***
Поместье фамилии де Веспе уведомляло каждого, кто имел счастье околачиваться поблизости, о достатке и влиянии владельцев. Стриженные пирамидальные кипарисы молчаливыми часовыми стояли по обе стороны широкого подъезда, засыпанного колотым розовым мрамором. То тут, то там стояли статуи легендарных правителей, вооружённые, помимо классических скипетров, золочёными трезубцами, алебардами, палашами и прочим холодным оружием. Широко ступая и не таясь, Васко неторопливо брёл на встречу с Орелией де Веспе, наследницей амбициозной династии де Веспе, и дорогой полупрозрачный камень шуршал под его сапогами. Оценив предложенного ему вороного скакуна в золочёной сбруе — он уже начал опасаться, что ночные вазы и лохани для мытья семьи де Веспе также сделаны из неизбежного золота, — и сопровождение в виде подозрительных типов, всё норовящих скрыться из виду, Венсан ответил учтивым отказом: в последние месяцы он так редко сходил на сушу, что пешая прогулка приносила ему большое удовольствие. Боковым зрением он отметил несколько силуэтов, крадущихся в тени деревьев, и только усмехнулся и почесал заросший подбородок, где красовалась борода: для кланов, обладающих подлинным могуществом, традиции встречи гостей де Веспе были уж больно нервными. Истинная сила не знает напряжения. Он знал это не понаслышке, и от того представление о визави складывалось самое противоречивое. Он не стал переодеваться в гражданское платье, и имел тем более устрашающий вид. Громоздкий навтский бушлат заменил гибкий камзол из немыслимого сочетания прочнейших видов кож, имеющих в себе костяные наросты и шипы. Такого же свойства были и штаны, усеянные крохотными костяными ядрами многослойной кожи ската, и силуэт пирата напоминал скорее очертания воинственного демона из Писания Святого Матеуса, чем привычного глазу навта. Оно и немудрено, ведь тонкие материалы одеяния сидели как влитые, поэтому только подчёркивали широкие плечи, надёжную спину, покрытую шипами вдоль позвоночника и на лопатках, узкие бёдра, у которых покачивалась сабля в ножнах из чернёной филиграни, и стройные ноги в высоких сапогах. Наплечник из тусклого металла выглядел так хорошо и так естественно, что походил скорее на украшение, чем на элемент брони. Перчатки он заткнул за пояс. Кружевной фонтан из резного белого нефрита перед парадным входом имел настолько чудовищную стоимость, что Васко стало даже неловко. И тем больше у него возникало вопросов, в силу каких же причин эти кичливые дворяне, имеющие всё и даже больше, заинтересовались сотрудничеством с ним, с Венсаном? Любуясь радугой в брызгах, он подошёл ближе, глубоко вдохнул пресный запах хрустальной воды и не спеша зачерпнул полную горсть. Присев на бортике, он медленно пил и смаковал драгоценную свежесть. Капли срывались с его губ и пробегали по короткой бороде, в которой терялись его татуировки. Соглядатаи остановились за деревьями. Крайне любезно с их стороны. Утирая рот, он остановился и в упор посмотрел на застывшего пожилого слугу в вычурной ливрее. Мужчина с трясущимся подбородком стоял у крыльца и всё не решался прервать гостя. Капитан вытер лицо мокрой ладонью и поприветствовал старика, приподняв треуголку. Однако на лице бедолаги отобразилась такая паника, что гостю пришлось сделал шаг назад, чтобы не пугать беднягу ещё сильнее. Внутренний двор поместья де Веспе напомнил ему собственный дом. Наверняка архитектор бывал на Малом Орфее или подсмотрел чертежи: с такой точностью были воспроизведены пропорции пространства и гармония жилых строений. Впрочем других признаков знакомства с тайной жизнью навтов не обнаружилось. Оглядывая небрежную роскошь утопающего в розах двора, капитан насчитал еще пятерых так сказать сотрудников миледи Орелии, итого вышло девять. И чем ближе он был к двери резиденции, тем острее чувствовалось присутствие охраны. — Господа, я высоко оценил ваши навыки скрытности. Однако меня, как, полагаю, и вас, нервирует ваша беспрестанная потребность скрываться за растительностью. А когда я нервный, то начинаю беспорядочную пальбу. Идите уже поодаль, прошу вас. Я устал вас наблюдать. Чуть помявшись, наёмники вышли из зарослей и потянулись, хрустя суставами. — Видите, как всё просто. К тому же отсюда вам меня виднее, не так ли? С этими словами пират откланялся и прошёл в резиденцию.***
