Танец на Глубине/ GreedFall: Untold Story

Такого поворота де Сарде не предполагала. Расследование поджогов в порту внезапно вывело на след островитян. И их положение на острове оказалось незавидным после прихода колонизаторов. Но пришлых все устраивало: одни похищали их как рабов, другие на их землях строили города, насильно обращали их в свою веру… Не мудрено, что очаги восстаний и набегов разгорались все чаще. И судя по масштабу бедствий, таковое могло решаться только на уровне высшей формы власти островитян и требовало личной встречи с самим Верховным Королём Винбарром. Сколько бы де Сарде ни пыталась объяснить себе логику происходящего, ответы выходили самые дурные. Ни с политической, ни с социальной, ни с экономической стороны у неё не выстраивалась книжно-стройная картина. Впечатление складывалось самое безобразное: отъявленными негодяями её земляки заявились в чужую юрисдикцию, и вместо установления надёжных долгосрочных союзов, начали абсолютно аморальное разграбление местных земель. И не имело значения, гаканцы, кем бы ни являлись, набожными ли Сан-Матеусцами с западного побережья, Хикметцами ли, искусными в вопросах техники и технологий с восточного, –все как один приходили с единственным — хищничать. И самым болезненным стало очевидное — соотечественники уничтожили её репутацию, кого бы она ни представляла как эмиссар, ещё задолго до её прихода на Тир-Фради. Со вздохом Селин понимала, будь её работа партией контрактного виста, — даже имея на руках все козыри, при любых раскладах начинать она должна была с минусовым счётом. Каждая из представленных на острове фракций делала всё строго наперекор статьям священного слова дипломатии. Даже не зная дикарских законов, де Сарде решилась заручиться прежде всего поддержкой местного населения. Убрать по крайней мере одного агрессора с карты земель ей показалось жизненно важным. Если на карте де Курсийона каллиграфически выведенные названия известных деревень читались как «В — чего-то там — ри», «В –это решительно ни запомнить, ни произнести, а ударение-то на какой слог?! — дхир», «В — как они вообще это произносят с одного раза… — ген», то спустя полгода де Сарде не только не вывихнула язык, произнося названия деревень, полных колоритных островитян, но даже выучила пару оборотов на местном. Она даже успела привыкнуть к удивлённому «on ol menawi.?» в свой адрес и гостеприимно-навязчивым предложениям переодеться в тяжёлые пёстрые туники, расшитые перьями и увешанные побрякушками, когда кто-нибудь из островитян в очередной раз подмечал её метку и радостно тащил к ней земляка с похожим зелёным узором. Занятая зарабатыванием авторитета среди аборигенов, она успела сменить не одну пару сапог в бесконечных пеших переходах по непролазным дебрям. Сокрушения же по поводу практичного, но до скрежета зубовного унылого, гардероба она приберегла для аудиенций у Константина. Вот только представлять её лично Верховному Королю островитян никто не торопился. Впрочем, утешением её самолюбию становилось собственное имя, звучащее тем чаще из уст аборигенов, чем больше их маленьких, но значимых, проблем ей удалось разрешить. Чего только, к примеру, им стоил марш-бросок с болот Доргреда, да через аж четыре реки к поросшему древнейшим лесом Фрасонегаду! …только ради того, чтобы починить пять деревянных колокольцев, больше похожих на флейты. …ну ужас же… Казалось, принцесса-дикарка всегда была компаньонкой их бесконечной экспедиции. Фигуристая веснушчатая «Дочь Тир-Фради» статусно равнялась самой эмиссару: наследница вождя одного из воинских кланов, она лично явилась с прошением изучать культуру Торгового Содружества. Речь её звучала сносно, но с непередаваемым грудным акцентом. …и она точно так же остро нуждалась в мире на этих прекрасных, но истерзанных распрями, землях… Как и полагалось островитянке, светских манер знать Сиора не могла. Потому частенько на привалах она с набитым ртом размахивала обглоданной костью с копытцем