***
— Селин, дорогая моя, ты наверняка будешь потрясена той вестью, что я принёс! — Константин взял кузину за плечи и слегка встряхнул. — Но — всё по порядку! Как я не устаю подчеркивать всякий раз, когда мы видимся: твои успехи здесь, на Тир-Фради, поистине восхищают! Ты — прирожденный политик! Островитяне на нашей стороне! Неслыханно! Сан-Матеус сегодня прислал своего представителя с подарками, благословением и с премилым письмом от Её Святейшества преподобной Корнелии! Так… о чем же это я? Ах да! Ты только вообрази, я нашёл своё призвание! Лицо его сияло, он вдохновенно вышагивал по комнате и размашисто жестикулировал. Не переставая выражать удивление, Селин тихонько покосилась на шифоньер: — Милый кузен, я в совершенном недоумении! В чём же оно заключилось, это твоё призвание? — Без ложной скромности я открыл в себе недюжинный писательский талант! Да-да! И ты совершенно напрасно надо мной подшучивала. Я принес тебе свежеизданный сборник своих трудов! Вот, насладись! Леди Моранж и все, кому бы я его ни презентовал, все как один, единогласно высоко оценили все мои идеи и исполнение! Я планирую написать ещё очень много о Тир-Фради! Источников вдохновения здесь — просто неисчерпаемо!.. Остаётся единственная проблема: я не могу совмещать свои планы с чином наместника. Ты же понимаешь, эти бесконечные просители, приёмы… А какая непомерная нагрузка этой ужасной документацией, знала бы ты! Селин?.. Готов поклясться, ты только что зевнула! Ты здорова? — О, я в совершенном порядке, уверяю. Но может продолжим позже? Я очень голодна, — продолжая заинтересованно заглядывать в лицо Константина, де Сарде аккуратно оттесняла кузена от шкафа. Константин засмеялся и замурлыкал незатейливую песенку. Селин поморщилась. — Ты же знаешь, нет ничего хуже, чем когда ты превращаешь мои любимые оперы в репертуар таверны. В «Коронации Патриции» это звучит совсем иначе. Вот так. Де Сарде сделала шутливый реверанс, прикрыла глаза и пропела отрывок как полагается. Шифоньер еле слышно засопел. — О, кузина! Ты теперь снова поешь?! Какая новость! Селин от неожиданности коснулась своего горла. Голос впервые вернулся с тех пор, как она лишилась способности петь, после нескольких часов в холодной воде во время шторма. — Кстати, почему я вспомнил про эту оперу?! Смотри-ка, что это я тебе ещё принес! Держи же, читай! — Что это? — Отречение от должности наместника, конечно же. И я выпустил приказ о твоём назначении на эту должность. Мы ведь с тобой имеем на это полное право, я узнавал у де Курсийона. Почему ты так спокойна? — Я… даже… я не знаю что сказать… Больше всего ей сейчас хотелось завизжать от восторга, как в детстве. Любимый, словно родной брат, но постоянно путающийся под ногами кузен изволил сделать для неё истинно царский подарок. Селин не могла и помыслить о таком повороте событий. Теперь она наконец сможет делать всё необходимое для наведения порядка на острове без оглядки на, по сути, фиктивного правителя. Она могла открыто заявлять о себе, не прикрываясь должностью эмиссара. — Ты теперь наместница! — Константин схватил её руки и закружил по комнате. — Моя прекрасная кузина, какое же облегчение! Ты станешь лучшей правительницей из возможных! Заступишь в новый чин уже через неделю, пока верифицируются все эти глупые подписи и вырезают твои новые печати. Обо всём объявят в местной газете! Разошлём гонцов по всему острову! Организуем торжество, как дома, в Серене… Розы и жемчуг на столах, томные скрипки, те лакричные палочки, которые ненавидела маменька! И уж теперь-то их будет столько, сколько мы захотим!.. — Кузен… Какое счастье, что на мне нет корсета, иначе лишилась бы чувств!.. Мое потрясение столь велико, что в голову лезет какой-то вздор… Как думаешь, почему первое, что приходит на ум — что бы сказала Орелия де Веспе, узнай она о твоем решении? — О ком это ты? — Ну как же, я о той, с кем тебя для публики обручил дядюшка… Вспомни же тот бал по случаю вашей помолвки!.. Тогда ещё сёстры Тюрбо пришли в том скандально-жёлтом платье! Обе!.. Да вспомни же! Ты ещё велел премировать повара за то, что Гастону в фазане попалась острая кость и остановила его безобразную декламацию памфлетов!.. Ну же!.. Константин расхохотался, махнул рукой, мол какой вздор эти все ваши помолвки, и вдруг на мгновение замер: — Почему у меня чувство, будто тут кто-то есть кроме нас?.. Младший д’Орсей заглянул в уборную. Нервничая, Селин подхватила его под руку и беззаботно заворковала: — Не говори ерунды. Скажи ещё, что я завела у всех под носом любовника и прячу его у себя в шкафу, — де Сарде задорно рассмеялась. — Идём же уже вниз, завтракать! Едва за ними хлопнула дверь, Марсий наконец прочихался, и дверца шкафа распахнулась, выпуская его наружу.***
