Высокие стрельчатые двери зала суда открывались невыносимо долго.
В сопровождении молчаливых гвардейцев Васко ввели в зал трибунала. Пористые серые стены, которые подпирали грозные стальные атланты с курчавыми бородами, впитывали звуки заседаний и не выпускали наружу ни вздоха.
Он поправил парадный мундир и поставил подпись в обвинительной книге.
— Подсудимый явился. Прошу проследовать на площадь.
Изумительно. Мероприятие сделали публичным.
В памяти стояло белое лицо Венсана с плотно сжатыми губами, которого судили так же напоказ.
Переполненная навтами площадь гудела.
По центру площади перед министерским зданием Адмиралтейства у башни с циферблатами пахла свежей древесиной-сырцом виселица.
С перекладин свисали десять петель из самого дешёвого витого каната.
Страх ледяными тисками сковал ему грудь. Он один, только один здесь виновный! Экипаж-то за что?!
Он не раз присутствовал при килевании, и всякий раз сердце его мучительно сжималось от оскорблений в сторону подсудимого, плевков толпы, а то и брошенных кем-нибудь прокисших овощей.
Не раз он присутствовал и при казнях. Но всегда, всегда был по ту сторону эшафота… Сейчас же звучало только «негодяй!», «предатель!», «как же так, капитан?..» и тому подобное.
Адресованное е м у.
У Васко перед глазами всё плыло. О прутья ребер в груди билась сильная птица, норовящая проломиться наружу. Происходящее напоминало злой сон в опиумной, из которого ему никак было не проснуться.
Хотелось кричать в каменные лица экзекуторов: «Всё было не так! Я виновен в провозе высокопоставленных пассажиров, и только!»
Он бездумно протянул обе руки, и их незамедлительно связали. Правильно. Меньше всего на свете ему хотелось дергаться в петле, как веревочный плясун в руках неумелого кукловода.
Конвой подвёл его к виселице и проводил на помост.
Ему вдруг показалось досадным, что не будут рубить голову, ведь он сам в своё время изучал извилистые пути сосудов несчастных преступников, чтобы применить находки в своих исследованиях.
Будет славно, если и его голова станет наглядным пособием кому толковому…
Навты-советники в чёрном расположились полукругом в креслах.
Он рассеянно оглядел собравшихся. Всего тринадцать, чтобы исключить равенство мнений при противоречиях при вынесении приговора.
В толпе зевак перед судилищем он искал и не мог найти глаза, в которых была бы даже малая тень понимания. О сочувствии он не смел и просить. Серые, синие, зелёные, чёрные — в море голов не было ни единого взгляда, что смотрел бы на него без отвращения.
Больно.
Уголок рта дёрнулся. Даже хорошо, что экипаж не видит его таким.
Жалким.
Ему стоило неимоверных усилий не уронить лицо в руки.
Экзекутор-гвардеец в деревянной маске поднялся на эшафот и принялся зачитывать обвинения.
— Рассматривается дело подсудимого капитана первого ранга, Васко Агилара! Трибунал объявляется открытым!
Толпа завыла.
— Мразь! Пират!
— А ну молчать, — рявкнул экзекутор. — Если порядка не будет, дело будет рассмотрено в Адмиралтействе за закрытыми дверями!
— Подсудимый обвиняется в нарушении статей Морского и Сухопутного Кодексов Гильдии Навтов Гакана, как-то: нападение с целью наживы; причинение вреда судам, находящимся в собственности Гильдии; добытые в прошлом и не реквизированные ценности, полученные насильственным путём; убийство главаря преступного сообщества, осквернившего Гаканскую акваторию своими зверствами; убийство членов преступного сообщества, осквернившего Гаканскую акваторию своими зверствами; нанесение поддельных знаков отличия Гильдии на лица пассажирам-не членам Гильдии; провоз пассажиров-не членов Гильдии на Малый Орфей; разглашение тайн и промышленных секретов Гильдии; сокрытие своих преступлений с целью избежать наказания; сотрудничество с пиратскими образованиями и образованиями, им пособствующими….
Да когда же успели внести и это в обвинение!
Никогда в жизни он не помогал крысиным отрядам! Он, как и его начальница Кабрал, сильная, смелая и честная, всегда противостояли малейшим нарушениям буквы закона обоих Гильдейских Кодексов! Даже отказывались от сотрудничества с работорговцами, невзирая на жирный, очень жирный барыш! Чего уж говорить о крысиных делах, недостойных рук порядочного навта!
