Танец на Глубине/ GreedFall: Untold Story

— Селин, прекраснейшая моя кузина, прости! Во имя Просветлённого, умоляю, прости меня! — срывающимся голосом причитал Константин, сидя на стуле рядом с кроватью де Сарде. Он ронял голову на руки и бился лбом о ладони. Впрочем горевание его хоть и было картинным, но искренним. Как и мигрень, что развилась вследствие переутомления и несмолкающих восклицаний кузена. В её грудине так болело, что повторять вновь и вновь, что де Сарде его прощает, уже не было никакой возможности. Несколько одеял, в которые её завернула Карин, особо не грели. Они скорее препятствовали поступлению теплоты из окружающего воздуха. Не согревал и горячий чай. Он только болезненным комком проваливался из горла куда-то в живот. Даже солнце, бьющее прямо в лицо через окно каюты, заставляло щуриться, но не грело, и оттого казалось фальшивым. — Как бы ни было ужасно случившееся, ты заметила, да? Ты заметила, что я уверовал, и никакие волны не смогли поколебать меня под ударами вод! Тому причиной единственно сила веры, дорогая кузина! Ведь я остался на корабле, в то время как тебя всё же унесло в жестокое море!.. Моя бедная Селин! Де Сарде недоверчиво скосила на кузена глаза. Благоговейная страсть в сбивчивом голосе выдавала, что Константин и в самом деле преисполнился в познании. Селин даже начала прикидывать, как бы провести опыт в прочтении Катехизиса Святого Люциуса впополам с бутылкой портвейна. — Не есть ли истинное чудо, чудо, что и ты сумела выжить! Может тому причиной мои истовые молитвы.? Готов побиться об заклад, то ангелы извлекли тебя из объятий сна смертного, ибо я взывал к ним!.. Ты же должна понимать: все здесь шептались, от боцмана до юнги, дескать миледи — не жилец! Ах, как же хорош капитан! Он — настоящий герой! Он дерзнул ринуться за тобой в кишащую водяными чудовищами пучину! — Да, точно, мошер, ангел и есть, — хрипло бросил Курт из коридора и прошёл в каюту де Сарде. — Только я тебя по-человечески прошу, — не ходи на палубу, пока на ней твой ангел зверствует. — Что… — прохрипела Селин и закашлялась. Чай попал не в то горло. Наёмник раздражённо мерил шагами каюту. — Я и сам считаю, что наказания должны иметь место. Их задача — внятно разъяснять провинившимся, что проступки — очень плохое дело. — Он задумался. — На рее уже болтается пара навтов. Ясен пень, за дело… Но как-то не по-людски это, понимаешь? Ну и порядки у этих мореходов… Не нравится мне это, Зелень… Жестами Селин велела всем удалиться и принялась спешно натягивать брюки и камзол. Её представление о Гильдии Навтов с каждым днём разбивалось на тысячи осколков, как бы она ни мастерила стройную картину понимания. Вместо могущественного перевозчика-монополиста в её сознании начинал проступать совершенно другой образ. Всё сильнее де Сарде склонялась к пониманию мира Васко как суровой тоталитарной системы. Возможно благодаря которой их общество и пришло к непревзойдённому уровню развития относительно всех прочих. Но это ничуть не утешало. Возможно ли было оплатить кровью своих же людей дары прогресса? Стоили ли они того? Она не знала. В сопровождении Курта и Константина де Сарде поднялась на верхнюю палубу и обомлела. Перед ними развернулось уродливое представление. Пара подвешенных навтов — хвала Просветлённому, не за шею, а вниз головой за ноги, — болтались на нижней перекладине средней мачты и размахивали руками. Вокруг них толпилась вся команда «Стремительного». Пара юнг с дрожащими подбородками отвязывала стонущего матроса с багровыми полосами на спине от вертикальных, похожих на веревочные лестницы, канатов, и его уже подхватили под плечи товарищи и понесли на нижние палубы. Бледная от страха команда безотрывно следила и ничем не могла помочь товарищам. Капитан восседал на бортовых леерах, и вид имел самый зловещий. По челюсти его перекатывались желваки, а механическая рука его сжимала плеть. Перед ним у стола под центральной мачтой стояла побелевшая Агата и неуверенно озиралась. — Разрази меня Бездна, как же я ненавижу воспитывать, чай не дети! Вы, гаканцы, мягкотелые слизни! Вы мне, твари, что с нижним грот-брамселем