Поцелуй со смертью

Respice post te! Hominem te memento! «Обернись! Помни, что ты — человек!» Тертуллиан, «Апологетика»

1 Драгнил неотрывно следил за мечущейся алой бурей — уход Грея совершенно точно разозлил их «инквизитора в юбке», но почему-то та не стремилась поскорее повязать оставшихся согильдийцев и увезти их мастеру на суд. Острый слух убийцы драконов, по привычке концентрирующийся на пульсе собеседника, позволил уловить крайне враждебное настроение Скарлет — полезешь к ней сейчас, и её стальной кулак отправит в аут ни на час и ни на два — знаем, плавали. Пыхтящая мрачная тучка внезапно начала рассуждать вслух: — Он поставил это задание выше интересов гильдии..? Её учащённый пульс резко замедлился, окончательно сбив с толку Нацу. Он часто не придавал значения вещам, разбираться в которых было муторно и скучно, но в такие моменты непонимание сводило с ума. — Мы уже пообещали помочь жителям деревни, и если сдуемся, то опозорим «Хвост феи». — Люси осторожно втянулась в рассуждения Титании, но столь простое объяснение ту не удовлетворило. Протяжные скрипы старых, засыпанных соломой половиц рыбацкой хижины скорбным метроном отчитывали минуты. Эльза, заложив руки за спину, расспрашивала Люси и Хэппи обо всём, что происходило на острове, с особым подозрением выслушала рассказ заикающегося местного рыбака, который приютил волшебников. Поиск неуловимого и совершенно ненужного, на взгляд Драгнила, объяснения его бесил. — Да какая разница, что творится в ледяной башке, — Нацу нетерпеливо вскочил со своего места, игнорируя опасно участившийся пульс и тяжелеющее дыхание, вздувшуюся вену на виске аловолосой. Она потянулась за мечом, но огненный волшебник перехватил закованное в сталь запястье. — Раз решила помогать ему — помогай до конца! — Совсем не понимаешь, Нацу?! Вы можете вылететь из гильдии, если… — Это ты, видимо, не понимаешь, — Посерьезневший тон мага заставил Эльзу замереть на полуслове. — Сам уйду из гильдии, если кину товарища. Такие в Хвосте феи правила. Не те, из-за которых ты злишься сейчас. Правдивость незамысловатых слов уколола Титанию — второй раз за день. Она сжала губы в тонкую линию и надолго замолчала. Правила — единственная стабильная установка в её жизни — стали противоречить друг другу. Но ведь нельзя выбрать какое-то одно — надо следовать всем? Эльза сжала кулаки. Сильная во многих вещах, она всегда была абсолютно беспомощна при выборе приоритетов. Не став ждать чьего-либо одобрения, Нацу схватил под руку единственного члена команды, нерешительно мнущегося на пороге домика — уж лучше пусть Люси призывает странно разодетых духов и отчитывает его, чем остаётся под надзором мрачной Титании. На улице оказалось уже совсем темно и по-вечернему свежо. И слабые дуновения солоноватого морского ветра, и звук магии полёта Хэппи, растерявшегося не меньше Люси, помогли собраться с мыслями окончательно — нужно разрушить к чертями Лунный храм, на это уж «хвостатые феи» горазды! Неожиданно пришедшее в голову решение заставило Драгнила повеселеть. А жители острова под магическим фиолетовым светом луны сновали, скрытые за глухими капюшонами плащей, и кидали завистливые взгляды. Полу-забытое ощущение свободы, а вместе с тем и счастья, пробуждалось при виде магов, чтоб затем вновь скрыться за пурпурным куполом ночи… Люси мелкими рваными перебежками следовала за товарищем — действия её больше походили на рефлекторные, чем осознанные. Светлая голова девушки была всё ещё занята мыслями о произошедшем, о тяжёлых разговорах друзей: — Вы с Греем, оказывается, те ещё манипуляторы. — Задумчиво протянула блондинка. — Не понимаю, о чём ты. — Фразу, начинающуюся с «вы с Греем» и заканчивающуюся странным словечком, он