***
Волосы цвета морской пены струятся по разложенным на столе картам, испещрённым убористой вязью пометок. Словно серебряные орбиты, прокладывающие дуги движения небесных тел над континентами. Жаркие отблески многочисленных свечей в капитанской каюте отражаются в полузакрытых больших глазах, обрамленных светлыми густыми ресницами. Распростёртое под ним тело выглядит связанным сотнями тяжелых жемчужных нитей. Ему ничего не стоит намотать на руку одну из них и дёрнуть. Треск рвущихся многорядных бус заставляет её громко вздохнуть и наконец приоткрыть подрагивающие веки. Жемчужины ожерелья барабанят по полу и вычерчивают линии, неотличимые от рисунков, что оставляют бледные пальцы на его плечах. Ладони и робко, и смело блуждают по шелковистой коже, и собирают прохладу, отдавая тепло. Её губы беззвучно двигаются, но он не слышит слов. Сквозь мёртвый холод жемчужин он силится добраться до живительной прохлады её тела и всё сдирает с неё пучки всё новых мерцающих нитей. Голубые глаза смотрят выжидающие, и в их блеске пляшут огоньки свечей. Рука прижимает её запястья к поверхности стола, и Васко чувствует, как её бедра обхватывают его пояс. Хочется и сказать ей, и перестать искать объяснения перед той, что знает его лучше него самого. Он не смеет отвести глаз от бледной сияющей кожи, что тихо блестит росинками пота, так похожими на чешуйки, по которым бегут тёмные витки метки. Её маленькие ладони сминают карты. Со стола падает чернильница и компас. Но ему всё равно. Полубезумный от желания, он не смеет прикоснуться к её острым скулам, и только крепче стискивает тонкие запястья. Она запрокидывает голову, задыхается, хватая ртом воздух… Он чувствует, как жар от распластавшегося перед ним тела сменяется на прохладу и отдаётся в нём ознобом. Приоткрыв рот, она лениво поворачивается к нему и обводит пересохшие губы бледным языком. Ледяные пальцы обжигают его кожу, спасая от испепеляющего жара. Забываясь, он видит хитрые голубые глаза, в которых нет зрачков. — Уна? Она впивается в его рот холодным поцелуем, кусает за губу, а жёсткие пальцы тысячью игл раздирают рану под повязкой. Разбитый и больной, Васко подскочил на кровати, тяжело дыша. В своей каюте Васко был один. Мокрые простыни покрывали тёмные пятна сочащейся повязки. Немного посидев с колотящимся сердцем, он уронил лицо в руки. И наконец выдохнул. Определённо, поутру следовало наведаться к Маркизу и показать рану.***
Де Сарде сидела в кресле, придерживая на голове мокрое полотенце, и рассеянно пыталась вслушаться в беседу Константина и Курта. Она прихлебывала какую-то соленую жидкость с лимоном, которую ей принесла Флавия от похмелья, и пыталась собраться с мыслями. Тело ломило. На запястьях темнели кровоподтёки — следы от грубых бандитских лап. Перед глазами понемногу всплывали все картины вчерашнего дня, свидетельницей которых она стала. И чем больше подробностей всплывало, тем сильнее пальцы впивались в подлокотники, и тем больше отчаяния поднималось внутри. — Давно не видел такого славного, слаженного, боя! — Константин ликовал. — По прибытии на Тир-Фради первым же моим указом станет как-нибудь наградить команду «Морского Конька! Наёмник кивнул: — Угу. Молодцы навты. Среди воспоминаний гари, криков, пальбы и крови светлыми пятнами в сознании де Сарде всплыли образы капитана Васко, Фаусто, Флавии и остальных членов команды «Морского Конька». Вчерашний морской бой повернул к ней простолюдинов внезапно очевидными мужеством и силой. Застолье же и поразительная чуткость моряков окончательно раздавили малейшую к ним предвзятость. Стало невыносимо совестно. Чтобы не расплакаться, она подняла глаза к потолку. — Мы действительно недооценили их. Признаю. Константин, ты очень прав сейчас. — Кузина, я так рад, что ты поддерживаешь эту идею! — с энтузиазмом воскликнул тот. Бедная Селин уже погрузилась было в рассудительную меланхолию. Только воспоминания о Лауро, тревожно протягивающем к ней, вцепившейся в проклятый марс, руку; её неуместная болтовня с трубкой Васко в руках и … его смуглая ладонь, аккуратно убирающая её руку, развязно