***
Выбравшись из тесного ящика, Флавия конечно нахватала заноз, однако смогла наконец нормально дышать. Насколько это вообще было возможно в сыром тёмном трюме. Заткнутый за кушак непривычный мушкет всячески мешался, в отличие от пары удобных поясных кинжальных ножен. Подступающий страх она отогнала прочь. В конце концов, это ведь почти что как абордаж, только… хм. Не в открытом море. То и дело нервно сглатывая, она кралась по нижним палубам и при малейшем шорохе вжималась в стены. Радость от встречи с живым и здоровым капитаном вскружила ей голову и придала сил. Ради него Флавия готова не то, что отбить «Морской Конёк», она готова была поставить на карачки целый мир! Перехватив клинки посподручнее, юнга нахлобучила шляпу на глаза и мелкими перебежками отправилась разведывать обстановку. К счастью, ей встретились только трое бывших согильдийцев. Двоих она заперла в каюте. Одинокому бедолаге ловко перерезала горло. Когда она прокралась на верхнюю палубу, Васко, Красавчик и Джу уже стояли на ней и мирно беседовали с каким-то чужим капитаном. — …да-да, вы всё верно поняли. Какая-то путаница с накладными, и уж лучше вам поторопиться. Адмирал немедленно ждет вас у себя. — Что вы несёте! Я у него сегодня был! И не раз! Вы вообще кто такой? Досадливо переглянувшись с Красавчиком, Васко вздохнул и внезапно зло отчеканил: — Значит так. Капитан Дайон, вы начинаете меня утомлять. Я уже представлялся вам. Извольте сейчас же проследовать в управление порта! — Вот ещё! Я не покину своё судно! — навт вдруг взглянул на соседние корабли. — Ч-что? Они… отчаливают?! Как это?! Что происходит?! Красавчик не выдержал: — Капитан, ну чо вы как этот… Покиньте судно уже. — Воспользовавшись тем, что Васко не смотрит, боцман сделал страшное лицо и жестами показал, мол наш-то совсем отбитый. — Хуже будет, уж поверьте, я-то знаю, об чём говорю… Теряющий терпение капитан Васко рявкнул приказ отдавать швартовы. — Что я буду за капитан, если… — вдруг начал тот, которого называли Дайоном. — … если я тебе кадык вырву? Гребцом на галеры пойдёшь или гальюн драить! — прорычал Васко, схватил капитана за грудки и поволок к борту. — Это не твой корабль, придурок! Я правда очень хотел обойтись без жертв… Если до тебя так и не дошло — это сраный захват! Да! Я теперь тут главный! Пшёл вон с моей палубы, говнюк, и матросню свою забирай, пока целы. И быстрее! А не то до берега будете добираться вплавь. С простреленными ногами… Васко вдруг остановился и заглянул зелёному от ужаса Дайону в лицо: — Слушай-ка. А давненько мы с братвой не играли в дырявую гонку… От его хищной улыбки и горящих шальным пламенем глаз пот прошиб даже Флавию. Хохот Красавчика напомнил воронье карканье. Джу криво улыбался, поигрывая огромной секирой. Кто-то из застывших матросов вдруг с криком кинулся на Васко. Флавия только и успела пискнуть от ужаса, когда её за горло сграбастал один из притаившихся за мачтой чужаков. Не думая, она ткнула ножи куда-то за спину, и по её рукам полилась горячая кровь. Значит, верно рассчитала. Но падая, говнюк и ей сунул ножом: бок обожгло. Перед тем, как палуба перед глазами закачалась, она только и успела что заметить своего капитана, который отправляет за борт насаженного на клинок матроса, и, уклонившись, швыряет следом растерянного капитана Дайона.***
Остров какой-то маленький. Даже не так. Недоразумение, торчащее из воды. Крохотный пятачок суши, ведь его можно обойти, сделав лишь десяток шагов. И пальма торчит. Одна гребаная пальма. Пить хочется. Жар от палящего солнца высушивает её с каждой секундой, как бы она ни вжималась в блестящие твёрдые листья в поисках тени. Почему она здесь совсем одна!.. Она вот-вот разревётся, но нельзя, нельзя терять воду даже на слёзы… У неё нет больше сил. Остается только смириться с неизбежным. Она умрет прямо здесь. В полном одиночестве, так в последний раз и не взглянув на своего любимого капитана. Голова, руки и ноги утопают в колючем песке. Она зовет его по имени из последних сил… — Тихо ты, — строго говорит голос Васко, — не дергайся. Ну-ка! Тело нестерпимо жжёт. Особенно в боку под правым ребром. Ай! А ещё у неё ого какой жар… Флавия