услышал, но тут же отнёс к категории «глупости Люси» и забыл. Девушка продолжала говорить ему что-то, но Нацу с куда большим интересом представлял, как бы ему разрушить Храм. К счастью, вместо Саламандера что-то отвечал Хэппии — судя по возмущённым крикам Люси, кот над ней подтрунивал. Равномерно приближающийся, обманчиво-спокойный вид пирамиды Лунного храма убаюкал бдительность команды. Они шли по свежим следам Грея и их странной знакомой — Рангику, пока основание пирамиды не затрещало — жалобно и натужно, будто его переполняет вода. Руины начали рассыпаться ещё до того как их разрушением занялся настоящий специалист в данной области — Нацу насторожился, ощущая в происходящем нечто знакомое. Вместо воды вырвалось пламя, и, как фитиль дешёвой свечи, тут же занялись джунгли. Убийца драконов, учуявший нешуточный махач, ускорился настолько, что Хартфилия вскоре выдохлась, так и не нагнав его. «Там огонь — Нацу справится. Но если обломки завалят кого-то…» — Отдышавшись, Люси коснулась сверкнувшего в ночи золотого ключа: — Придворной дамы откройтесь врата..! 2 Магия Грея рассеивалась в воздухе, отдалялась от бессознательного хозяина и чуждых ей чудовищ, скрестивших между собой реки абсолютно противоположных стихий. Демонический огонь не утихал, и ровно так же не таял чернеющий божественный лёд. Голубая кровь, больше походящая на воду, давно утекла под землю, и сейчас на её месте лились реки магмы: раскалённой и мёрзлой. Все раны Ур были нанесены не Делиорой — почти завершённый вихрь заклинания Ледяного гроба ранил её и отнял силы всех троих. И оттого битва загнанных в угол зверей казалась ещё опасней. Лавина изо льда — очередное отождествление природных катастроф Исвана, каких Ур повидала сполна – плотной ледниковой массой хоронит под собой исполинскую тварь, возвысившуюся над разрушенным Лунным храмом. Надолго ли? Женщина начинает мысленно отсчитывать секунды, что появились в её распоряжении. — Грей! — Она склонилась над магом, окинула его таким тревожным взглядом, будто всё ещё видела перед собой всё того же мальчишку, едва достающего затылком ей до локтя, не по годам угрюмого и заносчивого. Его кожа, уже начавшая застывать и рассеиваться острыми ледяными кристаллами, так и не восстановилась — слишком поздно она остановила самоубийственное заклятье. Любой человек бы кричал от ощущения снятых слоёв кожи по всему телу, но брюнет лишь стиснул зубы. — Я знаю, это нелегко… но ты должен выбираться отсюда. — Ур закинула его руку себе на плечо, поражаясь тому, как легко тот тянется за ней и поднимается на ноги. Нет, это уже совсем не мальчишка. Грей выскользнул из поддерживающей хватки и встал на плывущую раскалённую землю невероятно твёрдо, всем своим видом показывая, что не хочет слушать об отступлении. Лишь взгляд его был потерян: — Ур?! Как..? — От осознания, что перед ним не призрак, маг опешил. В голове роилась тысяча вопросов, однако беглый взгляд по полю боя дал понять — не до них сейчас. Волновало лишь одно: — Зачем ты остановила меня?! Сделал бы хоть что-то правильно. Я мог… нет, всё ещё могу покончить с этим. — Не смей! — Раньше созидательнице захотелось бы дать привычный подзатыльник, действовавший куда вернее слов, которые она совсем не умела выбирать. А что делать сейчас? Почему даже Боги ощущают бессилие? — Я сама тут справлюсь... Иди. — Тебе больше незачем сражаться. Ты рассеяла тьму, помнишь? Ур вздрогнула. Она помнила. Помнила, как когда-то положила свою почти опустевшую, потерявшую всякий смысл жизнь на алтарь победы. Не над Делиорой — ни один разрушенный им город не лишил её спокойных снов по ночам, но над тьмой — сам демон едва ли мог понимать, что он сеет в людских сердцах нечто более