положенную на его горячую грудь… — Храни меня Просветлённый! — воскликнула де Сарде. Раскрасневшаяся, она подскочила и зажала себе рот. Как по команде, Константин и Курт уставились на её залитое румянцем лицо и переглянулись. — Мне надо сейчас же извиниться! Я была так возмутительно… неправа на их счет! Селин пулей выскочила за дверь. Какой скандал! Эмиссар Торгового Содружества опускается до того, чтобы так унизительно себя вести при всех… По пути к капитанской каюте она всё останавливалась, чтобы вспомнить что-нибудь ещё из событий вчерашнего вечера. Разумеется, подобное самоуничтожение просто обязано было облегчить её душу. Как бы не так. В досаде на саму себя, она пыталась справится со жгучим стыдом, репетировала формулировки своих извинений и захлебывалась в потоке скомканных мыслей. А с какой стати она вообще устроила перед капитаном ту безобразную сцену?! Если бы могла, де Сарде с радостью провалилась сквозь землю. Капитан… Нет, Васко определённо хорош. Такой смелый. Воспитанный. Даже можно сказать немножко красив… Только спьяну вот так вешаться на мужчину… Самооценка её не просто дала течь, — как сказал бы Маркиз, — она натурально пошла ко дну…. Сама того не замечая, Селин закусила кулак, застыв перед дверью капитанской каюты. — Что ж, леди де Сарде, идемте отмывать подмоченную репутацию, — отчаянно прошептала она и постучала. После двух коротких стуков строго для проформы она вошла и сейчас же вжалась в затворённую дверь. Пахло горьким табаком, специями и винными парами. В капитанской каюте было удивительно просторно и светло за счет арочных окон, вытянутых почти от самого пола до потолка. Вдоль стен стояли резные книжные шкафы со стеклянными дверцами. Жилую часть скрывала ширма, которая была чуть сдвинута и приоткрывала вид на резную ножку кровати и платяной шкаф. На столе лежали карты, судовой журнал и компас. На полу у стола расположился большой глобус на гнутых ножках. Верхняя его часть была открыта и Селин заметила внутри ряды бутылочных горлышек. Капитан, подперев кулаком щёку, сидел за столом, от руки чертил и стирал, чертил и стирал. Поверх лежали сияющие инструменты непонятного назначения. Расстёгнутая белоснежная рубаха с опавшим воротом обнажала крепкую смуглую грудь, на которой виднелись линии татуировок, упиравшиеся в бинтовую перевязь на животе. На подносе среди груды свитков возвышался полупустой графин с двумя пустыми бокалами и остатками вина. В кресле чуть поодаль сидел Фаусто, положив ногу на ногу, и штопал бушлат. Смоляные кудри падали ему на лицо. Он просунул палец в дырку и потешно согнул. Васко скосил глаза и улыбнулся уголком рта. Скрепя сердце, Селин выпалила: — Капитан, мне нужно с вами поговорить!.. Словно только что обнаружив её присутствие, Васко поднял покрасневшие глаза и промокнул платком блестящий лоб: — Моё почтение, миледи. В таком случае наши намерения исключительно совпадают. — Н-но я бы просила вас без посторонних… Фаусто только поднял брови и уткнулся в шитьё. — Здесь нет посторонних, миледи. Все свои. Селин замялась. Капитан заговорил: — Вынужден сообщить, в силу сложившихся обстоятельств мы меняем курс. Задержка займёт около трёх недель, но сказать по правде, думаю, дольше. В пункте назначения станет яснее. Мы идём на Малый Орфей. — Насколько понимаю, всё дело в состоянии «Конька» и других кораблей? — Совершенно верно. Мы не можем продолжать путь в столь плачевном состоянии. Он едва заметно скривился. Фаусто сейчас же отложил работу и поспешил к столу. Неслышно наполнив бокалы, квартирмейстер отхлебнул и принялся разминать плечи капитану. Васко едва слышно застонал и блаженно прикрыл глаза. На его висках собирались крупные капли пота. Селин округлила глаза. Уголки рта опустились. — Ох… я кажется, не вовремя… нет, я конечно уже поняла, что вы все тут — одна большая семья… но это! Такое!.. — Так коли вам всё стало понятно, сударыня, может подмените меня? Руки уже затекли, — проникновенно улыбнулся Фаусто. Позабыв приличия, но с дрожащей улыбкой, де Сарде только замотала головой, пока руки отчаянно нашаривали дверную ручку