***
...– Давай, Куросаки, – говорит ему темнота. Голос крадется в уши, уговаривает; в нем смесь грубого приказа и едва ли не родительской заботы. И это голос совсем не Иноуэ. Чужое лицо отстраняется. Щеку царапает острый костяной край. – О, глянь, подскочил-то, – заржал Гриммджо, коротко облизав губы, – как здоровый. – Какого черта... ты меня... – Ичиго силился подобрать слово – и, кажется, подобрал, но страшился выдать вслух. – Спас, блядь? – подсказал Гриммджо. Несмотря на издевательскиий тон, глядел Пантера настороженно. Словно проверял цельность объекта. – И там, в поддельной Каракуре, ты... – Куросаки, ты воин или девица? Хорош нюни разво... – Ичиго!! Я так рада! Я так испугалась, ужас! Я думала, они тебя... – Нелл-тян!.. – Да вы заебали его облизывать. Голос, который слышит Ичиго, скрепуч и резок, как песок. Он сыплет в уши, от него вновь мутнеет в глазах, и даже прорезается надсадный кашель; Ичиго едва не вскочил, но тело отказывалось слушать. Рука не нащупывает меч. – Какого... Ведь Кенпачи... – Все в порядке, Ичиго, – останавливает его Нелл, видя, как по лицу Ннойторы забродили эмоции. – В порядке?! Он чуть тебя не убил, когда ты была ребенком! – Все... не так однозначно, – замялась Неллиэл. – У них давняя история, не морочься, —машет рукой Гриммджо. – Есть дела поважнее. И наконец озвучивает вопрос, совсем не подходящий для врага: – Стоять... Можешь?***
– Ичимару отпустил нас. – Что? – тот словно не верит ушам. – Почему? Он... Разве может быть, что он... на самом деле... – С ним все возможно, – пожал плечами Джагерджак. – Честно, я думал, что Айзен тебя пришил. Но он, по ходу, и не собирался с тобой драться. С таким. Куросаки понимающе щурится. – Между нашей встречей с ним... Что-то должно было произойти? – Да,– Гриммджо отводит взгляд. – Улькиорра. Рыжий проглатывает информацию, и Гриммджо неохотно добавляет: – Все пошло не так... из-за девчонки. – Иноуэ закрыла его в бою, – при ее упоминании тот ожидаемо закипает. – Но понятно, она это сделала, пытаясь меня обезопасить! Пока я болтаю, она... В голосе рыжего отвратительные истерические нотки. Гриммджо стискивает кулак. – Ты уверен?.. – Что? – Взгляд Куросаки наконец перестаёт бегать и обращается на Гриммджо. – Почему ты уверен, что она хочет, чтоб ты её спасал? – Что ты такое говоришь, Гриммджо? – влезает Нелл. Конечно, Орихиме-тян хочет, чтобы... – Помолчи, – пихнул её Ннойтора. – Пытаешься выставить её предателем, как и Готэй? – вскидывается Куросаки. – Я в это все равно не поверю! – Я уже спрашивал тебя, знаешь ли ты хоть что-то о том, что у неё внутри. В конце концов, Куатро прав. – Гриммджо слабо ухмыляется. – Она всего лишь женщина. По лицу Ннойторы луной изогнулась любимая ухмылка. – Так значит, Шиффер приручил-таки зверушку?.. – Не знаю. Но я своими глазами видел, как она сняла перед ним одежды. Нелл прижала руки к лицу – и перевела взгляд на Ичиго. Разглядеть его чувства она не успела. Пещеру размазал оглушающий рев.***
