***
Первый квартал 1997 года. Подпространство планеты Земля, где-то в Стране Снов. Деревья, висящие в воздухе. Речка, текущая из ниоткуда в никуда. Хогвартс, почему-то размером с обычный одноэтажный дом. Гора на горизонте... вот гора выглядела нормально. А так-то тут нормальное надо было днём с огнём искать. Дамблдор вздохнул и волевым усилием постарался привести мир вокруг себя в порядок. Мир в порядок приводиться не хотел. Изменялся-то он легко, отзываясь на каждую мысль... чересчур легко. Желаемую картину следовало постоянно держать в уме, и стоило только на секунду отвлечься, подумать о чём-то ещё, как сюрреализм возвращался вновь. Неизменным оставалось только находящееся в непосредственной близости. То, что он держал в руках, то, на чём стоял. Тут действовал подсознательный, инстинктивный контроль реальности. Впрочем, не вся Страна Снов такова. Здесь существует несколько относительно стабильных мест, с повышенной реальностью. Там даже могут жить духи, призраки людей – как живут они, например, в великом городе Селефаисе. Дамблдор, впрочем, туда не собирался. Он, пребывавший сейчас в виде призрака, не мог долго находиться здесь, но долго и не надо было. Ему просто надо было встретиться кое с кем... – Дамблдор! – весело позвали его сзади, и он обернулся. Там стоял высокий, выше среднего, юноша в белой мантии и с белыми же длинными волосами. Парифатский чародей Медариэн, великий телепат и сновидец. Страна Снов вообще очень удобна для таких встреч – отсюда совсем несложно пройти в иные миры или, наоборот, встретиться с гостем оттуда. Не все такие встречи кончаются хорошо – демоны там тоже бродят, и у некоторых из них там находятся настоящие охотничьи угодья. Но пространство сновидений столь необозримо велико, что места в нём хватает для всех. Эти слои континуума слишком нематериальны, здесь едва ли можно говорить о какой-либо площади – но если некто, разбирающийся в четырёхмерной топологии, попробует проэкстраполировать, то обнаружит, что Страна Снов на порядки больше площади Земли. Дамблдор поднял руку в приветственном жесте. – Вы сильно изменились с нашей последней встречи, – сказал Медариэн, подходя ближе. – Старость вам к лицу. – А вы ничуть, – кивнул Дамблдор. Он был стар, длиннобород и сед; был старцем, умудрённым жизнью. Стоящего рядом с ним можно было принять за хогвартского студента, но парифатский чародей был в два раза старше него. – О! – поднял палец Медариэн. – Я могу и иначе. И вдруг ссутулился, покрылся морщинами и важно оправил вдруг появившуюся бороду. Призрак – это всего лишь призрак, и выглядеть он может как угодно. Теоретически. Для такого превращения требовалась немалая сноровка. – Так зачем вы хотели меня видеть, Дамблдор? – Вы белый волшебник, Медариэн. Величайший из белых волшебников. Вы никогда не хотели облагодетельствовать весь мир? Юноша как-то посерьёзнел и опустился в возникшее прямо под ним кресло. Рядом тут же возникло второе, сформировался столик с кипящим чайником, чашками и сахарницей. Чай пить никто не собирался – эта обстановка просто была привычна обоим. – Вы решили пойти по стопам Гриндельвальда? – Я просто спросил, – устало сказал Дамблдор. – Вам не кажется, что все ваши усилия бессмысленны в масштабе мира? Что надо менять к лучшему сам мир, а не помогать отдельным людям? – Да, это извечная дилемма, – легко согласился Медариэн, – но я для себя её решил. Я творю добро здесь и сейчас и помогаю тем, кому нужна помощь в данную минуту. Я не знаю, как можно изменить мир к лучшему и для всех. – А если бы знали? – настойчиво спросил Дамблдор. – Но я не знаю, – мягко ответил Медариэн. – Послушайте, Дамблдор, Парифат – это совсем иной мир. Он больше и разнообразнее Земли, и до благополучия ему далеко – мешает множество самых разных проблем, средоточий Тьмы. Демонопоклонники и сами демоны, тайные общества чёрных магов, опасные артефакты, рукотворные и хтонические монстры... – И Тёмный Властелин, – добавил Дамблдор. – Да, он молодец, – слабо улыбнулся иномирный маг, – оттянул на себя значительную часть приверженцев Зла. Но и оставшегося хватает. Некоторые из этих угроз весьма значительны – для вашей Земли они могли бы обернуться глобальным катаклизмом, но Парифат, как я уже сказал, куда больше, – и справиться с ними может только фигура моего калибра. – А я-то наивно полагал, что вашего жизненного опыта хватит, чтобы дать мне совет... – Увы, – сокрушённо развёл руками Медариэн. – Ваша дилемма передо мной стоит совсем не так остро. Другой мир, другие проблемы. Вы думаете о том, как бы прекратить войны между людьми, но для меня эти войны – наименьшее из зол. У нас хватает зла, так сказать, в его натуральном виде, и вопрос несовершенства человеческих душ тут стоит далеко не на первом месте. Я мог бы вам сказать кое-что – но ничего такого, чего вы не знали бы и сами. – Тогда я просто расскажу вам о своей цели, – сказал Дамблдор. – И выслушаю в ответ ваше мнение. ...