Ноги Васко предательски подкашивались.
— Лицемер! Пират! Предатель!
Гвардейцы быстро уняли крикунов дубинами.
Зеваки неистовствовали потише. В толпе молчаливый лоточник разносил пирожки с огурцами и брагу. Запах пирожков напомнил, что Васко очень давно не ел и вызывал зверский аппетит.
— …подсудимый вины не признаёт, деятельного раскаяния не производит. В связи с чем приговор содержит следующие пункты: лишить подсудимого всех званий и наград, полученных ранее за заслуги перед Гильдией; конфисковать всю принадлежащую подсудимому собственность, движимую и недвижимую — список собственности прилагается — с целью возмещения причинённого Гильдии ущерба, как морального, так и материального; исключить из Гильдии в связи с тяжестью совершённых преступлений; приговорить к смертной казни через повешение, как и пособничающий ему экипаж…
— Вы с ума сошли??? При чём здесь мои люди? Они выполняли мои приказы! Как в бою, так и при провозе посторонних! Вы хотите убийства невинных?! Неужели Гильдия превратилась в…
— Подсудимый, молчать! Вам не давали слова! Буде экипаж невинным, явились бы с повинной незамедлительно по прибытию!
У Васко внутри всё оборвалось.
— Что будет с моими трудами? — экзекутор услышал голос Васко не с первого раза.
— Они будут переданы следующему исследователю. Или вы полагаете, что незаменимы?
— Нет…
— Незаменимых нет! Вы лишены всяких прав и не усугубляйте ваше положение вопросами! Вам дадут последнее слово! Тогда и скажете!
Свежий бриз нёс запах моря и раскачивал петли виселицы.
Началось рассмотрение дела и подготовка к голосованию. Заседатели что-то спрашивали и сами себе отвечали, шурша свитками с многочисленными показаниями.
В голове Васко бил колокол. Он не слушал прений. Перед ним вереницей проносились воспоминания.
Совсем ребёнок, вот он поскальзывается и разбивает нос, потому что забыл, что не следует шалить во время мытья палубы… Вот наставник тащит его за рукав в инженерный корпус, а он лупит его кулаками, в которых зажаты его нетвёрдые штудии поиска правильного сочленения для будущей рулевой оси… Вот он с гордостью предъявляет наставнику саднящий подбородок с первой татуировкой после того страшного шторма… Дрожащие руки и непомерный штраф после первой выигранной дуэли… Первый бой и первая команда «расчехляй!» … Знакомство с Венсаном. Капитан первого ранга, высокий, весёлый, храбрый… Никакого снисхождения к младшим, только сурово-отеческое отношение старшего брата… Юношеский восторг Васко, и его наивная конкуренция со старшим товарищем… …заразительный смех Венсана над разинутым ртом Васко при первом визите на Малый Орфей… Вот он офицер… Класс танца, где их ставят в пару, потому что девчонки куда-то сбежали с урока в тот день, и Венсан постоянно извиняется, наступая Васко на ноги… Его щенячий восторг от трогательных отношений Венсана и тихой улыбчивой Ирен… Васко тогда поклялся себе, что обязательно станет так же счастлив, как и они… Вот его первый маршрут в должности капитана-лейтенанта… Селин… Как смешно она тогда злилась, когда он не испугался её зубов, и как долго она приходила в страшных снах… нет… тогда её звали Уна… Селин… Какое счастье, что здесь её нет… Его первая командировка за пределы Гакана… Серьёзное лицо Венсана, и его «только возвращайся, салага»… Тяжёлый от крови бушлат на проклятом Бравелине… Чёртовы награды… чёртовы звания… опиум… демобилизация на гражданские суда…
Тем временем выборочно и монотонно зачитывали дневники пассажиров.
— «Числа семнадцатого. Непередаваемо! Пенье чаек так мелодично! Пусть и крикливы, их голоса изрядно освежают. Но не когда в похмелье. Никак не могу дознаться имени нимфы со второй палубы. Отменная грудь. Обзывается «вашблародь» и сбегает. Пуглива и мила, хоть и синелица. Капитан ходит орлом. Чудная выправка. Приписка на полях: На Тир-Фради обучить людей являться ко мне в том же виде. Числа двадцать первого. Вышел в дежурство с капитаном. Интеллигентный. Исправил мой метод чтения направлений по звёздам. Числа двадцать восьмого. Ах какие события! На нас напали пираты! И в плену я был пленен, как захватывающе быть захваченным! Кажется, из меня выйдет славный калабмурщик!.. Утомлён изобилием выпитого и съеденного на пиру в честь победы в бою…»
Они бы ещё в панталоны Константину влезли… Как стыдно зачитывать чужие дневники… Спасибо, что чинов и имён не указывают.