– Ты ведь знаешь, что это солнце – иллюзия? – В книгах, что мы читаем, тоже вымышленные герои. Но они заставляют меня испытывать настоящие чувства. Возможно, Айзен, творя здесь... Ей резко, до хруста, сдавливает горло. Ей перестаёт хватать воздуха. – Не смей, – он почти шипит, – говорить об Айзене-сама, как об одном из вас. Когда они вернулись, она замолчала надолго, перестав покидать стены комнаты. Тридцать четвёртая приносила ей еду, и она не отказывалась. Не спорила. Не боролась. Это и беспокоило Улькиорру. – Почему ты перестала выходить? Он не слышит ответа. Но, кажется, ей не все равно, что сейчас она не одна. – Ты не отвечаешь на вопрос. Она смотрит в окно, замерев, не моргая. Ее суть – отрицание. Сколько она продержится, лишенная этой силы? Если шинигами действительно уже погиб... сколько останется ей? Чувство, что завладевает им, знакомо пустым, но до того Улькиорра знал лишь внешние его проявления. Он долго искал их у этой женщины. Спрашивал, испытывает ли она его. Она говорила – нет. Сейчас он видит это чувство внутри себя. – В прошлый раз ты могла подумать, что мной завладел гнев. Не хочу, чтобы ты заблуждалась относительно своего пребывания здесь. Я не намерен играть с тобой. Если бы это было нужно, я мог бы убить тебя в любой момент, и ты не успела бы даже понять это. Ее веки дрогнули. – Чего ты добиваешься своим затворничеством? Она медленно оборачивается к нему. Улыбка на ее лице заставляет Улькиорру усомниться, в порядке ли разум этой женщины. – Сперва я думала о том, что не могу повлиять ни на что. Эта мысль мучила меня. Но потом я поняла. За огоньками в её глазах он следит пристальней, чем за действиями вторженцев. – Вы, наверное, самый преданный последователь Айзена, но Вы... Огоньки собираются вместе, по маленькому пламени в обоих глазах. Улькиорра видит в них своё отражение. – Вы говорите со мной... по своей воле. – Воля... – повторяет Улькиорра. Он вспоминает меч Седьмого Эспады. Тот называл его способность «любовью». Когда Улькиорра озвучивает эти мысли, она вздрагивает. – Чувство, что лишает человека воли, люди так ценят? – Я... я не уверена, понимают ли пустые любовь. Первым пустым, которого я встретила... был мой брат. Она смотрит на Улькиорру, как на тень прошлого. – И даже в таком обличье... Взгляд вдруг становится четким, осмысленным. В нем лишь то, что перед ней сейчас. – Я не держала на него зла. За огрехи её логики Улькиорра цепляется, как за уступ на отвесной скале. – Потому что ты закрывала глаза на реальность. Химе думает: нечестно, что она ударила его лишь один раз. – Скольких он поглотил до встречи с тобой? Их боль, их страх – ты не знала об этом. Тебе не было дела до их страданий. Он подходит вплотную. Краем чёрного ногтя медленно обводит её веки. Орихиме зажмуривается. Ждёт, что он нанесет ей увечье. – Ты не видела чудовища, которым он был. Ты видела призрак. Свои воспоминания. Ничто. – Воспоминания не могут быть ничем, – возражает наконец она. – Все, что связывает тебя с твоим миром, сейчас лишь воспоминание. – Именно. И эта связь – доказательство. Улькиорра слышит собственный вздох. Эта жила в её разуме жива и пульсирует, стоит дотронуться. – Я боялась брата, потому что боялась смерти. Боялась, что она вновь разлучит меня с теми, кого я люблю. Но теперь я знаю, что есть Общество Душ. – Как же те, кто оказался здесь или в аду? – Уэко Мундо тоже мир, и в нем тоже... Орихиме осекается. Поздно. Улькиорра поймал её. Вцепившись взглядом, он выискивает эту мысль в глубине её разума. – Ты говоришь, что могла бы?.. Внутри на долю секунды словно вспыхивает небольшое тепло. – Если бы это не был мир мертвых, – качает головой Орихиме. И искра гаснет. Но в его голове набатом бьет чужой голос. Даже мертвым нужно солнце. Уходя, Улькиорра не замечает, что затворенная его рукой дверь не закрылась, а хлопнула.