за спиной: — О, нет-нет. Продолжайте… без меня. Зайду, когда вы… закончите… Де Сарде в ужасе выскочила вон, позабыв обо всем, что собиралась сказать. Вместо того, чтобы отчитать Курта за нахальное замечание в отношении капитана, похоже ей следовало оценить его проницательность… В открытую дверь послышался смех и недовольный голос Фаусто: — Одна из причин, по которым я избегаю женщин. Мало ума, мало такта, много эмоций. — Перестань. Тебя тоже бывает в избытке. Ах вот так! Де Сарде вскипела. Ещё предстояло решить, кого полагалась обдать коктейлем гнева впополам со стыдом, щедро приправленным разочарованием и жгучей обидой. Собственную несобранность, издевательства этих двоих или же собственную реакцию на… на то, что она увидела! Впрочем, какой же из неё дипломат, если она отступится от того, что решила сделать?! Оправив камзол, она развернулась, подняла подбородок и вбежала в капитанскую каюту. — Фаусто, из трюма раздаются крики. Там что-то стряслось! — изображая панику на лице, проговорила она. Квартирмейстер тревожно переглянулся с капитаном и бросился вон. Селин победоносно щелкнула замком, запирая за ним дверь. — Неожиданный поворот. Вы не перестаете меня удивлять. — Васко оторвался от карт и откинулся на спинку кресла. Де Сарде ещё раз взглянула на бинты, белеющие под рубахой, и заметила проступившую кровь: — Так вы ранены?.. — Вы очень проницательны, сударыня. Ничего серьёзного. Так что же вы хотели мне сообщить? Говорить с ним, когда завитки татуировок на бронзовеющей груди совершенно отвлекали, было сложно. — Капитан, ваши предпочтения в действительности…это …это совершенно не мое дело! — О, как вы правы сейчас! Несмотря на измождённый вид, Васко продолжал улыбаться и смотреть на неё с той снисходительностью, с которой Курсийон принимал оправдания Константина за очередной прогул. От волны раздражения любезность де Сарде сделалась ядовитой: — Я же здесь — затем, чтобы принести вам свои извинения! Начало положено. Но собственный тон раздался всё же надменно, да ещё и с ноткой обиды. Да что это с ней в самом деле?! Селин выдохнула. — Вышло как-то не очень… Капитан, позволите, начну заново свою… тираду? Пафос собственных слов прозвучал забавно, и она улыбнулась. Тихо улыбнулся и Васко. — Признаю, я очень нелестно отзывалась о вашей команде. Позволила себе проявить неуважение к вам. Вы и ваши люди показали себя не только мастерами своего дела, но и настоящими героями. — С каждым словом, срывавшимся с губ, от её души словно отламывались осколки пудовой тяжести. И тем больше воодушевлялась де Сарде. — Наша экспедиция обязана вас своими жизнями, капитан. Я увидела, насколько вы гуманны и добры к вашей команде. Простите меня. Со своей стороны я повела себя очень недостойно. Это будет серьезным жизненным уроком для меня, и более такого не повторится. Даю вам слово. Повисла затяжная пауза, от которой стало неловко. Однако мужества хватало не отводить взгляд. Васко просто сидел не шелохнувшись и смотрел на неё: — Признаться, вы обезоружили меня столь внезапным признанием… Впрочем, извинения приняты. Потирая наморщенный лоб и не меняя расслабленного положения, он изучал взволнованное лицо Селин. — Могу помочь вам чем-нибудь ещё? — Это всё. Благодарю вас. Ручка двери дернулась, и в дверь настойчиво постучали. Судя по всему, уловка была раскрыта, а Фаусто — явно рассержен. — Миледи, отоприте. А то знаю я его. Сейчас дверь выломает. Головой. — усмехнулся Васко. — Наша ремонтная смета и так превысила все допустимые размеры… Квартирмейстер едва не сбил её с ног. Селин торопливо вышла.***
