Birth is a promise; death its fulfillment. Рождение — это обещание; смерть — его исполнение. Faceless void
1 Листья-перья легко подрагивали от дуновений ветра. И шорох, создаваемый ими, был как музыка, которую современные буддисты включали, чтобы отвлечься от шума города и достичь медитативного транса. Совершенно внезапно засеребрившая луна за кроной превратилась из сакрального символа в одинокое светило, бледнеющее вместе с рассветным небом — оно, как будто возмутилось взметнувшимся на свою территорию копьям Титании, и в наказание оставило пресытившихся пурпуром островитян без намёка на рассветные краски. Рангику привыкла к пустоте — во внутреннем мире, во взгляде мага, сидящего по правую руку. И именно сейчас ей захотелось понять, что творится в этой голове, запустить пальцы в серебристые пряди и перебирать их внимательно так, словно его мысли были спрятаны между ними. Мацумото редко отказывала себе в каких-либо порывах — и невесомо коснулась волос. Поначалу их взъерошенная густота неприятно кольнула, но затем упрямые подушечки пальцев, почти подобравшиеся к горячей коже головы, окунулись в шёлк. Этот контраст настолько поразил девушку, что она отдёрнула руку, рискуя раскрыть своё инкогнито. Леон нахмурился, и Рангику уже всеми правдами и неправдами собиралась доказывать, что во всём виноват пронырливый листик, которого на самом-то деле и не было, но маг ледяного созидания молчал. Непривычно растерянный вид беловолосого умилил шинигами, но затем Бастия посмотрел на неё гнетуще серьёзно; сузившиеся раскосые глаза почти почернели от непривычного для зрачка освещения: — Скажи, я ведь… так ничему и не научился? Еле слышные слова чётко отложились в голове, но смысл их пришёл почему-то не сразу. И ничего на лице собеседника не дало подсказки о том, что скрывается за глупым вопросом. За пару месяцев в Духовной Академии Шинигами бедняки из Руконгая превращались в «малышню» только-только научившуюся записывать за торопливым лектором, а аристократы — в детей постарше, наивно ждущих прорыва, который внезапно поставит их на одну ступень с мастерами. В обоих случаях чудес не случалось — ученики оставались собой — чуть более собранными и дисциплинированными версиями себя. Леон научился многому, что ценили в талантливых первокурсниках, но скажи ему это — и он разочаруется окончательно. Ведь важен был не этот призрачный прогресс. Когда Рангику осознала, что задумалась уже на неприлично долгий срок, случился феномен, удививший её куда больше расколотой «луны» и исцеляющего «снега» — Нольператор проиграл в гляделки, отвёл взгляд; и его глаза вновь наполнились знакомой синевой. Шинигами сжала рукоять растаявшего клинка, вздохнула: — На самом деле, это ты кое-чему меня научил. «…не тоскуй о потерянной силе, шинигами. Я вернусь к истокам» — Она поняла главное. Жалеть о шикае, который никогда не увидит свет, жалеть себя — неудачницу, потерявшую его — было кощунством по отношению к спасённым клинком жизням. — Точно. — Так и не дождавшись пояснений, он хмыкнул. — Теперь ты неплохо штопаешь раны. — Не напоминай. — Она поморщилась, два заслышав нелюбимое сочетание звуков, вызывающее под пальцами ощущение липкой крови, оголённых сосудов и мышц. Маг понятливо кивнул, скорее каким-то своим мыслям, чем говорящей загадками рыжеволосой, и тут же спросил: — Тогда о чём ты? — О чём-то большем, Леон… Корабли Исвана, бой с магом-мечником на фальшборте, холод утягивающей к скалистому дну морской воды и ледяной дракон, клинок, скрестившийся позже с зубами этой бестии, и серая смесь пепла со снегом, ледяная дорога, сложившаяся из утихших волн и луна над ними, летящие листья и очередное падение, блеск стали, кровь, пахнущая железом, дрожание тонкой иглы над раной, ледяные осколки… и безымянный синеглазый кот. Нет, всего этого не объяснить — не обличить в слова то, как каждый этот момент горячо и упорно ковал что-то в душе, неотвратимо привязывая к чуждому миру. Рангику встряхнула головой, отгоняя так и не сформировавшуюся окончательно мысль, и тихо повторила: — О чём-то большем. Стало совсем тихо. Даже медитативная игра листьев и ветра была едва слышной. От того, насколько свободно могли трактоваться её слова, Мацумото стало не по себе, но тут на выручку пришла скептичность и непробиваемость Леона, явно разочарованного таким ответом: — Надо же, а я почти поверил. — Маг