Леди Орелия де Веспе была ослепительна. Особенно издалека. Приняв возвышенно-задумчивую позу у перил грандиозной лестницы, украшенной титанидами и титанами в объятиях питонов, она ожидала гостя. Понять, с бала ли она или на бал, было невозможно. Спущенный на локти тяжёлый шитый золотом и цветными камнями лиловый камзол прикрывал — или приглашал рассмотреть получше? — струящееся платье глубокого фиолетового цвета. Голубоватую белизну кожи её плечей оттеняли тёмные медно-красные локоны, деланно-небрежно выбранные из высокой причёски. Вполне ожидаемо было увидеть как инкрустированную рукоять стилета на её талии, так и крохотную усыпанную бриллиантами ладанку на тонкой нитке жемчуга, обвившей длинную шею. Однако сама ладанка покоилась в настолько глубоком декольте, что чуть открывались полукружия нежных сосков. Казалось, они умоляли спрятать их, но никто не слышал их немых воплей: коварная мушка «пленительница» над правой грудью неумолимо оттягивала внимание на себя. С неё же любопытный пленник перескакивал на «любительницу поцелуев» у правого уголка чувственного рта, тронутого улыбкой, и погибал смертью раздавленного великолепием обольщения на «убийце», мушке на виске у левого глаза, прямо называющую свою хозяйку страстной особой. Венчал же красоту несомненно неземного происхождения крепкий дух парфюма. Если приглашение в дом де Веспе было им надушено, и аромат ванили, жжёного сандала и белого перца держался в прокуренной каюте не меньше трех суток, то се, мощный источник аромата, застывший у выложенных красной яшмой перил, исторгал из себя запах на века. И это минимум. У капитана начинали слезиться глаза, но он мужественно держал себя. — Благодарю вас за то, что нашли время навестить дом де Веспе, господин Венсан. Очень рада видеть вас в моём скромном жилище. Невесть откуда выпорхнувший веер скрыл наконец вопиющее торжество мушек и сосков. Густой томный голос медленно разливался среди колонн и давал потрясённому гостю хорошенько пропитаться красотой и величием как резиденции, так и её августейшей хозяйки. В большинстве случаев. — Благодарю вас за приглашение, миледи. — Васко отвесил положенный поклон и грустно набрал в лёгкие остатки свежего воздуха: упивающаяся собственным величием миледи начала торжественное снисхождение к гостю где-то у подножия своих атласных туфелек, и парфюмный дух всё крепчал, а капитан, как бы ни спешил дышать, принюхаться ещё не успел. Колючий взгляд томных глаз леди де Веспе обшаривал пирата, и он чувствовал себя чёрной жгучей лакрицей на кончике девичьего языка, которая опалит и оставит после себя незаживающие язвы, буде глупышка не догадается вовремя его выплюнуть. Ухмыльнувшись претензиям на королевский престол всея Гакана в виде вышитых на платье золотых пчёл, — ибо никакие деньги никакому дому не давали права носить королевскую символику, — он добавил: — Сударыня, я деловой человек, и ни в коем случае не могу вас торопить, однако смею просить как можно скорее переходить к сути вашего вопроса. Вам должно быть известно, мне нежелательно длительное пребывание на суше… — Да-да, я понимаю, как вы, мсье Венсан, должно быть, растеряны и польщены приглашением к сотрудничеству с самой влиятельной семьёй Гакана, — свысока усмехнулась леди де Веспе и проплыла к накрытому столику у удобных кресел. По слабому колебанию высоких