опасное, чем само его пламя… рассеять эту тьму — не такая уж и высокая цена за её короткий, с самого начала не удавшийся век? Ощущения подкатывающегося к горлу кома, от которого дрожали плечи и уголки рта, невозможно было унять, даже сотню раз повторив себе, что сейчас будет бой. Взгляд предательски-сентиментально затуманился, но не успела пелена слёз самым естественным путём сойти, как тут же иссохла. Делиора под снежной лавиной взревел, призывая все свои силы. Из-под земли бил огонь. Рёв Демона мощнейшей звуковой волной сотряс снежно-ледяной курган над собой; лавина, внезапно подчинившаяся законам бумеранга, покатилась в обратную сторону — на свою создательницу. Ур без всяких усилий дематериализовала собственное заклинание. Оглушённая диким криком, она перестала слышать, но чувствовала — в воздухе есть ещё нечто более опасное. Что-то дымчато-чёрное медленно расползалось над землёй. Поблизости гуляла смерть — её туманное воплощение, способное как вздумается распоряжаться человеческими жизнями. Тёмный монах не находил трогательные воссоединения интересными, ещё менее интересными ему казались сломанные игрушки. Пустые мёртвые глазницы Ки-су скользили по свежим шрамам своего творения, ледяному протезу, дрожащим рукам. Всё это пустяки по сравнению с её пробудившейся волей, и в то же время доказательства: — Никакой божественности нет. Это всего лишь магия. — Некромант говорил нарочито тихо, так, что лопнувшие от крика Демона Беды барабанные перепонки не передали магам ни единого слова. Устало выдохнул: — Заканчивай с ними, Беда. А я пожну души. Ур замешкалась прежде, чем контратаковать Делиору – вместе с исчезновением слуха, стало сложно ориентироваться. Заклинание опоздало лишь на мгновение — Ледяные терновники, чьи многочисленные мелкие шипы сковывали куда крепче роз, заставили старого врага в очередной раз взреветь и пошатнуться, но слишком поздно — тот уже успел выпустить очередной шквал огня. Оглушение не дало заметить кое-что ещё… Проворным вихрем на пик острова, который осаждали всевозможные стихийные бедствия, ворвалось ещё одно; неукротимой саламандрой оно кинулось в огонь, свело всю атаку на нет. Оно ли? Сложно назвать человеком нечто, поглотившее демоническое пламя. Хоть на вид это и был обычный парень с копной непослушных розовых волос. Он обернулся и сказал что-то. Ур не могла слышать что именно, но её ученик, словно прочёл знакомую фразу по губам, дёрнулся. Буквально не сговариваясь, они кинулись в бой. Парень был точно зеркальный щит отражающий пламя, а её ученик за спиной — буквально полуживой, изнеможённый — арбалет, осыпающий демонов ледяными болтами. Почти все они обламывались о непробиваемую защиту врагов, которые были парням не по зубам… так она думала, пока один болт ни воткнулось в нёбо взревевшего Демона Беды. От его крика дрожала земля под ногами, уходили под землю осколки каменных плит. С неспокойной землёй заодно будто начало рушиться и небо — погас пурпурный свет луны; она треснула — само небесное тело сейчас расколется на две половины! Но вместо этого хрустальной паутиной над островом расползлись едва заметные разломы, преломляющие неестественный фиолетовый свет. Трещины росли из наконечника копья, даже издали оно прорисовывалось невероятно чётко, метко пронзало самую середину луны, как стрела — красную отметку мишени. Все замерли, глядя на небо так, будто оно вот-вот обрушится всем на головы. Летело второе копьё — его метнули с самой земли, но сила этого броска поражала — быстро несущееся орудие раскололо своего предшественника точно посередине и вклинилось дальше, в толщу луны. Мелкие сияющие пурпуром осколки посыпались с небес. — ...