наконец приоткрыла глаза и едва различила капитанскую каюту «Конька». И то, как капитан прячет волнение. Она тысячу раз видела, как тревожно смотрят его глаза сквозь ленивый покой. Но Флавия знала… — Так. Наконец очнулась… Хорошие новости! Теперь будешь жить, это я тебе гарантирую. И знаешь что? Ты всё-таки отправила на тот свет того хмыря, который тебя пырнул. Молодец, Мармышка. Сильная рука похлопала по предплечью, и бок отозвался болью. — Спокойно. Был бы на борту Маркиз, подлатал тебя получше, но ничего не поделать… — Васко заговорщически ей подмигнул. — Капитанствует на «Песках» наш Маркиз! Представь! У него даже смех нервный… — Готов побиться об заклад, у него пол-экипажа с разрывом сердца от ужаса… Но не тревожься, шить и я умею. Будешь как новенькая, даю слово. Ох, она бы годовое жалованье отдала, чтобы рассмеяться вместе с ним, вот так, позубоскалить про Маркиза, и чтобы чёртову колдуну там, на «Песках», аж икалось… Смеха всё же не вышло… Только бы не закрывались глаза… боль снова не дала ей утонуть в забытье. — Больно… — Знаю. Выпей. Давай. Она, сцепив зубы, приподняла голову и сделала несколько глотков крепкого пойла из кружки. Приоткрыв наконец глаза, она увидела перед собой капитана, на подносе рядом с которым лежала горка окровавленного тряпья, какие-то склянки и бутылка рома. В руке же он держал иголку с ниткой, которая тянулась… из её бока. Вот это да, вдруг подумалось ей. Забота о капитане вошла в её привычку, упрямое правило, без которого Флавия уже не представляла своей жизни. Она вытаскивала его, полуживого, пьяного от отравы, из прокуренных опиумных, находила в самых странных закоулках злачных мест, варила для него фирменный кофе, укрывала его, спящего, пледом, когда он торчал допоздна над картами и навигацией… А теперь вот такое. Тот самый миг, когда о ней заботится так по-особенному сам капитан! Тепло от выпитого разливалось, согревая все внутри. Боль немного отступила. Какой же он милый… Ни минуты свободного времени, постоянно задумчивый, и эта складка между бровей… Красивая складка между красивых бровей… Капитан всегда такой сосредоточенный и такой дорогой сердцу… Она взяла его руку, провела ею по своей обнажённой груди и поднесла ко рту. Губы коснулись пальцев. Капитан выпучил глаза и отдёрнул руку. — Мармышка, что это ещё за новости?! Эк развезло-то тебя, бедную, с пары глотков… Ты давай-ка, приходи в себя… Ну-ну, не дергайся, а то шрам будет некрасивый. Разве девочкам нужны некрасивые шрамы? Нет, сударыня, девочкам шрамы нужны только красивые…– не глядя на неё, мурлыкал Васко и невозмутимо продолжал штопать рану. …как если бы она была для него куском разорванной свинятины, которую ему вздумалось посшивать. Каждый укол гнутой иглы отдавался острой болью во всем теле. Слёзы хлынули из глаз. Рыдания начали сотрясать все тело. — Тщщ. Осталось совсем ничего, потерпи немного, почти закончил… Ты очень сильная, Мармышка… Да лучше бы тот гад её там на палубе и прирезал, чем лежать вот так, на шконке в его каюте, куском мяса, на который капитан даже не смотрит… Слёзы катились по щекам прямо в подушку, и от того она становилась приятно прохладной. Бедная Флавия размышляла, с горечью глядя на нахмурившегося капитана, что ну вот ясно же, что она вовсе и не нужна ему. Сколько она себя помнила, он всегда называл её Мармышкой, особенных попущений на службе не делал, но всякий раз баловал такими гостинцами, каких никто из команды отродясь не получал. Как-то даже привез ей скорпионов в банке, и пока глупые звери дрались, рассказывал что-то про их яды. Правда она ничего особо и не запомнила, ведь куда как интереснее было смотреть, как хмурится и улыбается капитан во время рассказа. Но когда они подохли, Флавия засушила их на всякий случай и хранила как память. Улыбаясь сквозь слёзы, она твёрдо решила, что всё же нужна. Иначе кто, как не она, позаботится о капитане? У Фаусто вон ветер в голове. Уна — вообще не настоящая. И ну разве сдался бедный Васко той миледи де Сарде? Она вон какая… А капитан — и вовсе пират стал. Она счастливо вздохнула. Плевать на них на всех. Главное, что капитан Васко нужен ей, Флавии. Любым. Всяким.