I C U (Я тебя вижу)

POV Рей Что было началом перемен? За какую мелочь зацепилось моё сознание, чтобы я увидела его по-другому? Возможно, это была Сила. Казалось, всё очевидно: Тьма – это плохо, Кайло Рен – зло. Но от фигуры в жуткой маске веяло спокойствием и энергией. Он был тёмным, но живым. Его Сила горчила и обволакивала, как шоколад, которым меня однажды напоила Лея. Может, дело в голосе. Низкий, надтреснуто-глухой, он тоже звучал спокойно. Совсем не враждебно. Бояться получалось плохо. Особенно – когда он снял маску. А может, дело именно в этом. Оказалось, что у монстра есть лицо. Странное, слегка непропорциональное, несимметричное – но настоящее, совсем молодое. И густые, чуть вьющиеся локоны до плеч. А ещё усталые, внимательные карие глаза и родинки на щеке, внезапно делающие его более... осязаемым? Монстр, как оказалось, умеет быть человеком. И разговаривать по-человечески. И наклоняться к уху, произнося, казалось бы, угрозу – но почему я не испугалась? «Ты знаешь: я могу получить всё, что захочу». Откуда эти интимные интонации в его тихом голосе? Почему по телу бегут мурашки? Что со мной происходит? Странный азарт овладел мной тогда. Я сопротивлялась вторжению в разум, пока сама не провалилась в его взгляд и его сознание. Ошалев от обилия чувств и образов, я выхватила самый обидный – и швырнула ему в лицо. Уже после – когда человек снова стал монстром в моих глазах, убив Хана Соло, когда мы сбежали, а я выплакала все слёзы и начала учиться у Люка – я попыталась вспомнить, что ещё видела в его разуме. Там была боль. Очень много. Застарелая, новая, тщательно выращенная им самим и Сноуком. Боль, замешанная на обиде, отречении. Он был словно раздвоен, он боролся сам с собой, неустанно. Кайло Рен был сломан. А я привыкла чинить то, что сломалось. *** Я училась контролировать Силу, разбиралась в себе. Разбиралась в Кайло Рене. В Бене Соло. Разбираться стало проще, когда он заговорил со мной через Силовую Связь. А всё остальное вдруг усложнилось. Мы разговаривали, как два напуганных зверя – и как два укротителя. Мы пытались поймать друг друга. Пытались понять друг друга. Открыть. Открыться. Каждый разговор был ходьбой по канату, дуэлью, взаимным изучением. Все мои чувства были обострены. Я никогда не чувствовала себя такой живой, как после этих… контактов. Я стала ждать их. Каждый день. А ещё – благодарить тренировки и медитацию за то, что не вижу снов. Особенно – после того, что я назвала «Диалогом без рубашки». Его присутствие было почти осязаемым. Его Сила, его голос будто накрывали меня с головой. А тут ещё это... Как я ни старалась не смотреть, взгляд так или иначе соскальзывал на бледную кожу плеч, груди, живота – а потом я старательно зажмуривалась, и всё начиналось с начала. И если не видеть сны я могла, то перестать вспоминать – нет. Монстр, как выяснилось, иногда бывает красивым. Странной, неправильной, ускользающей красотой. Всё смешалось: смущение, сочувствие, симпатия, страшная правда о Тьме во мне, о предательстве Люка, о смерти падаванов. И особняком в моей памяти стоит один разговор. Одно касание. – Ты не одна. – сгусток боли, одиночества, изломанный, но сильный. Борющийся с собой и со всем миром. – Ты тоже, – ответила я. И протянула руку. Кайло (Бен?) снял перчатку, и я уставилась на его чуть дрожащие пальцы. Ничего я так не хотела, как коснуться их. А когда это случилось, я целых три секунды была удивительно, нелепо счастлива. Ни приход Люка, ни его слова – ничто не могло теперь убедить меня в том, что в этом чудовище не осталось человеческого. Я видела человека. Настоящего, измученного, запутавшегося. Ему нужна была помощь. Ему нужна была я. А мне почему-то было нужно, чтоб он вернулся домой. *** Я не знаю, откуда взялась эта решимость. Но я шла напролом – к нему. Протаранила корабль, глупо попалась, но даже тогда не растеряла уверенности. Она вся состояла из моей Силы и горела внутри, как солнце, отчего-то лишая страха. И даже глядя на взрывающиеся корабли моих друзей, корчась от боли, даже стоя перед Кайло Реном, занёсшим свой меч, я не боялась его. Я боялась ЗА него. А когда Бен (сейчас – точно Бен!) одним рывком убил Сноука и мой страх – я с ликованием бросилась в лучшую битву из тех, что я помню. Потому что он был рядом. Его Сила (чёрная вода и блики солнца) поддерживала меня, где не успевала я – успевал он. Мы исполняли свой первый парный танец, мы – пусть только пару минут – были заодно. Или даже просто – одно. А теперь я стою и жду, что он решит. Все мертвы, мы победили, и моя уверенность («Останови их, Бен!») тает с каждой секундой. Он заглядывает мне в глаза – и вдруг что-то меняется. Изумление, боль, мрачная решимость. Будто планета сходит с орбиты – Бен кивает. И