще не смотришь? — подцепляя его смех, кряхтел Румпель. — Он в топе держится уже года два… Хватит ржать, у меня скулы сводит!       — А че, про что он? Любовная хренотень какая-то, да? — Тобиас пихнул Эпштейна в бок и загадочно посмотрел на него. — И ты его смотрел?       Рум смущенно почесал нос.       — Ничего такого в этом нет, — обиделся он. — Просто там… есть актер, с которым меня постоянно в универе сравнивали. Хотя из общего у нас — только рыжие волосы и серые глаза. Ну, я и решил глянуть, ради интереса.       Но Тобиас завелся еще сильнее.       — «К людям относитесь осторожно, зато с компьютером вы на «ты»?» — пытался спародировать он голос Рума, деловито поджав локти. — Ох как. Тебе не на архитектурный надо было идти, а на факультет актерского мастерства, с такими-то выкрутасами. Меня чуть от ржача не скрутило!       Тобиас продолжал смеяться, даже когда «Мариэль» скрылась за высотками. Смех дольше 5 минут считается истеричным. Может, Тобиас и сошел с ума. Может, и Румпель. Потому что он считал его смех самым красивым. Даже, если Тоб хмурился. Даже, если бесился и вредничал. Даже, когда стеснялся. Даже когда смех срабатывал как защитный механизм — все равно прекрасен. Раздраконить Тобиаса легко, а вот рассмешить естественным способом — очень, очень сложно. Это как выиграть в лотерею — шанс на миллион. Конечно, злоба и бунтовство давно стали слова нарицательными по отношению к Тобиасу, однако никакой гнев с проступившими из-за него зачатками морщин не мог огрубить его доброту. Да, ему определенно шел этот задор. И, похоже, у Дальбергов это семейное.       — Такой ты лапочка, пока не бухтишь, — подметил Румпель, когда они нырнули в проулок, предварительно совершив короткую перебежку на открытой дороге.       — Слышь, с-сам ты лапочка!       Одна осечка, и от задорного личика не осталось и следа. И не волнует, что осечка была нарочной — Рум об этом умолчит.       — Да что ты? Приятно.       По пути было много развилок, и так как Тобиас был лишь отдаленно знаком с местной географией, Рум стал его компасом. Тот, в свою очередь, очень избирательно подходил к выбору маршрута. Постоянно сворачивал, делал крюки и никогда не отдавал предпочтение центральной авеню. «Камеры, — объяснял Эпштейн. — У них у всех встроен распознаватель лиц, так что светиться чревато».       Откровенно — Дайвин на голову превосходил Лоуэр по инфраструктуре. Красивые облицовки домов, сочная листва, — в каждом закутке встречался зеленый островок с цветами премиум сорта, — чистый воздух, безопасные улицы. Одним словом — утопия. С жестким контролем и нулевой конфиденциальностью.       А мокрядь все никак не прекращалась и тонким слоем противно наседала на одежде. Транспорт почти не ходил — Олдри не соврал. Проезжая часть пустовала, раз в несколько кварталов попадались одинокие авто. По исчерна-синему небу мерцало тысячи рассеянных искрящихся звезд, что просачивались сквозь свинцовые облака. А нет, это рекламные объявления. И было так бесшумно… Подозрительная тишина. Словно кто-то поджидал за углом, и чуть ребята расслабятся — нападут. Например, со спины. Но Рум бдил и проверял, нет ли хвоста.       Снова нарисовался открытый проспект, с широкой четырехполосной трассой и квадратным пешеходным переходом. Тобиас черпнул холодного кислорода в дыхалку, взял низкий старт для перебега, и с кроссовок звонко слетела пара капель. Он бежал так быстро, что слышал только собственное шарканье и неровное пыхтение. Сердцебиение участилось, пульс тоже. Еще немного — и обострится астма.       Когда полпути было преодолено, дало о себе знать то, что все время молчало в отеле, что могло бы помочь выбраться оттуда намного легче, надежнее и быстрее. То, что сопровождало Рума и Тобиаса с самого начала истории. На весь пустынный перекресток заиграла короткая, цикличная музыка. Парни переглянулись.       — Скажи мне, что это шутка, — умолял Румпель.       — Шутка не звучит как будильник, — огорченно сказал Тобиас.       Маленькая, где-то с ноготь, пластина, которая, казалось бы, не должна издавать такую громкость в силу размера, надрывала свои динамики, чтобы ее было слышно даже в противоположной стороне города. Дальберг осторожно открыл сумку, с пятой попытки отрыл на глубине устройство. Тяжело вздохнул, бросив руки вниз.       — Да ебана отхлебана.