и в который раз разъясняла собравшимся у костра сокровенную сущность их мытарств. Что да, доверие к де Сарде и её людям растет, и все усилия эмиссара по примирению враждующих кланов ли или помощи простым жителям деревень на это влияют напрямую. Умаявшись, она проводила блестящей от жира рукой по коротким торчащим в разные стороны волосам, больше похожим на шерсть, и то и дело заглядывала в лица Курту и Марсию, сверяя произношение. И терпеливо продолжала свою безнадёжную миссию. Сейчас же, глубокой ночью, они достигли Квенвара. Щебет Сиоры стих, и она то и дело бросала короткие «осторожно», «направо» и «налево» до тех пор, пока они не вышли к каменной арке, чёрной на фоне звездного неба, у которой горел одинокий высокий факел. Навстречу им из темноты вышли трое в длинных национальных туниках. Жёлто-синие блики длинных чёрных перьев на плечах шевелил ветер. Сотни кожаных ремешков и верёвочек постоянно двигались, и казалось, люди напротив сотканы из эфемерных нитей самой земли. Вместо человеческих голов на их плечах находились страшные лица из переплетённых ветвей с чёрными провалами на месте глаз. Сиора выступила вперед, и полилась местная речь. Но отчего-то страха не было. Комком к горлу подступало шальное, странное волнение. Как бы ни просилась Альфра, как бы ни скрипел зубами Марсий и как бы ни звенел ножнами Курт, проследовать за Сиорой и де Сарде им не позволили. Шёпот дикой принцессы еле слышался в свисте ветра. Де Сарде превратилась в слух. — Это doneigada, carants. Делай их слова. Я показывать. Они неспешно брели в темноте за спинами троих сопровождающих. Мимо проплывали сгустками черноты дремлющие хижины. Запахи дневной жизни исчезли, и густая, пропитанная полынными дымами ночь, разверзалась в звёдном небе. Где-то далеко тявкали койоты, когда процессия вышла к огромному кругу камней на плато. Крохотные огоньки свечей норовили вот-вот погаснуть, но упрямо мерцали искорками словно самой жизни. Внутри круга не было огня, но темнота не была чёрной и только серела при приближении. У Селин заложило уши. Сиора тихонько взяла её за руку и подвела к колдунам за пределами круга таинства. Когда глаза привыкли к темноте, она разглядела фигурки людей внутри. Вдруг послышались удары барабанов. Но что за странность, звучали они так, словно раздавалось биение сразу нескольких сердец: большого, принадлежащее кому-то неизмеримо огромному, с редкими и спокойными ударами, маленьких, нервно и сбивчиво колотящиеся, и её собственное, вибрирующее эхом ото всех. Окружающая темнота и тишина не давали ни одной подсказки к предстоящему. Зрение становится отчётливым, и Селин видит долговязого юношу, совсем ещё мальчика. Словно в лабиринте, он медленно проходит одному ему видимой узорчатой дорогой и останавливается в самом центре. Свечи по периметру начинают мигать, и он пугливо озирается. Приглядевшись, Селин видит кучу хлама, по обе стороны которой сидят пышная девица томного вида и мужчина, сосредоточенные только внутри себя самих, но оба резко оборачивают к вошедшему головы. До её ноздрей доносится резкий дух мускуса, что-то сладкое и пьянящее, что-то, что кружит голову. Молодой человек робко копается в хламе и что-то достает. Пятится, прижимает к груди свою драгоценность. Садится на землю и начинает говорить, и в голосе его звучит плач. Воздух над его головой взвивается призрачными узорами, не то цветами, не то птицами. Мутной вспышки лезвия она не видит, но чувствует на кончике языка солёную жгучую каплю. Большое сердце начинает колотиться так, что у Селин трясутся рёбра. Мужчина с девицей поднимают на него головы, и становятся слышны голоса, лишённые интонаций. Каменная поляна погружается в тишину. Щеки касается мягкое крыло ночной птицы, и де Сарде вздрагивает. Серое утро принесло свежую сырость и мерцание бусинок росы. Страшных масок больше нет. Вокруг раскрашенные в жёлто-белые цвета улыбающиеся лица островитян и круглый двор Квенвара. Где-то кудахтали дерущиеся куры.

