Цель архимага

      Январь 1997 года. Россия, Красноярский край, Сибирский анклав.       В целом Креолу в ГИОТ делать было нечего. Причина заглянуть туда у него появлялась редко – ну вот как три месяца назад, когда Лакласторосу с Элджерноном взбрело в голову проверить, можно ли дезинтегрировать адамантий. Или месяц назад, когда надо было заказать у плонетцев специальный ракетный комплекс.       Сегодня же он этот самый комплекс забирал. Хубаксис, отдуваясь, тащил следом за магом здоровенный металлический ящик и вполголоса сетовал на свою судьбу. Взлететь у него с такой ношей не получилось, поэтому шли пешком. Креол мог, конечно, оставить всё на джинна... но с того бы сталось испортить что-нибудь по дороге.       А ящик был слишком ценен. Именно с помощью этой установки Креол планировал запустить к небесам Лэнга Свет Зари. Он сам не был уверен, но техномаги сказали ему, что ничего невозможного здесь нет.       Проходя мимо одного здания, Креол вдруг замедлил шаг. В этом здании он был... да, почти год назад. В апреле где-то, когда тот приставучий учёный всё-таки выпросил у него демона.       Да не какого-то там – высшего демона! Двурогого! Зубы мага непроизвольно сжались.       – Зайдём сюда, – непререкаемым тоном сказал он, поворачивая к четырёхэтажному приборостроительному институту.       На этот раз на лифте подниматься не пришлось, даже далеко идти не пришлось. За широко распахнутыми воротами института был гараж, устроенный в цокольном этаже, а в гараже был танк. Нормальный земной танк тёмно-зелёного цвета, с гусеницами и стволом.       Танк почему-то качался.       Когда Креол подошёл поближе, причина тому стала ясна, но он не сразу поверил собственным глазам. У стоящего сзади Хубаксиса вовсе отвисла челюсть.       Под танком был Двурогий. Лежал на полу, взрыв копытами бетон, и широко расставленными руками силился поднять нависший над ним танк.       И поднял. Затем опять опустил.       – Давай, бяшка! – азартно подбадривал его Гадюкин, стоявший тут же. – Давай ещё разик!       Двурогий, тяжело дыша и пуская ветры, всё-таки сумел дрожащими руками ещё разочек поднять танк. Удержать сил не хватило, танк бухнулся ему на грудь, и демон недовольно взревел.       – Ну что ж ты так, бяшка? – укоризненно спросил Гадюкин, нагибаясь к нему. – Ладно, вылезай оттуда. На сегодня хватит.       – Итого двадцать восемь раз... с половиной, – снулым тоном подытожил второй учёный, Эйхгорн. – На два раза больше, чем на той неделе. Тренировка идёт на пользу...       – Есть хочу! – прорычал выбирающийся из-под своего спортивного снаряда Двурогий. Эйхгорн щёлкнул пальцами, и из дальнего конца к ним подплыла платформа, нагруженная свежим, ещё истекающим кровью мясом.       – Что на этот раз? – деловито осведомился Гадюкин, глядя, как Двурогий набрасывается на мясо. Тому мясо не нравилось, он предпочёл бы самолично задрать корову, если уж человека нельзя... но что давали, то давали.       – Вирус «Зомби», – сухо ответил Эйхгорн, очень внимательно наблюдая за жрущим демоном.       – О-о. Думаешь, будет эффект?       – Ну как-то подействует, – флегматично произнёс тот. – От чумы у него прыщи вскочили... целых два. От оспы он чесался целый день. А гепатит C...       – Это был неудачный эксперимент, – категорически сказал Гадюкин. – Больше мы его повторять не будем.       – Вы что творите, недоумки?! – громогласно воспросил Креол, справившись с первым удивлением. Демонов много для чего можно использовать... но такое он видел первый раз.       – О, Креол Креолович! – Гадюкин приветственно взмахнул руками. – А мы тут, понимаете, возможности чужого организма испытываем! Невероятно интересное дело, между прочим. Демоническую динамо-машину соорудить – КПД ого-го будет!       – Демоническую чего? – тупо переспросил маг.       – Динамо! – пояснил Гадюкин, тыкая пальцем куда-то в угол. Там стоял полый трёхметровый цилиндр, собранный из металлических труб. – Наш бяшка там, понимаете ли, бегает, бегает, мы скорость замеряем, замеряем... а если к нему провода подключить, так он ещё и электричество вырабатывать будет! Весь гараж можно будет осветить!       Позади Креола Хубаксис с грохотом уронил железный ящик. Он тоже был слегка шокирован смелостью передовых идей Аристарха Гадюкина.       Зато Креол сразу же вышел из ступора и заорал, колотя джинна посохом. Гадюкин тут же щёлкнул видеокамерой, зачем-то снимая это избиение.       – Батенька, а вы нам вашего джинна не одолжите? – вкрадчиво осведомился он, не отрываясь от камеры. – Тоже прелюбопытнейший объект...       Эйхгорн, стоявший рядом, приложил руку к лицу. Он уже жалел, что позволил вовлечь себя во всё это.       – Я же инженер-конструктор, а не биолог, – пробормотал он. – Почему я собираю беличьи колёса, а не проектирую плазмомёты?..       – Ну как это почему? – хмыкнул услышавший его Гадюкин и наставительно поднял палец. – Потому что плазмомёты, Сидор, есть и без нас кому проектировать! А вот демоническое динамо без нас не сделает никто.       Избиение джинна продолжалось.       – ...При всём их сходстве сглазы, в отличие от проклятий, принято считать вещами неприятными, но не приводящими к смертельным последствиям. Впрочем, в разговорной речи разница между этими понятиями стирается; сглазы, проклятия, заклинания, очарования – все эти слова являются в немалой степени синонимами.       Тонкс оторвала взгляд от учебника, взглянула на класс. Класс послушно скрипел перьями и авторучками.       – ...Основа действия подобных им чар. Удачливость – один из важнейших параметров тонкого тела. Если удача отрицательная – объект испускает негативные флюиды. Соответственно, у такого человека чаще будут ломаться вещи, он будет чаще болеть, спотыкаться на ровном месте, терять всё подряд, вызывать беспричинную неприязнь у людей и животных... Разумеется, возможно воздействие и в обратную сторону, создающее положительный эффект...       Всё – определения из учебника, ничего своего, ничего оригинального. Гарри не сомневался: Тонкс умела применять сглазы, умела и защищаться от них... но вот с теорией у неё была беда.       – ...Лишь самая база. Добавление иных чар позволяет кардинально изменить всё, и вариаций может быть очень много, в том числе и очень далёких от классических проклятий, от того, что мы привыкли иметь в виду под этим словом...       Наконец звонок прозвенел, урок кончился, и ученики стали собираться. Гарри встал, запихивая учебник в сумку; Гермиона рядом спешно дописывала последние строчки, и он на минуту остановился, дожидаясь её.       – Гарри, – озабоченно позвали его. Он повернулся: к нему подходила Тонкс.       Профессор Тонкс, то есть. Но «профессор» подставлялось с трудом: на вид она была не сильно-то старше их, шестикурсников. Вела предмет она так, что... впрочем, большего от её возраста ожидать было странно.       Да, на втором курсе у них вообще половину уроков по защите семикурсница проводила, но Гарри тогда исполнилось всего двенадцать, и хорошего учителя от плохого он толком не отличал; к тому же таланта у Фарлей было всё-таки побольше. А сейчас было заметно, что Тонкс вообще-то не очень подходит для этой профессии. Она была слегка рассеянной, не очень уверенной в себе, нетвёрдо знала материал (такие вещи ученики чувствуют очень хорошо)... и, что самое главное, ей недоставало серьёзности.       