***
Хотелось подумать. Сумбурный вышел денёк. И совершенно бессмысленный. «Игра» застыла на месте, словно судьба подарила перерыв перед новой длинной чередой событий. Моргарт неторопливо шагал по заснеженным улицам, на которые давно опустились сумерки. В ходе недавнего разговора Вэл куда-то убежала. Она была сама не своя. Скрытная, холодная, какая-то ненастоящая. В душе поселилась липкая тревога. В Энвелле явно произошло что-то серьёзное. Почему всё просто не может быть хорошо? Неужели позади осталось недостаточно проблем и испытаний? Найти ответ на свой вопрос он так и не успел. Тонкий слух пятого игрока уловил сразу несколько тихих звуков: свист стрелы, короткий вскрик и хруст быстрых отдаляющихся шагов. С самым скверным предчувствием Моргарт выглянул за угол и обомлел от увиденной картины.***
Неохотно вынырнув из глубоких воспоминаний, Ларсен поморщился, клацая зубами от холода. Морозильник. Но идти — некуда. Разве что в дом, где хранится Центр Мира, но там особо не согреешься. За что хвататься? Что делать дальше? Накрыло мерзкое осознание, что теперь он никому не нужен. Никто нигде не ждёт. Дальнейшая жизнь — сплошная неопределённость и одиночество. Мерзко, грустно, больно. Встать и пойти? Куда? Зачем? К кому? Может, убей Баквит его тогда, ещё три года назад, всё сложилось бы лучше? Создатель только испортил всем жизнь. Хотя какой он создатель? Самый настоящий разрушитель. Хотелось уснуть, не думать, исчезнуть.***
Вэл сглотнула, до предела натянув дрожащей рукой тетиву лука. Никто её не заставит. Можно передумать. Вряд ли Баквит действительно собирался убить лучницу, если она откажется. Босс на такое не способен. Он любит народ Энвелла. Но тогда почему Вэл согласилась? Неужели она по собственному желанию собирается… убить? От осознания этого леденящий страх пробрал до самых костей. Ради подданных. Только ради целителей. И ради… Лучница тряхнула головой. Ну не могла она признаться себе, что мстит за Моргарта, ребят, Баквита — за всех! Нельзя. Вэл успела прочувствовать всю их боль — она же целитель. Вот Вик, весь в синяках… Памятники, огроменная площадь памятников жителям стёртых локаций… И слёзы, слёзы, слёзы… Вот Моргарт, дыра в груди, неописуемая симфония страданий, страха, боли… и победный смех, весёлый, торжествующий… Ярость опьяняла разум, зверствовала, рвалась наружу. Вэл разжала руку, но, наверное, вошедшая в спину создателя стрела не вернула ему даже десятую часть причинённой боли. Ларсен принял неестественное положение, судорожно дёрнувшись и сплёвывая багровые сгустки. Карие глаза налились ужасом и болью. Из горла вырвался хриплый свистящий стон, и создатель обмяк, безвольно сползая со скамейки. Снег окрасился в красный цвет, в темноте кажущийся мутно-бурым. Пятый игрок напряг зрение, оглядываясь вокруг. В свете фонаря мелькнула белая коса, скрываясь за углом. Моргарт метнулся в ту сторону, сказочно ловко преодолевая сугробы. Он резким движением протянул руку, но ухватил только воздух. Ветер нещадно колол лицо. Замерев на несколько секунд, Моргарт снова и снова прокручивал в голове произошедшее. Сознание словно раздвоилось. Стремглав пуститься в погоню, пока ещё не слишком поздно, и разобраться, что случилось с Вэл, — а что это была лучница, он почти не сомневался, — нужно либо сейчас, либо шанс упущен. Моргарт сорвался было с места, но что-то не пустило, как приморозило. Он глухо зарычал, оборачиваясь к истекающему кровью создателю. Драгоценные