портьер было очевидно присутствие охраны, достаточной для серьезной потасовки. Капитан неспешно разглядывал стены, плотно увешанные полотнами Ватто с нимфами и портретами монархов кистей именитых мастеров. Его глаз отдыхал на гладких мазках подлинников, в то время его как уши были забиты возмутительной околесицей, которую несла его визави. Орелия была недурна собой и довольно юна, однако она так часто хмурила рыжие брови, что между ними залегала складка всякий раз, когда она морщила чуть вздёрнутый носик. — Миледи, я потрясён, — бездумно повторял расположившийся в креслах капитан. Наконец в паузе, когда прелестное создание чуть утомилось от потока слов, вдруг сказал: — Сударыня, я что-то не припомню, чтобы слышал о великих деяниях, связанных с именем дома де Веспе. А я вполне осведомлён о том, что происходит на суше. В чём же дело? — Видимо вы не столь осведомлены, как следовало бы, — парировала она. — Нам не было нужды быть на виду до поры, до времени. Но именно наши клинки и яды стоят за вступлением в должности генералов Торстена в Монетной Страже, кардинала Антониуса в Телеме… Или быть может вам знакомо имя эмиссара Сахина? Ну же, мсье, это Хикмет! Впрочем я могу понять, отважному пирату незачем вникать в такие тонкости политических игр… Ему было знакомо имя только одного эмиссара. Далее миледи Орелия продолжила называть громкие фамилии, вовлечённая в игру по набиранию значимости в собственных глазах. Васко же заметил, что принюхался к отвратительному парфюму, и наконец пригубил алого вина из высокого кубка. Глаза леди де Веспе тотчас же сверкнули, и она аппетитно закусила пухлую губку. — Миледи Орелия, не тратьтесь. Я с одного раза понял, насколько велика и могущественна ваша империя. Однако я всего лишь пират Венсан, и всё не возьму в толк, если ваша фамилия столько исключительна, мои-то скромные возможности вам для чего? Уверен, за ваши денежки гильдейские крысы будут бегать за вами на задних лапках… Вместо ответа неожиданно сильная ручка с аккуратными коготками вцепилась в его расстёгнутый ворот, как бы невзначай коснулась ключицы и потянула к себе, заставив встать. Бесстрастно глядя в её зелёные глаза, капитан встал и навис над ней. Впитывая аромат мужского тела, пропахшего солёным ветром и табаком, узкие ноздри Орелии раздувались. — Мсье Венсан, вы умный, известный и очень привлекательный мужчина. Холостой. И талантливый стратег. — Рука девушки с крупным перстнем легла ему на грудь и медленно двинулась ниже. — Только вы и ваш флот сделаете дом де Веспе поистине неуязвимым… — Мне искренне жаль, сударыня, но вам не удалось меня заинтересовать. Пальцы миледи де Веспе тем временем преодолели пряжку его ремня, продолжая свой путь. — Неужели не удалось? — Искренне удивилась она. — Какая у вас любопытная серьга, мсье Венсан. — Совершенно согласен с вами. Редкой красоты вещица. Глядя на неё сверху вниз, внутри себя Васко удивлялся, как много себе позволяет это юное создание, и насколько оно прагматично в каждом своём жесте. Мгновение, и под мочку уха его кольнуло острие его же собственной шпаги, сжатой твёрдой рукой очаровательной миледи. — Мсье Венсан, зачем же вы так со мной. Я ведь и по-плохому умею… Не меняясь в лице, Васко чуть приобнял её, и вот уже холодный блеск поясного кинжала миледи де Веспе отсвечивал у её же горла. — Помилуй меня Просветлённый, — прошептала она, с восхищением глядя ему в лицо. — Неужто вы способны обидеть женщину? В ямке на белоснежной шее миледи Орелии, в которую мягко упиралось острие её стилета, медленно наливалась вишнёвая капля. — Что вы, сударыня, как я могу! Ни за что. Просто ведь и я умею по-плохому… Грудь леди Орелии вздымалась. В подёрнутых поволокой глазах не было ни тени испуга, только крайний интерес. От него не утаилось, как увлечённо она рассматривает его губы. — Я многажды потрясён блеском и величием вашей фамилии, миледи Орелия, однако не расслышал своей выгоды в озвученном вами предложении. — Сотни и тысячи фунтов золота, естественно, — улыбнулась она. — Уже интереснее… Но увы. Предпочитаю иметь дело только с конкретикой, выраженной к примеру в задатке. К моему глубочайшему сожалению более не имею возможности тратить ваше драгоценное время, милая леди. — Васко помахал треуголкой, как если бы ему было дурно, — Сударыня, эти ваши духи просто сногсшибательны… Я же — на свежий воздух, с вашего позволения…***