То есть не только ученики не видели в ней профессора, она и сама себя профессором не очень-то видела. От того в отношениях ученик-учитель нарушалась субординация и появлялась фамильярность, которой не должно бы быть. Происходили всякие эксцессы и нарушался педагогический процесс.       Нет, не то что на самом деле нарушался: шестой курс – уже почти взрослые, все всё понимают и почём зря учителя не достают. И всё же Гарри ясно понимал: Тонкс придётся либо оставить преподавание, потому что это не её, либо сильно поменяться.       – Дамблдор просил тебе передать, – сказала она, передавая запечатанный свиток. Волосы её в очередной раз меняли цвет, с фиолетового на зелёно-голубой: яркое свидетельство неважного самоконтроля. За время урока на голове успевали мелькнуть все цвета радуги. – И сказал, что на этой неделе его не будет.       – Почему?       – Да кто бы знал, – задумчиво протянула Тонкс. – А зачем ты вообще к нему ходишь? Если не секрет, конечно. Я понимаю – Ты-Знаешь-Кто, пророчество, Избранный, все дела... но сейчас, по-моему, у всех другие проблемы. Даже у Ты-Знаешь-Кого.       Гарри пожал плечами.       – Летом же на меня напали всё-таки. Я думаю, помнит он обо мне.       – Ну да, да, – тягостно вздохнула Тонкс. Тонкс... а как же её зовут-то?       Имя Гарри позабыл напрочь. Да и называла ли она его вообще?..       – Пошли, на нумерологию опоздаем, – окликнула Гермиона. Тонкс с усталым видом помахала им вслед.       ...На нумерологии они, как всегда, сидели вдвоём. Гермиона прилежно выполняла задание, а Гарри... Гарри, к стыду своему, доделывал работу по зельеварению. Зельеварение стояло следующим уроком, и нормально подготовиться к нему он так и не успел. Оправдание у него, конечно, было – но Слагхорну-то не оправдания нужны, а сделанная работа.       – Вы можете использовать палочку, но для этого задания она нежелательна, – неспешно говорила профессор Вектор, ходя меж рядов. – После того, как вы определите свойства и область применения материалов, занесёте данные в таблицу и сдадите в конце урока. Есть вопросы?       Вопросов не было. Ученики полностью погрузились в лабораторную, стремясь успеть сделать всё. На столах перед ними (работа выполнялась в парах) лежали небольшие кубики разного цвета и фактуры, и сейчас по ним напряжённо стучали палочками. Самые продвинутые – и Гермиона среди них первая – просто зажимали кубик в ладони и, закрыв глаза, напрягались.       – Обращаю ваше внимание, что наибольшую оценку получат те, кто оценит характеристики с наибольшей точностью. Для численных расчётов можете воспользоваться сравнительными диаграммами Уэйта...       Это имя Гарри вдруг вспомнил. Артур Уэйт, выпускник Рэйвенкло. Как ни странно, но на нумерологии он запомнил больше всяких имён, чем на истории магии. Септима Вектор рассказывала про волшебников-исследователей, учёных и изобретателей. И, к немалому удивлению Гермионы, там не раз обнаруживались личности, неплохо известные и в магловском мире.       – Эй! – сердито прошипела Гермиона. – А мне помочь не собираешься, а?       – Сейчас-сейчас, – шёпотом ответил Гарри, сворачивая пергамент. – Так, что тут у нас...       То, что нумерология была изучением теории, вовсе не означало, что здесь не было никаких практических заданий. Были, и немало, но они имели значение не сами по себе, а как иллюстрация. Как лабораторная работа по физике, с заранее известным результатом.       На третьем курсе они говорили о количестве и расходе магической энергии, о объёме работы, что делает заклинание, и о проценте потерь. Формулы были простые, очень абстрактные, едва ли пригодные для реального применения... но дающее представление о том, как это всё устроено.       На четвёртом курсе они строили график распределения магических способностей и пытались экспериментально оценить уровень собственных сил. Толку с этого было мало, но занятие вышло очень забавное, Гарри до сих пор помнил. А на пятом курсе, перед СОВ, им преподали основы аурологии, и началось самое скучное и трудоёмкое.       Как выразилась сама профессор, с этого-то момента они и начали по-настоящему изучать нумерологию. Мол, расчёты без наблюдений бесполезны, и всё такое.       – Гермиона, – сказал Гарри, рассеянно вертя в ладони кубик, – если уж в эти выходные у меня не будет занятий с Дамблдором... может, сходим в Хогсмид? Я угощаю.       Гермиона сердито (но не очень сердито) зыркнула на него.       – Работу всю я делать должна? – проворчала она. – Давай потом о Хогсмиде поговорим.       – Конечно, – кивнул Гарри и зашелестел страницами сборника диаграмм. – Уже ищу.       Сегодняшнее их задание не было чем-то из ряда вон. Кубики были сделаны из разных веществ – не самых распространённых, само собой, – и от учеников требовалось определить их свойства.       Магические свойства, разумеется, а не массу с теплопроводностью. Дерево, пластик, металл, аэрогель – каждый элемент, каждый материал имеет свои волшебные особенности. Как правило, большого интереса они не представляют... но для практической работы учеников такое задание подойдёт как нельзя лучше.       – ...Проводимость очень низкая, – бормотал Гарри, – инертность высокая, стало быть... где же это...       Гермиона повернулась и пригляделась.       – Это самшит, – уверенно сказала она секунд через пять. – Дерево с низкой проводностью – редкость, таких всего несколько видов. Можешь не лезть никуда, сразу пиши – мусор, применения не имеет.       – Ага, – кивнул Гарри. Написал он, конечно, чуть по-другому: не бывает так, чтобы применения вообще никакого не было. Но кому нужен одуванчик, если рядом есть роза?..       Диаграммы Уэйта позволяли установить связь между различными свойствами веществ. Чрезвычайно сложные и подробные, они требовали немалых усилий, чтобы разобраться, но уж после этого становились незаменимы. Уэйт, алхимик двадцатого века, провёл просто титаническую работу, составляя единую классификацию.       И сейчас шестикурсники, ругаясь себе под нос, пытались найти в толстом томе нужные страницы.       – Высокая пластичность, инертность... низкая, почти нет, проводит так себе... нехарактерно для металлов, – Гермиона с сомнением посмотрела на светло-серый кубик. Волшебные свойства какого-нибудь серебра или, допустим, крапивы знали все, но что-то настолько известное предметом задания бы не стало. – Лёгкий... это алюминий, что ли?       – Соотношение? – спросил Гарри, перелистывая страницу.       Гермиона ещё раз сосредоточилась, посылая магический импульс. Она делала всё то же самое, как если бы у неё в руке была палочка... только это была не палочка. Отклик палочки был известен любому волшебнику; отклик этого материала требовалось интерпретировать.       – По инертности три, по проводимости... даже до единицы не дотягивает.       Цифры были приблизительные – в магии они всегда приблизительные, – но порядок величин оценить таким образом всё-таки можно.       – Нет, это точно не алюминий, – уверенно сказал Гарри. – Может, алхимическое что-то?       – Тогда отложим на потом, – кивнула Гермиона. С алхимическими веществами дела обстояли сложнее: там нельзя было угадать, требовалось проверять всё и тщательно. – Давай следующий.       ...