секунды убегали. Нет. Он не станет спасать жизнь этого человека. Если Ларсен исчезнет, все только выдохнут с облегчением. А особенно сам Моргарт. Много лет подряд он мечтал об этом моменте… А сейчас не получил ни ожидаемой радости, ни удовлетворения. «Я хочу снова понаблюдать, как папа рисует, и чтобы он ещё хоть разок встрепал мои волосы. — Валя слегка усмехнулась, печально уставившись в стену». Пятого игрока передёрнуло, когда тот вспомнил её слёзы. Он хмыкнул: надо же, ещё не все отвернулись от создателя. Остался один-единственный человек на оба мира. Моргарт уверенно развернулся. Всё равно дело сделано: абсурдные войны, раздор, бессмысленные жертвы, убитые чувства, растоптанные судьбы, моральные раны. Ларс уже отыграл свою роль. Так что изменится, если он умрёт? Смерть создателя разве что утолит жажду мести, которую пятый игрок так старательно сдерживал всё это время. Но если кому-то другому она принесёт горе, то Моргарту это не надо от слова «совсем». Он медленно направился в сторону Ларсена. Каждая секунда была на счету, но ноги словно стали ватными. Горло сдавила невидимая рука, сердце отстукивало бешеный ритм. Спокойно. Идти на попятную поздно. Он больше не причинит никому вреда, создатель сейчас как никогда беспомощен. Беспомощен… Моргарт усмехнулся. Жизнь мучителя покоилась в его руках, он наслаждался неповторимым чувством превосходства. Моргарт оторвал от одежды Ларсена внушительный кусок и крепко перевязал рану. Благо, та оказалась не слишком глубокой. С некоторых пор игроки никогда не оставались без связи, и это пришлось ну очень кстати. — Алло, скорая?***
Пробуждение стало настоящей каторгой. Разум отчаянно не желал покидать спасительную тьму, где не было боли, ошибок, вины, Энвелла. Спрятаться бы под её покровом навсегда, утонуть в небытии. Но увы, мир вокруг постепенно становился чётче, сопровождаясь пронзительно-тонким писком аппаратов жизнеобеспечения. Так больно. Первым, что создатель увидел, стал пугающий льдистый блеск в чёрном отвороте капюшона. — Вот так я чувствовал себя каждый день, — спокойно, даже буднично прокомментировал Моргарт, опираясь локтем на спинку больничной койки. — Отвратно, правда? — мстительно поинтересовался он, не скрывая злорадства в голосе. Ларсен только жадно глотал воздух, стараясь не обращать внимания на то, как горит пересохшее горло. И тупая, ноющая боль в лопатке давала о себе знать. — Карма, пусть и не мгновенная, — насмешливо протянул Артём, с явным нежеланием преодолевая порог палаты. — Если честно, удивляюсь тебе. На твоём месте я бы, конечно, тоже не бросил человека вот так умирать, но там был не я, а ты. — Во взгляде Мещерякова, где-то на дне серьёзных глаз, отчётливо читался вопрос «почему?» — Не появись Валентина так вовремя, Ларсен был бы уже мёртв, — с каменным лицом заявил Моргарт, к которому вернулось плохое настроение. Он снова почувствовал себя каким-то подавленным. Всколыхнулись старые воспоминания. Услышав имя дочери, Новиков совершенно забыл о боли и попытался что-то спросить, но губы не слушались. — Ну?.. — Мещеряков деловито скрестил руки на груди. — Что будем с тобой делать? — холодно процедил Арт, наклонив голову чуть вбок, словно раздумывал, каким пыткам подвергнуть создателя. И — не сдержался. Ларсен рефлекторно зажмурился, когда кулак парня с силой прилетел ему в лицо… Мужчина мучительно застонал от разряда боли, пронзившего тело. Повисла поражённая тишина, на пороге удивлённо застыли