Фаусто начал икать от смеха. — Ну же! Продолжай! — А нечего продолжать. Я не настолько себя не уважаю, чтобы вести дела с ненадёжными партнёрами. Но буду иметь в виду их расположение… А знаешь, как мы попрощались? — теперь рассмеялся уже капитан. — Она мне попыталась угрожать. Сие недоразумение угрожало. Мне. Говорит, ах так, мсье Венсан, в таком случае вам не покинуть резиденцию живым! Фаусто вытирал слёзы от смеха. — Подхожу к ней, — а ручки-то дрожат — и говорю, миледи Орелия. Во-первых, в таком случае я не только покину живым вашу резиденцию, но и заберу с собой жизни ваших наёмников, или кто там у вас в охране на этой неделе. Во-вторых, когда мы попрощаемся, назавтра вам нанесут визит из Гильдии Навтов и привлекут к ответственности за сотрудничество с пиратами. Ну а далее, говорю, будете отбрёхиваться в казематах Монетной Стражи где-нибудь у д’Орсеев ровно за то же. Спрашиваю, вы уверены, что оно вам надо? — Самое, говоришь, влиятельное… — Одним словом, крысы сухопутные… Нет, конечно для приличия во дворе мне попытались дать по морде… — Мдааа… — Угу. Об стол звякнула разрозненная пара измятых латных наручей. — Посмотри, как хорошо сделано, и из какого говна. Потом поковыряемся. — Васко ненадолго задумался. — По идее они у меня с руками оторвут нормальный материал. Но потом. Подготовь им предложение. Занесёшь, когда мадемуазель поостынет от впечатлений. Тенью Фаусто скользнул к капитану, приобнял его за талию и вкрадчиво прошептал: — Я перевёл груз на «Золотые Пески». Капитан смерил его взглядом. — Это не груз, а живые люди. Мы зовём их грузом только в присутствии врагов. Ещё раз без моего ведома что-нибудь сделаешь, вышвырну из экипажа к чёртовой матери. Фаусто обиженно посмотрел на него. — У меня для тебя сюрприз. И уж лучше нашим трюмам пустовать. Ты не пожалеешь.***
Капитан сидел в кресле на палубе и читал. Ветер шуршал страницами. Они встали на якорь за утёсами и спустили паруса. «Морской Конёк» жил обновлённой жизнью. Крики матросов и чаек вместе с шумом волн смешивались в музыку моря. Капитан надвинул на лоб треуголку и закрыл глаза. Сверху раздался свист. Капитан приоткрыл глаз, потянулся и отложил книгу. Рядом раскачивался на каблуках Фаусто и ни за что не хотел отдавать ему подзорную трубу. Вид при этом у него был самый плутоватый. — Что ещё за новости. Ну-ка быстро дай сюда. — С каждой минутой капитан становился всё злее. Никто не помнил, когда тот последний раз по-настоящему улыбался. Шутить он перестал вовсе. Смех его напоминал скорее механический скрежет и веселья не нёс. — Поднять паруса! — Ещё немного. Подожди. Команда тем временем застёгивала броню и проверяла оружие. Моряки переговаривались и вели себя совершенно буднично, как если бы собирались на рыбалку или охотиться на дичь. Шутки, болтовня, приготовления. — Всё. Смотри. Капитан раздражённо вырвал из его рук подзорную трубу. И вгляделся. Лицо его преобразилось. — Да ладно!.. — с сомнением пробормотал он. — Глазам не верю… И восхищённо обернулся на Фаусто. — Фаусто, я… — С днём рождения, Венсан. В линзе подзорной трубы отчетливо виднелись флаги судов Гаканского Князя Клода д’Орсея. — Поднять Флаг, и — полный вперёд, господа! — скомандовал с плотоядной улыбкой капитан. Вверх по грот-мачтам всей эскадры взвились чёрные флаги со скрещёнными саблями в форме буквы «V».***