Последний раз эти двое встречались больше полувека назад. Они ведь не были друзьями, не были даже приятелями – просто два могущественных чародея двух соседних миров, которые случайно пересеклись из-за той эпопеи с Гриндельвальдом. У них остались контакты друг друга, но повода «звонить» не было. Не было до недавнего времени. Медариэн слушал слегка удивлённо, покачивая головой. Видно было, что он не очень верит в успех затеи Дамблдора. – Знаете, в истории нашего мира было государство, объединившее весь мир, – сказал он наконец. – Очень могущественное, развитое и просвещённое государство. В огне Второй Волшебной войны оно уничтожило само себя, а заодно всю цивилизацию и треть населения планеты. Насколько я помню, в истории вашего мира тоже было нечто подобное... – Был Великий Потоп, – сухо отвечал Дамблдор. – Не то стихийное бедствие, не то кара Господа. Наш мир не уничтожал сам себя. – Пусть так, – не стал спорить Медариэн. – Я видел всякое в бесконечности миров и не буду говорить, что прогресс непременно должен привести к катаклизму. Но наш Парифат к катаклизму он привёл. – Не верите? – прямо спросил помрачневший Дамблдор. – Увы, не очень, – извиняюще ответил белый чародей. – Но буду искренне счастлив, если у вас получится. И Дамблдор расстроенно огладил бороду. Сомнения Медариэна жизнь ему отнюдь не облегчали, и сам он колебался всё сильней. А переходя Рубикон, нельзя колебаться. Колебания тут губительны. Да, затея может выглядеть сколь угодно авантюрной, но уж он-то сам должен в неё верить? А если не будет верить даже он, то чего тогда ожидать от других?.. Май 1997 года. Великобритания, графство Корнуолл, деревня Годрикова Впадина. Был вечер, на небе зажглись уже первые звёзды. Стояла приятная прохлада; временами налетал лёгкий ветерок, развевал мантию, ерошил волосы. В домах горел свет. Дамблдор сам не знал, зачем пришёл сюда. Из чувства ностальгии, наверное. Из желания в последний раз пройтись по родным местам, местам, в которых он не был уже... сколько? Неужели с тех самых дней юности? Ну всё же не совсем. Тут жили Поттеры; он бывал у них дважды: когда устанавливал чары Фиделиус... и потом ещё. Но то были краткие, рабочие визиты – аппарировал сразу к дому и ушёл тем же путём. Никаких экскурсий и прогулок по окрестностям. А вот сегодня... За сто с лихом лет здесь всё, конечно, изменилось. Дома стали повыше и поаккуратней, меж ними протянулись электропровода; на месте старого луга теперь росли деревья, а там, где раньше была рощица, не осталось даже пеньков. Не осталось и их старого дома – Аберфорт его, кажется, продал, а на вырученные деньги купил ту развалюху в Хогсмиде. Он тогда был вдали от Англии, путешествовал... но в любом случае не имел ничего против. Ни он, ни Аберфорт не хотели жить в этом доме, не хотели вообще связывать с этой деревней свою жизнь. А теперь вот, ностальгия с чего-то всплыла. Собственно, не так уж и сильно изменилась Годрикова Впадина. Сторонний человек, покажи ему вид «до» и «после», пожал бы плечами и заметил, что за век могло случиться и куда большее. Но для самого Дамблдора... для него перемены были куда более значительны. Возникало странное ощущение безвозвратно ушедшего прошлого. Прошлое уже не вернуть, оно заросло паутиной, поблёкло и подёрнулось патиной; остался лишь уродливый скелет, вызывающий чувства сожаления, тоски и тягу поскорей вернуться к настоящему. – А колодец, значит, засыпали, – негромко пробормотал волшебник, останавливаясь у одного из домов. – Хотя что, он и так весь заросший был... Он прошёлся по короткой улочке, мимо памятника Поттерам, свернул к кладбищу и зашагал меж могил. Было тихо, темно и пусто. Нужное надгробие он нашёл быстро. Недолго зачем-то постоял возле него, тяжело вздыхая, затем развернулся и надел шляпу. Что толку ходить возле могил? При жизни надо было думать. У входа на кладбище стояла церковь – идя обратно, Дамблдор посмотрел в ту сторону и невольно замедлил шаг. Он, формально христианин, в церкви не был тоже очень, очень давно. А сейчас вдруг потянуло. Что же, когда собираешься бороться с демонами, невольно начинаешь думать о Боге. ...