Работа прошла быстро. Теперь можно было расслабиться: сейчас было окно, потом – зельеварение, от которого ничего плохого не ожидалось... и мысли Гарри невольно вернулись к тому, к чему они возвращались всегда. Самой большой проблемой его однокурсников был грядущий ПАУК, к которому следовало готовиться уже сейчас, но в его личном списке Аттестация едва ли заслуживала упоминания.       Интересно, подумал он, а что мне всё-таки Дамблдор расскажет на следующем занятии?       – ...Значит, крестражи, – сказал Гарри, вынырнув из Омута памяти. Он начинал догадываться кое о чём, но всё ещё задавался целой кучей вопросов. Дамблдор с лёгкой улыбкой смотрел на него. – Сэр, я кое-чего не понимаю.       – Спрашивай, пожалуйста, – разрешил Дамблдор. – Я постараюсь ответить на все твои вопросы.       – Значит, Волдеморт – лич?       Дамблдор высоко поднял брови.       – Мне кажется, я не произносил такого слова. Гарри, не мог бы ты сказать, откуда тебе известен этот термин?       – Я в «Героев Меча и Магии» играл, – пробормотал гриффиндорец. – И в «Древние Свитки»... чуть-чуть... в основном со стороны смотрел, м-да... Извините, профессор, а что вы вообще знаете о современной магловской культуре?       – Я не понимаю современную живопись, мне нравится научная фантастика и не нравится рок-музыка. Но ты, кажется, имеешь в виду нечто иное.       – Компьютерные игры, – значительно сказал Гарри, чувствуя себя слегка неудобно. Когда человек старшего поколения задаёт подростку вопросы, пытаясь понять, чем сейчас живёт молодое поколение, тому всегда становится не очень удобно.       – А, компьютерные игры, – кивнул Дамблдор; в глазах его прыгали смешинки. – Видел как-то. Это такие автоматы с кнопками и рычажками, верно? Кидаешь монетку, и игра начинается.       – Ну, не совсем... но и это тоже, – поспешно добавил Гарри, которому вовсе не хотелось сейчас разъяснять отличие аркадного автомата от ПК. – В общем, в компьютерных играх есть такой тип врагов – личи. Могучие волшебники, хотевшие стать бессмертными и превратившие себя в нежить.       – Ну надо же, – вздохнул Дамблдор. – Я тут стараюсь, книги про крестражи прячу... а молодому поколению только и надо, что поиграть в «Героев Меча и Магии». Естественное следствие свободного доступа к информации, я полагаю.       – Компьютерные игры не имеют отношения к доступу к информации, сэр, – рискнул заметить Гарри.       Он не знал, конечно, но старый волшебник в этот момент задумался над тем, что бы по этому поводу мог сказать Лакласторос. Любопытно, какие у плонетцев были компьютерные игры?..       – Гм. Но в любом случае Волдеморт не лич. В его теле есть и была живая душа. Будь иначе, он бы не умер после Убивающего заклятия.       – А, точно, – сообразил Гарри. – Но если душа по-прежнему в нём, что же тогда в крестражах? Я имею в виду... – он запнулся, – если я правильно помню, душа же не одинакова, там есть более и менее важные части. Нельзя просто оторвать от неё случайный кусок и сделаться бессмертным.       – Давай-ка рассмотрим это наглядно, – произнёс Дамблдор, подтягивая к себе лист бумаги. Несколько пассов спустя на бумаге оказался схематично нарисованный человек, окружённый разноцветными контурами. Образ человеческой души.       – Откровенно говоря, Гарри, я не очень хочу рассказывать тебе теорию Тёмных искусств, – предупредил его волшебник. – Но без этого, кажется, не обойтись.       Он показал на схеме, как можно оторвать от души часть и заключить её в крестраж, показал, как можно отделить всю душу целиком или хотя бы несколько её Оболочек; объяснил преимущества и недостатки тех и иных способов. Объяснив, он выжидательно посмотрел на Гарри, всем своим видом показывая, что ждёт вопросов.       И Гарри не разочаровал.       – Сэр, так зачем ему семь крестражей, если по-настоящему важно только то, где хранится Атман?       – О! – чрезвычайно довольно откликнулся Дамблдор. – Я рад, что ты это спросил. Пролить свет на эту загадку было очень непросто, и у нас с мистером Креолом ушло порядком времени. Собственно, я вообще не ожидал, что мы сумеем справиться, но полмесяца назад он всё-таки прислал мне письмо с ответом.       Он сделал театральную паузу. Гарри нетерпеливо глядел на него.       – Ну так что же, сэр?       – Атман Волдеморта, Гарри, его центральная часть души находится сразу во всех крестражах.       – Сэр, – Гарри выглядел раздосадованным и нисколько не удивлённым, – но так вы же сказали, что Атман неразделим?       – Всё верно, неразделим и целостен, – кивнул Дамблдор. – Просто находится в нескольких местах одновременно.       – Как?       – Обыкновенным образом, – Дамблдор развёл руками. – Я есть Атман, и Атман есть Я, но не только Я; Атман – это прежде всего частица Того, Кто сотворил всё. Истинная Душа. Потому он не подчиняется законам этого мира, ни физическим, ни каким бы то ни было ещё. Можно было бы назвать его многомерным объектом... но правильнее будет сказать, что он – объект произвольной размерности.       – Но если он не подчиняется законам этого мира... то как тогда Волдеморт?..       – А вот это, – очень серьёзным тоном сказал Дамблдор, – великая его тайна. Продукт мастерства того, кто дальше всех зашёл по дороге Тёмных искусств. Мы можем предполагать... но в точности узнаем вряд ли.       Он вспомнил содержание письма; Креол сообщал ему, что кольцо несомненно полноценная филактерия, но узнать от него больше не представлялось возможным. Поэтому маг уничтожил его, разрезав адамантовым лезвием, обломки расплавил, а Воскрешающий камень прислал Дамблдору.       Однако помимо этого в письме была любопытная история, содержавшая, как предполагал Креол, в себе разгадку. Когда-то давно, когда Мардук Двуглавый Топор закрывал Лэнг своими Печатями, морской бог Дагон оказался точно посередине Кромки. Одновременно в двух разных мирах.       И в результате его разделило на две совершенно отдельные сущности. Двух Дагонов – Тёмного и Светлого. Тёмный остался в Лэнге, Светлый продолжил служить на Втором Небе могучему Посейдону. Креол задался вопросом – что же произошло с его Атманом?       Ответ был очевиден – Атман у двух богов по-прежнему остался один. Теоретически это значило, что и Дагон по-прежнему был один, просто... с раздвоением личности. Очень-очень глубоким раздвоением личности. И всё же обе половинки, если бы захотели, могли бы слиться обратно, в полноценного бога.       Однако то боги. У них подобное... не рядовое явление, конечно, но большого удивления тоже не вызывает. Некоторые из них сами расщепляют себя на ипостаси – например, та же богиня судьбы, одна в трёх лицах. Но вот люди...       Как подобное может провернуть человек?       Креол этого не знал, и Дамблдор не знал тоже. Будь здесь какой-нибудь ещё вариант, хоть сколько-нибудь возможный, следовало бы рассмотреть его.       Но других вариантов не было. Тёмный Лорд Волдеморт действительно разделил себя на семь (на восемь, но Дамблдор не до конца был уверен, что тот знает про восьмую) частей. На семь Волдемортов, семь версий себя, каждая из которых обладала разумом, самосознанием, магией и чувствами.       Против такого не помог бы даже адамант Креола. Адамантом можно убить и лича... но даже если отправить одну из частей души Волдеморта на тот свет, Волдеморт не умрёт в полной мере. Рано или поздно он восстанет из крестража – возможно, с отчасти отсутствующей памятью и магическими навыками... но это всё можно восстановить, это вопрос скорее технический.       