тонко усмехнулся: — Нет, утешать ты точно не научилась. — Так тебя надо гладить по головке, как дитя малое? Что ж ты сразу не сказал? — Девушка, скопировав ехидную улыбочку, незаметно ставшую почти самым излюбленным её жестом, принялась усердно и уже абсолютно легально лохматить серебристые волосы. Бастия сердился, чуть ли не рычал от надоедливых женских рук, сломавших всю сложную композицию прядей-иголочек, и приговаривал: — Абсолютно ужасно, Рангику. Ноль баллов. Придумаю оценку похуже, если не прекратишь... Нет, просто отвали. — Терпению мага пришёл конец, когда его начали дёргать за раскрасневшиеся щёки. — Ар-р-р, Мацумото! — Ноль баллов? Из уст Нольператора звучит как одобрение. — Пепельную волшебницу совсем не огорчило раздражение, вызванное её манипуляциями — некоторые беловолосые чибики кричали вещи и похуже... грозились уволить, завалить отчётами. Экс-фукутайчо вздрогнула. — Ещё чего! Ладно, смотри, южанка, как это делается. Прикосновение, возникшее словно из ниоткуда, усмирило повеселевшую шинигами не хуже той самой последней пиалушки саке, после которой тянет в сон. Повергла в абсолютный шок его неожиданность и... ожидаемость? Это было одно из самых странных противоречий в её голове. Размеренные, успокаивающие поглаживания, холодок от ложащихся на плечи прядей, в которых похозяйничали тонкие пальцы — действительно как колыбельная для непоседливого ребёнка... но затем обжигает случайное прикосновение к нежной коже за мочкой уха и щекочущая шею кисточка собственных волос, обратившаяся против своей хозяйки в руках мага льда. Наблюдая за несколько торопливыми, но ловкими манипуляциями, Рангику забылась. Забыла, когда в последний раз ощущала в солнечном сплетении помимо собственной магии маленькое и в то же время необъятное тёплое солнце. Шершавая подушечка пальца нарочито медленно и дразняще мазнула по губам, запустив усиленный мыслительный процесс — Рангику распахнула глаза и протянула: — Утешать, а не соблазнять... Дурак. — Пф. Больно надо. — Фыркнул маг льда, но прозвучавшая в его голосе вполне реальная обида подсказала: «надо». Они долго и напряжённо смотрели друг на друга, и в головах крутилась навязчивая мысль, что как-то молчание нужно оборвать — сказать или сделать что-то; но Рангику, знала, что любое её следующее действие — даже шутка, к которым было легко и привычно всё сводить — станет точкой невозврата, и потому упорно молчала. Мацумото ни раз удивлялась, почему её духовным воплощением стала кошка, а не пёстрая стрекоза, которая в своём полёте блеснёт крыльями, игриво облетит невольного зрителя, создавая иллюзию, что её можно поймать, а затем вновь беззаботно взмоет, оставляя позади смешанное с восхищеньем разочарование. Быть может, правда заключалась в том, что стрекоза действительно была свободна, в отличие от легкомысленной кошки, не понятно почему норовящей выскользнуть из уютного дома. Думать об этом было не время и не место. Но и говорить о чём-то вдруг стало поздно: — Рангику-сан, вы должны это увидеть! — Крик Люси далёкий, но всё же уловимый заставил шинигами подняться в земли, с замиранием сердца стряхнуть пыль — и пепел? — и пойти на встречу встревоженному голосу заклинательницы. Что-то кончается, что-то начинается; а что-то... кончается, не успев начаться. Стрекоза всё равно улетит, а кошка вцепится коготками в поглаживающую руку. Так учил относиться к чувствам белый змей. 2 — Ну здравствуй, хаха. Богиня льда не смогла бы услышать этот вкрадчивый шепоток, даже если б с адским криками не извивались двое пылающих демонов в оковах шипов ледяных роз. Уртиа стояла за лигу от разворачивающегося действа — на холодном, не тронутом джунглями утёсе и наблюдала — и несмотря на расстояние дальнее настолько, что отсюда мазали бы пушки, направленные на пепелище боя, волшебнице времени явственно виделись дрожащие руки и испарина на лбу Ур. Она не выдержит, не выдержат и её далёкие от божественного идеала льды. Слабели все, а натиск демонов рос. Лишённый влияния Лунной Капли Делиора обезумел — он жёг даже привязанного к себе Ки-су, который в немой демонической злобе распространял тлен смерти, вышедший из под контроля, взрывающийся, подобного природному газу. — Рабские умы напрочь лишены гибкости. Но это ведь то, чего ты и добивался, Зереф? — Она нервно рассмеялась от мысли, что древний тёмный маг мог услышать её