Дверь скрипнула. Церковь была открыта, на стенах горела пара тусклых ламп, но внутри никого не было. Он прошёл вперёд; звуки шагов разносились в полумраке, отдавались эхом. Дамблдор невольно отметил, что вот церковь изменилась мало. Конечно, появились картины на стенах, лавочки стояли совсем другие, перестеклили окна, и на алтаре лежало совсем новое покрывало. Но сам алтарь был тем же, и окна были всё те же – стрельчатые, полукруглые, – и лавочки стояли на тех же местах. Изменилась форма, да и то слегка – а суть осталась прежней. Суть всегда остаётся прежней. – Вы что-то хотели? – раздался голос. – Прошу прощения, – сказал Дамблдор. – Полагаю, мне стоит уйти. Священник, появившийся из маленькой незаметной дверки сбоку от алтаря, протестующе замотал головой. – Подождите. Если вас что-то тревожит, если вам что-нибудь нужно – вы можете поговорить со мной. Дамблдор помедлил, и священник продолжил: – Сейчас для посещения церкви время неурочное, и у нас тут маловато случайных туристов. Вероятно, вас что-то сильно гнетёт, раз уж вы решили прийти сюда. – О, я не думаю, что вы сможете мне помочь, – вежливо произнёс Дамблдор. Священник сел на переднюю лавку и внимательно посмотрел на него. – Но ведь вы зачем-то же сюда пришли? Садитесь. – Ну, терять мне нечего, – почти весело сказал Дамблдор и сел. В конце концов, он же действительно сюда пришёл, руководствуясь... чем руководствуясь, интересно? – Меня зовут Кентигерн, – представился священник. Он был стар, но держал себя прямо, с достоинством. В руке он держал деревянный посох с колокольчиком – кажется, тоже какой-то церковный атрибут... или просто клюка. Дамблдор не был уверен. – Преподобный Кентигерн? – Не стоит, зачем, – качнул лысеющей головой тот. – Я же вижу, вы человек не церковный, вам всё это непривычно. Я слушаю вас. – Мне скоро придётся сделать один непростой выбор, – медленно проговорил Дамблдор. Ему вдруг показалось, что он где-то слышал это имя. – Собственно, я уже его сделал, но пока не поздно ещё всё отменить. Я не уверен в правильности своих действий. Не уверен, что мои действия приведут к чему-то хорошему. – А если вы не будете ничего делать? – Что ж, тогда плохо будет всем. Но если я начну действовать... всё может стать ещё хуже. – Но может и не стать, верно ведь? – спросил Кентигерн. – Итог ваших действий не зависит от вас, не так ли? Не всё в вашей власти... так что, как говорится, делай что должен, и будь что будет. – У меня был друг, руководствовавшийся этим принципом, – не без ехидцы согласился Дамблдор. – Кончил он тем, что сейчас отбывает пожизненное заключение. Обычно люди настораживаются, когда слышат от кого-то что-то такое. Но Кентигерн и глазом не моргнул. – Он жалеет о том, что сделал? – Нет. Кентигерн пристально посмотрел на него. – Тогда вам не стоит рассматривать его как неудачный пример, не так ли? Он делал что должен был, и с ним случилось то, что случилось. – Но я не хочу закончить как он, – возразил Дамблдор. – Он шёл к своей цели всю жизнь и остался в итоге ни с чем. – А вы вместо этого хотите всю жизнь ничего не делать? – взгляд Кентигерна стал строже. – Пытаться лучше, чем не пытаться. Движение в каком угодно направлении лучше стояния на месте. И куда лучше сожалеть о сделанном, чем о несделанном. Дамблдор задумался. Диалог неожиданно обрёл интересный оборот: с Кентигерном впрямь стоило поговорить. С другой стороны, как-то он не походил на провинциального священника... да и вообще как-то странно всё это было, здесь и сейчас. Что именно было странно, Дамблдор так и не сформулировал, откинув эту мысль почти сразу: в мозгу всё крутилось другое. Кентигерн – имя ведь экзотическое, Кентигернов не может быть так уж много... и старому волшебнику упорно казалось, что с этим именем связано нечто такое, важное. То ли рассказывал ему кто-то, то ли сам он в книге что-то на этот счёт читал... – Я знаю людей, которые бы с вами не согласились. Сделанного уже не изменить. – И тем не менее вы спрашиваете совета у меня, а не у этих людей, – резонно заметил Кентигерн. И Дамблдор почему-то не сказал, что спрашивать у него совета он сам не очень-то хотел. Почему-то не пришло ему в голову такое возражение. – Я думаю, мне пора, – сухо произнёс он вместо этого. – Подождите ещё немного, – с мягкой улыбкой ответил