Эльза! — Первый звук, который услышала Ур — абсолютно незнакомое имя из уст огненного мага. Он оживился, и атаки возобновились. Их сила, казалось, не угасала, а только росла от каждого кинутого Делиорой проклятья. А медлительный демон всё не спускал своего неясного взора с неба, будто красивая картина небесного раскола, оглушила его. Ещё немного и творенье Зерефа расплавится от собственного жара, украденного «саламандрой». Множество раз Демону Беды кидали вызов, после чего от смельчаков не оставалось даже костей для захоронения… второй раз сама Ур была готова рискнуть своей жизнью, чтобы это остановить. Но тут всё резко переменилось. Воплощение бед Исвана уверено теснили двое магов со странными хвостатыми метками: багровой — на плече и синей — на груди. Она поняла — огненный маг был согильдийцем, товарищем Грея. Их абсолютно разные, но слаженные атаки и одинаково упрямый взгляд без тени страха отпечатались в памяти Ур навеки. «Это и значит быть живым — не отступать» — Созидательница с трудом подавила эмоции и произнесла заклинание: — Сад ледяных роз! Ледяные стебли, усеянные шипами, связали горящих демонов и подняли их к осыпающимся осколкам пурпурной луны. 3 В опустевших катакомбах, где раньше громоздился гроб Делиоры, резко стало пусто и невыносимо холодно; глыба льда растаяла — а на её месте лишь северно-ледовитые воды, собравшиеся в ручей, и сколько раз Уртиа бы ни обращала их время вспять, они так и оставались неподвластной ей кровью Бога. Вода утекала, и от дрожащей земли, от разгоревшейся на поверхности битвы обваливались сосульки-сталактиты, вслед за ручьём куда-то укатывались камни. И это крушение всего вокруг стало единственным, что объединяло реальность и мысли. А Уртиа сидела на коленях у кристально-чистой, обманчиво похожей на воду, крови и смотрела на своё отражение, иногда переставая понимать — действительно ли её глаза смотрят с таким укором или это глаза Ур? Иногда от особо сильного взрыва или толчка всё вздрагивало, и вода омывала стёртые о камни колени чародейки. В такие моменты она ощущала чувства Богини льда: отчаяние и надежда, разочарование и гордость, любовь… И больше никаких «и» — никакой ярости и злости, никакой ненависти даже к самым тёмным порождениям Тартароса. Она сражалась сейчас, потому что хотела защитить ученика, в глубине души ещё надеялась спасти дочь. От этого откровения одинокая ненависть, скрючившаяся на дне ямы чувств самой Уртии, терялась — она привыкла главенствовать над пустотой, привыкла находить свои отражения в соседних ямах таких же сломанных и запутавшихся людей. Её отражение в воде по-лисьи улыбнулось, хоть на лице самой Уртии ни дрогнул и мускул, белок в глазах её размытого силуэта затянулся чернотой. А время вокруг остановилось, что могло значить только одно — на огонёк заглянула Смерть. Идзанами. Анкселам. Ненависть на дне смешалась — ей хотелось вонзить свои когти в сущность, заставшую её в момент слабости, и в то же время она знала, что хозяйка не потерпит этого. Она принадлежала Смерти. — Ты зря пришла, — Уртию неожиданный визит покровительницы разозлил и испугал одновременно. — Я соблюдаю условия нашего договора. Я убила в этом месяце столько, сколько ты и просила. Идзанами издевательски копировала движения волшебницы, тайно надеясь, что та так и не разобравшись — отражение пред ней или реальное воплощение злого рока, сойдёт с ума окончательно. — До рассвета те трое, которых тебе не хватает, умрут! — Но повелительница Ковчега времени продолжала мыслить цинично и, к сожалению, здраво. Игра Смерти тут же ей надоела, и она сделала шаг прямо из водного отражения в реальный мир. Зеркальный облик тут же исказился: противной вязкой плазмой подёргивались очертания Идзанами, в воздухе вокруг неё завились