Тут, правда, встаёт ещё много вопросов. Находится ли в змее Нагайне столь же полноценная часть души, как и в прочих крестражах, или это «всего лишь» фамиллиар? Насколько сильна связь Волдеморта со своими крестражами? Как было известно Дамблдору, Волдеморт узнал об уничтожении дневника лишь после своего возрождения, а это могло означать как то, что он на тот момент был слишком слаб, как и то, что слишком слаба связь между частями его души.       Скорее всего, всё-таки второе. Креол месяца три назад писал, что пытался по имеющемуся у него крестражу найти остальные или даже самого Волдеморта. Креол умел кое-что в вольтовании, мог воздействовать через симпатические чары на подобные объекты... но с крестражем у него ничего не вышло.       А это значило, что связь действительно слишком слаба и глубинна, чтобы проследить её. С одной стороны, это работало в пользу Волдеморта; с другой – против него. Лишь одно можно было сказать точно – Тёмный Лорд Волдеморт воистину был Великим волшебником.       ...Вот примерно это Дамблдор и рассказал Гарри, кое-что опустив, а кое на чём заострив внимание. Тот слушал внимательно и задавал вопросы. Иногда умные.       Иногда не очень.       – Сэр, вот вы говорите, что все крестражи находятся в Англии. А почему он не спрятал их понадёжнее? В других странах, на дне океана... да хотя бы просто в космос можно было отправить!       Дамблдор даже не сразу нашёлся с ответом.       – А как бы он, по-твоему, потом возрождался, Гарри?       – Так же, как и в этот раз, – пожал плечами гриффиндорец, явно не понимая, в чём тут проблема. – А что?       Дамблдор вздохнул и постарался объяснить.       – Гарри, крестраж – это не якорь, удерживающий человека на этом свете. Крестраж – это и есть человек. Если отправить его в космос... мага на самом деле ждёт довольно неприглядная участь.       – Это в обычном случае, – уточнил Гарри. – Но у Волдеморта крестражей же несколько, после смерти он продолжил существовать в виде духа и возродился без их помощи. Допустим, он раскидал бы свои крестражи по разным местам Земли или запустил бы их на Луну. Разве что-то бы изменилось?       – В данном случае – нет, – согласно кивнул Дамблдор. – Однако всё могло сложиться и иначе. Что если бы некто всё же изгнал дух Волдеморта из этого мира? Заклятия изгнания призраков относительно несложны.       – Ну разве что, – пробормотал явно не сильно убеждённый Гарри. – И всё же это как-то... глупо. Создать крестражи, а потом оставить их там, где любой сможет их найти.       – Любой?.. – Дамблдор поднял брови. – Ты сделал такой вывод на основании истории с кольцом?.. Уверяю тебя, Гарри, я вовсе не любой, и у меня ушло порядком времени, чтобы понять, где и что следует искать. Натолкнуться же на такой тайник случайно практически невозможно.       – А дневник? Дневник Реддла вообще первокурснице подкинули!       – Во-первых, это сделал Люциус Малфой, и я вовсе не уверен, что его намерения совпадали с намерениями его Лорда. А во-вторых, я повторюсь: всё могло сложиться и иначе.       – Как? – тупо переспросил Гарри. – Сэр, я правда не понимаю. Он отдал этот дневник случайному человеку. С таким же успехом его можно было выбросить на помойку.       – Именно потому, что он отдал его случайному человеку, всё могло и сработать, – прервал его Дамблдор. – Гарри, крестраж – штука очень опасная. То, что тебе посчастливилось уничтожить один, не означает, что с остальными получится так же просто. Если крестраж окажется в руках обычного человека, даже обычного волшебника... ты думаешь, он сумеет уничтожить его? Хотя бы просто избавиться от него? Читал «Властелина колец»?       Гарри, изумлённо округлив глаза, кивнул пару раз. Вот от Дамблдора ссылок на поп-культуру он совсем не ожидал.       – Но давно, – поспешил сказать он. – В детстве.       – Но ты помнишь, что там говорилось о Кольце? Помнишь, что оно само выбирало себе владельцев, и никто из них не расставался с Кольцом самостоятельно?.. Волдеморт далеко не Саурон, но его крестражи, Гарри, более чем способны сделать человека своей марионеткой. Нужна немалая сила воли, чтобы противостоять их воздействию.       Слова прозвучали как-то грозно, предупреждающе; Гарри поёжился.       – И если бы ты не остановил Тома Реддла летом девяносто третьего года, Тёмный Лорд возродился бы на два года раньше.       – Ну да, – проворчал Гарри. – Вы же за мной небось следили, не дали бы ему возродиться.       – Да нет, почему? – спокойнейше произнёс Дамблдор. – Дал бы. Полтора года назад я же не стал ему мешать.       И тут у Гарри в голове щёлкнули шестерёнки и одно соединилось с другим. Все эти разговоры про пророчество, про то, что именно он должен остановить Волдеморта и про выбор собственной судьбы. Фраза Дамблдора про «уничтожить остальные крестражи». Он вспомнил беспричинную ярость и занятия по окклюменции. Вспомнил всё... и сообразил.       – Так я... – он облизал вдруг пересохшие губы. – Я – тоже крестраж?       – Несомненно, – тут же согласился ничуть не удивившийся этому вопросу Дамблдор. – Случайный и нежеланный, но, тем не менее, столь же действенный.       Гарри не знал, что в такой ситуации ему полагалось чувствовать. В голове была жуткая каша; Директор продолжал спокойно улыбаться, и делу это явно не помогало.       – И вы об этом знали, – утвердительно сказал он.       – Разумеется, – кивнул Дамблдор. – С самого начала.       Гарри помолчал. Мысли потихоньку начали упорядочиваться; старые вопросы без ответа теперь получали ответ, подоплёка событий неожиданно прояснялась.       – Может быть, нам лучше прерваться, – предложил Дамблдор. – Я ожидал, что ты спросишь это у меня... но тебе, вероятно, хочется как следует поразмыслить над этим.       – Нет! – решительно запротестовал Гарри. – Просто дайте мне минуту.       Занятия у них и так проходили не слишком часто: раз в неделю, иногда – реже, если у Директора не было времени. Следующего визита сюда можно было долго прождать.       А сейчас был конец января; не так давно кончились каникулы. Последние полгода не прошли даром – профессор Дамблдор учил его окклюменции и показывал в Омуте разные воспоминания, тем или иным образом касающиеся Волдеморта. И сегодня, наконец-то, все эти занятия подошли к финалу.       Или, по крайней мере, к кульминации. Последний кусок мозаики лёг в общую схему и всё стало понятно. Но вот что со всем этим делать... Гарри невольно потёр шрам.       – И как мне его оттуда достать, сэр?       – О, вот в этом как раз и состоит проблема, – безмятежно ответил Дамблдор. – Тебе придётся умереть.       В другой момент Гарри Поттер, может, проявил бы больше эмоций, но это была уже не первая ошеломляющая новость за сегодня, так что он просто поднял брови и кивнул. Дамблдор, кажется, остался его реакцией слегка разочарован.       Да и вообще Гарри уже достаточно знал про магию, чтобы не считать смерть концом всего. Вон, Волдеморт из могилы восстал, и профессор Креол восстал... и это только те двое, кого он лично видел. А так и про других волшебников всякие подобные слухи ходили. Чудотворцы Ватикана, говорили, умеют воскрешать мёртвых... и кое-кто из индийских йогов тоже.       – Но а что если... ну так, теоретически... мне не хочется умирать? – спросил Гарри с осторожным сарказмом. – Мало ли – отсутствует у меня такое желание. Ну вот вдруг мне ещё пожить хочется?       – Как я уже говорил, я тебя ни к чему принуждать не собираюсь, – напомнил ему Дамблдор, – и полгода назад мы с тобой обсуждали это. Чтобы победить Волдеморта, его надо лишить всех крестражей, в том числе и того, что находится в твоей голове. А сделать это можно лишь одним способом. По крайней мере, мне известен лишь один.       – Умерев, – тихо пробормотал Гарри. Дамблдор в который уже раз кивнул. – А я потом... оживу?       – А вот это зависит только от тебя, – очень серьёзно сказал старый волшебник. – Я надеюсь – рассчитываю, – что ты оживёшь. И у тебя есть неплохие шансы.       – Возрождение на кладбище, – вспомнил Гарри, предполагая исключительно по наитию, – когда он использовал мою кровь...       – Верно, – подтвердил Дамблдор, улыбаясь, – именно благодаря этой связи у тебя и появился шанс.       – И всё же, сэр, что вы имеете в виду? Когда и как, по-вашему, мне нужно умереть, чтобы всё сработало?       Сказано было, может, излишне резко, но и тема разговора была весьма необычна. Гарри не злился на Дамблдора и не сильно-то боялся своей смерти, но спокойно обсуждать это у него тоже не получалось.       – Убивающее заклинание исторгает душу из тела, что, я полагаю, ты знаешь. Но в тебе, Гарри, находится не то чтобы две души, но уж точно больше одной. Каков будет эффект заклятия в таком случае?       – А что, сэр, от количества душ что-то разве изменится? – недоверчиво уточнил гриффиндорец.       – Вообще – нет, – признал Дамблдор. – Но непосредственно в твоём случае может. Видишь ли, Убивающее заклятие слишком сильно, чтобы не подействовать совсем. Это опаснейшая магия, орудие гарантированного поражения. Не абсолютное, конечно, но чтобы остановить его или – тем более! – воскреснуть после него, требуется что-то столь же высокого уровня. Что-то экстраординарное и тебе, в твоём возрасте, конечно, недоступное.       – Ага, – уныло промычал Гарри. – То есть вы думаете, что Авада Кедавра выбьет из меня крестраж, а меня оставит в живых?       – Ну... – глубокомысленно начал Директор, помолчал немного, развёл руками и признался: – Да. Ты замечательно изложил общую мысль, Гарри.       – Ага, – промычал Гарри ещё унылей. – А вы уверены, что оно сработает?..       Дамблдор внимательно посмотрел на него. «Ну а сам как думаешь? Ситуация уникальна, кто тебе гарантию даст?» – говорил этот взгляд. И ещё: «Но если ты сам не будешь стараться, это не сработает совершенно точно».       Гарри сам удивился, сколько всего, оказывается, можно прочесть в глазах другого человека.       – Постараюсь сделать длинную историю короткой, – произнёс наконец Дамблдор. – Волдеморт принял в себя часть твоей крови и тем сделался для тебя уязвим – это мы тоже обсуждали. Его Убивающее заклятие против тебя не будет иметь той же силы, что против всех других; душу из тела выбьет... но вряд ли сумеет разорвать связь души и тела. Понимаешь, почему?       – Потому что я связан с Волдемортом, – медленно проговорил Гарри. – Он... после возрождения на кладбище, наверное, можно сказать, что он стал моим крестражем?       – Ну нет, – покачал головой Дамблдор, – связь между вами далеко не столь сильна. Но в целом ты прав. Понял теперь, чего я от тебя жду?       – Но сэр, а что же любовь? – посмотрел ему в глаза Гарри. – Вы постоянно говорили про любовь как про силу, о которой не знает Волдеморт. А теперь выясняется, что секрет моей победы... моего выживания – это всего лишь ваш тщательный план, основанный на сложной магической теории, да немалая доля везения?       – Всего лишь! – воскликнул старый профессор Дамблдор, всплёскивая руками. – Всего лишь! Гарри, мальчик мой, да с таким настроем тебе куда проще будет пойти и спрыгнуть со скалы, чем биться с Тьмой – результат всё одно не изменится! Любовь, Гарри, любовь – вот то единственное, что может тебя спасти, то единственное, что может укрепить связь, удержать тебя в этом мире! Только если ты твёрдо будешь знать, за что сражаешься, только если будешь сражаться не за себя, а за других, с кем связывают тебя узы любви – только тогда ты сможешь пройти по грани и не упасть!       Гарри всё же понял, что пытается втолковать ему Дамблдор, и устыдился. «Я свожу всё к механистическому стечению обстоятельств, – подумал он, – но если я хочу выжить, я не должен так делать. Это позволительно, когда смотришь со стороны; военный историк может писать о боевом духе армии как о ключевом факторе, заранее определившем ход сражения. Но солдаты на поле битвы не должны думать о том, что их победа предрешена благодаря такому-то фактору; они должен иметь этот боевой дух. И идти в атаку».       ...Гермиона Грейнджер была не из тех студентов, что любят побродить по школе после отбоя. У неё, как у старосты, имелось на то право, но она им не злоупотребляла.       Тем не менее отбой был с полчаса назад, а Гермиона находилась не то что не в постели, а и вообще не в гриффиндорской гостиной. Виной тому был один первокурсник с Хаффлпаффа, излишне резво прыгавший по лестничным ступеням.       У Хаффлпаффа была сегодня астрономия; занятия по астрономии проводились поздним вечером вплоть до полуночи. Гермиона как раз шла в гостиную, когда услышала на лестнице громкие вопли. Один из школьников наступил на несуществующую ступеньку, провалился и сломал себе ногу; остальная группа растерянно стояла вокруг него, призывая не орать, но ор от того становился только громче.       Ну а она всё-таки была старостой, не вмешаться не могла. Наложила обезболивающее заклятие, соорудила носилки из двух швабр и наколдованного куска ткани, и поручила нести пострадавшего четверым его однокурсникам.       – А нам же на урок надо, – робко сказал кто-то из них.       – Тише едешь – дальше будешь, – назидательно изрекла девушка. – В следующий раз думать будете, а не прыгать ночью по лестницам. Вперёд, за мной.       У мадам Помфри ей пришлось задержаться чуть подольше, чем она думала: во-первых, надо было достучаться до уже готовящейся ко сну медсестры, во-вторых, перелом оказался сложнее обычного, и на него пришлось потратить не пять минут, а десять. А потом ещё и провожать незадачливого первокурсника в Астрономическую башню.       Так вот всё и сложилось. Но теперь она твёрдо намеревалась пойти обратно на седьмой этаж и лечь спать как можно скорее.       Однако в переходе на нижнем этаже, у самой лестницы, она совершенно неожиданно встретила Директора и декана Гриффиндора. Минерва МакГонагалл, подняв брови, неодобрительно воззрилась на Гермиону.       – Вам бы лучше отправиться к себе, мисс Грейнджер.       – Оставьте, Минерва, – легкомысленно бросил Дамблдор. Вид у него был довольный и таинственный, как будто в предвкушении чего-то. – Не будем ловить по школе неспящих учеников, нас ждут дела поважнее.       МакГонагалл бросила напоследок многозначительный взгляд, Гермиона повернулась, но не успела пройти и двух шагов, как её остановил весёлый вопрос Директора.       – А что, мисс Грейнджер, не хотите ли узнать самый главный секрет Хогвартса?       – Альбус...       – У меня такое чувство, Минерва, что этот секрет в скором времени секретом быть перестанет, – весело говорил Дамблдор. – Почему бы и нет? Идёмте, идёмте!..       