и, удовлетворённый догадкой очередной рабыни, с насмешкой кивнуть ей. Было страшно. Повелительнице Ковчега времени хотелось оттянуть момент, который пожрёт практически все её магические силы; она не имела права на ошибку в сложнейшем заклинании. Утраченная магия, лишь немногим известная как Хроносфера, была сопоставима по мощи с «Юпитером». Как и разрушительный выстрел пушки, она обрушивалась на землю, но не разрушала её, а возвращала в прошлое, придавала ландшафт давно забытой форме, игнорируя все живые объекты. Так можно было «оживить» давно выветрившиеся горы, которые в своей тяге к небу тут же пронзят целую армию, обратить расползшийся овраг в равнину, запечатав врагов под землёй... А каково было прошлое острова Галуна? Накапливая в себе магию, Уртиа следила за бегущими реками расплавившихся магматических пород. Древний храм-пирамида от которого остался лишь оплавленный риолит стал заменой утонувшему вулкану, породившему остров. Чародейке не надо было быть историком, чтоб понять в насколько незапамятные времена это случилось — она могла умереть, так и не закончив Хроносферу. Но что она теряла? Смерть наступала на пятки, и единственной надеждой соблюсти их договор, не уничтожив Ур, был чёртов вулкан, восстановленный временем... В это же время подобные мысли витали в абсолютно другой голове, родственной Уртии лишь смоляными прядями и тьмой, некогда наполнявшей все мысли, но в одночасье уничтоженной необыкновенной женщиной — почти матерью... — Ур! Ледяной гроб — единственный способ их запечатать, не дури. И дай мне сделать это. — Грей дёрнулся вперёд, обходя огненную защиту согильдийца. Поблизости расползся чёрный туман смерти, но от него, как и от огненных рек Фулбастер приловчился уворачиваться, несмотря на многочисленные раны. Туман рванул где-то позади фейерверком из смеси драконьего алого пламени и кислотного-демонического зелёного. Искры опалили мышцы под потрескавшейся кожей — плевать. — Ты слышишь, Ур?! — Он коснулся её плеча — оно почти окаменело от напряженья. — Это последний шанс... — Последний шанс умереть, Грей? Повторить мои ошибки? Не неси пургу! Розы затрещали. Маг льда был готов оттолкнуть учителя, встать в отрицающую вечную свободу созидателя стойку, но внезапно над их головами расползся белый магический круг. Брюнету часто доводилось видеть хитрые конструкции заклятий, собранных со всего Ишгара и Исвана, наблюдать, как тёмные маги плетут запретное колдовство, как оживает давно утерянная магия убийц драконов, но такое... Белые руны светились ярче рассветного солнца, ослепляя своей белизной, сводя с ума немыслимым узором незнакомых знаков, а больше всего поражала сила — такую излучали демоны на пике своих сил, Богиня Льдов Ур. Земля затрещала во сто крат жалобней, чем прежде — все коснувшиеся её в эту ночь бедствия, даже буйство демонов, не были столь фатальны, как это землетрясение. Чернеющие трещины расползлись под демонами, увлекая их вниз вместе с цветущими зимними розами, заалевшими от крови. Перед глазами всё стало чёрно-белым... и красным. — Не может быть... — Глаза Ур расширились. Совсем недавно она в своём созидании воспроизводила образ этой природной катастрофы. — Да что это за фигня?! — Вспылил Нацу. От покачивающейся под ногами земли он принял крайне болезненный вид, а его лицо — землистый оттенок, говорящий только об одном — бедолагу в очередной раз укачало. Грей бы усмехнулся такому повороту событий, если бы выбывание Драгнила из игры не обозначило раздолье для пылающего Делиоры — всё вокруг окатилось пламенем. Фулбастер едва успел потянуть за руку учителя, а товарища, находящегося в полном ауте, взвалить на плечо — чуть более бережливо, чем мешок картошки. — Сматываем! Решение оказалось самым верным. Гнев Демона беды, упечённого под своды поднимающегося из морских глубин вулкана, заставлял кипеть тысячелетнюю магму, вылетать из жерла чернеющий пепел. Бежать, будучи израненным от безвозвратно потерянных в вихре Ледяного гроба слоёв кожи, и с балластом на плече было больно настолько, что никакие гематомы и ссадины, остающиеся после обычных сражений, не шли в сравнение. Перед глазами начинало темнеть, хотя маг был готов поклясться, что сейчас занимался рассвет. Практически в полной тьме он бежал, всё так сжимая левой рукой ладонь Ур. Долго ориентиром в происходящем — знаком того, что он ещё в себе — оставались лишь звуки её учащённого дыхания и далёкие взрывы. Странное дело — на просторах разрушавшегося острова, который и доселе считался необитаемым и проклятым, дезориентированный маг умудрился налететь на кого-то. Падение внезапно показалось спасением, ибо было оно чрезвычайно мягким, только тонкие верещания придавленной к земле туши показались неприятно-знакомыми: — Ауч-ч-ч... Совсем охренели?! Слезьте с меня, кабаны! Слезь же..! Маг льда мог только догадываться, куда с его плеча унесло Нацу, но звучное приземление чего-то тяжёлого на драгнилову голову и замелькавшая средь разнотравья розовая макушка говорили, что приземлился он ещё более «удачно» — настолько, что у Люси случилась истерика. Параллельно её крикам слышались тихие похрапывания убийцы драконов, вызвавшие у мага льда лёгкую зависть: «Вот же ж... нажрался чужой магии вовремя битвы — и хоть бы что. А теперь спит как убитый» — К тебе это тоже относится! — Никак не унималась Хартфилия. — Ага... щас. В нечёткой тьме он кое-как уловил направленный на себя возмущённый взгляд заклинательницы духов; однако с каждой секундой гнев в нём становился всё более стылым: — Грей, да на тебе лица нет... — Что, буквально? — Невесело усмехнулся Фулбастер – после Ледяного гроба вполне могло произойти и такое. — Нет, конечно же, нет! Невозможно было не заметить поверхностные, но ужасные на вид раны, кое-как затянутые ледяной коркой, посиневшие губы на абсолютно бледном лице и зрачки, почти не реагирующий на динамично меняющееся освещение. Невозможно для любого кроме самого Грея. — Тогда я в норме. — Пропыхтел Фулбастер, но с досадой обнаружил, что не в силах «отклеиться» от фигуры подруги – мягкой и резко обессиливающей, как и любая вертикальная поверхность после долгого рабочего дня. Хотя с большим трудом то, на что увалился маг можно было назвать «поверхностью» и уж тем более «плоскостью». — Только полежу так немного. — Совсем обнаглел, извращенец?! — Люси, чего расшумелась сутра пораньше? — Неожиданно пробубнило ожившее розоватое пятно поблизости. — А сам какого лешего дрыхнешь? Ты видел, что происходит? Девушка тотчас опомнилась и посерьёзнела. По выражению, с которым она говорила, стало ясно, что громадный белый круг над островом её нешуточно встревожил, не говоря уже о воздвигнувшемся под его действием вулкане. Нисколько не смущённый своей неосведомлённостью огненный маг вскочил и принялся оглядываться: — Э? А что происходит? Из любой точки острова было видно и слышно как с треском огромная конусообразная гора вырастала, подминая леса и обломки храма, выбрасывая едкий дым, пахнущий хуже любых выбросов факторий. С шипением с неё стекала вода, смешивающаяся с тонкими огненными ручьями — ни первые, ни вторые не дотекали и до подножья вулкана, но смрадные серые тучи пепла, летящие из жерла, дотягивались всюду. — Это же... — Глаза Драгнила сверкнули. — Просто круть! — Чего?! — Рявкнул Грей. — Забыл как тебя укачала эта чёртова штука? Нацу тут же поник, и даже невооружённым глазом было видно, что от одного напоминания о тряске его замутило: — Отстой... — На один момент он завис, пытаясь побороть подкатывавшую к горлу тошноту, но затем неприятно «взбодрился» от резкого запаха золы и серы, витавшего в воздухе. — И пахнет отстойно. Пепел вокруг — чёрный и всё ещё пылающий местами — внезапно зашумел. Его шелест активно льнущих друг ко другу иссохших частиц удалялся; по какой-то необъяснимой причине, смрадные тучи начали дрейфовать — нестись против ветра обратно к вулкану. По мере удаления чёрного пепельного роя становилось проще дышать, и всё чётче был виден приближающийся силуэт неприлично весёлой рыжеволосой волшебницы, которая теперь, судя по всему, чувствовала себя как рыба в воде: — Люси-сан, я чуть задержалась, но зато расчистила путь! — Прощебетала Рангику, опуская вскинутые руки — серебристый свет её магии потух. Оглядев картину маслом посреди поляны, она присвистнула: — Но я могу «потеряться» где-нибудь ещё! Вижу, ты занята... Раскрасневшаяся Хартфилия, смущённая своим двусмысленным положением и хихиканьем знакомой, принялась барахтаться под свалившимся на неё брюнетом в безнадёжных потугах скинуть его с себя. От усилий блондинки треснул лёд, перекрывающий раны горе-бойца. Грей зашипел. — Ой, прости-прости..! Я совсем не это сделать хотела. — А меня по голове приложила – и не