сделали, рукожопы?! Скажите, суки, спасибо, что успел срезать такелаж до того, как нас не опрокинуло! Рапорта на каждую задницу я уже нарисовал! Я вам что вчера велел?! Не слышу! — Развести пассажиров по каютам.? — пробормотала Агата. — Точно, милая! А в итоге?! Что в итоге?! Губы квартирмейстера задрожали, она вытерла локтем глаза и отвернулась к столу. На накрытой отрезом парусины столешнице лежали тёмные инструменты угрожающего вида. — Это я, скажи мне, Агата, родная, это я несу ответственность за инцидент с пассажиром и за порчу судна перед Гильдией, или кто? — Вы, капитан… — А передо мной кто??? — Экипаж… Капитан сплюнул за борт. — А ну, подобрала сопли и делай! Скорее закончим, скорее разойдёмся! Когда де Сарде перевела взгляд на другую мачту, у неё засосало под ложечкой. Поначалу показалось, мачту обнимает хрупкая женская фигурка в разодранной рубахе. Узкую белую спину исполосовали тонкие багровые полосы и, хвала Просветлённому, бледная кожа с сеткой фиолетовых сосудов на ней была цела. Селин хотелось закричать, но из горла раздался только хрип. Завидев пассажиров, Марсий спрыгнул на палубу и выпрямил спину. — Подите в каюты, господа. Нечего вам здесь делать, — хмуро сообщил он. Константин стоял, вздёрнув подбородок, и изучал сражающихся с ветром навтов на рее. Курт взял было де Сарде за локоть, но она яростно вывернулась. — Это недопустимо, капитан Марсий! — просипела она, отчаянно вглядываясь в лицо капитана. — Зелень, это их дела. Капитан прав, нечего нам пялиться на их конченные разборки… — Слышь, армеец, а скажи-ка мне, ты-то куда, поглоти меня Бездна, смотрел? — разъярился Марсий. — Не филонь ты вчерашнюю ночь, не было бы этой «конченной разборки»! Миледи чуть не погибла! Курт взялся за рукоять клеймора. — Ты так на навтов своих залупаться будешь, моряк, — процедил он. — Ты правда думаешь, я перед тобой обязан отчитываться о том, как провожу время? Де Сарде меньше всего хотелось конфликтов на корабле. Тягучая атмосфера жестокости и безвольных жертв давила злым холодным оцепенением. Игнорируя наёмника, капитан прошагал к Константину, схватил его за грудки механической рукой и прорычал сквозь зубы: — Пока Ваше Высочество присутствует на борту подотчётного мне — и Гильдии! — судна, с сего момента каждый ваш шаг будет жесточайше регламентирован! Константин смерил капитана взглядом и ничего не ответил. — Кабы не вы и не ваши блудодействия в обход действующих правил, — всё больше входя в раж, Марсий кивнул на де Сарде, — вчерашнего трагического случая можно бы было избежать! Вы понимаете, или до Вашей Светлости, разрази меня Бездна, не доходит?! Пользуясь сосредоточением взбеленившегося капитана на подопечном Константине, Курт приблизился на удачное расстояние, и острие клеймора ткнулось под челюсть Марсия. — А ну-ка руки убрал, — прорычал Курт. Дважды повторять не пришлось. Капитан сейчас же отпустил будущего наместника Новой Серены и коротко взмахнул рукой. Звякнули выскочившие из искусственной кисти ножи. Раздался звон клинков. Посыпались искры. Навты расступились, кто-то ретировался, видимо сообразив, что куда полезнее вернуться к исполнению непосредственных обязанностей, чем наблюдать разгорающуюся стычку. Настолько бешеного напора Курт не мог ожидать. Он поначалу не спешил, видимо полагаясь на простейший эффект от демонстрации своих намерений, но внезапный противник был настроен на единственное: убивать. Наёмнику стоило немалых усилий совмещать и замахи, и вложение силы в удары и увороты, ведь весовое превосходство явно было на стороне взбешённого капитана. Чем он и пользовался. Как бы ни старался Курт, выбирая не смертельные точки на теле Марсия, его массивный клинок неизменно проскальзывал по ножам противника к кулаку, обдавал снопом искр и возвращался, нарушая равновесие стойки. С заложенной за спину левой, здоровой, рукой, капитан подчёркнуто не касался эфеса сабли, болтающегося в ножнах сбоку бушлата. Восторженные возгласы Константина растворились в набирающем силу бризе. Селин в ступоре наблюдала за развернувшейся на борту «Стремительного» драмой. В её сознании крепчало убеждение, что