Путеводитель для студентов: как пить, отходить и сдавать сессию

      Кёджуро злится. Немного. Ревность, ему не свойственная и непривычно сильная, явно подкреплённая алкоголем, жжёт глубоко внутри и подкидывает непрошеные мысли. Хреново. Хочется выйти и проветриться, потому что он не настолько пьян, да и рациональная часть говорит ему, что Кёджуро ведёт себя как противная тринадцатилетка-фанатка дешёвых мелодрам. А ещё не терпится наконец отвести этого пиздюка Токито домой и отправить спать, что и полагается делать мелким молокососам вроде него.       «Ты взрослый мужик, Ренгоку, веди себя подобающе», — раздражённо говорит рациональная сторона, позволяя лишь стиснуть зубы, когда Муичиро облокачивается на Танджиро, при этом чуть ли не забирается ему на колени, и пристально (для себя) смотрит на Ренгоку в ожидании реакции. Но паршивец её не получит, пускай закатает свою губу и свалит в уголок.       Так, окей, а теперь пояснение. Кёджуро не ангел, заражающий энтузиазмом и надеждой при помощи пылких речей. Скрытое в глубине души пламя чаще всего сжигало его самого гневом и раздражением, как сегодня, но мама учила его быть вежливым, поэтому он предпочитает отшучиваться и встречать раздражители с улыбкой от уха до уха.       Он мог быть редкостным мудаком при желании. Аказа при расставании так и назвал его, сверкая клыкастой улыбкой-оскалом — «ебучий мудозвон с комплексом неполноценности».       Хотя с некоторыми людьми строить из себя добродушного легко и просто. Тенген оставался настолько же искренним и поддерживающим, насколько и был блестящим, и этим всё сказано, а Гию хоть и казался большую часть времени угрюмым и молчаливым, на деле оказался неплохим парнем — спокойным и рассудительным, таким, каким не был сам Ренгоку. К нему можно обратиться за советом, потому что у Томиоки всегда холодная голова, он не пиздит в крысу и не подлизывается.       Сенджуро и мама — самые большие драгоценности в этом мире для Кёджуро, одну из которых он уже потерял, пусть и не по своей вине. Те, кто сделал его таким, какой он есть — своей добротой, поддержкой и тем, что их обоих необходимо защищать. Этих людей Кёджуро всегда любил больше всего, и он знал, что всегда может рассчитывать на них.       Ещё и Танджиро появился. Мальчик-открытая книга, простой и непосредственный. Действительно ли он такой безгрешный? Ренгоку смотрит на него со стороны, наблюдает, размышляет. Не видит ничего, что мешало бы Камадо быть едва ли не современным святым.       «Куда же ты такой сунешься?» — хочет спросить Кёджуро, потому что в некоторых случаях люди могут быть такими мразями, что мудаковатость Ренгоку с ними и рядом не стояла. Он... действительно интересный. Рядом с ним не нужно прикладывать усилия, чтобы улыбаться. Всю заботу и доброту от него принимать легко и хочется давать взамен — это не кажется вынужденной мерой. Происходит как-то само и естественно, будто так и должно быть. Сам Танджиро такой, каким Ренгоку видит идеального человека — добрый, честный и трудолюбивый.       Возможно, последний стаканчик виски с колой был лишним: уж слишком Кё погрузился в собственные мысли. Настолько, что упустил момент, когда остался без компании в лице юного Камадо.       Кстати, а где Танджиро?

***

      Зеницу вздохнул:       — А что, комната выглядит... мило.       — Что мы в ней забыли? — логичный вопрос от Муичиро.       После игры на гитаре, когда руки Агацумы попросту устали от непрерывного дёрганья струн (и напора Санеми), а Тенген отказался продолжать музыкальный вечер и перешёл на музыку из колонок, мальчики в лице дружеской инозентан-троицы и увязавшегося следом мальчишки с вейпом твёрдо решили вернуть инструмент на его законное место. Надо же хоть как-то сгладить то ощущение разгрома, которое шлейфом тянулось за каждым действием Иноске.       Только вот они перепутали комнаты. Потеряться в четырёхкомнатной квартире подвыпившим парням — живёт же Тенген, а! — оказалось проще простого. Эта спальня не особо отличалась планировкой, но атмосфера в ней царила совершенно иная. Мягкое оформление, розово-голубые пастельные оттенки, настенные светильники с плавными контурами, белые тумбочки и комод с жемчужным отливом, огромный пушистый ковёр... Зеницу тут же смекнул: над комнатой поработали девушки Узуя — как минимум потому, что в ней отсутствовало наляпистое сверкание всего и вся.       Танджиро благоразумно предложил оставить гитару в этой комнате, поближе к шкафу, и поскорее вернуться к основной массе. Так бы они и поступили, и уже направились к выходу...       У Хашибиры же, видимо, была своя тактика, и то, как он забил на мнение остальных, точно говорило, что он её придерживался.       — Стой, придурок, не лезь!       