За последние годы дурная слава пиратов Венсана навела настоящий ужас на каждого, кто ходил по водам Гаканской Акватории. Очевидно, невежество в среде навтов плодило суеверия, и сила разума, не доступная обывателю, легко развеивала самые завиральные байки, что по обыкновению преумножали могущество морской босоты. Князь Клод д’Орсей зажмурился, протёр глаза, и снова открыл. Нет, не показалось. Нехороший, иррациональный, холодок пробежал по спине и вызвал совсем уж неподобающую дрожь поджилок. Зловещие тени белокрылах фрегатов, с небольшими, но яркими, чёрными флагами, сокращали дистанцию с невиданной скоростью. Это не кошмарное видение. О рисках на маршруте «Серена — Тир-Фради» ему многократно докладывали. И он как будто бы даже особенно не возражал, подписывая отказы от ответственности в нескольких экземплярах. Его предупреждали. Но он пошёл против всех рекомендаций советников и против увещеваний капитана Дайона. Обстановка на Тир-Фради давно уже требовала его личного участия. Кроме того, после смерти жены от малихора на него навалилась невероятная тоска. Ему вдруг стала очевидна собственная смертность и уязвимость перед старухой с косой, что не щадит ни бедных, ни богатых. Заглушить её не удавалось ни погружением в политические дрязги, ни с помощью лекарей, ни с помощью прежде безотказных алкоголя и разврата. Даже щедрые отчисления в казну Телемы не принесли обещанного облегчения. Он понадеялся, что встреча с племянницей и сыном вдохнут в него жизнь. А дела по колонизации острова вернут ему некогда крепкую политическую хватку. Селин. Что она творит? В девчонке проснулись серьезные политические аппетиты, и она перешла к захвату власти. Что ж он же всегда чувствовал в ней талант и сам взращивал его все эти годы. Но предположить, что донесения не лгут, и она действительно предала его… И эти письма от нее, полные холода, словно от чужой, носили сугубо формальный характер. Как будто бы она ему никогда не принадлежала и не была благодарна за всё, что он для неё сделал! Но даже несмотря на заверения себя самого со стиснутыми кулаками, будто бы он все простит, покайся она за каждый свой шаг против его воли, в мозгу его вызревала единственная очевидная мысль. Неблагодарная тварь. О, скорее бы берега Новой Серены, и племянница будет умолять его о пощаде! Дааааа, он сочтётся с ней сполна!.. Праведное негодование его нарушил сбивчивый лепет капитана: — Ваше Сиятельство, это армада Венсана! Я дважды… дважды, милорд!.. упоминал о ней перед вашим решением отплывать… Мы ещё могли бы взять курс на… Но видите ли, они быстрее… и… знаете, лучшее, что мы можем сделать, так это не вступать в бой.! — Вы это серьёзно, капитан? — Разумеется! У них — свой кодекс. Так, если успеем вывесить белый флаг до абордажа и не окажем сопротивления, трюмы-то они может и выгребут, но в живых оставят… — А если окажем сопротивление? — Помилуй нас Глубина! Вот такого нам как раз сейчас и не надо!!! В-ваше Сиятельство-о… — Капитан Дайон сорвал с себя треуголку, дрожащей рукой вытер лоб, придвинулся ближе, чтобы его не слышала команда и зачастил громким шёпотом. — Сударь, да они же — настоящие мясники.! Вам, должно быть и не докладывали… такого… Они приходят… как единое тело действуют, да как будто в них вместо крови — холодная морская вода текёт! Никому пощады не дают! Да об них только все и говорят, после них только палубу и перекладывать, такую кровавую бойню после себя оставляют… Я же вам. докладывал, Ваша Светлость!.. Они пустили ко дну столько отменных галеонов!.. Это же всё было в моих рапортах… А какая у них артиллерия… Говорят, сам Морской Дьявол им орудия-то ставил… — Довольно истерики, Дайон. Вы омерзительны. Немедленно орудия к бою! Казалось, навт вот-вот рухнет перед ним на колени и начнёт