***

Передвигаться в предрассветных сумерках было отвратительной затеей. Видимость почти нулевая. Небо выдалось этой ночью особенно мутным, подёрнутым пеленой. Одни эти чёртовы светлячки, то норовящие запутаться в бороде, а то и вовсе залететь в глаз или нос… И противные вопли невидимых ночных птиц прямо в ухо… Поход был изматывающим даже для него: ноги гудели от усталости. И угораздило же заблудиться! В последний раз он понадеялся на этих инфантилов-гаканцев… Отправляться в путь даже без компаса и нормальной карты… — Слушай, навт, а ты уверен, что твоя рука тебе полностью подконтрольна? — вдруг спросил Курт. — Ну, скажем, решишь поправить шевелюру и — чик — срежешь себе скальп ненароком? Марсий хмыкнул и пнул ветку в сторону прочь со своего пути. — Иногда срабатывает сама по себе. При потугах скверных шутников, например. В темноте уже не было видно выражения лица армейца, но Марсий почуял, как тот залыбился. — Не, серьёзно, всё же жду реванша. В прошлый раз я не ожидал такого фокуса с твоей железкой… У тебя всё равно не было шанса, конечно, но теперь-то меня врасплох не… — Тихо! — де Сарде вскинула руку. Курт мгновенно среагировал, схватился за клеймор и занял боевую стойку. Марсий оттеснил Селин назад и взвёл мушкет. Альфра и Сиора позади наконец прекратили бессмысленную болтовню. Он едва успел заметить огромное пятно темноты впереди, которое сейчас же исчезло в густой листве слева от дороги. Раздался умолкающий треск веток. — Не трогать! — велела Селин. Но рука её уже дрожала на эфесе. Позади вдруг раздался сухой хруст. Из чащи, заставляя содрогаться землю, выкатилось нечто бесформенное, тёмное, в высоту не меньше сразу двух палуб. Стиснув зубы, чтобы сдержать ругательства, Марсий прицелился и выстрелил. И судя по всему, промахнулся, потому что тварь, не сбавляя темпа, продолжила наступление. — Нет! Я сказала не трогать! Ее голос утонул в рёве существа, от мощи которого с Селин сдуло шляпу. Обдав запахом болотной сырой листвы и косолапо ступая, чудовище вразвалку пошло на них. Но вопреки здравому смыслу, вздорная девица лишь сделала шаг навстречу, всё так же, с поднятой рукой, означавшей прекращение атаки. Курт что-то попытался возразить. Рука Марсия сама рванулась в тщетном усилии ухватить де Сарде за ворот. Снова, конечно же, попадет в немилость, да и пусть. Не впервой ему. Селин обернулась, и он отпрянул, увидев знакомое лицо с мутно мерцающими глазами, затянутыми пеленой. Губы эмиссара зашевелились, и Марсий услышал звуки на незнакомом языке. В её голосе зазвучало и прекрасное и жуткое одновременно. Как будто пение скрипки смешали со скрежетом ржавой цепи. Ночное чудовище фыркало и тяжело дышало. Однако атаковать не пыталось. Бесформенная морда вдруг опустилась к лицу Селин, и раздалось хлюпающее клокотание. Луна выплыла, и в мертвенной бледности неверного света показались очертания косматой гривы, страшных кривых зубов и белёсых глаз без зрачков. Как у де Сарде. И Марсий застыл, не веря себе, когда Селин коснулась рукой места между рогами безобразной твари, откуда выходили узорчатые побеги деревьев. Чудовище нехотя развернулось, от чего люди отшатнулись, и с грузным топотом, отправилось обратно в глухую тьму лесной чащи. Лезвия звякнули и задвинулись обратно в протез, и Марсий наконец смог выдохнуть. — Зелень? — прохрипел Курт. — Что это, чёрт тебя дери, было?! Нет, я точно уволюсь нахер! — М-местная ф-фауна, Курт, — обворожительно улыбнулась Селин. И только губы её нервно дрожали, когда Сиора торопливо и непонятно начала объяснять что-то про каких-то надайгов.