***

      — Долго ты еще меня собираешься преследовать?       Большим пальцем Рипл вытерла остатки кетчупа с губ и с набитым желудком откинулась на спинку дивана, блаженно вытянув ноги. Затем, доедая картошку фри, начала копаться в файлах на визуальной панели очков.       — Пока не услышу внятный утвердительный ответ.       Уже с час они торчат в забегаловке, что оказалась по пути, и Рипл со словами: «Тут просто отменные бургеры!» затащила Дилана внутрь. И, примерно с час, Дилан задается одним и тем же вопросом, — какого черта он тут делает. Он испробовал все методы того, как скинуть с себя досаждение Рипл, надеялся, что она, в конечном счете, сдастся и оставит его в покое, но все было тщетно. Как об стенку горох. Прицепилась, как пиявка, и не отлипает. Только и трындит о том, что без нее у него ничего не получится.       Ну что за дерзость.       Дилан тарабанил пальцами по столу, ожидая, когда собеседница соизволит обратить на него внимание, но ему быстро наскучило. Он подпер щеку костяшками, продолжая сверлить ее взглядом.       — Еще чуть-чуть, и дыру во мне сделаешь. Если есть что сказать — говори.       Но Дилан не хотел говорить. И вообще, почему это он должен распинаться, а не перед ним? Он здесь лишь в интересах Рипл, и давно бы сам со всем разобрался, а она лишь задерживает его. Может, в этом и состоит план эровцев — усыпить бдительность, втереться в доверие и притормозить его? Но это сыграло бы только на руку отступникам, они ведь сами не блещут благими намерениями и хотят «разобраться» с Аникой.       Так чьих же интересов придерживается сам Дилан…?       В голове полный квардак.       — Ну что, — наконец, Рипл оторвалась от документов, — надумал?       Неодобрительно зыркнув на девушку, которая принялась атаковать стаканчик с молочным коктейлем, Дилан постарался разъяснить ситуацию:       — Прежде чем соглашаться, мне нужно узнать о твоих мотивах. Доверия ты у меня не вызываешь. И не вызовешь, — предвещая заранее, сообщил он.       — Не поверишь, ты мне тоже не нравишься. Но ты единственный, кто пошел бы на контакт из отступников. С одним я уже пыталась, но все закончилось не очень хорошо… и мы с ним не смогли договориться. — Рипл разыграла пантомиму выстрела из пальца.       И откуда она такая вылезла, все удивлялся Дилан.       Получается, он не первый, с кем она пыталась взаимодействовать. Тогда у него даже не оставалось идей, по каким критериям происходил отбор. Играла ли здесь ключевую роль Иса? Да точно. Сомнений никаких. На кой, спрашивается, Рипл тогда вспомнила про нее, да еще и не один раз, который можно было бы списать на случайность.       Это точно не случайность, и она этого даже не скрывает.       — В твоих мотивах замешана Иса? — копал глубже Дилан.       — И да, и нет, — односложно парировала Рипл.       — Зачем она эровцам?       — Расскажу, если согласишься помочь.       