Васко вздохнул.
— «Числа двадцать девятого. Перестал утомляться без прислуги. Капитан велел готовиться к высадке на Малый Орфей! Какая авантюра! Дал ему слово чести запереть рот на замок, ибо не хватало ещё навлечь на себя гнев самой Гильдии, здравия желаю Адмиралу Флота.»
Повисла пауза. Навты-советники сошлись в группу и негромко переговорили.
— «Числа тридцать первого. В порту какой-то косорукий болван побил весь мой фарфор. Капитан — напыщенный индюк. Маменька моя бедная, простите, что оставляю вас…» — Далее неразборчиво, так как чернила сильно размыты. — Объявил экзекутор и продолжал. — «Числа пятого. Шлю проклятья морской болезни. Мутит сутки напролёт. Обслуга ставит какую-то солёную пакость и велит есть лимоны. Вот ещё. Чаю некому поднести. Видела крысу в каюте. Безобразие. Заметка на полях: Непременно подать жалобу в Гильдию Навтов! Навты хоть иногда моются? На палубе этот негодяй капитан не похвалил моей шляпы. Возмущена незнанием элементарных правил этикета! Числа восьмого. Этот капитан — душный козлище. И ничего более!..»
Ему бы улыбнуться от разливающейся внутри теплоты, но они не должны видеть его радости. Васко стоял, прямой как струна, и смотрел прямо перед собой. Связанные запястья ныли. Но с каждым её словом, пусть и гадким, ему легчало.
— «…Числа двадцать девятого. Оказывается, Жан и Жак братья. Удивительно, как тонко они умеют слышать музыку, невзирая на тотальный идиотизм обоих. Этот гордец в чёрном оказался квартирмейстером, именем Фаусто. Капитан сущий дьявол в бою, однако галантен за столом. А ещё немного хорош собою… Продолжают сниться странные сны о…»…
— Далее нет возможности прочесть, — крякнув, доложил экзекутор.
— …”Слишком взволнована капитаном. Кстати, он приказал собирать вещи, ибо впереди нас ожидает суша и, поверить не могу! — легендарный остров навтов! Однако сие обстоятельство нарушает оговорённые сроки прибытия. Придется подчиниться, ибо как иначе нам иначе плыть до Тир-Фради на сломанном корабле? Принесла торжественное обязательство в сохранении тайны. Ибо сей вынужденный маршрут ничего, кроме починки, из себя не представляет. Умысла же нарушать отношений с дружественным обществом мы не несём. Даже извинился. Случайно или с намерением? Как много в нём сердца. Чернильница всё укатывается. Корабль стал плавать криво, ибо отчего-то перекошен. Волнительно…»
Далее и до момента высадки на Малый Орфей зачитывались выдержки из дневника безликой пассажирки, и экзекутор устал, а подсудимый грыз щёки, продолжая прятать улыбку, ведь с каждой новой записью оставалось всё меньше подробностей быта «Морского Конька», и всё больше жизни его обитателей, и всё больше сообщений о его капитане. Особенно Васко умиляли запинки палача и его поспешное «неразборчиво» на самых чувствительных моментах размышлений в свидетельских показаниях.
Время перевалило за полдень.
Подогретая едой и питьём толпа возобновила нападки.
Какие бы оскорбления ни долетали до его ушей, Васко смотрел на шпиль Адмиралтейства да считал птичек, пролетавших у подножия облаков между башен здания.
Он подбирал слова для своей последней речи, и делал это с опустошённым сердцем, что балансировало на грани отчаяния ото всех его потерь. И потери Селин. Его Селин.
Размышления о её будущем, в котором не будет его, он себе запретил.
Ветер остановился и перестал раскачивать висельные петли.
В этот момент Васко решил, что даже мёртвый сумеет быть полезным, если примет на себя все обвинения.
Конвойные сменились. Как сменился и экзекутор.
После обеденного перерыва навты-советники вернулись в кресла. Многие курили.