***

Де Сарде отошла от лагеря достаточно далеко, чтобы голоса спутников слились в неразборчивый гомон. Ветер доносил запах листвы, влажной земли и грибов. На миг показалось, будто слышатся странные звуки, спрятанные в траве. Пускай с момента прибытия на Тир-Фради и прошло много месяцев, но Селин начало преследовать необъяснимое déjà vu и особое чувство, как если бы запахи имели звук, а звуки становились формой, и она никак не могла определить свойств сего явления. Привыкнуть к ним –тем более не получалось. Солнечные блики между ветвей ослепили, и де Сарде бросилась к небольшому озерцу. Мучаясь от жажды, она припала губами к зеленоватой воде. И чем больше озёрной влаги мягкой прохладой катилось по её горлу, тем явственнее чувствовался мягкий поцелуй по ту сторону зеркальной глади. Открыв глаза, Селин едва не вскрикнула. За мгновение до того, как отпрянуть, до боли знакомое отражение посмотрело на неё большеглазым существом с крупными зубами. Фляга плюхнулась в озеро, и по водной глади пошли круги. Когда де Сарде нашла в себе силы вновь взглянуть на воду, на неё смотрело лишь её собственное испуганное отражение в обрамлении плавающих листьев. Дрожащей рукой она быстро выловила флягу и, озираясь, поспешила к костру.

***

— Зелень, у меня плохая новость. Обед будет без фуа-гра и трюфелей, — Курт деловито помешал варево в закипающем котелке, распространявшем аромат нехитрого овощного бульона и кореньев. Де Сарде дежурно улыбнулась и поудобнее устроилась у костра. Пока грифель выводил всё новые заметки в толстом блокноте, вдруг подумалось, что сейчас поди Константину во дворце Новой Серены подают фазана с кореньями. И бедный наместник мается со скуки, ставя очередные вензеля подписей на указах, которые наверняка даже не читал. В то время как она в весьма странной компании, одному Просветлённому известно, в какой глуши… — Что же в таком случае мы будем на обед? — все-таки поинтересовалась Селин. Вместо ответа рядом упала большая морская сеть с рыбёшками. Кое-где торчали бьющиеся хвосты. Торжествующий вид Марсия сам собой сообщал, какие гаканцы беспомощные и что давно бы все померли с голоду, кабы не он. — На Севере и дня бы не протянули… — начал было навт. Курт саркастически поклонился Марсию, приглашая заняться приготовлением еды, и ушёл за дровами. Селин дописала всё, что планировала, и задумалась. По её расчётам, в этот самый момент рьяный Телемец, преподобный отец Петрус, занимался добычей важнейших сведений, а вернее, компромата, на собратьев по вере. Впрочем старый интриган, вопреки заверениям, мог играть и в свою игру. У неё покамест не было достаточных оснований полагать его лояльным. Потому, погружённая в свои мысли, она только рассеянно кивала на бурчание капитана, неразборчивые вопросы Сиоры и умозаключения Альфры. Заразительный смех Сиоры отвлёк от размышлений, и де Сарде подняла на неё голову. Если для Селин Сиора стала ключом к самым закрытым дверям местных, то для Альфры, темнокожей угрюмой учёной из самого Хикмета, дикарка превратилась в объект полевой работы. Неразговорчивая, в наглухо застёгнутом артиллеристском кителе в коричнево-зелёных тонах с бронзовыми знаками отличия, Альфра отвлекалась от своей записной книжки лишь в двух случаях: когда приходили враги, голодные звери или контрабандисты с грязными лицам, и она снимала со спины свою аркебузу, либо когда попадался биологический вид, с которым она ещё не встречалась. Так и сейчас, наморщив лоб, она выводила на листе Сиорины древовидные рожки с которых спускалось на висок пятно тёмной зелени, совсем как у де Сарде. — Ты мне ещё раз объясни, принцесса, чего ж в итоге происходило у вас за закрытыми дверями там, в Квенваре? Я-то может и биолог, но причинно-следственные связи… Делиться с чужаками традициями своего народа являло для Сиоры особый сорт душевного удовольствия. В подобные моменты она преображалась из любопытной девчонки в степенную рассказчицу, оглаживала тяжелый амулет из резного камня, и на ломаном языке чужаков, помогая себе мимикой и жестами, пускалась в объяснения. — Душа Тир-Фради знакомиться с