типическое для третьего сословие нытьё за собственный скарб: — Вы совершаете непоправимую ошибку, Ваша Светлость! — Выполнять!!! Капитан повернулся и прокричал что-то на навтском. Члены экипажа заметались по палубе. — Вам лучше пройти, Ваше Сиятельство… — Благодарю, но я останусь на палубе, — д’Орсей-старший приосанился, наблюдая за вражескими кораблями, расстояние до которых стремительно сокращалось. Дайон дрожащими руками откупорил флягу и, давясь, выпил все до дна. Между тем, пираты уже приблизились на расстояние пушечного выстрела, но орудия молчали. Флагман пошёл на опасный угол поворота. — Что происходит…?! — прошипел Клод д’Орсей. — Сударь, вы, возможно, и готовы к неминуемой смерти!.. А вот я и мои ребята — нет, — дыхнул ему в лицо коньячными парами Дайон. — Мы подняли белый флаг! Слова возмущения Князя утонули в грохоте абордажных крюков о борт. Раздался женский визг. Но быстро смолк, — леди лишилась чувств. Как бы навты ни собирали господ и ни пытались силой увести в каюты, любопытство на грани ужаса сбило дворян в испуганное стадо. Не успел Клод опомниться, как на палубе почти одновременно появилось около дюжины людей. Вооружённые, одетые в одинаковые чернёные камзолы, они бодро разбежались по палубе и замерли, с любопытством озираясь. Самый высокий из них по-хозяйски осмотрел палубу и мачты, вышел вальяжной походкой вперед, развел руками и произнес: — Дамы и господа! Никто никуда не расходится. Благодарю вас за проявленное благоразумие и экономию наших боеприпасов. Капитан Дайон, приветствую вас, мой дорогой! Почтенная публика снимает с себя цацки и кладёт в эту бочку. Знаете наверное, смывать кровь с ювелирки крайне хлопотно… Экипаж! Немедленно перегрузить всё из трюмов на наше судно! Шевелитесь!.. Кстати, эй, у нас вакантно одно место. Кем бы вы ни были здесь, у меня — начинаете с юнги. Собеседование — после погрузки. Ну же!.. Раздались причитания пассажиров. Навты забегали. — Венсан, а тебе штурман не нужен? — послышался голос позади д’Орсея. Пират расхохотался: — А ты сначала до погрузки доживи! Глядишь — и возьму… Он всё бродил по палубе, придирчиво осматривал снасти и сам корабль, да так, словно собирался его вот-вот покупать. На своих людей и захваченную команду никакого внимания не обращал: синелицые занимались своим делом, и Клоду д’Орсею казалось, будто он чувствует облегчение осадки борта, с такой скоростью его покидал груз. С любезностью радушного хозяина бандит здоровался с дамами, не подавая руки, приветствовал господ, и только неизвестные жесты рук в перчатках указывали знаки сообщникам, куда перейти да кого взять на мушку. Он вдруг неожиданно развернулся, глядя прямо в лицо д’Орсею. Ухмылка головореза исчезла. Жестокое лицо преступника с синими татуировками, заросшее выгоревшей короткой бородой, наконец проявило свою зверскую натуру: — Высокопоставленный гость! Надо же, как мне сегодня повезло! Князь д’Орсей, полагаю? Очень надеялся на встречу… А вам говорили, как же бессовестно льстит придворный портретист? Нет? О, гоните его в шею… Он шёл на Клода до тех пор, пока нацеленный на него дрожащий мушкет не ткнулся в грудь, и вдруг вырвал его из рук д’Орсея. Обрамлённые сурьмой горящие серо-зелёные глаза наполнились шальной ненавистью и внимательно изучали лицо Князя. Д’Орсей не выдержал взгляда и опасности, разящей от этого чудовища, и отступил назад, почувствовав спиной мачту. — Речь идет о получении выкупа? Я готов выплатить его. Сколько? Вижу, что методы у вас гуманные… — Князь, ты правда думаешь, что все продаются, м? Я просто не люблю пачкаться. Таковое считается за гуманность? Хотя с такой добычей я даже готов слегка замарать руки… Пират вдруг сгрёб д’Орсея за грудки, оскалился и приложил о мачту. — Что вам надо от меня? — в глазах у Клода потемнело. — А у меня сегодня праздник! И