извинилась. — Обиженно протянул Нацу. На лице его читалось мрачное «ну как всегда». Сильнейшая команда «Хвоста феи», собравшаяся в своём неполном, но самом гремучем составе, продолжала бурно перепираться, игнорируя посмеивающуюся с них Рангику и куда более тихого мага, появившегося следом за ней. Стоявшего в тени виновника происшествий едва ли кто-то заметил. Лишь Грей ощутил прожигающий косой взгляд, от которого затылок будто пронзили ледяные уголки. — Mattaku [яп.: Ну и ну]... Сколько же от них шума. «Этот голос...» — Потерянный от изнеможения фокус и темнота внезапно стали досаждать Грею. Он не мог утверждать наверняка, что знал коментатора, явившегося куда менее эффектно волшебницы пепла, но что-то отдалённо-знакомое заставило всё внутри похолодеть. Упрямый брюнет приложил все усилия, чтобы сфокусировать взгляд, особенно пристально сконцентрировался на области, где пылала яркая шевелюра Мацумото и какое-то белое пятно — спустя мучительную минуту разглядываний оно приобрело очертания высокого бледного мага с взъерошенными серебристыми волосами. Первый ученик Ур заметно изменился, но всё ещё угадывался по вечно-насмешливым узким глазам. Отчасти из-за них Фулбастер в любом раскосом взгляде стал видеть враждебность и вызов. На лице, по которому бы Грей с удовольствием вмазал, если бы мог поднять руки, наметилась издевательски-снисходительная улыбка. Бесит. Закипевшая злость внезапно придала сил. И маг-созидатель, совсем не по-товарищески обрушившийся на декольте всестрадальной Люси, наконец-то поднялся на ноги. — Ты хоть понял, что наделал, хмырь?! Кулак, окрылённый гневом, врезался в переносицу, чья ровность бесила, бесила так же сильно как и его хозяин-идиот, заваривший всю кашу. Послышался хруст. Самый приятный звук из тех, что наполняли последние пару часов жизни брюнета. От гнева, ран и усталости в глазах всё поплыло — Леонов, схватившихся за пострадавший нос, внезапно стало три. Фулбастера затошнило так, будто бы он стал Нацу, севшим в поезд. — И тебе привет, отморозок... — Ядовитым шипением отозвался беловолосый. Атмосфера в воздухе в противовес стихии столкнувшихся магов была нешуточно накалённой, однако даже по ней нельзя было судить наверняка — кинутся ли старые недруги в драку — непредсказуемее их самих были лишь сложившиеся обстоятельства. — Если устроите тут мордобой, закину вас в компанию к Делиоре, — Неожиданно вскинулась пребывающая в хорошем настроении рыжеволосая волшебница. От смешливости её не осталось и следа. — Обоих. Пронзительно-хмурый взгляд посеревших, как грозовые тучи, глаз пронял парней, и они, фыркнув, отвернулись друг от друга. Очередное напоминание о последней битве стало своеобразным ушатом воды для обоих, но ещё большую тревогу вызывал дымящийся «геопортал» к земной коре, где демоны должны были окунуться в вечные страдания. Но так ли всё просто? — Так все демоны там?.. А они оттуда не выползут? — Люси озвучила вопросы, невольно возникшие в голове каждого. — Кто вообще мог такое сотворить? — Есть у меня одна мысль, но сейчас не до этого... — Рангику испытующе-пристально сверлила взглядом то место, где некогда высился храм. — Здесь небезопасно оставаться. И сектантов с местными надо бы... предупредить? Хех, да хотя... такое сложно не заметить. Несмотря на всю сумбурность «плана», возражений он ни у кого не вызвал — и волшебники направились в сторону поселения, чудом выстоявшего все обрушившиеся на остров невзгоды. — Хм, Грей, ты случайно не потерял эту... м-м-м, ну тоже со льдом которая? — Глупый вопрос Драгнила прозвучал как гром среди ясного неба. 3Атмосфера: Fairy Tail OST V (Disc.1) #22 - Drops of Time
Отдалённый от поля боя горст стал сер от оседающего всюду пепла. Некогда зелёные листья леса тоскливо свисали, отяжелённые горячим серым налётом — нанесло его так много, что все особо тонкие деревца прогнулись. Тихое место, которое, казалось, никогда не тронет пламя, стало пепелищем. Лицо Ур, как и всё вокруг, посерело от следов бушующей стихии. Но это было так несущественно, по сравнению от разрывающего душу чувства утраты — прозрачно-голубые слёзы глыбы льда, необъяснимо от чего всё ещё живущей и дышащей, стекали по щекам, разрезая серое напыление. Она беспрестанно копала, окунала ледяные руки во всё ещё горящий пепел и таяла — таяла как жизнь, уходящая из демонов на дне вулкана. И неясно было, что