Кира, Вик, Фил, Илья, Коля, Андрей, Игорь и… полубессознательная Валя. Арт почувствовал, как чья-то холодная рука успокаивающе сжала его предплечье. — Артём, этим жестом ты доставил мне неимоверное наслаждение, но, пожалуйста, не доводи до глупых конфликтов. — Пятый игрок слегка улыбнулся для вида и тихо-тихо, чтобы больше никто не расслышал, прошептал: «Не расстраивай Валентину». Мещеряков нехотя кивнул, без малейшего раскаяния пробормотав что-то вроде извинений. Валя на ватных ногах приблизилась к койке и, чувствуя, как болезненно ноет сердце и щиплет в глазах, аккуратно взяла отца за руку. Мир вокруг исчез, погас, утратил смысл. Она уже почти перестала верить, что эта минута когда-нибудь наступит. Ларсен сначала подумал, что бредит. Внутри что-то неприятно сжалось, словно стрела пронзила грудь, а не спину, причём, попала точно в сердце. Закружилась голова, создатель чудом не потерял сознание снова. Он отвернулся, не в силах смотреть дочке в глаза, и выдавил из себя всего одно слово: — Прости… Валя пыталась казаться равнодушной, но подлые слёзы смыли её маску, и девушка горько разрыдалась. Елена покачала головой, Вик всхлипнул, Кира сжала кулаки до побеления костяшек, Андрей нахмурил брови, Коля побледнел, Игорь в кои-то веки не бесился, а просто молча излучал чистую ненависть, Илья откровенно растерялся, ощутил себя лишним здесь — и самому захотелось плакать. А Моргарт не смог смолчать. — Ты дурак, Ларсен! У тебя было всё: любовь, дочь, работа, друзья, любимое занятие, свобода, в конце концов. Ещё недавно я бы без колебаний отдал душу дьяволу, чтобы иметь то же самое. Ну почему счастливы всегда именно те, кто даже не замечает этого, а потом собственными руками ломает себе жизнь? — Он сделал паузу, чтобы унять клокочущую в груди досаду. — Ты использовал ребят, оклеветал Баквита, уничтожил множество рас Энвелла, бросил семью, и после этого всё, что ты можешь сказать своей дочери, просто «прости»?! — Моргарт рвано выдохнул, и только Новиков приоткрыл рот в робкой попытке что-то сказать, протестующе поднял руку и круто развернулся, чтобы уйти. Ларсен потеряно смотрел ему в спину. — Моргарт… — тихо окликнула Валя, не прекращая сжимать руку отца, тем не менее уже не так крепко. Пятый игрок заставил себя обернуться. — Я у вас в долгу. — Нет, Валь. Не ты! — окончательно разозлившись, вспыхнул Игорь, в сердцах стукнув кулаком об стену. Ребята вздрогнули. — Никто больше не будет расплачиваться за него, — собрав все остатки своего спокойствия, переполненный ненавистью, процедил мужчина. Воцарилась тишина. Такие моменты уже непередаваемо раздражали. Елена продолжала надеяться, что Ларсен что-нибудь скажет, но он не находил слов. — Напомните, зачем мы сюда пришли? Полюбоваться на его физиономию? — разорвал ненавистное молчание Игорь, недовольно цокнув языком. Словно в ответ на его вопрос, явилась медсестра и сообщила, что часы посещения истекли. Игроки были только рады: откровения на сегодня закончились. Елена нежно-нежно погладила дочку по голове и, даже не взглянув в сторону Ларсена, мягко позвала: — Идём, солнышко. Валя покорно качнула головой, игнорируя щемящую боль в груди. Ничего, вернётся позже — разговор всё равно не клеился. Моргарт испытал острую жалость к этим людям, но поделать ничего не мог. Оставалось надеяться, что их жизнь вновь хотя бы отдалённо приблизится к нормальной. До Энвелла же ему дела не было. Всё, что волновало Моргарта, — судьба целителей.