мир мужчин, из прежде непонятного и возвышенно-идеалистического, на деле есть не более чем показная игра безобразно фальшивых актёров. Как бы ни пыталась, она не видела ни целей, достойных защиты, ни сколь бы то ни было оправданных мотивов поведения мужчин на борту корабля. «Да они же сейчас убьют друг друга!», — пронеслось в голове. Она сделала шаг ближе и так громко, как только позволило больное горло, ахнула и растянулась на палубе в обмороке. Звуки поединка почти сразу смолкли. Воцарилась тишина. По палубе пробежал взволнованный гомон, в котором смешались возгласы «зелень», «Селин» и «миледи». Затем её подхватили чьи-то сильные руки. По учащённому дыханию, жару тела и низкому голосу, который рявкнул: «Очистить палубу! Представление окончено» она поняла, что капитан первым отреагировал на её падение, и теперь куда-то её несет. Приоткрыв глаз, Селин заметила, как Агата, отвязала бедную Карин и вытерла глаза протянутым Константином платком. После безобразной сцены на палубе она возненавидела капитана как никогда. И с каждой минутой разрасталась бессильная злость от ощущения чужих рук на себе. — Миледи, я высоко оценил ваш артистизм, — вдруг заговорил Марсий, — Но предлагаю уже прекратить играть и нормально подкрепиться. Вы так бледны, что у вас могут начаться вполне себе настоящие голодные обмороки. Селин раздосадовано вздохнула и открыла глаза, осматривая кают-компанию, в которой они оказались. — Хм… а вы хороши в своем деле, господин надзиратель — вас не проведешь, — она раздражённо высвободилась из его рук и прошлась по уютному помещению. — Когда мужчины вокруг теряют рассудок и начинают себя вести как разъяренные приматы, обморок — хороший способ разрядить обстановку. Вы не находите? — Согласен. Предположу, вам не раз доводилось исполнять нечто подобное. Купились почти все. Вы — настоящий талант! Браво! — Марсий что-то сосредоточенно делал за кухонным столом, стоя к ней спиной. Селин набрала воздуха в саднящие болью легкие и, не стесняясь в выражениях, высказала капитану всё, что думает о варварских методах наведения порядка на судне, об обращении с рабами и об их с Куртом безобразной схватке. Марсий периодически поглядывал на неё через плечо, однако молчал. Под быстро стучащим ножом в его руке что-то аппетитно хрустело и сочно потрескивало. Невозмутимость же капитана лишь выводила де Сарде из себя. Наконец, когда её голос совсем сел, и она уже не могла ничего произнести, капитан развернулся к ней с подносом. На нём стояли чашки с дымящимся чаем и возвышалась горка бутербродов с ветчиной, украшенная мерцающими рыжими икринками. Он поставил поднос и отодвинул стул, приглашая Селин присесть. Она по привычке учтиво кивнула и села. Марсий, устроившись напротив, выуживал из сахарницы куски сахара и с плеском швырял их в свою кружку с кованой ручкой. — Вам? Де Сарде сделала неопределённый жест. — Не сердитесь. Я устал от того, что даже здесь, на судне, мне тяжело полагаться на кого бы то ни было. Казалось бы, мы — навты! Единая Гильдия! Ан нет. За всем приходится следить самому. Эти растяпы не в состоянии справиться даже с простейшим, и это выводит из себя. К порядку они не привыкли вообще! Во льдах уже бы жмур… мертвецы были давно… Вообразите только! Крен на гроте возник из-за какого-то деб. дурака, который нижний грот-брамс… эээ… завязал на центральном парусе центральной эээ мачты неправильный узел, и судно чуть не опрокинулось! Грот-бра… Центральный парус попросту не сложился… Горка сахара в чашке Селин таяла, и каждый взмах серебряной ложки приближал её к неминуемому растворению. Пара первых приторно-сладких глотков далась тяжело. Но вдруг Селин почувствовала, что боль в горле отступила, и рука сама потянулась к бутерброду. — Вы правы по сути. Но не по форме. И не надейтесь, что сейчас я съем ваше угощение и изменю свою точку зрения. Де Сарде сердито укусила бутерброд. — Проклятье, а я-то думал, это сработает! — Марсий расхохотался. Она подняла глаза на капитана. Сейчас он был в точности таким же, как и во время их знакомства в Адмиралтействе: в решительность, сила, воинственная суровость соединялись