новым Сыном Тир-Фради! Сын Тир-Фради искать себе путь к сердцу en on mil frichtimen! Альфра наконец оторвалась от блокнота: — Хм. Инициатическая практика что ли? — Львица, я не понимать… — Говорю, у нас в Олиме на Гакане, судя по остаткам материальной культуры, наши предки выполняли нечто подобное, когда ребенок в особом возрасте тянулся к интересным ему предметам. — Задумчиво пробормотала учёная и скептически уставилась в лисьи глаза напротив. — Говорю, мои предки, отцы отцов, тоже трогать душа Гакана, и душа Гакана трогать предков. Взаимопонимание между этими двумя крепчало с каждым подобным разговором. Время подкрепиться уже подошло, а Марсий словно нарочно всё не спешил с похлёбкой. Потому щебет сияющей принцессы-дикарки с её неукротимым энтузиазмом начинал вызывать раздражение. Мотыльком перепорхнув от Альфры, девушка уселась напротив де Сарде и прижала руки к груди. Весь вид её являл благоговение и тихий восторг. Де Сарде насторожилась. — Carants! Oi! Toig, es radei em rádid cwad! Она готова была поклясться, в глазах напротив стояли слёзы умиления, и на всякий случай неуверенно кивнула. — Сиора, дорогая, ты льстишь моему знанию вашего наречия… — Моя-подруга! Ты причинять своим честь — священная песня ветра давать ключ! Только не это. Де Сарде потёрла переносицу. При каждом удобном случае дикая принцесса всё возвращала её к ремонту тех проклятых деревяшек. В животе заурчало, и Селин хмуро покосилась в сторону котла. — Да-да, благодарю. Я давно перестала оплакивать стёртые сапоги, клянусь. И для меня, как для эмиссара Торгового Содружества, нет задач великих, нет задач малых, единственно во исполнение… Но островитянка замахала на неё руками. — Ничтожный песня ветра — большой-большой шаг! — чумазые ладошки, перевитые ремешками, громко хлопнули по груди, и воодушевление стало лучшей из опор в её словесных блужданиях. — Я — смотреть! Ждать и бояться carants, — далее последовало изображение в лицах «моей-подруги», прогоняющей Сиору. — Но моя-подруга — утвердить священная правда! Doneigada так и велеть: Сиора! Иди сюда on ol menawi священный следующий шаг! — То есть ты хочешь сказать, Квенварский ритуал …? Из нестройных, но полных радости, объяснений следовало, что среди множества дел аборигены подстроили де Сарде самую настоящую проверку. И откажись она заниматься нелепой задачей с простыми деревяшками, никакого знакомства ни со старейшинами, ни с сокровенной, запретной для чужаков, частью их мира, не состоялось бы. Стало быть, их экспедиция оказалась на шаг ближе к долгожданной встрече с правителем островитян. Вот это да. Ей вдруг стало не по себе. Счастливая Сиора помчалась делиться радостью достигнутого понимания с задремавшей Альфрой. Голод взял верх. Селин вздохнула, задумчиво откусила, глядя в свои записи, и начала жевать. Помилуй меня Просветлённый, она отродясь не пробовала такой свежей, отдающей тонкими солоноватыми нотками пряного металла, сочности! Марсий и Курт испуганно переглянулись. Альфра заинтересованно приподнялась. Оторопевший наёмник выронил хворост, что успел насобирать. — Зелень, с тобой всё в порядке…? Де Сарде с сомнением посмотрела на него: вопрос был явно неуместным, ведь она отродясь не чувствовала себя лучше. Мгновение спустя она осознала: только что у всех на глазах со вкусом съела целиком сырую рыбу, от которой в кулаке остался зажатым только чешуйчатый хвост. Промокнув губы салфеткой, Селин неловко улыбнулась и скороговоркой забормотала об исключительной пользе рыбных витаминов и жира, о которых ей посчастливилось узнать вот только на днях в библиотеке из записок некоего Серафетдина… который между прочим ещё и профессор, и он давным-давно определил местные виды как новое слово для профилактической медицины… От смеси брезгливости и удивления на лицах спутников де Сарде захотелось провалиться сквозь землю. Ещё раз взглянув на соблазнительный улов, она с трудом отмахнулась от искушения вгрызться в тугую рыбью мякоть. — Обедаем — и снова в путь, господа. Полагаю, следующий наш шаг — встреча с Верховным Королём. — Как могла бесстрастно произнесла Селин.