— Следствие установило следующее, — резкий голос нового экзекутора выдернул капитана из размышлений. — Ввиду исключительной пользы для Гильдии деяния в виде истребления главаря преступного сообщества, осквернившего Гаканскую Акваторию своими зверствами, именем Венсан, как и истребления членов преступного сообщества, осквернившего Гаканскую Акваторию своими зверствами, им возглавляемого, убрать из обвинения и включить в зачёт прошлых заслуг подсудимого Васко Агилара…
Ирен… Ирен… Ирениренирен…
Неумолимые губы её всё произносили «ты следующий».
Он уже не понимал, где находилась его правота. Глаза Ирен тогда, на балу, так давно, десятки жизней назад, не лгали. Как же он устал… Скорее бы смерть.
— Таким образом, в силу смягчающих обстоятельств дела, рассмотренных и принятых трибуналом, трибунал установил приговор экипажу «Морского Конька» в следующем: личности возглавляемого подсудимым экипажа внести в чёрный список Гильдии с последующим запретом на работу в Гаканской Акватории — прибрежные зоны включены — и обязательством к сухопутному труду в течение следующих пяти лет. По истечении срока подсудимые обязаны явиться в ближайший порт для инспекции. Уведомления направлены в Канцелярию. Приговор обжалованию не подлежит.
Васко не верил собственным ушам. Спасены! Глыба ужаса свалилась с него, оставив только облегчение и сильнейшую слабость. Он впервые с утра вздохнул полной грудью.
Экзекутор продолжал:
— Буде подсудимый укажет Трибуналу на злонамеренных лиц, причастных к преступлениям по статье «пиратство», а также лиц, им пособствующих, Трибунал рассмотрит вероятность умягчения приговора.
Перед глазами вихрем промелькнул разговор с Ирен во время белого танца.
Васко молчал.
— Подумайте, подсудимый. — С нажимом на слове «подумайте» произнесла деревянная маска.
— Мне нечего сообщить Трибуналу.
Экзекутор только пожал плечами.
— На основании сделанных выводов о вящей ненадёжности подсудимого и в назидание прочим лицам, ответственным перед Гильдией, исключить подсудимого из Гильдии в связи с тяжестью совершённых им преступлений; лишить подсудимого Васко Агилара всех званий и наград, полученных ранее за заслуги перед Гильдией; конфисковать всю принадлежащую подсудимому собственность, движимую и недвижимую — список собственности прилагается — с целью возмещения причинённого Гильдии ущерба, как морального, так и материального; приговорить к смертной казни через повешение…
Васко показалось, глаза вот-вот выпадут из глазниц. Как…
За что…
— Да за что же?! За что!!! Да! Да! Да! Я не должен был привозить посторонних-не навтов! Моё решение стало опрометчивым!!! Я виноват! Я каюсь!!!
— … сим объявляю голосование для утверждения приговора открытым.
Васко в отчаянии вглядывался то в безжизненную маску на лице экзекутора, то на висельную перекладину, то в лица окруживших его членов совета…
Становится нечем дышать. Помост ходит ходуном. Только бы не упасть. Только бы удержаться на ногах…
— Как представитель капитанства Гаканской Акватории, я полностью поддерживаю приговор…
Голос. Какой знакомый голос. Эти гнусные нотки… Васко поднял голову.
Рубен???
Мы же только вот вместе выпивали на балу у курительной!
— Какой пример Трибунал подаст свидетелям процесса, если преступник, в течение стольких лет скрывавший ценности первой величины, будет помилован? Эдак всяк и каждый станет наживаться на воде и осквернять высокие идеалы Гильдии своим двуличием, заражая им окружающих. А человек слаб. Ой как слаб человек…
В этот момент внутри Васко что-то вспыхнуло и ослепило. Невидяще он смотрел в лицо сослуживцу с немым вопросом «за что?».
— А чего ты ожидал, капитан? Ты ведь знал, на что шёл, затевая свои тёмные делишки, — снисходительный укор Рубена навылет прошёл сквозь Васко. Но ранить было уже нечего. — Если я тебе друг, это не означает, что наша дружба ценнее самой Истины. Или ты сомневаешься в могуществе Гильдии? Забыл, для чего Орфею щупальца?
Рот Васко наконец закрылся.
Шум прибоя в ушах не давал расслышать слова выступавших. Они что-то говорили, прикладывая кулаки к чёрным мундирам. Потрясали в воздухе свитками с показаниями. Швыряли их оземь. Указывали на него. Воздевали руки к небу…
Бледный, Васко так и застыл, и взгляд его остекленел.
— Решение Гильдии избыточно милосердно.
Этот голос.
Ему хватило воли посмотреть и в эти глаза.