разливалось среди пепельных гор — кровь или слёзы? — Я так хотела избежать этого, хаха... Свистящий кашель и голос раздались совсем поблизости; и Богиня Льда с остервенением продолжила копать, пока не увидела бледное лицо... так похожее на её собственное. — Уртиа. — Не в силах больше сказать и слова, она просто уложила себе на колени с трудом дышащую, истощённую дочь. Качала её как ребёнка, перебирала спутанные волосы. Эти волосы... мягкие, такие же, какими были в детстве. Несмотря на то, как послушны были они, Ур часами могла заплетать их, наслаждаясь холодом смоляного водопада. Почему прошло столько времени, а они остались прежними? Прозрачно-голубая капля приземлилась на щёку Уртии. Дочь с трудом дышит, а на лице её слёзы. Всё так же, как тогда... — Всё по-прежнему. Я смотрю на твоё лицо – такое светлое – первый луч солнца того дня, луч светлого будущего, которое у меня никто не отнимет, даже когда я исчезну. — Перестань! Не говори так... — Уртиа была в ярости. Она схватилась за плечо матери с леденящим ужасом чувствуя, как оно растекается под пальцами. И оглушающее яростное чувство тут же сменилось бессилием — ещё более жестоким и мучительным: — Прошу. Я всё сделаю, только не надо... — Она коснулась лица Ур, стирая с щёк пепел и горячие слёзы. Тончащей ледяной корочкой под ними трескалась её кожа. — Не покидай меня снова... В голове созидательницы хранились ещё тысячи несказанных слов, но она больше не могла что-либо ответить. Её лицо, её колени, на которых лежала голова волшебницы времени — абсолютно всё таяло, растекалось холодной водой — необычайно живым и бурным потоком ручьи уносились по склонам к морю. — И всё равно всё вышло по-твоему, Идзанами... — Нечто чёрное блеснуло в воде, но так и не вышло на свет. Мокрые ладони до последнего держащиеся за таящую руку матери легли на лицо, пряча под собой глухие рыдания оставшейся в одиночестве дочери. 4 Деревня оказалась набита людьми и чудными крылатыми демонами, как бочка селёдкой. На улицах было не протолкнуться от заполонивших здесь всё сектантов Лунного культа, а от демонов, бурно празднующих свой первый за последние три года сознательный день, темнело полуденное безоблачное небо. Они кружили над своим крохотным поселением, окружённым частоколом, как перелётные птицы над землями, которые вот-вот покинут. Было в этом зерно здравого смысла. Несмотря на огромный урон, нанесённый местной экосистеме, мифические обитатели проклятого острова были довольны работой волшебников — к ним вернулась память; остальное же — как говорится, дело наживное. Абсолютно опустошенные маги-созидатели сидели среди всей этой странной смеси триумфального торжества и погребального траура, думая лишь об одном — Ур. Никто не успел с ней поговорить или хотя бы понять, что произошло на самом деле. Была ли Ур вообще или же они, как демоны, встретили полнолуние в бреду? Ясно было лишь одно — после стольких часов безуспешных поисков, к которым присоединились даже кое-как собранные культисты, они её не найдут. По крайней мере, пока она не захочет быть найденной. Парням хотелось верить, что наставница просто набрела на оазис средь пепельных пустынь и осталась там — поразмыслить о том, что было и том, что будет. Особую тревогу ощущал старший ученик — о битве с учителем осталось лишь воспоминание, и ни одной царапины — это ведь полный абсурд. В любое другое время, Леон, захотев поделиться с кем-то мыслями, обратился бы к Грею в последнюю очередь, но тот, как ни странно, сидел рядом и слушал. «Как испуганные щенки полярного волка, потерявшие волчицу...» — Перед глазами пронеслась картина, увиденная ещё в детстве: два беспомощных мохнатых комка жмутся друг к друг, жалобно воют на луну, зависшую над ледяными пустошами; будущее хищники – растерянные и одинокие – стали добычей. — «Да нет, бред какой-то. Пора завязывать с этим... околехао*» Зависший посреди рассказа Бастия покачал головой и усмехнулся: — Она была сама не своя, когда я увидел её. Говорила-то кое-как, а затем напала – слишком резко, будто хотела... — Рвущееся на язык слово он так и не произнёс. — Ага... поздравляю. Ну и? Победил? — На автомате, совсем без эмоций ответил младший ученик. — Проиграл. Всего за несколько секунд. Я должен был умереть. — Заткнись! — Вспылил Грей, с неприязнью отметивший, что ощущает примерно то же – он должен был запечатать