Полёт

      Прошла неделя. Я так и не наладил контакт с Картманом. Может, я трус. Да, наверное, мне действительно было страшно теперь с ним говорить, да и не знал я толком, что сказать. Стандартная ситуация — в голове всё красиво и складно, а на бумаге или на языке лажа какая-то, аж тошно становится. Что я могу сделать с этим? Да ничего. Я и не делал. Пару раз пытался написать что-то, но не вышло.       Выходные, а соседа нет в комнате. Он сказал, что на эту ночь есть особые и совершенно прекрасные планы, в которые меня он втягивать не хочет и не может. Я порадовался. Уже начал забывать о том, как здорово проводить ночи в одиночестве, без посторонних ребят. Сегодня наслажусь свободой и малиновым ликёром. Купил его по скидке как настоящий бедный студент, буду пробовать, получать удовольствие, отдыхать от сложной недели.       Пью, какой же этот напиток неприятный и приторный, но вроде эффект даёт. Я успел пожалеть, что не взял что-то более приятное на вкус или же крепкое. Но ничего страшного, будет хорошим уроком для меня. Продолжаю пить, стараюсь только быстрее глотать, чтобы не ощутить этой ужасной сладости.       По телу растекается приятное тепло. Во рту отвратительно сладко, а на душе почему-то совсем печально и тяжело, что за ужас. Вроде перед распитием не был особо грустным, а теперь…       Лежу и звоню. Картману, естественно. Почему? Да понятия не имею, пьяной башке это кажется вполне хорошей идеей.       — Жиртрест, какого хуя? — надеюсь, он не услышит, что я немного пьяный.       — Кайл?       — Я просто не понимаю, какие первые шаги ты делал? Ты всегда был мудаком, всегда, даже сейчас ты полнейший мудила, который хочет от меня какого-то непонятного дерьма…       — Завали ебало, Кайл.       — Ты, конечно, иногда что-то там из себя строил… Но, блять, какого хуя ты большую часть времени был таким говном, Э…Эрик? Чего ты от меня сейчас хочешь?       — Жидяра, какого хрена у тебя рот не закрывается? Уже всем своим пидорасам-одногруппникам уши прожужжал, теперь меня решил доставать? Может, лучше обратишься к своему соседушке, а то меня ты уже успел заебать.       — Его здесь нет и не будет до утра, так что…       — Так что завязывай, блять, Кайл. Позвони своему любимому Стэну, Кенни, кому угодно, только мне мозг не выноси.       — Опять ты за своё, жиртрест. Как я и говорил, такой же ёбаный мудила, как и всегда. Ничего не изменилось…       — Закрой своё еврейский поганый рот! Каким я по-твоему должен быть, если всю блядскую неделю ты просто отсиживался в своём ебучем универе и ничего, я подчёркиваю, ничего, Кайл, не сделал! Это ты ведёшь себя, как обычно. И я просто предлагаю тебе продолжить всё и пойти к своим друзьям, как обычно!       Он старался говорить уверенно, грубо, выходило не очень хорошо.       — Эрик?..       — Кайл, я реально, блять, старался, но тебе было плевать! Всегда был кто-то, чьи блядские старания ценил больше! У меня всегда были причины быть мудаком, и одна из них — ты.       — Эрик, мне…мне не было плевать, извини.       — Нет, было. И я это точно знаю.       Всё это не было похоже на обычного Картмана, такого удивительно уверенного в себе, крепкого говнюка, чьи чувства вообще никто задеть не может. Видимо, он действительно сильно изменился за время учёбы. Или я действительно раньше не замечал, что Эрик не совсем бесчувственный говнюк.       Он глубоко вздохнул.       — Кайл, я был влюблён в тебя, влюблён до сих пор, а ты полнейший дебил, раз этого не заметил.       — Эрик, я в тебя тоже как бы влюблён… Я просто стеснялся и думал, что вообще не нравлюсь тебе, жиртрест.       Молчание.       — Еврейский алкаш. Только попробуй завтра сказать, что всё, нахуй, забыл.       Он всё же понял, что я выпил, вот говнюк.       — Ты знал, что мы долбоёбы? — продолжает Эрик.       — Только сейчас понял.       — А мне почему-то всегда казалось, что это ты один такой.       Я смеюсь, мы оба смеёмся. Внезапно становится хорошо, легко и при этом жарко. Чувствую, у меня всё лицо красное. Чувствую, что я действительно счастлив.       — Я люблю тебя, жиртрест.       — Я тоже тебя люблю, жидяра.