Крики Зеницу ситуации не помогли: кабанья башка напролом лез к комоду, вернее, к нижнему его ящику на замке. Руки (и ноги, и зубы) Иноске чуть ли не с мясом вырывали несчастный ящик. Уничтожение мебели приостановил мягкий голос Камадо.       — Иноске, если ты продолжишь так делать, то попросту сломаешь его.       — И что?       — И тогда Тенген и остальные заметят это.       — Так он не умеет незаметно открывать замки, — вмешался Муичиро и фатальным «не умеет» обратил все действия Хашибиры из «разломать комод» в «топ-10 лайфхаков: как вскрыть ящик с помощью скрепки и канцелярского ножа» — не без криков последнего, само собой.       То, что находилось внутри, поразило Агацуму до глубины души.       — Да он... Да они... Да как...       Плотно сложенное разнообразие секс-игрушек: набор зажимов, несколько пар пушистых и сверкающих наручников, парочка аккуратных плёточек, кляпы, разнообразие вибраторов: от маленькой пульки до аппаратов внушительных размеров разных форм...       — Это микрофон? — предположил Иноске, за что получил этим самым «микрофоном», включенным, по голове от Зеницу.       — Ты в-вообще в технике не разбираешься, идиот дикий!       — Ты кого идиотом назвал?!       — Да неважно! — взвизгнул блондин. — Ребята, вы вообще понимаете, что эти четверо могут творить вместе? Это же- Да у него такие красо- Да я- Да как он посмел! Танджиро, скажи уже что-нибудь!!       Камадо молча, в девичьем смущении, отвернулся и отошёл подальше от перепалки друзей: пусть сами разбираются. Вот почему нельзя лезть в личные вещи других людей, особенно в ящики под замками.       А между тем кабанья башка добрался до анальных пробок с цветными камнями и ненадолго затих.       — Как камни бесконечности, хе-хе! — он продемонстрировал руку с зажатыми меж пальцев игрушками. — Я теперь как Талос.       — Танос, и... Это вообще не смешно! — пробурчал Танджиро.       — Аналос, — брякнул Муичиро, от чего Иноске одобрительно рассмеялся.       Хашибира определённо оценил свой новый образ как нечто стоящее, принялся выпендриваться и избивать мебель и стены направо и налево; после бесоёбства в нём проснулось чувство прекрасного и он стал настаивать на крутых фотографиях.       — А знаешь, Иноске, ты прав. У меня появилась отли-и-ичная идея, — недобро протянул Зеницу. — Парень с вейпом, напусти-ка ему на руку пара.       Следующие минуты жизни блондин провёл в тандеме с кабаньей башкой: они наделали фоточек с разных ракурсов, самый удачный кадр хорошенько обработали через первую подвернувшуюся прогу на телефоне — не без споров о том, как должен выглядеть конечный вариант. Затем Зеницу переслал финальный результат всем присутствующим в спальне.       — Уважаемые знатоки, внимание на экран. Открываем инстаграм и начинаем чёртов флешмоб.       — Хочешь сказать, что мы должны запостить это?       — Ага. Под общим хештегом.       Вместо ответа Камадо с кислым видом допивает содержимое стакана. Ему не по душе эта идея хотя бы по той причине, что их посты спалит Тенген. Или же вся семья Танджиро — в последнее время Незуко часто зависала в инстаграм.       — Я не то, чтоб...       — Ты вкинешь, — рука Муичиро уверенной хваткой ложится на плечо парня. — Или я заставлю тебя принести побольше виски. Без колы.       На первый взгляд совершенно отстранённый, мальчишка знал, на что давить. Но стоит ли оно того? Мотивы Зеницу были ясны как белый день: его зависть к Тенгену покусала.       Бороться, когда ты самую малость пьян, так тяжело и лень. Танджиро прикрыл глаза, мысленно помолился и достал телефон. Лучше завтра с утра удалить этот пост и забыть, чем спаивать несовершеннолетнего.       — Какой хештег, говорите?..       Спустя три минуты все разместили в профиле фото с подписью #танос_аналос, причём Иноске добавил к нему #косплей, а Зеницу — #тенген_аналос и упоминание самого бога торжеств. Ему, видимо, после прилива градусов и смелости уже всё было нипочём. Танджиро оставил скромное «F» в комментариях к посту Агацумы и поспешил ретироваться из мягкой спальни, когда остался совершенно один. Он бы вышел первым, но бардак, устроенный ураганом Иноске, смотрелся печально, всем своим видом говорил, что нуждается в уборке. Действительно, не получать же пиздюлей от Тенгена хотя бы сейчас.       После складирования хуёв и пробок Камадо направился на звуки вечеринки.       В проходе на кухню его успели словить и затащить в гостиную Макомо и Мицури под предлогом нехватки участников.       — На любой тусовке должна быть игра в бутылочку или «7 минут в раю», — объяснила Мицури и очаровательно покраснела. — А нам сейчас не хватает любовного напряжения!       Это дополнение заставило табун мурашек пробежаться по спине Танджиро с такой силой, что его чуть не передёрнуло. Заметив, как парень напрягся, Макомо ободряюще сжала его руку.       — Ты можешь отказаться, если не хочешь, мы всё понимаем и уважаем чужие границы, — мягко сказала она. — Тем более, тебе не обязательно целовать кого-то, мы уже давно придумали альтернативу этому, так что-       — Да ты просто зассал! — громогласно объявил Иноске с довольным оскалом и явным вызовом. И когда он только появился? Мицури прикрыла рот ладошкой и что-то восторженно забормотала про «мужское противостояние».       — Да я не-       — Тогда собери уже яйца в кулак! Все играют, даже этот твой бровастый!       Как Танджиро рот открыл, так он его и закрыл. Кёджуро тоже в игре, хотя у него явно нет проблем с этим... Ну, уверенностью, да. О том, что Ренгоку может спокойно засосать друга/подругу, Камадо предпочитал не думать. В конце концов, он взрослый человек и сам может принимать решения, а Танджиро действительно остаётся только собрать яйца в кулак и согласиться.       Иноске прохрипел и ткнул Мицури указательным пальцем в лоб со словами: «Игры ра-а-азума».       Итак, усилиями девочек играли почти все: Санеми ушёл в магазин за закусками со словами: «Вам что, по 15 лет?» и прихватил с собой Канаэ, а Гию воздержался — сидел неподалёку и выбирал музыку на фон.       Игроки притащили стулья, кресло-мешок, бросили на пол подушки, прижались поближе друг к другу. Танджиро сначала хотел сесть рядом с Кёджуро, но Иноске утащил его и посадил рядом с собой и Зеницу. Камадо решил, что оно и к лучшему.       — Внимание, ребята! — привлекла к себе внимание Канроджи, хлопнув в ладоши. — Напомним правила! Те, на кого укажет бутылочка, должны поцеловаться! Или же второй выполняет желание первого. Штрафной — три шота подряд! Какие-то возражения?       Возражений не было. Все дружно выпили перед началом игры, и с этого момента пошёл разнос.       Сабито побоялся целовать Мицури на глазах Обаная, поэтому кряхтел и плакал пару минут в попытках сесть на шпагат, пока не потерял равновесие и не завалился на бок. Мицури сжалилась над ним и засчитала, а Иноске назвал его мопсом, за что получил подушкой по наглой роже. Макио без особых предрассудков засосала Макомо; Зеницу отправился на балкон орать песни Летова; Сума, напуганная перспективой поцеловать Обаная, поцеловала Кабурамару, сотрясаясь и рыдая. Иноске, как бы не хвалился, не смог поцеловать Шинобу и валялся топлес в снегу, а Тенген, как оказалось, вполне неплохо танцует на шпильках. Как только они выдерживают его двухметровую тушу? И откуда Ренгоку об этом знает?       Танджиро искренне веселился всё это время. Телефон пополнился компроматом, над которым можно будет от души посмеяться позднее. Но он чувствовал, что его очередь медленно и неотвратимо приближается. То, чего он несколько опасался.       И оно наступило.       Обанай только закончил отжиматься (Сабито в отмщение загадал это любителю змей — у Игуро были проблемы с физической подготовкой, так что страдал он куда больше Сабито и выглядел достаточно жалко), раскрутил бутылку из-под виски всё ещё чуть дрожащими руками. Горлышко указало на Муичиро, и тот, не меняясь в лице, снова раскрутил её. Все с замиранием сердца гадали, кто станет жертвой этого сукиного сына — все уже давно поняли, что Муичиро любит издеваться над людьми и делает это со свойственным ему творческим подходом.       Бутылочка остановилась горлышком в направлении между Зеницу и Танджиро. Первый тут же бросился в сторону.       — Ну нафиг, я уже отбыл своё!!!       — Согласен, так не интересно, — поддержал Обанай. — Танджиро ещё никому не загадывал и не выполнял ничего. Того гляди, заскучает.       От его злого прищура Танджиро сглотнул: понимал, что так просто не отделается. Да и подставлять Зеницу, который и так чуть ли не лезет на Сабито в попытке скрыться...       «Надеюсь, он пожалеет меня», — думает Танджиро. Он соглашается на роль жертвы, от чего кто-то одобрительно загудел. Муичиро с секунду смотрит на него, в глубине его глаз мелькают какие-то мысли, эмоции — он немного хмурится, закусывает губу. Потом почему-то смотрит на Ренгоку. Тот качает головой, будто отговаривает от глупостей.       Муичиро принимает решение.       — Поцелуй меня, — спокойно сказал он. — Целоваться хочу.       На секунду стало тихо. Все смотрели то на Муичиро, все ещё спокойного как удав, то на Танджиро, что в мгновение залился красным вплоть до шеи и ушей, то на Кёджуро, на лице которого застыла непроницаемая жуткая улыбка. Кажется, он пытался убить Токито взглядом. Расчленить и выбросить в окно. Сжечь заживо и бросить останки на свалку. Взорвать, чтобы внутренности разнесло по всей комнате.       Хорошо, что у Ренгоку нет никаких сверхъестественных способностей, иначе это место превратилось бы в кровавую баню.       — Да ладно. Всего-то? В прошлый раз ты устроил целое травести шоу, — сказал Сабито, — а потом и штрафные пить заставил, типа тебе не понравилось.       — Ты можешь отказаться, Танджиро-кун, тебе не обязательно переступать через свои принципы, — скромно подала голос Мицури, с трудом сдерживая умиление. Как-никак, а краснеющий Танджиро — очаровательное зрелище, девушка даже успела сделать несколько тайных снимков.       — Ой, да наша монашка Камадо скорее залпом бутылку водки выжрет, чем поцелует кого-то раньше пятого свиданья, — ехидно добавил уже спокойный Агацума, будто не его парой часов ранее подкалывал Иноске и будто не ему только что грозила возможность пострадать от бедокура-Муичиро.       — Да не ссы, целуй уже! — подначил его Сабито.       Вскоре чуть ли не каждый скандировал: «Целуй! Целуй! Целуй!» и вгонял Танджиро в крайнюю степень неловкости, до дрожи. Парень осторожно глянул в сторону Ренгоку — тот пытался успокоить друзей: «Да ладно, юный Камадо первый раз на тусовке, ну что вы разошлись!», но его, ожидаемо, никто не слушал. Тенген потянулся через Иноске и ободряюще похлопал его по спине, его девушки весело смеялись, Обанай, хоть и закатывал глаза на эту клоунаду, продолжал скандировать, а Муичиро выжидающе смотрел.       Будь что будет. Танджиро чертыхнулся и наклонился вперёд — благо, Токито сидел не особо далеко. Мальчик вовремя понял его, также поддался вперёд и не медля коснулся его губ своими.       «Это ведь засчитывается?» — он попытался отстраниться, но ему помешал хозяин квартиры.       — Да ладно, ребят, вы как будто только из детсада. Покажите нам шоу!       С этими словами Тенген под гудение толпы надавил на затылок Танджиро, а Муичиро перевёл упор на руки и продолжил поцелуй. Одним порывом мальчишка смял сжатые губы, прошёлся языком по ним ловко, умело, будто делал это не в первый раз. Понимая, что Танджиро не собирается отвечать, он надавил сильнее — тому пришлось поддаться и впустить чужой язык. Ещё секунда, и Камадо ощутил влажное прикосновение к зубам — видать, Муичиро промазал — а потом и к языку, что ловко огибал его собранный. Он боялся открыть глаза: отчетливо слышал всеобщее молчание, к тому же, ощущал взгляд Токито на себе, от чего становилось чуть ли не позорно.       Танджиро держался до последнего. Старался, прямо морщился от собственных усилий… Тщетно. Пьяное сознание поддалось на провокацию, заставив подхватить инициативу.       Но, стоило ему поймать ритм, Муичиро почти сразу отстранился — с типичным равнодушным выражением лица, только почему-то всем стало ясно, что итогом он доволен.       — Штрафные можешь не пить, — сказал мальчишка. Сабито громогласно рассмеялся, кто-то даже зааплодировал.       Танджиро смущённо отвернулся и вытер рот рукавом, принимая от Иноске стакан виски-колы. Он сейчас что?..       — Ну и дела! Думаю, этих двоих сегодня никто не переплюнет! — объявил Тенген.       Голос его звучал, как и всегда, весело, а вот на лице возникло непривычно спокойное выражение. Камадо мог бы распознать чужие эмоции, не будь он занят попыткой переварить случившееся и новый глоток алкоголя.       За него это сделал Гию.       — Сегодня, — подчеркнул он. — Но не три года назад.       — Да-а, — Узуй довольно прищурился, и до Танджиро дошло: так вот в чём причина его спокойствия. Мужчина испытывал то самое сладкое чувство ностальгии, от которого хочется улыбаться и с лёгкой тоской вспоминать о минувших днях.       Но если хозяину квартиры нравилось общее воспоминание, то в глазах Томиоки читалось: «я видел некоторое дерьмо», а Ренгоку...       Ренгоку впервые за вечер побледнел так, что мог слиться одним цветом с перламутровыми тумбочками из закрытой комнаты. Кажется, он даже передумал убивать Муичиро.       — В... Всегда можно нагнать упущенное, верно? Этот вечер ещё не закончился! — голос от дрожи сорвался, и Кёджуро был вынужден смочить горло виски-колой, после чего продолжил... в довольно твёрдой манере. — Не к чему ворошить прошлое.       — Что? О чём вы говорите? — Зеницу неуверенно пискнул.       Круг бутылочки превратился в круг любителей ASMR, а Танджиро и его друзья могли лишь молча наблюдать за этим. Кто-то настаивал на пересказе, кто-то (Ренгоку) остолбенел и всем видом показывал, что лучше бы всем закрыть рты. Ну да, ну да, кто его станет слушать, уже который раз за вечер.       — Ох, может, и правда не стоит... — Канроджи вся покраснела, принялась волнительно переглядываться между теми, кто понимал. — Но это так будоражит!..       Ход дела предрешил Иноске.       — Э! Чего так лыбишься?! — уверенный тык пальцем в сторону Сабито. —Вижу, всё знаешь, шрамомордый! А ну рассказывай!       — А у тебя хорошее чутьё, пацан, — хруст пальцев, заброс руки на плечо Томиоки — и мужчина готов начать свой рассказ. — Если народ просит, почему бы и нет. Три года назад, когда Гию и остальные устроили мои проводы в армию...