сказать по правде, сейчас меня больше всего порадовал бы вид выпущенных из тебя кишок. Но, говоришь, я же гуманный. Поэтому есть идея поинтереснее! Он развернулся, не выпуская ворота д’Орсея, и что-то прокричал на языке навтов. На солнце блеснули ятаганы. Свиту Князя — пару дюжин аристократов из Серены, подвели и выстроили полукругом вокруг мачты. — Все «сливки общества» здесь? Все палубы досмотрены? — Этих нашли в адмиральской каюте, — сказал один из пиратов и кивнул на Клода. Двоих испуганных фавориток, которым от силы было лет по пятнадцать, подвели и поставили прямо перед пиратом. Тот приподнял подбородок каждой, внимательно осмотрел бледные заплаканные личики и что-то тихо им сказал. — Вам доставляет удовольствие унижать беззащитных? — не выдержал Клод. — А ты всё так же предпочитаешь трахать незрелых девочек, пользуясь властью? Что он знает? Кто его подослал? Головорезу заказали на него компромат? Девушек, которые едва вышли из детского возраста, Клод любил всегда. И по-разному. С кем-то он был ласков, кому-то везло меньше. Зависело от того, кто ему их поставлял… Тело парализовал страх, губы задрожали. Д’Орсей не сразу почувствовал, как по коже на бедре полоснула холодная кромка ятагана. Запоздалая боль испугала его. Ткань штанов бесшумно опала на палубу. Пират задумчиво потёр подбородок: — Знаешь, я думал, ты будешь как-то посолиднее, Князь. Д’Орсей одной рукой зажимал кровоточащую рану на бедре, а другой прикрыл свой пах. Какое унижение… Исполненный поруганного достоинства, он избегал встречаться взглядами со свитой. Клод повернул голову, и вдруг его взгляд выхватил лёгкий пиратский галеон. Над носовой фигурой возвышались два перепончатых крыла, формой повторяя те узкие паруса, что служат залогом скороходности кораблей. Сама же носовая фигура устрашала. Наполовину девица, а от талии — морское чудовище с щупальцами спрута, словно в кошмарном объятии захватившими нос корабля. Распущенные волнистые волосы почти прикрывали красивую высокую грудь. Строгое же лицо её смутно кого-то напоминало… — Господин Маркиз, прошу вас, — обратился негодяй к кому-то. К Клоду подошёл ужасающего вида черноволосый старик и уставился на него. Головорез что-то прошептал ему на ухо и отошёл, вынув мушкет. Дуло смотрело князю в лицо. — А, так эт-то недол-лго, — проскрипел старик и ухмыльнулся.***
— Вот подарок, так подарок!.. Капитан гонял вино в стеклянном бокале и рассматривал сквозь него каюту. Розово-красные волны ходили по стенам, завешанным картами и схемами элементов брони, по окнам, через которые виднелись море и небо, по молчаливому Фаусто. — Знаешь, Васко, ты по-моему перегнул палку. — М? — Лучше бы ты его убил. Капитан с блаженным удовольствием допил вино и посмотрел на него: — Тебе-то что? — Не знаю… Нехорошо это как-то… Нас и так боятся и ненавидят. Союзников мало. А такое — так вообще самоубийство… После подобного их и вовсе не останется… — Не трусь. Нам достаточно поддержки Вдовы и её людей. Фаусто нервно почесал затылок. — Не знаю, Васко, не знаю… — А по-моему, вполне неплохо вышло. И довольно остроумно. — Увешанный гроздьями жемчугов Джу всё прикидывал на вес, тяжелее ли драгоценности привычных ему цепей или такие же. Маркиз же разразился упрёками в малодушии, что дескать надо было на память ухо-то отрезать, и всё норовил напомнить о кровавых традициях пиратства былых эпох. Но он не станет ничего объяснять. И неважно, как будут трактовать поступок свои же: кто-то выражал восторг, кто-то стал его бояться еще больше. Станет ли меньше кошмаров появляться в девичьих снах — неизвестно. Но вот ему-то точно стало легче где-то в груди.***