Переезд из резиденции эмиссара во дворец Новой Серены был в разгаре. С потолочных плафонов дворца Наместника Новой Серены на бедную де Сарде обрушилось величие небес в окружении многочисленных львиных пастей, виноградных листьев и лепнины. Высоты она не то, чтобы боялась, однако художнику так удалось выписать уходящую вверх перспективу с сонмом святых, которых засасывала в райскую высь небесная власть Просветлённого, что головокружение вынудило Селин опустить взгляд и на всякий случай пробормотать первую молитву, что пришла на ум. Подобное роскошество было куда как уместнее где-нибудь в Соборе Святого Матеуса, чем на потолке здания министерского значения. — Бардак, — вздохнула де Сарде и обеими руками распахнула высокие двери своего нового рабочего места. Сейчас де Сарде было всё равно, что она вынуждена писать в помещении, заставленном ящиками, узлами с книгами и канцелярской утварью, что меньше всего на свете напоминало кабинет. Могла ли она представить, что новые указы, которые первым делом будут приняты ею в новом статусе, будут написаны буквально на коленке? Прежде всего де Сарде уравняла в правах островитян и представителей каждой из фракций. Вообразив, как должно быть, выпучат глаза Телемцы, и какие горы сложатся из нот их протестов, она только хмыкнула: по Катехизису Телемы всякий, кто не веровал, считался тварью безбожной, а потому падшей. И ни о каких равных правах на жизнь, и тем паче на собственность, речи не шло… Разумеется, писать законы её никто не учил, но азы юриспруденции Селин знала уже лет с четырнадцати. И то, что выходило из-под её пера, получалось столь складно, убедительно и официально, что сомнения уносились прочь с каждым завитком убористого почерка. «сим постановляю: уроженцам острова и равным им перешедшим из любой из представленной фракции как-то: Телема, Мостовой Альянс либо Торговое Содружество и к ним причисленным, полагается репарация за использование земель вышеупомянутыми в виде долгосрочной ренты в размере… “ — с прикушеным от усердия языком начала она медленно выводить пером… Солнце за окном потихоньку садилось. Шпили и крыши розовели. К вечеру она сменила пару чернильниц и четыре пера. Селин сдула с лица выбившийся локон и откинулась в кресле в раздумьях. На сегодня довольно. Новоиспечённая наместница поднялась и приоткрыла окно, впуская запах морского бриза и звуки с площади, в которых слышались отзвуки строительных работ и крики торгашей. Теперь это её город, за него и всех колонистов на острове теперь несет ответственность она. Сама мысль об этом одновременно и пугала, и воодушевляла. Последний груз из резиденции, несколько сундуков с книгами, взмыленные грузчики поставили у стены. — Благодарю вас! Продолжим завтра. Вы свободны, господа, — предельно любезно кивнула она слугам, вытиравшим лоснящиеся лица рукавами, что умудрялись при том хаотично бить поклоны. — Миледи, простите ещё раз за вазу, — пробормотал один из них, и виновато покосился на пёстрые осколки в углу. — Чепуха! Она никогда мне не нравилась, — махнула рукой Селин и, как только шаги работяг стихли за дверью, снова села в кресло и в который раз перечитала написанное. Да! И ещё, никакого рабовладельчества и перевозок рабов на Тир-Фради… равно как и на всей прилегающей акватории. Точно! Ухх, какие санкции она сейчас пропишет за такое!.. Взгляд с портрета, замеченный боковым зрением, заставил её вздрогнуть. Черты Клода д’Орсея, еще молодого, несмотря на правильность и аристократическую гармонию отталкивали холодом. Уголки губ и намечающиеся складки вокруг рта указывали на едва сдерживаемое отвращение. Селин ещё какое-то время вглядывалась в свое прошлое, прежде чем мстительная улыбка украсила её хорошенькое личико, и она с новой решимостью взялась за перо.