— Что здесь происходит?! Какого дьявола?! — Леди принесла извинения. Фаусто только закатил глаза. — Капитан, тебе пора брать отгул. Неужели поверил в искренность этой особы? Забыл? Помимо всего прочего, она же — артистка! Таким сыграть любое чувство — плёвое дело. — Если и так, что тебе до этого? Сказала, потому что сочла нужным. Инцидент исчерпан. — На твоём месте я бы поразмыслил о её выгодах от своей исповеди. Васко скептически посмотрел на него. — Что это? — Ревность. — А. — Васко налил воды и жадно выпил. — Насколько помню, мы с тобой не в тех отношениях для подобных сцен, Фаусто. Квартирмейстер пожал плечами. — В любом случае считаю хорошим тоном быть готовым к ножу в спину от любого из этих чужаков. — Я тебя услышал. Капитан углубился в расчёты, привычно вращая сияющим циркулем. Но квартирмейстер не унимался: — Решил уже, как поделим добычу? Васко потёр переносицу. — До Малого Орфея мы не можем ни на что претендовать. Ребята вон и так растащили себе камзолы. Теперь все стали господа, один важнее другого… После реквизиции что-то да оставят, а там посмотрим. Лучше скажи, как поступим с картинами? Относить в тайные мастерские всяческую живопись давно стало доброй традицией на «Коньке». К примеру выходит из-под кисти известного мастера некая «Мадонна с единорогом», а спустя одну-две перевозки глядишь, и вот уже пять, а то и семь полотен продаются или даже приходят в дар высокопоставленным лицам. Авторы подлинников конечно пробовали устраивать суды и скандалить, но на поверку сам автор не мог отличить копии от оригинала, потому дальше мер, помимо усиленной охраны произведений искусства, не шло. — Если бы не смена курса на Малый Орфей, всё бы сделали на Тир-Фради сразу по прибытии. Так что ничего, кроме восторга эстета, или как называется это твоё увлечение, я тебе не предложу. — Угу. Капитан нахмурился. Ему было страшно жаль утраченной из-за повреждений судов возможности отдать живопись на копирование. Впрочем, не случись встречи с пиратами, борт «Морского Конька» и не увидел бы чудесных картин. В каюту снова постучали. На пороге стояли Флавия и Маркиз с неизменным чемоданчиком. Васко встал и, морщась, стянул рубашку. Ни говоря ни слова, Маркиз срезал бинты и со свойственной ему педантичностью занялся перевязкой. Горячая вода пошла на кофе для капитана и на промывание инструмента. Не выносящей крови Фаусто отвернулся. — Что там наши трещины, доктор? — Пар-ршиво наши трещины, капитан. Пушечная бригада сплошь с болями в плечах, аж до повышения надбавки за вычёрпывание воды. С нас станется только до «Орфея» и дойти, — процедил Маркиз. — Что до вашей пробоины— жить будете, коли не станете усердствовать в поднятии тяжестей, или чего вашему капитанству удумается. — Ничего тяжелее груза ответственности не поднимаю, — улыбнулся пациент и надел рубашку. — Вам и без меня известно, капитан: жар или прекратится, или усилится. По Уставу тогда вас с прискорбием и заменит квар-ртирмейстер. Сию потер-рю мы разумеется переживём, а вас проводим со всеми почестями, уж не переживайте! Да, Фаусто? — квартирмейстер только кисло улыбнулся, бочком направляясь к выходу. — Потому, голубчик, давайте-ка освежим ваши силы кровопусканием… Флавия мужественно закусила губу и хотела было ретироваться. — Куд-да?! Будешь стеречь жгут! Капитан же спокойно вернулся в кресло и закатал рукав. Свойство Маркиза сгущать краски всегда развлекало Васко. — Недаром про тебя, Маркиз, слухи ходят, дескать ты так увлекаешься кровопусканием, потому что сам… сам кровь пьёшь! — Да брось, Мармышка, то пустое. Не верь глупостям, — хохотнул капитан. Маркиз свирепо зыркнул на Флавию. Юнга что-то обиженно пробормотала, украдкой поглядывая, достаточно ли хорош сваренный ею кофе. Когда все процедуры были исполнены, и его каюта наконец опустела, капитан поднялся на палубу. Пыхая трубкой, он придирчиво осматривал заплаты и цокал языком. До Малого Орфея оставалась неделя пути. Заложив руку за спину, Васко прихрамывал и размышлял. Извинения леди де Сарде, отравленные сомнениями, занозой засели у него на душе. Была ли она искренней или играла? Он не знал. Её очаровательная попытка преодолеть собственную надменность покоряла. Да и отчаяние в широко распахнутых голубых глазах показалось вполне настоящим. Или Васко не знал женщин. Надев бушлат, он вернулся за стол и уставился в судовой журнал. Шелест страниц вернул его в день отплытия. Вот списки погрузки, вот размашистые подписи приёма от отправителей. Список пассажиров и грифельная приписка «сука» у имени эмиссара леди де Сарде. Он тихонько улыбнулся. Малый Орфей, так Малый Орфей.