лишние конечности-спруты. — Не умрут… — Выдохнула она, вызывая вязкую дрожь. Находиться в облике Уртии стало скучно, и она начала примерять лица Ур, Мереди, Жерара, Рангику… внутренне всё не удовлетворяясь ни одной из реакций на свой облик. Милкович эгоистично считала всех их своими, но не любила никого. — Ты проиграла. — Продолжила издеваться Смерть. — Сиреневая луна разбита, и теперь Ки-су… хи-хи, костьми ляжет, чтоб отправить тебя на «дознание» в Тартарос. И Мард Гир, конечно, через тебя мог бы узнать обо мне всё… но не сможет, если я «приберу тебя к своим костлявым ручкам». — Слова, которые недавно говорила Уртиа во время битвы с Рангику, Смерть смаковала с особенным удовольствием, словно нелестный эпитет её порадовал. — Ки-су сначала прикончит на этом острове всех. Всё будет так, как того требует круговорот душ.А ты соберёшь их — и все довольны. — Ур-тян, я полагала, что тебе не свойственна наивность. Как же это наивно… — Коротко хохотнув, Анкселам тут же спрятала усмешку за широким рукавом платья, скопированного у Уртии. — Видишь ли, у Тёмного Монаха, которого ты поработила — правда, на время — такие же загребущие костлявые ручки… как и у меня. Насладившись выражением затаённого ужаса на лице подопечной Смерть, отбросив уже по-настоящему неуместные насмешки, зло продолжила: — Я не бродячая собака, чтобы соперничать с демоном, сотворённым по моему подобию, за кинутую тобою кость! Ты разочаровала меня, Уртиа. Твоё время пришло. Чернеющие ледяные ладони и пальцы сомкнулись на плечах волшебницы времени, однако мелькающие маски-лица людей, которых чародейка совсем не любила, не манили её в эти объятия. Судорожно упирающаяся Милкович искала хоть какой-то повод остановить свои давно запоздавшие похороны: — Стой! — Что ты можешь предложить мне? Давно пора признать, что твоя полезность изжила себя. Со скучающим видом Идзанами накручивала на длинные смертельно-бледные пальцы шелковистые локоны чародейки. — Ты ненавидишь Ки-су. И не хочешь, чтобы в Тартаросе узнали что-то… стоящее о твоей связи с Зерефом. — Какое тонкое наблюдение. Ты сговорилась с демонами и с этой падалью-некромантом — сделала всё, чтобы попасть в немилость. — Начало этой неприятной истории положено, и убрав меня, ты не разрешишь её. Только я могу всё исправить, госпожа Идзанами… — Склонившая голову повелительница Ковчега времени вдруг резко выпрямилась и устремила пылающий упрямством взгляд серых глаз на покровительницу. — И исправлю, если ты оставишь мне жизнь, не станешь больше просить собирать для тебя души. Только не теперь… я вижу, что растрачиваю свой дар… на посредственности. Смерть задумалась, но ненадолго — ей нравилось, как неожиданно меняется Уртиа всякий раз, столкнувшись с жестокой неудачей и с её глазами-омутами, как она ломается и вновь собирает себя по кусочкам, но ещё больше ей нравилось, как волшебница времени двигает застоявшуюся наскучившую Анкселаму историю этого мира. — Хорошо. — Всё так же серьёзно ответила Смерть. — Последний шанс. Изволь избавиться от моего конкурента… навсегда. И никаких подсказок поклонникам Зерефа. Чёрная плазма и спруты, окончательно потерявшие антропоморфный облик, потянулись к тени, растворяясь в ней. Воплощение Идзанами решило вернуться в Страну мёртвых. В такие моменты Уртия никогда на неё даже не смотрела, но сейчас обернулась и спросила: — Почему ты не забрала шинигами? — Она справилась без меня. А ты сможешь? — Холодно рассмеявшись напоследок, она растворилась. Время разморозилось и всё, кроме мыслей Уртии, пошло своим чередом. «Избавиться от Ки-су — убить маму… снова» — Преисполненная злости и ярости она топнула ногой и сияющие голубоватые брызги крови, из которой выползла Идзанами разлетелись по катакомбам, обдали холодом кожу. Уртиа вновь ощутила эмоции матери — воодушевление, надежда, настолько светлая, что глаза противно заслезились: «Я не нарушу своё слово, но сделаю всё по-своему» Она видела глазами Ур — видела, как поднимаются в небо связанные демоны, порывающиеся в бессильной злобе уничтожить и врагов, и друг друга. — А это можно использовать… — Чародейка болезненно улыбнулась. На что ей Ковчег времени, если не для того, что бы перекраивать реальность так, как она того хотела? 