***

      Кто мог представить, что отчисление в начале первого курса может быть таким радостным?       Для всех, кроме Гию и Урокодаки.       — Подумаешь, — Сабито пнул ногой жестянку из-под допитого пива. — Не моя вина, разводить нюни не стану. Всё равно мне этот универ не нравился.       Ответом ему послужил мягкий укор в глазах соседа-наставника. Урокодаки был для мальчиков словно вторым отцом чуть ли не с раннего детства, переживал с ними все потери, и отчисление одного из парней как хорошую новость не воспринимал.       — Не смотрите на меня так. Оно и к лучшему. Хорошо ли учиться в месте, где от самых верхов идёт наплевательское отношение? У них система обучения на соплях держится, уважения к студентам — ноль.       — Спешу тебя огорчить, во многих учебных заведениях подоб-       — Не из каждого универа выставляют за то, что отказываешься вступать в ряды верных поклонников и прихвостней проректора.       Сосед не перестал одаривать парня тем же взглядом, не без причины. Он знал, что во время разбирательств Сабито ввязался в драку, хоть тот и не оглашал это лишний раз в разговоре.       — Сабито... Ты уйдёшь в армию? — с тревогой произнёс Гию. Хоть они и не делили один университет на двоих, перспектива не видеть лучшего друга целый год вселяла в Томиоку страх.       — Ага. Честно говоря, с самого начала хотел: видимо, судьба. Сам пойду и заявлюсь, чтоб поскорее. Не сердитесь только за отчисление, лады? — и внезапно оказался зажат в объятиях отеческой и дружеской поддержки.       Через две недели Гию устроил проводы. Урокодаки успел попрощаться с парнем чуть раньше, передал ключи от своего одинокого жилища и предусмотрительно выехал в пригород на несколько дней: пускай мальчики сделают всё хорошо и по-своему. Доверие есть доверие.       Не сказать, что у Гию было много знакомых, но он смог привести Макомо (вернее, Макомо сама пришла по приглашению Сабито), парочку общих одноклассников и Кёджуро — один из немногих, с кем Томиока поддерживал общение в университете с самого начала. Ренгоку привёл Тенгена... А где Тенген — там и все. Даже три милые девушки заглянули на огонёк: кажется, они на тот момент едва ли знали Узуя.       Ах, чудное время! Дни, когда Гёмей ещё посещал общие тусы (обычно он вёл себя тихо, но ходят слухи, что по молодости он глушил по пять сиг за раз и пил пиво в стойке на руках), а Тенген продолжал экспериментировать со стилями различных субкультур — на тот момент только вышел из эмо-периода и увлёкся то ли панк-культурой, то ли оккультными явлениями. Санеми проявлял меньше злобы (но существование Томиоки будто игнорировал), Канаэ жила мечтами о флористике, Мицури и Обанай смущённо переглядывались и только-только готовились вступить в конфетно-букетный период, а Кёджуро недавно закончил курсы бармена и пока что не был обременён никакими отношениями с сомнительными розоволосыми личностями.       Само собой, они дошли до бутылочки.       Само собой, они отрывались.       Естественно, Узуй, любезно одолживший каблуки Хинацуру, собирался использовать вечер по полной.       — Ренгоку, ты целуешь меня.       — А это точно хорошая идея? — Кёджуро бросил взгляд, полный сомнения, на горлышко бутылки.       — Т-таковы правила, Ренгоку-сан... — на лице Мицури заиграл румянец в ожидании чего-то воистину великолепного.       Сверкающего.       Блестящего.       Тенген моментально ухватился за эмоцию Канроджи и сделал выводы.       — Кёджуро, послушай, мы должны устроить им незабываемый вечер. Выступление века, — жарко прошептал он на ухо, стоило ему притянуть парня к себе за воротник, и хитро, по-пьяному улыбнулся. — Поможешь? Просто подыграй.       Кёджуро кивает, позволяет чужому лицу склониться над ним, и всё, что он помнит после согласия — вспышка. Сияние, с которым Узуй примкнул к разгорячённым губам Ренгоку, и огонь, с которым сам Кё отвечал ему. Сначала они всего лишь играли на публику... верно?       Понимание ситуации резко выскользнуло из кончиков пальцев, когда Тенген сделал шаг вперёд и уверенно, с грубым напором, сжал руки на талии.       В этот момент что-то щёлкнуло в опьянённом сознании Кёджуро. Он упирается в ответ; внутреннее пламя бушует, выходит за пределы тела, побуждает бороться за первенство и выбивать каждую кроху удовольствия из поцелуя, что начинает длиться как минимум вечность. Ренгоку хватает Узуя за края рубашки, тянет на себя и толкает, следом тянется и выбивает их из круга бутылочки. Доказывать что-то высокому парню (тем более, когда тот на каблуках!) не так уж и просто, и Кё невольно пассует моментами; тогда Тенген отбирает контроль и уводит их в своевольный танец по комнате. Языки гуляют друг по другу, руки блуждают по телу, Ренгоку задевает задницей несколько статуэток — те с треском летят на пол, и он недовольно рычит в поцелуй. Тенген пытается вжать его в несчастный комод, забросить ногу на крепкое бедро, но — осечка! — теряет равновесие и с грохотом валится, утягивая за собой Кёджуро.       И радостно смеётся под аккомпанемент восторженных криков толпы.       (После проводов Тенген с ужасом поймёт, что у Кё в его девятнадцать так никого и не было и он буквально перевозбудил парня, а Кё потратит неделю на рефлексию и осознает, что целоваться с парнями чертовски хорошо).