демонов с помощью Ледяного гроба и это он должен был пожертвовать собой, наконец-то отдать долг учителю. Выкрик вышел внезапно слишком громким, и все зависшие у столов с едой обыватели обернулись на двоицу ледяных созидателей. — Этим больше не наливать. — Скрестила руки на груди Эльза. Титания, как оказалось, не только за пару минут умудрилась выполнить задание высшей сложности, но и дезориентировала Делиору с Ки-су, восстановив их память — только благодаря этой заминке Ур удалось заключить их в недолговечный плен зимних роз. Кто бы мог подумать, что сильнейшая женщина «Хвоста феи», помимо всего прочего, не обделена и дедуктивными способностями? — И Рангику-сан, наверное... тоже хватит. — Добавила Люси, кивнув в сторону пепельной волшебницы. Нередко, глядя на нечто, отчего душа просится в полёт, так и хочется сказать: это Рай во плоти или же Рай на Земле... но тут — за столом скрестивших крайностей — существовал маленький Рай посреди Ада. Особо яростные поборники Нольператора, которые всего полчаса назад были мрачнее тучи, в обнимку с Мацумото что-то распевали... и распивали — когда речь идёт об этой шинигами, одно другому не мешает. Крайне миловидная девушка с малиновыми волосами, отчего-то не понравившаяся заклинательнице духов, раскидывалась многозначительными фразами о любви и всё время норовила заставить друзей затянуть романтическую балладу замест их бессмысленной песни. Низкорослый парень с выдающимися бровями залез на стол, столкнув с него все напитки и блюда, и под хлипкие овации агитировал народ вступить в «Чешую Ламии», а его друг – «человек-пёс» неистово агрессивно переругивался с... гитарой, у которой порвались все струны от его острых когтей. Цедить самогон в одиночестве пепельной волшебнице было скучно, а потому она втянула в это событие едва ли не половину своих знакомых. Люси чудом уберегла детскую психику Нацу — да и его самого — от намечающейся попойки. Нависший над блюдами с мясом, как коршун над добычей, убийца драконов решит присоединится к веселью новообретённых товарищей как раз, когда те уничтожат все местные запасы околехао. Довольная своим планом блондинка потёрла ладоши. — Люси жуткая! — Коварство в глазах заклинательницы тут же привлекло Хэппи, давно ищущего повод подшутить над приятельницей. — На себя посмотри, шаверма говорящая! Блондинка тут же пожалела о том, что среагировала на провокацию — за столом «Рая посреди Ада» пропала рыжая шевелюра: — Ох, ребятушки... Давайте джить ружно! — Нарисовалась захмелевшая Мацумото со стаканом в руке и невероятно смешным выражением наигранной строгости на лице, которое быстро сменилось чем-то более страшным: — О, котёночек! Хочешь, я почешу тебя за у-у-ушком? Синий кот, угодивший в медвежий захват шинигами, был далеко не в восторге от того, как женщина за пару секунд умудрилась его защекотать, затискать и подёргать за усы. Увещевания не привыкшего к подобному обращению Хэппи были тщетны, и даже выпущенные в отчаянии крылья не помогали миниатюрному волшебнику «Хвоста феи» вырваться из рук изверга. — Люси, спа-а-аси..! — Вот и нет. Будет тебе наука! — Дельно хмыкнула заклинательница духов, обиженная за вечные шутки над своей персоной. — Я даже рыбку свою отдам..! — Когда шаловливые ручки добрались до крыльев, коту стало не до голодного желудка. Однако Хартфилия этот жест не оценила. — И шутить... шутить больше не буду! — Не верю. А рыба мне твоя не нужна! Рангику с интересом наблюдала «торг» за честь синего пушистика, хотя необходимость в нём уже давно отпала — шинигами сбавила обороты и просто держала кота на руках, но тот продолжал хныкать что-то об издевательствах. — Почеши лучше меня за ушком, Ран... — Раздался сиплый голос где-то совсем рядом. Рангику вздрогнула, когда обернувшись словила на себе оценивающий раскосый взгляд. — Шутка. Всё ещё ноль баллов. Плавно и незаметно «траур» Леона перетёк в ту стадию, когда горемыка, вдоволь нафилософствовавшийся над своей тяжёлой долей, спешил создать себе новые проблемы. И, судя по паре ссадин на лице мага и грозной мине Фулбастера, переместившегося подальше от всеобщего балагана, какие-то приключения Бастия точно нашёл. Более-менее соображающая волшебница грозно упёрла руки в бока: — Вы что подрались?! Ками, я будто снова очутилась в одиннадцатом отряде... А ну кыш спать, крутой парень. — Посреди бело дня? Да не