4 Прежде чем очнуться — на перепутье между пустотой внутреннего мира и миром реальным, залитым сейчас нежно-пурпурным цветом луны — Рангику ощутила, что не хочет просыпаться. Боли не было, но вместо неё возникла необъяснимая тоска и надломленность, словно она всю жизнь была праздничным тортом во главе стола, и сейчас, когда гости смели все прочие яства, они принялись есть и её, отрезая добротные, красивые –украшенные кремом и кондитерскими бусинами — куски. Вопреки красочному эпитету, что увлечённо сочиняла шинигами, чтобы не открывать глаза, состояние её было куда более прозаичным –та частичка собственного «я», что росла в ней во время всего фиорского путешествия, все, на чём строилось принятие этого чуждого мира, пропало. В руке её была сжата рукоять меча, но стоило ладони скользнуть дальше — к лезвию, как рыжеволосая ощутила… пустоту. Снова. Не осталось даже осколка от сплава стали и никеля. И не осталось внутри — среди тьмы воспоминаний серых туч, которые, как ни странно, были лучшей составляющей подсознания. — Рангику-сан? — Мягкая тёплая рука коснулась лба, словно так действительно можно было отчётливо понять температуру. Волшебница пепла усмехнулась этому странному проявлению заботы. Затем вспомнила, кто из всех людей на острове мог быть к ней добр, кто искал в деревне островитян аптечку и обрабатывал вонючей мазью ожоги… Рангику открыла глаза, кивнула своей догадке — Люси. Заклинательница духов склонилась над ней и сейчас её выбившиеся из хвостика светлые пряди, чуть вздёрнутые брови и внимательные карие глаза смотрелись особенно трогательно. Как будто своим ангельским видом она пыталась вызвать у рыжеволосой вину за насмешку. Что было далеко так, но ей это удалось: — Прости, чувствую себя паршиво. Пройдёт. — Заговорить вышло далеко не с первой попытки. Заклинательница облегчённо выдохнула и отстранилась. В освободившемся пространстве взгляд Мацумото тут же столкнулся со странной незнакомкой за спиной Люси. Девушка в форме горничной стояла, не шевелясь, хоть руки её, покоящиеся на фартучке и подрагивали, словно были в любой момент готовы броситься выполнять каприз хозяйки. Ещё больше чем наряд внимание привлекли её ярко-розовые волосы, выделяющиеся из спокойного образа. Рангику сразу вспомнила о таинственной золотистой магии, что вытащила их с вершины рушащегося храма, и как среди всей этой грязи и хаоса единственным чистым пятном мелькали эти необыкновенные розовые волосы… — А это Дева — звёздный дух. — Тут же пояснила Люси, заметившая пытливые взгляды раненой. Удовлетворив любопытство шинигами, она решила разузнать о моменте, интересующем её саму: — Это её я отправила в храм на помощь. Правда, не думала, что всё будет так плохо! Всё было в крови… а потом что-то случилось, и раны… — Что случилось? — Внутренне холодея, перебила Рангику. Люси замялась, прежде чем крайне оживлённо заговорить: — Пошёл снег, представляешь? Только здесь — над нами. Я хотела словить снежинку, а она прошла сквозь, будто меня и нет! Точно так же — и сквозь листья, деревья. Снег оседал только на тебе и том парне, а потом… засиял. Волшебница пепла покачала головой. Не снег — пепел. Шикай безымянного клинка, малореальное, почти