У Гермионы округлились глаза, но, поколебавшись мгновение, она решительно двинулась следом за профессорами. Как отказаться от шанса взглянуть на тайны волшебного замка? Ну а сон... сон – дело наживное.       Они спустились ниже, прошли в подземелья, мимо кухни и гостиной Хаффлпаффа, мимо склада. Потом была ещё одна лестница вниз, уже гораздо темней и запылённей, и Гермиона поняла, что началась неиспользуемая часть замка, в которой она никогда не была.       На стенах ещё висели факелы, горевшие тускло и не всегда, но чем дальше, тем меньше их становилось. В этих подвалах, наверное, никто не бывал годами, за исключением разве что привидений, и будь Гермиона здесь одна, повернула бы уже назад. Мрачные коридоры походили один на другой, и было чёткое ощущение, что сама она сюда бы не добралась.       И дело даже не в том, что она не нашла бы дорогу: в конце концов, на этот счёт есть свои заклинания. Просто в какой-то момент они пересекли невидимую, но явно волшебную черту, рубеж, и Гермиона почувствовала (она уже умела чувствовать такое), что этот рубеж... ну, не прошла бы она здесь сама. Даже не заметила бы его. Увидела бы какую-нибудь стену, или тупик, или просто развернулась бы, не заметив.       Она бросила взгляд на МакГонагалл – та, судя по едва заметному движению бровей, почувствовала то же самое. В голову вдруг пришло, что несмотря на шесть школьных лет, о Хогвартсе она по-прежнему знает далеко не всё. Та же Тайная комната, о которой рассказывал Гарри – почему она располагалась так глубоко? Что было выше неё? Что скрывали подземелья Хогвартса?..       – Гм, профессор Дамблдор? А куда мы идём?       После пересечения магической черты факелы на стенах как-то незаметно кончились; Дамблдор зажёг огонёк на конце палочки, но в его дрожащем свете ничего толком было не видать. Смутные очертания пола, стен... камень ли это или уже земля? На какой они сейчас глубине?       – Куда идём, – не без веселья протянул тот. – Вопрос сложный, сразу и не ответить. Вы ведь знаете о мантикорах?..       – Конечно, – осторожно ответила Гермиона. – Я ходила на занятия ухода за магическими существами.       – Так вот представьте себе, мисс Грейнджер, как мантикора дерётся с зябликом. Кто, по-вашему, выйдет победителем в схватке?       От Гермионы смысл вопроса как-то ускользнул, зато МакГонагалл, и без того подозрительно поглядывающая на Директора, отчего-то подавилась воздухом.       – Профессор Дамблдор??! Вы что, опять за старое взялись?!       – Вы о чём, Минерва? – осведомился Дамблдор с видом самой невинности.       – О том самом! Сначала зяблик, а дальше что?! Распитие спиртного по ночам и совращение умов подрастающего поколения?!       – Это всё гнусные инсинуации и выдумки нехороших личностей, – безмятежно отвечал Дамблдор, поправляя очки на носу. – Меня подставили.       – Кто вас подставить-то мог?!       – Да я бы сказал, кто, – преувеличенно сильно вздохнул Дамблдор, – да только кто ж мне поверит?       – Во всяком случае, не я, – ледяным тоном отрезала МакГонагалл и гордо отвернулась. – У нас тут всё-таки серьёзные проблемы, а не юмористическая новелла, знаете ли!       – Да будет вам, Минерва, – примирительно сказал старый волшебник. – Уже и пошутить нельзя. У меня просто настроение хорошее, вот и всё.       Гермиона из диалога не поняла вообще ничего. Зяблик – это ведь такая маленькая птичка, ничего более?.. Наверное, решила она, пожав плечами, какой-то профессиональный юмор.       Коридор кончился внезапно. Вот только они повернули в очередной раз – и оказались перед тупиком. Каменной стеной. А позади... Гермионе не хотелось смотреть назад, в темноту, да и что бы она там увидела... и всё-таки её не оставляло ощущение, что стены позади них смыкаются.       – За этой стеной, – со значением сказал Дамблдор, обращаясь больше к МакГонагалл, чем к ней, – я был всего трижды, и впервые – сорок лет назад, когда Армандо Диппет решил назначить меня своим преемником. Сейчас, Минерва, я назначаю своим преемником вас.       МакГонагалл не сильно даже и удивилась. Большой новостью для неё это не стало, стоило ждать чего-то такого, однако всё же, всё же...       – Почему здесь и сейчас? – осведомилась она. – И разве это не следует согласовывать сначала с Министерством и попечителями?       Дамблдор посмотрел на неё, и стёкла его очков сверкали в тихом магическом свете.       – Роль Министерства и попечителей тут формальная, конечное решение принимают не они. Директор – это не просто глава школы; Директор, прежде всего, – хозяин Хогвартса.       Воцарилось недолгое молчание, которое нарушила Гермиона.       – И что же это значит, сэр?       – Вперёд, – просто сказал Дамблдор. Девушка внимательно взглянула на него – но нет, он не шутил. – Шагайте в стену.       И сам подал пример, шагнув вперёд. Стена перед ним расступилась подобно воде и сомкнулась за его спиной. Огонёк света, сорвавшись с палочки, повис в воздухе, медленно угасая. После секундного колебания МакГонагалл последовала за Директором, за ней в стену вошла и Гермиона.       Ей пришлось пережить несколько очень неприятных мгновений: это действительно походило на внезапное погружение в воду, когда теряешь ощущение верха и низа, когда перед глазами нет ничего, кроме беспорядочно пляшущих пятен. Вдобавок – сдавливание, невозможность вдохнуть и вообще ощущение, что тебя похоронили заживо.       Но потом всё прошло. Она вывалилась из камня, чудом устояв на ногах, и огляделась. Точнее, попыталась оглядеться. Здесь, по сю сторону стены, была кромешная тьма.       – Что это? – спросила МакГонагалл.       Вместо ответа рядом раздался резкий шипящий звук – вверх взмыл яркий шар света, и в глаза ударили тысячи разноцветных лучей. Гермиона невольно зажмурилась.       Они стояли в длинном помещении, конец которого терялся в темноте; стены здесь были выложены простым серым камнем, а потолок, поддерживаемый толстыми приземистыми колоннами, низко нависал над головами. Этот каменный мешок ничем бы не отличался от прочих подземелий Хогвартса, когда бы не то, что находилось в нём.       Самоцветы. Гигантские кристаллы драгоценных камней, сверкающие тысячью граней, каждый высотой в три-четыре фута. Они, оплетённые металлической сеткой, связанные какими-то странными трубками, стояли на полу двумя длинными рядами, и язык немел при взгляде на такое великолепие.       Трудно даже было представить стоимость этих богатств. Перед ними мерк и золотой запас США, и сокровища древнего банка «Гринготтс». Не существовало на планете Земля таких камней, не существовало нигде, кроме этого места.       Но волшебники – МакГонагалл и, в меньшей степени, Гермиона – обратили внимание совсем не на стоимость и даже не на красоту.       А на магию. Магия здесь бурлила: эфирное поле было перенасыщено потоками маны, волшебной энергии, и казалось почти удивительным, что она не выплёскивается тут же в пространство стихийными чудесами. Гермиона немного знала в аурологии – в школе её как таковую не преподавали, – но сейчас она буквально на коже ощущала магию, источником которой несомненно являлись огромные разноцветные кристаллы.       – Если рассматривать Хогвартс как живой организм, то здесь находится его сердце! – торжественно изрёк Дамблдор. Голос его стал гулким и звенящим, волосы и мантия сияли и колыхались на несуществующем ветру. – А мозг, главный центр управления – в кабинете Директора. И оттуда, дамы, Директор Хогвартса диктует свою непреклонную волю остальной Магической Британии!       – Так вот вы какой, Гэндальф Белый, – неслышно произнесла себе под нос девушка, на секунду отвлекаясь от созерцания камней.       – Но как же... – растерянно начала МакГонагалл и умолкла. Ей не хватало слов – Гермиона впервые видела её в таком состоянии.       – Пожалуй, мне стоит рассказать всё с самого начала, как когда-то рассказали мне, – уже спокойнее сказал Дамблдор. Мантия его перестала развеваться, но исходившее от него слабое сияние никуда не исчезло. – Впрочем, к тому моменту я и сам уже многое знал... Хотите присесть?       Он не доставал палочку, вообще не совершал никаких движений, но из ниоткуда вдруг появились три кресла. В одно из них Дамблдор и сел, погрозив пальцем Гермионе.       – Нет, мисс Грейнджер, руками их трогать не надо. Могут быть нехорошие последствия.       Гермиона, смущённо улыбнувшись, отдёрнула ладонь от синего самоцвета, внутри которого переливалось... нечто. Какие-то узоры, пузыри, похожие на те, что плавают в лава-лампах.       – Итак, – начал Директор, – полагаю, вам известно, что Хогвартс укрыт множеством постоянно действующих заклятий. Антиаппарационное, маглоотталкивающее, охранные чары, иллюзионное и ещё некоторые. Все знают, что чем заклятие больше и надёжней, тем больше ему надо энергии... но немногие из студентов задумываются, откуда берётся энергия для чар Хогвартса. Те же, кто задумываются, почему-то приходят к выводу, что профессоров в Хогвартсе достаточно много и они достаточно квалифицированы, чтобы время от времени обновлять эти заклятия.       – А это не так? – не выдержала Гермиона. Дамблдор усмехнулся.       – Теоретически это возможно, но представьте, каково было бы обновлять комплекс чар таких размеров на протяжении столетий. Нет, во всех таких местах используются постоянные, самоподдерживающиеся заклятия. Они сложнее, но требуют много меньшего присмотра.       – Насколько мне известно, обычно подобные чары замыкаются на лей-линии, – задумчиво произнесла МакГонагалл. – Преодолеть это сумели только в последние десятилетия, с появлением манаформаторов. А возле Хогвартса нет лей-линий... как мне известно.       – Вам известно неправильно, – согласился Дамблдор с невысказанными словами. – Лей-линия здесь есть... по крайней мере была.       – Была?.. А куда делась?       И Дамблдор обвёл подземелье широким жестом.       Огромные кристаллы-Накопители, скрывающие внутри себя бездну маны, неслышно гудели, и по оплетающим их сеткам бегали тусклые блики. Металлические нити сетей сливались, переходили в более толстые, шириной не менее одной пятой дюйма, трубочки, которые соединяли кристаллы меж собой.       В нескольких местах трубочки, в свою очередь, тоже сплетались в дюймовой толщины тросы, и уходили вверх, в потолок... и в стены, причём в стены как бы и не побольше. Стены были неровны: из них выступали друзы кристаллов. Это были какие-то минералы, содержащие, очевидно, в себе золото; золото тончайшими паутинками выходило из них, шло вверх и вниз по стенам, тянулось, тускло блестя, по полу.       Гермионе невольно на ум пришло сравнение с кровеносной системой, и она подумала, что впечатление иных первокурсников о Хогвартсе как о живом замке имеет под собой больше оснований, чем ей раньше казалось.       – Хогвартс берёт энергию именно отсюда и после распределяет её так, как хочет Директор, – неспешно говорил Дамблдор.       – Да, я вижу, – рассеянно кивнула МакГонагалл, щуря глаза. – Это что же, древняя... манастанция? И кто знает об этом?       – Точно – почти никто. Хогвартс уникален, и надо иметь немалый опыт, чтобы понять механизм его работы.       – Подождите, – спохватилась Гермиона, говоря почему-то шёпотом, – но манастанции – это совсем другое. Это же принципиально разные вещи!       – С одинаковым результатом, – всё так же рассеянно ответила МакГонагалл, крутя головой, рассматривая, как Гермиона догадалась, входящий и исходящий поток. – Манастанции Олби – продукт техномагии. Нашей эпохи. А это дотехническое решение, и не менее эффективное. Если бы всё сложилось иначе...       – Систему создали Основатели, все четверо, – сказал Дамблдор, и в голосе его было почтение к давно умершим чародеям. – Они, пожалуй, не уступали нынешним Великим волшебникам, и основная их заслуга не в создании школы. Они думали на поколения вперёд. Они нашли подходящее место и заточили лей-линию, создав это подземелье, трансфигурировав кристаллы и пронизав замок электроновыми тросами.       Гермиона вспомнила давние лекции по трансфигурации, где им впервые рассказывали о волшебных свойствах различных веществ и элементов. Драгоценные камни, и алмаз первый из них, служат отличными Накопителями магической энергии, ибо обладают низкой манапроводимостью. А электрон, сплав золота и серебра, напротив, очень неплохо эту энергию передаёт.       Но ведь всё это надо было откуда-то взять, как-то сделать! Магией сотворить вещество относительно несложно, но куда сложнее – вещество, обладающее магическими свойствами. Сотворить тонну золота, неотличимого в этом смысле от природного – это даже для Дамблдора непросто будет. А тут-то ведь ушла далеко не одна тонна!       С другой стороны, можно положиться и на естественные процессы. Если у тебя есть, скажем, пара десятков лет...       – Сколько же у них на это времени ушло... – пробормотала девушка.       – Мы не просто так зовём их Основателями, мисс Грейнджер, – серьёзно сообщил услышавший её Дамблдор. – Если бы они основали только школу и построили замок... об этом не стоило бы говорить столько времени. Но они сделали нечто большее.       – Великий артефакт, – не без трепета произнесла МакГонагалл. – Источник абсолютной власти Директора.       – Манастанция, тысячу лет собиравшая энергию. Часть использовалась – используется постоянно, – но часть не слишком большая.       – Поразительно, – МакГонагалл покачала головой. – У меня нет слов.       – И сколько же тут этой энергии, сэр? – тихо спросила Гермиона, оглядывая длинные ряды сверкающих кристаллов.       – Достаточно, чтобы назвать Директора Хогвартса сильнейшим волшебником мира. Об этом мало кто знает, но... Геллерт Гриндельвальд так и не высадился на наши острова. Говорят, что он боялся меня; он и правда боялся, но не меня.       У Гермионы имелась тысяча вопросов; она было открыла рот, но Дамблдор отрицательно покачал головой.       – Нет, мисс Грейнджер, хватит любопытства. Вам и этого не положено ведь знать.       Девушка медленно кивнула и отошла чуть вглубь, рассматривая сложную магическую систему, идеально работавшую вот уже тысячу лет. Хотя, подумала она, время от времени её наверняка чинили и дорабатывали. Школа же расширялась, увеличивалось количество учеников, добавлялись новые чары...       Вот хотя бы эта невидимость на замке, появившаяся с введением Статута. Это ведь не просто Дезиллюминационное заклинание, там всё сложнее. Некоторые думают, что в Хогвартсе слишком много магии, и потому электроника в нём не работает, но это не совсем верно. Дело не в магии как таковой; дело в магии, непосредственно препятствующей работе электроники. Та же невидимость действует во всех диапазонах электромагнитного излучения и естественным образом блокирует радиосвязь. Внешний наблюдатель не увидит ничего подозрительного, каким бы прибором он ни пользовался.       ...А за спиной Гермионы тем временем шёл негромкий разговор.       – Почему вы решили показать мне всё это именно сейчас?       – А почему нет? – пожал плечами Дамблдор. – Когда-то ведь надо.       – Не юлите, Альбус. Вы всерьёз планируете уйти со своего поста?       Тот обезоруживающе развёл руками:       – Да. В самом скором времени вам придётся стать Директором вместо меня.       – А вы что же?       – А моё время подходит к концу, – беззаботно ответил Дамблдор. – Потому-то я и радуюсь. Не хотите ли лимонную дольку?       ...Гарри стоял на берегу подземного озера и, ёжась, глядел, как Дамблдор вытягивает лодку из-под воды. Чёрная, почти маслянистая водная гладь навевала тревожные мысли и желание убраться от неё подальше. Было холодно.       – А вот профессор Креол бы просто перелетел, – вполголоса пробурчал он. Дамблдор, с трудом удерживающийся на скользком краю, обернулся и серьёзно на него посмотрел.       – Думаешь, нам стоит вернуться за мётлами?       – Да... нет, наверное, раз уж пришли, – запнулся Гарри. – Просто... неужели нельзя как-то иначе переправиться? Можно возвести мост или заморозить часть озера...       Взгляд Дамблдора стал каким-то особенно серьёзным и пристальным, и старый волшебник глубокомысленно кивнул.       – Мудрый совет, Гарри. В следующий раз я им обязательно воспользуюсь.       – Сэр, ну я же серьёзно. Почему бы не воспользоваться каким-нибудь другим способом, не тем, который оставил Волдеморт?       – Видишь ли, Гарри, я как раз заинтересован именно в том способе, который оставил Волдеморт. Садись в лодку.       Гарри сел, и они поплыли. В воду гриффиндорец старался не глядеть – он уже рассмотрел плавающих в ней мертвецов.       Мертвецов, кстати сказать, там было немало. Волдеморт не иначе как поднял какое-то соседнее кладбище и пригнал сюда в полном составе.       – Два крестража уничтожены, дневник и кольцо, – сказал он, стараясь отвлечься. – Остаются медальон Слизерина, чаша Хаффлпафф, змея, я сам и ещё один неизвестный, который может быть чем угодно.       – Хорошо бы он оказался здесь, – светским тоном отозвался Дамблдор. – Тогда не придётся гадать.       – Да и остальные-то ещё поди найди, – пробормотал Гарри.       – Не унывай, – по-доброму посоветовал ему старый волшебник. – Я в тебя верю, Гарри, и верю, что у тебя всё получится!       – Сэр, ну извините! – гриффиндорец почти вспылил. – Вы ждёте от меня, что я уничтожу его крестражи – но как, по-вашему, я должен это сделать? Как их хотя бы найду? Они же могут быть где угодно!       – Силой любви и во имя высшего блага, разумеется, – Дамблдор всё так же невозмутимо-спокойно взирал на него поверх очков. – Гарри, не надо глупых вопросов. Это твоя задача, и решать её тебе. Я могу помочь, но делать за тебя её не буду.       – Ну помогите хоть, – буркнул Гарри. – Совет дайте, где искать.       Тон был невежливый, но Дамблдор и впрямь дал совет.       – Дневник хранился у Малфоев, – сказал он. – Вероятно, не он один. Некоторые из своих крестражей Волдеморт мог отдать на сохранение самым доверенным Пожирателям. Мне думается, имеет смысл поискать в «Гринготтсе».       – «Гринготтс» – он большой... – проворчал Гарри. Впрочем, совет действительно его ободрил: обыскать сейфы «самых доверенных Пожирателей» непросто, но всяко проще, чем обыскивать весь земной шар.       Лодка мягко стукнулась в камень небольшого островка; двое волшебников выбрались из неё и направились к источнику зеленоватого света.       – ...Так, – изрёк Дамблдор спустя несколько минут, когда они вдоволь насмотрелись на каменную чашу за невидимым барьером. – Есть предложения?       – У меня?       – Гарри, я зачем, по-твоему, взял тебя с собой? – посмотрел на него старый волшебник. – Чтобы ты научился чему-нибудь. Едва ли ты чему-нибудь научишься, если будешь просто молча стоять в стороне.       – Но я-то что могу, профессор? – не понял Гарри. – Какими бы чарами Волдеморт ни защитил чашу, я уверен, вы сможете их пробить. Вы сильнее его! А я что?       – Гарри, я не буду действовать здесь силой, – Дамблдор внимательно посмотрел на него. – Мне казалось, ты это понял.       – А, – запоздало сообразил Гарри. – Чтобы Волдеморт не узнал?       – Именно. Пока мы делаем всё то же, что сделал бы он, всё в порядке, но я не сомневаюсь, что на крайний случай здесь есть какие-нибудь сигнальные заклятия.       – А-а.       Он ещё раз посмотрел на неразрушимую чашу с зелёной жидкостью; Дамблдор сказал, что её можно только выпить, иначе никак. Это был яд – магический, со сложными свойствами, действующий не сразу, но несомненно яд, а потому пить его всё же не следовало.       – Я тут подумал, – осторожненько начал Гарри. – Вот у вас феникс есть, он же вроде бессмертный? Может, ему это зелье дать?       Дамблдор поправил очки.       – Ага. То есть если кто-то от яда не умрёт, то его можно этим ядом поить. Так, Гарри?       – Ну...       – Свой феникс будет – его и будешь поить, – отрезал волшебник. – Давай следующее предложение.       – Может, инфернала напоим? – предложил Гарри. – Или ещё животное какое-нибудь.       – Почти уверен, что это не сработает, – покачал головой Дамблдор. – Да даже с фениксом вряд ли сработает. Думаю, Волдеморт знал, что делал – смысл в том, что для обретения крестража пришедший сюда должен пожертвовать жизнью. Чьей-нибудь.       Гарри вновь задумался. Своей жизнью ему жертвовать не хотелось, и едва ли Дамблдор имел в виду это. Но больше умных идей не было. Были глупые, и их высказывать не хотелось.       Как вообще с этой задачкой справиться? Если действовать легальным путём – нужен доброволец-смертник; если нелегальным – Волдеморт узнает, что его крестражи ищут! Третьего пути он не видит.       Примерно так он Дамблдору и сказал.       – Я тоже не вижу, – ошарашил его Дамблдор, только что не обнюхивавший чашу. – У меня есть идеи, как перехитрить Реддла... но у меня нет с собой нужных вещей. Придётся возвращаться.       Гарри почесал в затылке. Оно, конечно, логично, но... что же, они зря этот путь проделали, что ли? Обидно, как ни крути.       – А ещё... – негромко пробормотал старый волшебник, – ещё мне кажется, что здесь нет крестража. Так близко... я должен бы его чувствовать, но я не чувствую.       – Может, из-за зелья? – предположил Гарри, уже почти не удивившийся.       – Может быть... Ты знаешь, Гарри, я почти уверен, что здесь его всё-таки нет... был бы почти уверен, если бы...       – Что, сэр?       – Есть такой тип людей, которые любят сложные розыгрыши и замысловатые шутки, – задумчиво сообщил Дамблдор. – Они готовы прятать тайну внутри тайны, подделать древние карты сокровищ, создать большую мистификацию, чтобы в конце пути подложить доверчивому приключенцу навозную бомбу. Сделал пакость – сердцу радость. Понимаешь, о чём я говорю?       Гарри вспомнил Фреда с Джорджем и кивнул.       – Но Том Реддл к такому типу людей совершенно точно не относится, – закончил Дамблдор. – Он бы не стал создавать такое подземелье ради обманки. Поэтому я в недоумении. То ли зелье с чашей вправду так хорошо скрывает магию крестража... то ли его отсюда успели забрать.       – Ну нам-то сейчас никакой разницы, – логично заметил гриффиндорец.       – Да, – согласился Дамблдор. – Пошли отсюда, Гарри. В следующий раз я, пожалуй, наведаюсь сюда один.