Хитрая какая. Хочет гарант того, что Дилан не кинет ее, и в ус не дуть, в чем он собирается участвовать. Да бред. Это как подписать контракт с дьяволом, и уже потом прочитать условия оферты. Кто на такое купится?       — Я сказал, что не собираюсь связываться с эровцами, — отрезал Дилан.       — А если я заплачу?       Дикий хлюп на дне стаканчика ознаменовал конец клубничного милкшейка, и в ход пошла трубочка, которая собрала по стенкам остатки коктейля. У отступника чуть не дернулся глаз от мерзких звуков, растекшихся по унылым желтым стенам.       — Меня не интересуют деньги, — процедил он.       — Я имею в виду за еду.       Дилан два раза глупо моргнул, затем скрестил руки над пустой половиной стола.       — Так только ты одна и ешь.       — А…       Рипл тут же подскочила к киоску самообслуживания, ловко протыкала по экрану кнопки, взяла чек и номерок и двинулась обратно к столу. Спустя несколько минут на стол приземлилась увесистый поднос с бургером, картошкой, картонным стаканчиком объемом 0,5 и наггетсами с тремя пачками соуса.       — Кушай на здоровье.       Занавес.       Нет, серьезно. Рипл в корне отличалась от представлений Дилана об эровцах. Серьезность — мимо, жестокость — по ней не скажешь, педантичность — точно нет. С каждой новой фразой, вылетающей из ее рта, его сомнения насчет ее причастности к клану R таяли как шоколад в жару +35 — так же необратимо и скоротечно.       Заметив реакцию, а точнее — ее отсутствие, Рипл как бы случайно пододвинула поднос ближе к отступнику. Однако как бы сладко не манила еда своим притягательным, напичканным усилителями вкуса запахом, вопреки голоду и жажде, Дилан не притронулся к еде. Принципы были важнее. Он уперся на руки и грозно наклонился над квадратным столиком.       — Какой. Блядь. Мотив, — отбив каждую интонационную точку произнес Дилан.       — Ладно, ладно, — Рипл оборонительно выставила ладони, — надоел. Клану R ой как невыгодно, чтобы с ребятенком что-то случилось. Так пойдет? Как видишь, я сама не горю особым желанием связываться с отступниками, но иных путей нет. Нам необходимо наладить все каналы связи, а ваш клан — это неподступная крепость. С копьями, метательными ножами и… — она скрючилась, — акулами. Мне нужно быть уверенной, что ты меня не кинешь. Так что дай добро, и с девчонки и волосинки не упадет. Ну, постараемся, чтобы не упало.       Рипл уложила подбородок в мостик из пальцев и улыбнулась во все щеки. Умело же она манипулирует словами, аж не придраться. Учат ли всех так разговаривать в клане R, или ей это дано от природы? Черт его знает, факт лишь в том, что съезжать было поздно.       — На будущее, — сказал Дилан, потерев переносицу. — Мы не коллеги и не партнеры. Когда она будет в безопасности, я тебя прикончу.       Девушка фыркнула и постучала ногтем по боковушке очков.       — Отступник во всей красе. Ч.Т.Д. — отчеканила та и ухмыльнулась. — Чего и требовалось доказать.       Неожиданно Рипл затихла, исследуя содержимое подноса Дилана, потом осторожно указала на нетронутую еду.       — Эм… Ты… будешь доедать?