«Милая Селин, Догадываюсь, как тебе нелегко сейчас. Новости о Торговом Содружестве и о его новой наместнице на Тир-Фради потрясают моё воображение. Править на огромном острове и управляться со всеми этими колонистами, которые ещё и вечно на ножах — та ещё задачка! Но у тебя получается, и это восхищает. Понимаю, ты занята политикой и пока так и не нашла возможности ни встретиться, ни передать мне ответного письма. Мои люди каждый день проверяют тот старый пень, о котором тебе докладывали, но даже простой записки от тебя до сих пор не было. Смею надеяться, я не обидел и не смутил тебя неосторожным словом в предыдущих письмах. А если и так, то приношу свои самые искренние извинения: столько всего происходит, что иногда бываю сам не свой… Прошу, не мучай меня так. Напиши хоть две строчки. Что угодно… Чтобы я знал, что ты всё ещё помнишь меня. Я в замешательстве, но моя надежда всё ещё жива. Часто думаю, как бы сложилось всё, если… Сейчас настолько всё изменилось. Ты теперь наместница, а я, представь себе, стремительно постигаю всю теневую сторону ведения дел в Гаканской акватории. Здесь малая ошибка — вернейшая смерть. Пока что моя пиратская голова и головы многих, кого, возможно, ты помнишь из экипажа — всё ещё на плечах, а значит — справляемся. Интересно, как легко узнала бы ты меня теперь? Моя новая жизнь накладывает отпечатки. Шрамов становится больше, впрочем, как и моего хладнокровия. Волосы совсем выцвели на солнце. Нашёл удобным носить бороду. (Хотя и тревожусь, что ты вздумаешь прозвать меня из-за неё обезьяном). Стараюсь не превратиться в потерявшего человеческий вид во всяких смыслах бородатого головореза, как нашего брата малюют на афишах, которого ты бы нипочём не узнала. Как и я порой не узнаю сам себя в зеркале… Однако бриться до гладкости физиономии, как было привычно раньше, теперь решительно некогда. Время застолий с экипажем также кончилось, и остаётся надеяться, оно однажды вернётся, как и я к тебе. Давеча ностальгировали. Вспоминали всем «Коньком» твой прекрасный голос. Скажу по секрету, эти бездельники так истосковались, что втайне репетируют ту твою арию Царицы Ночи, когда трюмы пустые. Случайно услышал, как К.даёт петуха и строго-настрого запретил им сие безобразие. И вот ведь представь! Пока не стал вычитать из жалованья штрафом свою претензию к их оскорбительным упражнениям, этим шельмам было всё нипочём… Чего уж говорить обо мне… Посещать оперу в нашем положении было бы безответственным чудачеством, потому по особым случаям мы приглашаем артистов. Представляю, как сильно могла измениться и ты в давлении политических течений: они что вода, точащая даже камень. Но даже они, при всей их жестокости, не смогли бы исказить твою нежную и чувствительную сущность. Отказываюсь верить, что наши пути пересеклись случайно. В моей памяти до сих пор тот твой взгляд особенной ласковой проницательности, каким ты смотрела на меня тогда, когда мы виделись в последний раз… Твои глаза делают меня сильным. Знай это. Как и всегда, жду тебя там же, у заброшенного маяка на закате каждую вторую и четвертую субботу месяца. И надеюсь на твое ответное письмо. Мыслями с тобой, Твой V»***
Флавия надёжно забаррикадировала дверь, чтобы никто не посмел её потревожить. Не сводя восторженных глаз с сургуча, она сделала несколько глубоких вдохов и трясущимися руками сломала печать. Прикрыв ладонью рот, юнга жадно начала читать почерк капитана «Морского Конька». Слова не всегда были ей понятны, но она морщила лоб, шевелила губами, перечитывала их вновь и вновь, каждый раз искренне радуясь, если удавалось уловить смысл. Могла ли она подумать, что строгий и вечно занятой капитан Васко был способен на те переживания, что изливались на бумагу? Она то улыбалась, то боролась со слезами, затапливающими буквы перед глазами. Ну какой же он душечка!.. А что, если бы всё это он писал ей, Флавии? Она прикрыла пальцем обращение к Селин и ещё раз перечитала. Сложив письмо, она прижала его к груди, всхлипнула и мечтательно закрыла глаза.