в нём с совершенно неуместной, сбивающей с толку, хулиганской харизмой. Да, несомненно, он закономерно стал любимчиком правящей верхушки Гильдии Навтов как образец лояльности, ответственности и исполнительности. Каким образом с этими качествами в капитане уживалось и абсолютно естественное ребячество, становилось совершенно непонятно, но оно ничуть не портило впечатления. Как если бы в чашку с горячим шоколадом добавили кайенского перцу. Селин сдержала позыв улыбнуться ему в ответ. Этот человек опасен. И пусть её не обманывает его привлекательная внешность и не обезоруживает обаяние. Согревая ладони о горячую чашку, де Сарде тихо проговорила: — Вы слишком категоричны и нетерпимы к людям, капитан. Каким бы подлецом, по вашему мнению, ни оказался тот же капитан Васко, именно на «Морском Коньке» я получила очень много человечного отношения, которого никогда раньше не видела. Вы удивлены? Марсий скептически поморщился и отхлебнул из кружки. — Да, я из тех, кто с самого детства я жила в роскоши. Про таких как я, говорят, «нечего больше хотеть», капитан. Лучшее платье? Извольте, миледи. Каких наставников вам надобно? Получите, миледи! Вам хочется пирога из соловьиных языков? Сколько угодно!.. Но «Конёк»… — Селин вдруг цапнула ещё один бутерброд и угрюмо откусила. — Именно на, как вы выразились, «этом корыте», я увидела и осознала то, по чему тосковало моё сердце. Теплота душевная. Сердечное отношение и чувство плеча. О разбитой мечте де Сарде смолчала. Она жевала, с трудом сдерживая слёзы. Нежная ветчина с пряным посолом приятно соседствовала с тонкой сладостью сочных томатов, а с хлеба были обрезаны корки настолько, чтобы не царапать и без того измученную гортань. Густая капля раскушенных икринок солоноватой влагой и ненавязчивым рыбным оттенком вкуса придавала продуманную гармонию бутерброду. Марсий хмуро пил чай. — В Серене, где бы я ни пела, я никогда не видела мужских слёз. А эти люди смогли настолько вчуствоваться… Хотя казалось бы, третье сословие, простые навты. Вы же — не видите в них людей… — У вас чистое сердце, Селин. Марсий смотрел в чашку и размышлял вслух. — Вы женщина, чувствительная и благородная. И мне хватает воображения представить, что вы увидели на палубе сегодня. Но уверяю, я не мог поступить иначе. Когда человек — раб, либо же подчинённый, неважно, он принимает на себя некоторые обязательства. И подумайте только, если они неподобающим образом к ним относится, — могут погибнуть все. Вчера, в шторм, мне в одиночку пришлось делать почти всю работу за них. И может быть, если бы каждый делал свое дело, с вами бы не произошло… всё это. Вы даже не можете представить, какое это чудо, что вы вообще сейчас со мной говорите, а не кормите каких-нибудь тварей на дне… И более того, мы все уже могли бы там оказаться. Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему я устроил эту показательную порку? — Ничто не способно объяснить ни рабство, ни скотское отношение к людям. Даже во имя высоких задач! — Но помилуйте, как же тогда вы предлагаете держать субординацию, если без наказаний?!.. им же только дай волю, этому сброду… — Не оправдывайтесь, капитан. — Я и не оправдываюсь. — Вот и не надо. Однако вам точно следует действовать помягче… — Ну уж нет!.. Де Сарде закатила глаза и шумно выдохнула. Марсий едва заметно улыбнулся и развалился на сидении. Тень его сдержанной улыбки снова вызвала смутное желание улыбнуться в ответ, но она не стала. За окнами вечерело. Синева неба утопала в розовеющем закате и отбрасывала на волны чудные сиреневые оттенки. — Кстати, вы же в курсе, что по прибытии на Тир-Фради я остаюсь с вами на какое-то время? Селин как будто снова погрузилась в холодную воду за бортом. Она отстранилась от стола и рассеянно произнесла: — Вот так новость… Кстати я не поблагодарила вас за бутерброды и за то, что спасли меня… — Нет, не поблагодарили, — Марсий довольно жмурился, как сытый кот на солнце. — Так вот и не стану! — она встала и наградила озадаченного Марсия холодной улыбкой, — Вы всего лишь хорошо делаете свою работу, господин надзиратель. Так держать! С этими словами она вышла.