Возвращаясь к истокам

      Друзья покинули монастырь и решили прогуляться по окрестностям. Возвращаться в оживленный город желания не было. Хотелось только тишины и покоя, чтобы обдумать услышанную от брата Беттино историю. Прямо за монастырем начинался лес, и было решено двигаться вдоль него. — Значит, люди, положившие начало многолетней вражде, были лучшими друзьями? Мир полон противоречий, — протянул Меркуцио. — Интересно, из-за чего началась их ссора, — сказала Росанна. — Причина явно была весомая. Не представляю, из-за чего можно вдруг наброситься с кинжалом на своего друга и попытаться проводить его на тот свет. — Но ведь Валерио явился в дом Капулетти с явным намерением помириться… — У него это, судя по всему, плохо получилось. Только если они чисто по-дружески не решили вскрыть друг другу вены. Странное проявление взаимной привязанности, не находишь? — саркастичную манеру разговора в Меркуцио было не искоренить. — Знаешь, а мне кажется, что они все же примирились. Просто… Со взаимной ненавистью их смерть никак не вяжется. — Ага, а с верной и нежной дружбой конечно прекрасно вяжется двойное самоубийство. Надеюсь, ты однажды не решишь, что лучшим доказательством твоей ко мне привязанности будет решение вскрыть себе вены на моих глазах. Уверяю тебя, мне достаточно простого рукопожатия. — Дорогой друг, если ты не заткнешься, я сочту за лучшее вскрыть вены тебе, — парировала девушка и переключилась на молодого Монтекки, — Бенволио, а ты что думаешь насчет этой истории? — Наш задумчивый синьор, кажется, окончательно ушел в себя, — снова заговорил Меркуцио, — и выковырнуть его оттуда не представляется возможным.       Бенволио, который от самого монастыря шел, задумавшись и не издавая ни звука, оторвал пристальный взгляд от облезлого дерева, торчавшего вдали. Это несчастное растение он сверлил взглядом так, будто в нем одном заключались ответы на все вопросы мироздания. — Я вас прекрасно слышу, — рассмеялся Монтекки, — и вполне согласен с Росанной. — В том, что Валерио и Армандо помирились перед смертью, или в том, что пора вскрыть вены Меркуцио? — с улыбкой спросила девушка, приподняв бровь. — По всем пунктам, — усмехнулся Монтекки. — И ты, Брут! — горестно воскликнул Скаллигер, простирая руки к Бенволио. Все трое рассмеялись. Вдруг Росанна увидела в глубине леса что-то, похожее на небольшую хижину. — Эй, смотрите! — воскликнула она, — что это там? — и указала на ветхую постройку. — Хм, кажется, я знаю, чья это хижина, — ответил Бенволио, — в Вероне рассказывали, что где-то в лесу есть хижина, в которой много лет назад жил какой-то уродец, отверженный обществом, и потому вынужденный жить отдельно от всех. Его боялись и презирали за его внешность. У него, кажется, были совершенно белые кожа и волосы и кроваво-красные глаза. Всюду, куда он приходил, его считали колдуном и прогоняли. В конце концов, ему пришлось найти прибежище в лесу. — Звучит жутковато, — сказала Росанна, — посмотрим? — Проклятое любопытство! — театрально воздел руки к небу Меркуцио, — ладно, я с вами.

* * *

      Полусгнившая дверь со скрипом отворилась, и друзья перешагнули поросший мхом порог хижины. Комната, в которой они оказались, говорила о крайней бедности ее обитателя. Возле стен стояла простая, без изыска мебель. Не было даже ковра — одни голые сгнившие доски. С потолка свисали каскады паутины вперемешку с пылью. В углу валялся скелет крупной крысы. — А если колдун наложил проклятие на дом, и теперь мы покроемся язвами, сойдем с ума, сгнием заживо… — Меркуцио, ты хоть когда-нибудь молчишь? — прервала Росанна разыгравшуюся фантазию Скаллигера. — Не-а, — ответил за него Бенволио, — но даже назойливый комариный писк можно научиться игнорировать. — Нет, ну вы сговорились против меня, — обиженно сказал Меркуцио, — а я вот, кажется, нашел кое-что интересное.       Скаллигер подошел к полураскрытому шкафу на противоположном конце комнаты. Он распахнул дверцу и вытащил из него длинный запыленный кусок ткани. Меркуцио встряхнул его, и серый клубок, подняв в воздух облако пыли, превратился в ярко-красное платье с капюшоном. — Итак, либо наш колдун был ведьмой, либо у него была дочь, — торжественно произнес Скаллигер. — Знаешь, Меркуцио, — проговорил Бенволио, пристально глядя на платье, — кажется, ты нашел одно из недостающих звеньев нашей головоломки. — Думаю, ты прав, — сказала Росанна, тоже устремив взгляд на платье. — Потрудитесь пояснить для тех, кто не наделен вашей гениальностью, — закатил глаза Меркуцио и зашвырнул платье обратно в шкаф, — я вообще не понимаю, о чем идет речь. — Ты сказал, что не представляешь, из-за чего двое друзей вдруг пожелали перерезать друг другу глотки, — начала Росанна, — они были неразлучны, прощали друг другу обиды. Но есть одна вещь, которая бывает сильнее дружбы. Любовь. — Так, в нашем деле замешана женщина… — произнес Меркуцио, — да, это не лишено смысла. Но почему вы решили, что именно эта? — спросил он, указав на платье в шкафу. — Понимаешь, — настал черед Бенволио излагать свои мысли, — если бы девушка была из Вероны, то рано или поздно ее роль во всей этой истории раскрылась бы. Если бы она сама себя не выдала, заметили бы что-то подруги, родственники. А в нашем случае никакая девушка так и не объявилась. — Значит, она либо была совершенно одинока, либо жила в изоляции, — продолжил Меркуцио, — ясно. Но дальше-то что? Попытка примирения, непонятно, удачная или нет… Вскрытые вены… Да и причина дуэли понятна не до конца. Любили ли двое одну и ту же девушку, или произошло что-то еще? — Пока не знаю, — ответила Росанна. — Не знаю, — одновременно с ней произнес Бенволио. — Прекрасно. Значит, копаем дальше, — оживился Меркуцио. Ему ужасно не хотелось бросать это так увлекшее его расследование. С тех пор, как в Вероне появилась Росанна, он даже ни разу не порывался устроить с кем-нибудь очередную дуэль. Про Тибальта он вообще забыл. Все враги отошли на второй план перед тайной, которую ему так хотелось раскрыть.