Кентигерн, доставая из кармана Библию. – Давайте обратимся к Писанию. Я уверен, здесь есть строки, подходящие к вашей проблеме. И раскрыл Библию на, как показалось Дамблдору, случайном месте. Волшебник неопределённо покачал головой. Он не думал, что слова древней книги, написанной тысячелетия назад, каким-то образом помогут ему сейчас. Кентигерн ведь никоим образом не мог представить себе масштаб проблем, стоящих перед ним... а Дамблдор, конечно, не собирался его в них посвящать. Рано или поздно об этом и так узнают все. – Встал Господь посреди совета богов и среди богов совершил суд, – нараспев произнёс Кентигерн. – «Доколе будете судить неправедно и принимать нечестивых? Будьте справедливы к бедным и сиротам, к смиренным и нищим милостивы. Спасите бедных и нуждающихся, от руки нечестивых избавьте их». Голос священника сделался слегка мрачнее и торжественнее, слова гулко отражались от стен церкви. – Не приняли они и не поняли, во Тьме они ходят; так потрясутся же основания земли! Говорю я: боги вы, и все вы – дети Всевышнего. Но подобно людям вы умираете и подобно королям теряете власть! Так восстань, Господь, и правь землёю, ибо Твоя власть над всеми народами! Слова священника – громкие, возвышенные слова псалма – странным образом резонировали, находили отклик в душе волшебника. Это были подходящие слова; те, которые должны были прозвучать здесь и сейчас, те, которые он должен был услышать. И Дамблдор слушал, молча и сосредоточенно, и в сердце его росла уверенность. Кентигерн аккуратно закрыл Библию и испытующе глянул на волшебника. – Альбус Дамблдор, – повелительно сказал он. – Бог богов Господь призвал тебя, и тебе говорит – иди и сокруши! Сказав так, Кентигерн резко встал, указывая посохом на выход. Дамблдор, немного ошеломлённый, посмотрел туда, затем обратно на священника – но тот уже удалялся. Мелькнули полы одеяния – и дверь, маленькая дверь сбоку от алтаря, закрылась за ним. И лампы на стенах тут же погасли. ...Снаружи уже совсем стемнело. Часть огней в домах погасла – люди уже легли спать. Дамблдор, выйдя из церкви, прижал ладонь ко лбу – голова почему-то шла кругом. И у него с глаз как будто пелена спала. Он наконец-то вспомнил! Вспомнил, где раньше слышал имя Кентигерн! Рука рефлекторно дёрнулась, пальцы почти сомкнулись на палочке... и медленно разжались. Он заставил себя успокоиться. Это было чудо, конечно. Для кого-то подобное стало бы шоком. Для Дамблдора это тоже было событие никак не рядовое... но всё же не совсем из ряда вон. Он ведь встречался с тем японцем, а с Сингхом они и вовсе сидели в одном Синклите. В конце концов, чему удивляться? Он задал вопрос – важный вопрос, – и он получил ответ. Очень чёткий ответ. Альбус Дамблдор широко, с облегчением улыбнулся. Сомнения были отброшены – теперь он точно знал, что должно сделать. Теперь он был уверен в том, что поступает правильно. Что ж, да будет так!***
Из записок Альбуса Дамблдора. Последние страницы. Конечно, всё может сложиться совсем иначе, чем видится мне. Через грядущую войну мы можем прийти к великому процветанию – или к великому бедствию. Но это уже будет не моей заботой. Я устал, и я ухожу. Моя жизнь вот-вот подойдёт к концу: я сделал что мог, но я не могу следить за этим миром вечно. И не хочу. Я довольно сделал для него – пришла пора людям позаботиться о себе самостоятельно. Ну а если они не сумеют – не мне их к спасению тянуть. Но я верю, что они сумеют. Ибо я верю в человечество. Я видел человеческую глупость и апатию, жестокость и эгоизм, жажду власти и множество других недостатков. Я встречал людей, которые по справедливости заслуживали бы многократных пожизненных заключений и смертной казни, и говорил с человеком, которого не могу больше называть человеком. Но несмотря на всё, что я видел за свою жизнь, я не разочаровался. Я по-прежнему верю в добро и верю в человечество. И всё же одной веры мало, конечно. Всякое чудо – результат долгой подготовки... и я надеюсь, что ты достаточно подготовлен, Гарри. Ты лишь немногим младше нас с Геллертом, когда мы впервые встретились и принялись решать судьбу мира. И у тебя есть все возможности, которых не было у нас и которые мы так жаждали заполучить. Сила, знание... даже Дары Смерти. Думаю, этого вполне достаточно, чтобы ты сумел продолжить моё дело. Теперь всё зависит от тебя. Вместе с моим дневником, моей магией и моей палочкой я вверил в твои руки судьбу всего мира, Гарри Поттер. Распорядись ею с умом.