***

      Итак, изначальный план накрылся медным тазом. Да не просто накрылся, а еще несколько раз подолбили по нему железным ковшом. Каких-то тридцать минут хватило для того, чтобы порвать в клочья все надуманные ожидания. Как просто и как жалко.       Лучше времени и не придумать, чтобы устройство подало признаки жизни по происшествие трех с половиной дней. Скрывать не будем — ничего не мешало выкинуть его к чертовой бабушке и не отходить от своего намеченного плана. Такая мысль у Тобиаса уже проскользнула. Но — весомое но! — местоположение оказалось совсем близко, крайне близко. Потенциальный курьер, по данным голосового помощника, находился в трех минутах пешей доступности. Очень странное совпадение, однако именно оно стало решающим фактором все же проверить точку. А что, если там правда курьер, и они в конце концов распрощаются с черными чемоданами и умчат восвояси?       Недолго думая, Тобиас расширил экран устройства с длинной трещиной и выстроил маршрут. Теперь — дорога вела через закрытую промзону.       — Замок висит, — указал Румпель на проржавевшую цепь, когда они дошли до фабрики.       — Перелезем.       — Я не умею.       — Я научу.       Дальберг нажал на плечи Румпеля, как бы намекая согнуть колени, но Эпштейн не до конца понимал, что от него хотят.       — Хочешь сесть на меня?       — Встать, дурень!       Эпштейн покорился и, хоть и нехотя, занял позицию готовности (с загипсованной рукой на корячках — зрелище еще то). Тобиас взобрался на Рума и, подпрыгнув, ухватился за верх ограды. Подтянулся на руках и так же филигранно спрыгнул — Румпелю оставалось только поаплодировать. Следом шли чемоданы и сумка, их тоже перебросили через верх — расстояние между решеткой было уж больно узким. Но сквозь прутья отлично помещались руки Тобиаса, поэтому он, вытянув, сложил их в импровизированную ступеньку.       — Не ссы, выдержу, — заверил он.       Уверенности это не прибавило. Эпштейн наступил на выставленные ладони и попытался вскарабкаться наверх. С первого раза не получилось, со второго — уже лучше, но все равно ждало поражение.       — Сильнее подпрыгивай, я держу.       — Да я прыгаю! Не очень-то удобно, знаешь ли, прыгать через забор с гребаной сломанной рукой, — сокрушался кряхтящий Румпель. — Херовый из тебя учитель.       — Перенеси вес тела на ступни, а не колени. Спину прямо. Руки… руку — в локте, — координировал Тобиас.       Рум следовал согласно его указаниям, и — о чудо! — он достал до края забора, но не успел вовремя сгруппироваться, как свалился прямо на Дальберга, повалив того с ног.       — Цел?       — Заткнись.       Отряхнулись. Пошли дальше.       Предприятие было огромное, размером с амбар, где хранят самолеты. Стены крошились, в каких-то местах слетел каркас, да и вообще атмосфера — крайне упадническая. Очень… контрастировало на фоне остальных построек в Дайвине, хоть это и была окраина. Здания, если и становились заброшенными, оперативно сносились, и на их месте возносили уже новые, аккуратные конструкции. Пройдя дальше, завод стал напоминать лабиринт: хитросплетенные уличные коридоры, каждый из которых заканчивался преградой в виде замурованных дверей. Кто-то явно не хотел, чтобы внутрь попал чужак.       Источников света не обнаружилось, и парни шли чуть ли не на ощупь, то и дело спотыкаясь о мусор и запчасти. Царил спертый запашок. Миновав еще три коридора, они вышли во внутренний двор фабрики. Под ногами валялось битое стекло, производственные отходы, брошенные станки… И ни намека на присутствие человека. Тем не менее, синтез речи подал голос:       «Время в пути: 0 минут».       Но никакого курьера не было.       — Что?.. — удивился Тобиас. — Да хрена с два это здесь. Может, ошибка?       О нет, ошибки быть не может. И курьер был. Да и сделка, по сути, тоже. Но, вопреки ожиданиям, их ждали не внизу.       На крыше заметилось какое-то движение. Размашистое, синхронное… нечеловеческое. Взревела стая дронов. Устремилась во двор, вспыхивая белым светом, а вместе с ним на асфальте проявились буквы.       «Спасибо, что пришли».       — Какого хера?! — вскрикнул Румпель.       Дроны продолжали кружить над землей, перестраиваясь в новое предложение:       «Мы — Друзья».
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.