в жизнь... хотя можешь попробовать меня заставить. — Ну, знаете ли, я в этом не участвую. — Тут же выпалила Люси и, выхватив несчастного кота из рук шинигами, поспешила разобраться, что случилось с Греем. Леон оглядел Шерри, Тоби и Юку, пребывающих в полном ауте, и покачал головой. Либо наёмница, в отличие от них, хитро выливала содержимое стопок в кусты, либо странноватого бледного-персикового напитка — сладкого, на первый взгляд, но затем обжигающего горло — было слишком мало, чтобы пронять «сомелье» со стажем. Взгляд беловолосого, особенно быстро скользивший сейчас по всему и всё подмечающий, вопреки состоянию хозяина, неприлично-долго задержался на своём втором «сенсее». Неприятные разглядывания девушку уверили в мысли, что этому пассажиру остался только один маршрут: — Всё! Руки в ноги — и дрыхнуть. — Неожиданно-крепко тонкие руки упёрлись в плечи задумавшегося мага и с лёгкостью затолкали в ближайший дом. Созидатель был категорически против такого поворота — не хватало ещё оккупировать дома местных демонов — и вцепился в дверной косяк. Непонятно откуда взявшаяся в девушке сила заставила его попотеть в попытке отстоять право бодрствования. Однако под конец упирательств весь запал куда-то испарился. Так и зависнув на пороге, Леон лениво задумался — зачем же он вообще подходил? — в голове что-то мелькнуло и маг поспешил поделиться осенившей его мыслью, пока она не оказалась забыта: — Ран, я тут подумал, и решил, что ты должна... — Кому должна, прощаю. — Фыркнула рыжеволосая – такая же уставшая на вид. — Да замолчи! Короче! Я решил, что ты должна быть... Реакция на то, как бесился Бастия, когда его перебивали, позабавила волшебницу и она продолжила: — Должна быть чуть менее добра, чем мать Тереза? Соглашу-у-усь. И больше твой зад спасать не буду. — ... моей, чёрт, дослушай! Выходи за меня! Рангику резко выпрямилась и отпрянула от двери, которую собой загородила, и Леон с каким-то облегчением выдохнул и выскользнул на улицу. Не для того же, чтоб пробить себе путь на волю, хитрец решил такое ляпнуть? Непохоже. Впервые девушка увидела как вечно бледный, невозмутимый маг льда... кричит, с лихорадочным румянцем на щеках. Она присвистнула: — Та-а-ак, не вижу тут пальмы. — Какой ещё пальмы?.. — Растерялся беловолосый. — С которой ты свалился, стукнувшись головой. Или я тебя ненароком пришибла? С головой точно что-то не так. — Леон с раздражением фыркнул в ответ, но не стал перебивать внезапно-многословную Рангику, загоревшуюся идеей поучить его жизни. — Я всё понимаю: ты потерял много времени, да и не только его... Думал, что умрёшь. Но тебе ещё жить и жить, малыш. Погуляй. Подрасти. — Мне двадцать лет! — По-настоящему разозлился от последнего «наставления» Бастия. — И я про то же... Хицугая был бы в ужасе от такого сётакона... — Едва слышно пробормотала Рангику прежде, чем её губы обжёг злой поцелуй, страстный настолько, что на мгновение застыла в жилах кровь. Цепкие пальцы сдавили затылок несильно, но категорично, показывая, что пути к отступлению быть не может. И когда мягкий влажный язык требовательно обвёл внутренний контур слегка припухших губ в жадном стремлении углубить поцелуй, Рангику растворилась в нём окончательно, поддалась. Сладкая истома защекотала внутри, когда их языки коснулись друг друга; и внезапно нетвёрдые ноги, и подрагивающие руки, вцепившиеся ему в плечи — как просьба тела о большем. Девушка мягко отстранилась, и её ладони перекочевали с плеч парня на его пылающие мягкие щёки, не тронутые щетиной: «У меня просто давно не было мужчины...» — Но знаешь, ничего не имею против секса до свадьбы. Леон смотрел осоловело-ошеломлённо. И трогательные, всё никак не сходящие с щёк розоватые пятна заставили шинигами устыдиться: «Ками, что я несу? Только не с ним»; и кривовато улыбнутся — то ли от неловкости ситуации, то ли от противоречивости так и не собравших в окончательную кучу мыслей: — Только не с тобой. Бастия молча сверлил её недоверчиво-сощуренными глазами, как бы говорящими: «Ну и что это было?!»; и, не выдержав этого взгляда, Рангику ушла. Ноги были всё ещё ватными, голова шла кругом, а сердце сокращалось поразительно быстро... Словно напала тахикардия. Ну чем не повод покончить с запасами околехао? Ведь все болезни лечатся одинаково. *Околехао — это древний Гавайский алкогольный напиток. Галуна = Гавайи, звучит.