— Вынесенные Гильдией решения во все времена отличались справедливостью и взвешенностью. Именно благодаря им поколения навтов привели к величию наше общество. Благодаря Гильдии мы стали теми, кем являемся…
… неизменная улыбка… Ирен…
… и ты, Ирен?
… милая, блистательная, навеки скорбящая Ирен… я…
… значит… такая будет твоя…
месть
… понимаю… я…
… я… согласен…
… с каждым твоим словом… я…
… не осуждаю…
— …назидание всем навтам — несомненно высокий стандарт обоих Кодексов. Но давайте спросим себя. Достаточно ли хорошо будет выучен урок, если Трибунал дарует подсудимому смерть?
Чёрный бархат её мундира сжирал всё солнце и был много ярче всего видимого. Чернее самой черноты. Она говорила не с Васко. Ей не было до него дела. Отстранённо-приветливо Ирен говорила с навтами-советниками, не забывая впрочем и толпу зевак у помоста.
— Посмотрите на него. Посмотрите. Вглядитесь в это лицо. Капитан Васко только что был убит у всех на глазах. Посмотрите, как же он ничтожен. Достоин ли он быстрой смерти?
В хрустальном голосе слышалась улыбка.
— У него больше ничего нет. Как на доспехах не может быть карманов… Жизнь негодяя донесет до его двуличного разума саму суть Трибунала Гильдии. И уверяю, жизнь эта будет очень. Очень. Очень. Недолгой. Много ли мы с вами знаем примеров долгой жизни рыбы без воды? Я — ни одного. И вот по-настоящему урок будет усвоен накануне искупительной смерти…
Стало очень тихо.
От этих страшных слов толпа затихла.
Молчали даже самые разнузданные пьянчуги.
Море немигающих глаз смотрело на мертвеца у пустующей виселицы.
— Да!
В чаше для голосований звякнул жетон.
— Да!
Ещё один.
— Да!
И ещё. И ещё…
Мир вокруг поглотил мрак.
Васко отупело стоял, и ветер не доносил до него обрывки экзекуторского «чёрный список», «запрет на вход в акватории», «до конца дней своих»…
Он ничего не чувствовал.
Он просто стоял.
Стоял он, и когда с треском срывали с его мундира регалии. Казалось, что погоны сдирают с плечей вместе с кожей.
Но он не чувствовал
ни че го.
Рубену потребовался нож, чтобы отрывать нашивки и срезать ленты с золотой полосой. Впрочем действовал он умело.
Как если бы только и делал, что свежевал мясо.
***
К моменту окончания голосования навтов-советников толпа заскучала.
Не над чем стало ахать и охать, нечему было потрясать кулаками и некому было подвывать.
Сломленный, посеревший, с опущенной головой и застывшим взглядом, словно выдранный из жизни живых, Васко перестал реагировать на любые подначивания, и толпа потеряла к нему всякий интерес.
Люди начали расходиться.
Звука колокола, закрывающего публичное слушание его дела, он не услышал.
Навты-советники разминали затекшие члены и покидали помост.
Трибунал был окончен.
Болезненный тычок в спину вывел его из полузабытья.
— Шагай, Агилар.
Навты с зигзагами Внутренних Войск Гильдии на щёках и висках, в чёрных шинелях, вооруженные, как на абордаж, толкнули приговорённого в сторону порта.
С трудом расправив плечи, он поднял подбородок, опустил взгляд под ноги и зашагал на депортацию.
Зеваки таращились на бледного навта со связанными руками в растерзанном белом мундире. Следом бежала детвора. До его слуха доносились обрывки проклятий и торжества по поводу избавления Гильдии от недостойного…
***
Над портом повисла беззвёздная ночь. На волнах вокруг статуи Орфея плясали холодные зелёные блики его неугасимого ока. Синие молнии с тихим треском освещали недремлющую верфь, откуда доносился визг пил и стук молотков: ремонт судов вёлся сутки напролёт, ремонтники работали в три смены, и непрерывность процесса обеспечивала высочайшую эффективность починки любой степени сложности. Отлаженная работа не оставляла навтам шанса на ошибки по причине изнеможения.
У неприметного пирса конвоиров ожидали.
— Спасибо, братцы, дальше я сам.
Васко поднял взгляд.
…Рубен.
Гвардейцы салютовали и, чеканя шаг, ушли.
— Привет-привет, салага!