***

      — Короче говоря, они чуть не устроили настоящий мужицкий секс у нас на глазах.       Кёджуро не шевелится. Больше похоже на то, что он умер внутри. От стыда.       — В общем... Поэтому нам и пришлось пересмотреть правила для бутылочки... — Мицури опускает голову и тыкает кончиками указательных пальцев друг в друга.       Лучше потыкать в Кё какой-нибудь палкой: может, зашевелится?       Девушка осторожно обводит взглядом новеньких.       Муичиро в коем-то веке выглядит менее равнодушным и, это что, хитрая улыбка на его лице? Боже. Зеницу трясётся и со страхом косится на Тенгена. Ещё лучше. Иноске, кажется, всерьёз задумался о поцелуях как о способе соревноваться. Он что, жалеет, что отказался от поцелуя с Шинобу? Вернее, в принципе отказался целоваться. Невероятно.       Танджиро сидит с глазами-плошками и пытается осознать, что на него только что вывалили. Медленно переводит взгляд на (мёртвого внутри) Ренгоку, нервно сглатывает. Без лишних слов принимает от Муичиро вейп и с первой попытки удачно втягивает пар.       После второго затяга Камадо заходится кашлем, от чего Канроджи приходится брать ситуацию в руки. Она подрывается с места и уводит парня на кухню.       — Танджиро-кун, ты как?!       Девушка открывает окно, подводит Танджиро вдохнуть немного свежего воздуха, протягивает ему стакан воды с долькой лимона и суетливо гладит по плечам.       — Будь осторожнее, хорошо?       — А... Да? Хорошо... — на мгновение парню становится неловко от заботы. Канроджи-сан невероятно милая и приятная в общении... Интересно, через сколько секунд Обанай придёт сносить ему голову с плеч?       Шум со стороны входной двери не даёт толком обдумать перспективы: в квартиру впорхнули Канаэ с Санеми. Даже пакет за обе ручки занесли, как милая семейная парочка. И это что, вишнёвый блеск на уголках губ Шинадзугавы?       Мицури умиляется и тут же гневается — дует щёчки и брови хмурит. Если бы они не зажимались с поцелуями, может, смогли бы предотвратить тот диалог... С другой стороны, проявления их любви — моменты тонкие и их нужно уметь ловить.       Ах, Мицури так тяжело на них злиться!       — Канаэ-сан, а что вы принесли? — она бесцеремонно заглядывает в пакет и тут же краснеет. — Извините, но это срочно! Мне нужна мята.       — Что-то случилось?..       — Ох, они снова говорили о проводах Сабито-куна, и... — Канроджи переходит на взволнованный шёпот, — это сильно задело Ренгоку-сана. И юного Танджиро-куна. О, а вот и мята! Спасибо-спасибо!       Мицури забирает тёмно-зелёный пучок, выхватывает коробку ягод, напоследок кивает Кочо-старшей: «Пожалуйста, успокой их...», сама же возвращается к Камадо.       — Танджиро-кун, не откажешься от коктейля? Мои навыки далеки от профессиональных, но готовлю я с любовью.       Он не может отказать.       Руки Мицури промывают листочки мяты и клубнику под проточной водой тщательно и оживлённо. Девушка быстро достаёт стакан, замороженную формочку со льдом, довольно напевает что-то под нос.       — Ты переживаешь о чём-то? — она закидывает в стакан мяту, клубнику и сахар, принимается перетирать их ложкой. — Или... о ком-то?       — Ч-что Вы имеете в виду? — бормочет Танджиро.       Канроджи пытается раздробить лёд — успешно, но большая часть безвозвратно разлетается по столешнице — и закидывает осколки к мятно-клубничному пюре.       — Такой встревоженный взгляд в сторону Кёджуро-сана, ах... — она смущается и прикладывает руку к лицу. — Ты ведь не думаешь о нём плохо?       — Я? — Камадо резко вспыхивает, вплоть до кончиков ушей. — Н-нет, Вы что!       — Честно-честно? Пойми, Танджиро-кун, он переживает не меньше твоего. Ему этот случай не единожды припоминали, а тут ещё и перед новенькими...       Честно? Танджиро не уверен, что следует говорить в таких случаях. Стоило ожидать чего угодно, но красочный пересказ о подобном, эм, событии... Выбивал из колеи. Камадо не знал, стоит ли ему злиться, смущаться, или, не дай Боже, ревновать?       Нет-нет-нет, так нельзя. С тех пор прошло много времени, а Танджиро знал бармена от силы несколько месяцев. Они в равных условиях, ведь сегодня он целовался с Муичиро. Более того, они даже не встречаются.       Ренгоку всегда казался недостижимым, нереальным — фигурой, полной оптимизма и величия. Но сегодняшний вечер дарил парню новые открытия. То, как хорошо прижиматься к горячемупо-домашнему тёплому Кёджуро, слышать его сердцебиение, общаться с ним в живую, а не только перекидываться картинками в личке. И то, что Ренгоку такой же человек, как и все. Он состоит не из одной радости, нет. У Кёджуро есть переживания: он волнуется, злится, пугается — живёт.       Танджиро словно ото сна очнулся. Кёджуро — человек. Настоящий. И это делает его особенным в сотни раз больше, чем одна лишь пламенная улыбка.       — Готово! — Мицури презентовала коктейль парню, чем вырвала его из рассуждений. — Клубничный мохито. Надеюсь, ты любишь сладкое! И не забудь украсть декор-мяту из стакана, хи-хи. Она успокаивает.       Глоток.       По сравнению с крепкой виски-колой — почти вода, но сочетание сладкой клубники и кислого лимонного сока вкупе с порцией сахара и освежающей мяты — невероятно вкусно!       — Канроджи-сан, это восхитительно! — довольно выдохнул Камадо. — Спасибо!       — О-ой, ну что ты, можешь звать меня просто Мицури, — и вовсе зарделась девушка. — Вернёмся ко всем?       Первое, что бросилось во внимание парня — Обанай. Канроджи благоразумно вернулась к своей половинке и тут же затискала его, а после принялась умиляться с Кабурамару. Спасибо ей за отвлекающий манёвр: Мицури буквально оградила Танджиро от возможных нападок Игуро.       — Ах, ты соскучилась по мамочке, да, малышка?~ — она протянула руки к змейке, та незамедлительно переползла девушке на плечо.       — Это мило, — обращаться к Мицури в присутствии Обаная стоило аккуратно, Танджиро почти справлялся: каждое слово шло от чистого сердца и не подразумевало флирт. — Она давно с вами?       — Кабурамару всегда была с Обанай-саном, ещё до нашего знакомства. Но она мне как родная! — Канроджи расцвела.       Игуро злобно косился на парня: главной ошибкой Камадо было то, что тот в принципе обращался к его девушке.       Но никто не умеет ошибаться так, как это делает Иноске.       — Э, ползучка, — он в обнимку с Зеницу высунулся из-за спины Мицури и уткнулся в змеиную мордочку носом. — Так ты приёмная. Смотри, я тебе собрата привёл.       Обанай гневно отвесил Хашибире подзатыльник и обругал его с головы до ног (оказывается, если прошипеть что-либо, даже нецензурщина превратится в первоклассное проклятье), Кабурамару прокусила обидчику кончик носа, а Агацума позорно заплакал. Танджиро невольно пришлось успокаивать друзей.       Второе, что он заметил после этого — бубнёж Тенгена и Гию.       — Не пойму, что тебе не понравилось? Нормальная история. А ты постоянно вспоминаешь её с недовольством.       — Мне после вас перед Урокодаки знаешь как стыдно было? Чуть не разнесли хату.       — Эй, это было три года назад, Томиока, хватит зацикливаться-       — Вы. Чуть не отправили Сабито. На тот свет.       — Подумаешь, всего лишь положили его в центр комнаты и выстроились кругом?       — Это стрёмно-       — Ты не можешь меня судить! Это была символичная передача его от нас на путь армии, чёрт возьми, это перформанс-       — ЕГО ГЁМЕЙ ОТПЕВАЛ НА ПОЛУ СРАЛЬНИ, КАКОЙ НАХРЕН ПЕРФОРМАНС? — проорал Санеми, и Гию не мог с ним не согласиться.       Сабито лишь душевно просмеялся в сторонке.       — Зато какие воспоминания, хе...       Третье — Кёджуро, который вместе с Сабито наблюдал за происходящим цирком.       — Боюсь спугнуть, но мне кажется, или эти двое, — он незаметно указал на Томиоку и Шинадзугаву, — впервые за всю вечеринку не пытаются друг друга убить?       — Воу, реально. Жуткие вещи творятся.       Затем Ренгоку обернулся и невольно пересёкся взглядом с Танджиро. Выглядел он куда лучше, чем до этого.       «Скорее всего, Ренгоку-сан быстро привёл мысли в порядок», — предположил Камадо, мило улыбнулся и помахал рукой с дальнего угла комнаты. Кёджуро тут же помахал в ответ с дежурной улыбкой, чем подтвердил мысли парня.       И тотчас стало легче дышать.       Квартира продолжала жить своей жизнью. Иноске оказался в центре внимания девушек Тенгена, размахивал руками и, видимо, делился очередной идеей несвойственным для себя шёпотом. Ехидным. Макио улыбалась в ответ в разы ехиднее, вбивала что-то в телефон да подначивала остальных на те же действия. Она игриво пихнула Канаэ и Суму в бок, отчего Шинобу ушла дёргать Гию с сомнительными предложениями — к всеобщему удивлению, это успокоило Томиоку, и он последовал примеру девушки, — а Сума в очередной раз разревелась. Зеницу попал под случайное рявканье Санеми и прятался за спиной Хинацуру.       — Он меня убьёт! Я младше тебя, не лезь! Да тебя к детям вообще подпускать нельзя!       — Слыш, говнюк мелкий, а вот за это-!       — Санеми, пожалуйста, — Канаэ взяла того за руку и плавно повернула к себе. — Он не хотел ничего плохого и больше так не будет. Давай вернёмся к закускам.       — Не буду как? — прошептал Агацума девушке Тенгена.       — Шинадзугава работает школьным психологом. Ты задел его за живое.       Даже у Танджиро глаза на лоб полезли от таких новостей. Под ошеломлённое: «Ч... Чего-о-о?!» от Зеницу он разом опрокинул в себя остатки клубничного мохито и чуть не подавился кусочком льда.       А тем временем Муичиро помогал Макомо перетащить часть системы с кухни и настроить её.       — Раз-раз, проверка. Кто будет соревноваться в караоке? — в итоге довольно проговорила Макомо в микрофон.       Смерть несчастным соседям, а не сон им светил.       — Мы, — Кочо-младшая протянула руку.       — Кого ты имеешь в виду под «мы»? — покосился на неё Томиока.       — А ты угадай. Я тебе даже две попытки дам вместо одной, — и потащила его ближе к системе.       — Но я не умею-       Смерть соседям и Гию.       Спустя два раунда к Шинобу подтянулись Мицури, Хинацуру и Тенген, а ещё через четыре у Танджиро закружилась голова от духоты, и парень в скором времени ускользнул продышаться на лестничную площадку. Морозный воздух помогал, но теперь Камадо отчётливо ощущал, что желудок у него будто не на месте. Как назло, под рукой ничего, кроме вейпа. Может, сладкий вкус пара исправит положение?       (Не исправил. Но это хотя бы отвлекало от навязчивых мыслей о тошноте...)       Парень не сразу заметил, как рядом с ним возник кто-то ещё.       — Ого, ты ещё держишься!       Танджиро смотрит на Кёджуро и делает вид, что его не мутит. Кёджуро делает вид, что не замечает вейпа Муичиро у него в руках. Это устраивает их обоих.       — Почему это так удивляет?       Ренгоку усмехается. Парень всё смотрит на него и думает, от чего больше мир вокруг плывёт: от излишне выпитого или от этой его улыбки, тёплых глаз и него самого? В открытое на площадке окно нещадно долбит ветер, от чего волосы Кёджуро треплются, развиваются, киношно так, охуенно, как кажется Танджиро.       — Ты бледный весь. Да просто видно.       Он подходит ближе, и Танджиро давит в себе желание уткнуться ему в грудь лицом и жадно впитывать в себя его тепло — так, чтобы запомнить надолго. Ренгоку будто читает его мысли, накидывает ему на плечи свою куртку, слегка приобнимает и шепчет:       — Не замерзай, ты мне ещё здоровым нужен.       Он не убирает рук. Танджиро цепляется за это «нужен» всем, что у него есть, и жмётся сильнее. Кёджуро действительно тёплый, он закрывает его от ветра; от него пахнет каким-то одеколоном, алкоголем и им самим. Камадо видит, как удивленно на секунду приподнимаются густые брови Ренгоку, но он тут же довольно улыбается и обнимает сильнее. Танджиро счастлив. Он смотрит на тонкие губы, всегда хранящие самые тёплые и невероятные улыбки, и снова смотрит в глаза Кёджуро. И снова на губы. Он думает, что терять ему нечего, но если он сейчас его не поцелует, то так и останется несчастным идиотом, поэтому тянется выше, ощущая прерывистый вздох на своём лице. Жарко.       Они почти целуются: Танджиро уже чувствует сухие горячие губы, но внутри всё содрогается, к горлу подступает комок, и Камадо в ужасе замирает. О нет. Только не это.       Он позорно икает и бежит с лестничной площадки обратно в квартиру, попутно вспоминая, где у Тенгена туалет. По пути врезается в кого-то, но не извиняется — если откроет рот, то стошнит прямо тут, — и бежит дальше, пока не тыкается в заветную дверь. Свет он даже не включает — чья-то рука это делает за него, и эта же рука хватает его отросшую чёлку за миг до того, как он склонится над белоснежным унитазом, в котором уже плавает несколько окурков, и изольёт из себя всё, что успел съесть и выпить за вечер.       Живот наконец успокаивается, а горло начинает болеть. Привкус во рту… ужасный. Танджиро думает, в какой момент он должен был остановиться, чтобы не проебаться так, когда вытер рот туалетной бумагой и садится, облокотившись о стену.       — Вот чёрт, парень, ты там живой?       Он смотрит на своего неожиданного спасителя. Высокий парень с не то рыжими, не то розоватыми волосами. Сабито, кажется.       — Я... Нормально. Спасибо, что помог.       Тот хмыкает и строит из себя недовольного, но голубые глаза смотрят с долей обеспокоенности. Впрочем, совсем скоро он понимает, что Камадо сейчас не помрёт, и теперь почти ничего не говорит об акте его внезапной доброты.       — Осторожнее нужно быть, а то чё как не мужик. Нечего так нажираться и строить из себя крутого, если никогда не пил.       Танджиро немного обидно. Не то чтобы его привлекал образ алкаша, да и не строил он из себя ничего, но почему-то ему не хочется быть в глазах Сабито человеком, блюющим с одного стакана виски. Или не контролирующим себя.       — А как ты понял?..       — По тебе видно, что ты только от мамкиной юбки отошёл, — и снова на тот же вопрос он получает похожий ответ. По нему действительно всё видно?       Тем временем Сабито поднял Танджиро на ноги и повёл на кухню, где их уже ждала Макомо. Она с пониманием улыбнулась парню и вручила стакан воды и горстку чёрных таблеток.       — Сегодня тебе лучше не налегать на алкоголь.       Камадо слабо промычал что-то в ответ, выпил уголь и позволил старшим вести его туда, куда они считают нужным. Он помнил, как Сабито усадил его на диван; как Зеницу и Иноске обеспокоенно крутились вокруг него; как Макомо неизвестно откуда извлекла спиритическую доску и рассказывала давнюю шутку из прошлого…       Не сказать, что Танджиро отключился, нет, он просто устал. Он не видел смысла пытаться концентрировать своё внимание на чём-либо и после передышки на диване двигался в автономном режиме, прямо как перед сдачей зачётов. Иноске кричит и снова лезет творить дичь? Пускай. Кто-то сражается за последний стакан виски-колы? Да пожалуйста. Муичиро ведёт его в другую комнату показать очередную находку в квартире? Из последних сил натягиваем вежливую улыбку и плетёмся следом. Тенген и Кёджуро спорят о чём-то на лестничной площадке? Даже при желании парень не может зафиксировать это в голове.       Площадка покрывается туманом, но это не пар.       Танджиро помнит холод, гулкое эхо, помнит, как его дёргают за руки, а ещё встревоженный взгляд Ренгоку — непонятно, далеко ли от себя или вблизи. Кажется, Кёджуро подхватывает его под локоть и ведёт куда-то. Кажется, он слышит его размеренный, успокаивающий голос.       Кажется...

***

      Камадо просыпается; первое, что бросается ему в глаза — голубой потолок.       Второе — он в постели не один.