духовное его воплощение, в неполной форме способное лишь развеяться по ветру… Рангику сжала рукоять Падеры в руке: «Противный кот… но только благодаря ему я и жива» — А раны… «того парня»? — Это удивительно, но вам обоим стало лучше. Как такое возможно, Рангику-сан? Шинигами молчала. Ей совершенно не хотелось делиться с кем-либо своими выгоревшими, как пепел эмоциями. Не хотелось думать о том, что уже второй её клинок погиб, пытаясь спасти горе-хозяйку, до которой так и не смог достучаться. Приподнявшись на локте, мечница без меча окинула тревожным взглядом пространство вокруг. Нигде не было следов боя и творящейся на острове чертовщины. Они были скрыты под тенями ивы, чьи необыкновенные ветви, усеянные зелёными листьями-перьями, невесомо покачивались над самой землёй, лишь где-то вдалеке виднелись алеющие каменные обломки. На самой волшебнице, словно в напоминание о том, что теперь они в укрытии среди листвы, расцветало зеленоватое платье. В Генсее она бы назвала это дизайнерским перформансом после долгого спора с Юмичикой, который бы настаивал на «бохо» — в обоих случаях они бы задержались у витрины лишь ради смеха. Для Фиора же эпатаж был вполне нормальным: бахрома, живущая своей жизнью от самых карманов юбки, откровенный треугольный вырез, перекрытый полупрозрачным шифоном с цветочным узором. — На острове вовремя апокалипсиса открылся модный бутик? А такое как возможно, Люси-сан? — Отвечать вопросом на вопрос было совсем не честно, но смена темы тут же развеселила Рангику. Пытливая и смекалистая девушка, на удивление, оказалась ещё и понимающей – она не стала возвращаться к своему вопросу и, кинув благодарный взгляд на Деву, улыбнулась: — Мода у звёздных духов своеобразная… но работает как часы, даже во время конца света. Звёздный дух никак не среагировал на остроту — или похвалу? — и продолжил сдувать невидимые пылинки с наряда Люси, почти как брат-близнец похожего на платье Мацумото. — Только не говорите, что Леона вы тоже вырядили в ба-ах-ха-ха… не могу! В ба… — Неприлично рассмеялась шинигами, представив картину. Слова так и застряли в горле. — Бахрому? — Дельно подсказала Дева. — Да! Точно. Нервный, почти отчаянный смешок спугнул птиц с кроны ивы — удивительно, что животные ещё раньше не покинули этот проклятый остров. А последовавший за смехом кашель оставил на рукаве странного наряда кровавое пятно. Вместе с тем как никогда ярко Рангику ощутила пустоту внутреннего мира. Нестерпимо — даже хуже, чем после смерти полноценного и родного осколка души — Хайнеко. «Всё из-за чёртовой раны» — Сочувствующий взгляд Люси из-под светлых ресниц совсем не обрадовал волшебницу пепла. И, как на зло, та продолжила спрашивать: — Леон? Так зовут твоего друга? Где-то я уже слышала… — Я ей не друг. Что-то в голосе вдруг откликнувшегося Бастии заставило Рангику вздрогнуть. Пустота во внутреннем мире шелохнулась, словно её рассёк густой рой пепла. Но стоило голосу утихнуть, как и внутри всё успокоилось и замерло. Шинигами нервно дёрнулась, поднялась с земли, игнорируя тупую тяжесть в грудной клетке. — Люси, а где твои друзья? — Нацу и Грей, должно быть, там отжигают. Не удивлюсь, если после них от этого острова у чёрта на рогах одни рожки да ножки и оста… — Блондинка замерла. Её взгляд был направлен в небо. Она отогнула свисающие ветви ивы, и только тогда рыжеволосая волшебница поняла, что повергло собеседницу в такой шок. Вдалеке, где-то под тропосферой невидимый купол крошился на магические осколки, их падение было как звездопад — такое же зрелищное и необъяснимое. Шинигами и не подозревала о существовании барьера, но сил удивляться не было. — Этот купол разрушило копьё..? Это же работа Эльзы! Леон не впечатлялся