Откусывая от булки, всё ещё пахнущей пекарней, Рубен стоял, облокотившись на опору ажурной крыши доков. Мышиные глазки поблескивали, пока он не без удовольствия рассматривал бывшего капитана перед собой.
— Ну что, неплохая встрясочка вышла, да, брат?
Рассматривая сверху вниз стоящего перед ним моряка, Васко вдруг понял, что ничерта не понимает по-рыбьи: мокрые губы с прилипшими к ним крошками шлепали друг по другу, раздавались какие-то звуки, но связной для понимания речи не выходило.
Он только безотчетно сглотнул от голода.
— Ты же не будешь возражать, если я пока не стану тебя развязывать?
Рубен вытер жирные ладони об зад своего бушлата. Должно быть, его булка была со свининой, или даже с дорогущей зубаткой.
— Ах, ну да. Ты, должно быть, хочешь знать, при чем здесь я… В общем расклады такие. Я поручился за тебя, Васко. И мы пойдём на Гакан на моём судне, — о, я даже рад, что ты не можешь видеть, в каком плачевном состоянии
твоё корыто…
Васко вдруг показалось, пинок в живот навсегда заткнёт мразь перед ним, но рассудок подсказывал, что для этого придется совершить и другие действия, а сейчас его руки были как назло связаны. Впрочем он не был готов ни к каким поступкам.
Он мог только стоять.
Молчать. Слушать. Запоминать.
— Но вопрос конечно в том, в каком качестве ты пойдёшь на Гакан, — Рубен закрыл глаза от удовольствия, когда отпил из своей фляги и погонял во рту нечто несомненно освежающее.
Васко снова безотчетно сглотнул. В последний раз он выпил только дома чашку чая. А потом был трибунал…
— Считай это моим последним тебе предложением, Агилар. Я за тебя, дурака, поручился перед людьми. Чтобы мы с тобой друг друга поняли. Ты ведь теперь никто, Васко, — для пущей убедительности Рубен сложил колечком кургузые большой и указательный пальцы. — На воду у тебя пожизненный запрет, твоих судов больше нет, подъёмных нет. Но согласись, правила для того и нужны, чтобы их нарушать? — он по-дружески улыбнулся. — Я предлагаю тебе пойти ко мне на подряд. Работёнка непыльная, будешь как и раньше, возить свои ящики, не совать нос в накладные, кое-что подправлять, — ну, я тебе скажу. Парень ты у нас нелюбопытный, палубу держать умеешь, — вона как аж целого Венсана укокошил, — так что поднимешься ты быстро. Пара ходок с моим грузом, — ой ну чего, чего ты отворачиваешься, он такой же точно, как и скот, только две, а не четыре ноги, и ну может дохнет порезче, — и станешь человеком. А спустя пару годиков я нарисую бумагу о твоей скоропостижной кончине. Потом будет и новое имя, и стабильный заработок, все дела… Заживёшь!..
Слушая ритмичное журчание Рубеновой речи, Васко сам не заметил, как начал кивать ей в такт. У него вдруг ужасно зачесался нос, и он потёр его связанными кистями.
— Так вот, то был, так сказать, палубный вариант, при условии, что ты так умён, как я о тебе привык думать. Вместе пойдём на Гакан, познакомлю тебя с людьми, вольёшься, так сказать, в коллектив… Дам тебе суда для начала, — хоть посмотришь, на чём серьёзные дела делают. Ну а как рассчитаешься со мной, может уже и сам себе хозяином станешь. Там, глядишь, и в адмиралы тебя может выдвинем, если конечно ты смекнёшь, что к чему…
Васко правда очень старался хранить серьёзность, но в его животе словно завелась шкодливая смешинка, и как бы он ни пытался кусать щёки, она прорвалась наружу гомерическим хохотом.
Рубен с сожалением посмотрел на него.
— Ну чё ты вот такой сразу нервный, братан, а? Есть же и трюмный вариант…
Васко вдруг резко посерьезнел.
— А Кабрал?
— О, её дни сочтены, — теперь расхохотался уже Рубен. — Её можно не бояться. Ну так как, по рукам, а?
Заговорщически оглядевшись по сторонам, Васко кивнул, встал к нему лоб в лоб и отчеканил, глядя ему прямо в глаза:
— Рубен. А иди-ка ты на хер.
И незамедлительно получил под дых.
Из темноты на него со всех сторон посыпались удары.
Били и сзади, и сбоку, и по спине… Он едва успевал делать короткие вдохи и
укрывать голову связанными руками.