и фыркнул: — Барьер не действует на людей. Пустая трата времени. В голосе его льда было даже больше, чем в их первую с Мацумото встречу. Эта их внезапная общая апатия насторожила рыжеволосую, но от размышлений её отвлёк продолжающийся «допрос»: — Тогда зачем он? — Не зачем, а от чего. Это побочный эффект заклинания. Недосуг вспоминать, в чём он заключается — всё это бред сивой кобылы… Воодушевившуюся Люси критичные комментарии мага льда обидели. Но то ли воспитание, то ли гордость вступать в сомнительный спор ей не дали. Ветви ивы вновь с шелестом отогнулись, выпуская на волю мягкие силуэты заклинательницы и её звёздного духа; с их уходом воцарилась тишина. — Ты её расстроил. — Заметила Рангику, отрываясь от опоры в виде ствола раскидистого дерева. Ходить было куда легче, чем говорить. Она приблизилась к магу, сидевшему по другую сторону ствола. Скрещенные на груди руки и нервно покачивающаяся ступня буквально кричали о раздражении, но едва ли оно было вызвано расспросами Люси или нацепленной одеждой из мира звёздных духов, которая была… по-дурацки цветастой. И если на Мацумото подобное смотрелось приемлемо, то бледнокожий северянин стал похож на ожившее приведение. Что, в общем-то, недалеко ушло от правды. — Плевать. Просто сказал, что думаю. Пепельная волшебница присела рядом с ворчащим магом, и её взгляд невольно скользнул по не скрытым за одеждой ранам, затянувшимся необычайно быстро. Боковым зрением он заметил странные разглядывания, лишённые раздражающих сочувствия и заботы — просто интерес, почти вежливый. Не последовало вопросов и комментариев, на которые рыжеволосая в лучшие времена никогда не скупилась. Он стал забывать, что легкомысленная, на первый взгляд, девушка в действительности была сама себе на уме. Незаметно для себя успокоившись, Леон смотрел на чистый белый свет луны и вспоминал свой странный сон: он тонул в чём-то чёрном, бездонном и безбрежном, ощущал, как восходят к далёкой поверхности последние пузырьки воздуха; странно, но там не было страха, все мысли гуляли по воспоминаниям, особенно сильно концентрируясь на детстве, Ур… а затем на её странном мёртвом взгляде и обрушившихся шипах изо льда. Это воспоминание оказалось самым главным и самым ужасным в жизни. Он вопрошал пустоту, почему проиграл, не особо надеясь на ответ. Пока сплетённые женские голоса его сенсеев ни произнесли: «Ты так ничему и не научился» На мгновение магу показалось, что говорит с ним именно Рангику, но затем он проснулся. Раны — символ его позора — куда-то исчезли. Леон хотел бы обрадоваться этому, но насмешливый голос-змея обвил всё сознание. Ужаснее всего было то, что тот же голос продолжал звучать рядом, в реальности. Почему-то было страшно смотреть в глаза сидящей рядом девушки, странно было замечать, что они вовсе не чёрные. — Скажи, я ведь… так ничему и не научился? — Бастия с трудом выдержал очередной изучающий взгляд голубых глаз. Мацумото долго молчала, прежде чем сказать: — На самом деле, это ты кое-чему меня научил. Он ожидал чего угодно: идиотскую историю о её «столетнем» ученичестве, наставления в духе самураев, даже внезапные обвинения в бездарности, но никак не это. Леон ненадолго опешил, но тут же совладал с собой, хмыкнул: — Точно. Теперь ты неплохо штопаешь раны. — Не напоминай. — На лице её проскользнула тень неприязни, которая всегда расцветала во время целительской практики. Раньше маг льда принимал эти эмоции на свой счёт, но тут осознал — он слишком мнительный. И иногда можно не придумывать себе всякое, а просто спросить: — Тогда о чём ты? — О чём-то большем, Леон… — Она задумалась, словно подбирала правильные слова, но тут же покачала головой и тихо повторила: — О чём-то большем.