бросается к коммутатору. Его хриплый голос разносится повсюду, он с силой выталкивает из себя слова, выплёвывает, как смолу из лёгких, безэмоциональную полуправду-полуложь: – Говорит Верховный Лидер Кайло Рен. Главнокомандующий Сноук пал. Реактор флагмана «Превосходство» повреждён вражеской атакой. Корабль самоуничтожится через двадцать минут. Последний приказ главнокомандующего: прекратить огонь. Начать эвакуацию. Отступаем. Бен будто ждёт чего-то – и не смотрит на меня. Только на вход в зал. Кто-то идёт сюда. – Что здесь происходит?! – визгливый вопль Хакса разрывает тишину. В ответ Бен молча призывает Силу и поднимает вошедшего генерала над полом. Тот хрипит, а Бен вдруг скашивает глаза в мою сторону. Эмоции меняют его лицо одна за другой – боль, сомнения, решение. Я не могу отвести глаз. Секунда, другая – и Бен опускает руку. Подходит к Хаксу, пока тот пытается дышать. И, замахнувшись, с видимым удовольствием впечатывает затянутый в перчатку кулак в перекошенное бледное лицо. – Как ты меня достал, – заявляет Бен бессознательному телу на полу. А я не выдерживаю – и начинаю хохотать, оседая на пол. Впрочем, смех быстро переходит в слёзы: слишком много переживаний, слишком сильно облегчение, слишком страшно теперь за то, что могло случиться – но не случилось. И больно от того, что всё-таки произошло. Сквозь слёзы я вижу, как чёрный размытый силуэт подлетает ко мне. Порыв воздуха – и длинные, сильные руки смыкаются вокруг меня. Запах кожи, озона, чего-то горько-сладкого, тепло. Я наконец осознаю, что Бен сгрёб меня в охапку и шепчет: – Всё закончилось, Рей, всё позади. Я решил. Слышишь? Я остаюсь с тобой. И тогда я выдыхаю. И мне всё становится ясно. Ну конечно, что же это ещё могло быть. Я его люблю. Как больно и хорошо. – Правда? – совсем по-детски говорю я, поднимая голову от его плеча. – Правда, – он убийственно серьёзен. Я касаюсь связи: клубок эмоций превратился в мягкие волны, Тьма внутри мерцает искрами, как звёздное небо. Он смотрит на меня с отчаянием, но через миг собирается: – Надо уходить. Я поднимаюсь, опираясь на него – и мы бежим. Мы бежим очень долго, задыхаясь, рука об руку. Пока не добираемся до «Сокола». Следующее, что я помню, – рёв Чубакки и его медвежья хватка на горле Бена. – Чуи, нет! Он наш, он с нами! – кричу я, пытаясь расцепить его захват. – Убьёшь... меня... позже, – еле слышно хрипит Бен. Чуи долго, невозможно долго смотрит на него – и отпускает. Бен медленно кладёт руки за голову, и лохматая лапа вынимает из-за его пояса световой меч. – Что значит «убьёшь позже»? – с ужасом спрашиваю я. – Поправка, – он растирает горло. – Он сможет убить меня позже, если она не убьёт меня раньше. – Она? – я холодею от догадки. Бен смотрит на меня. Гладит по щеке кончиками пальцев. Ласково. Будто прощаясь. И бежит к кабине управления лазерной пушкой корабля. Времени нет. Я несусь на место второго пилота, мы удираем, отстреливаемся, маневрируем – и едва уносим ноги, прежде чем «Превосходство» взрывается. – База, ответьте, это «Тысячелетний Сокол»! – кричу я в рацию. И после радостных воплей добавляю чуть тише: – Мы везём вам кое-кого. *** «Сокол» приземляется перед ликующей толпой. У трапа Бен отводит взгляд, протягивает руки Чубакке, тот стягивает их верёвкой. Я отказываюсь понимать, что происходит. – Это ещё что?! – кажется, это По. Рядом замер Финн со смесью ужаса и недоумения на выразительном лице. Бен не смотрит на них. По-прежнему не смотрит на меня. Его взгляд прикован к горделивой фигурке в серых одеждах. Он летел сюда сдаваться, понимаю я. Как политический пленник. И, кажется, готов к казни без суда и следствия. О Рийя, скажите, что он не прав. – Лея, он спас меня, – бросаюсь я на его защиту. Мне страшно. Что он такое придумал?! – Подойдите, – холодно отвечает Органа. Лицо её застывает маской. Наш экипаж сходит с трапа, мы останавливаемся в метре от неё – и люди вокруг замирают, создав круг. В полной тишине Бен смотрит матери в глаза. А потом становится на колени и склоняет голову. – Давай, – шепчет он. Беззащитная шея, открытая для удара меча. Тишина. – Давай, чего ты ждёшь? – кричит Бен, поднимая голову. По его лицу текут слёзы. У меня болит сердце, пожалуйста, прекратите это. – Я убил его, – Бен дрожит, брови горестно сведены, зубы оскалены. – Я чуть не убил тебя. Я – чудовище. И если ты в это тоже веришь – лучше убей. – и совсем тихо: – Давай... мама. И Лея со всхлипом падает на колени. Какое-то время, кажется, все плачут. А может, только мы втроём. Я закрываю рот ладонью, чтобы не завыть. Мать прижимает к себе сына, оплакивая всё сразу: мужа, отца, жертв войны, потерянное время. Победа отдаёт горечью для всех. Для них – особенно. – Хорошо, что ты вернулся, Бен, – голос Леи слегка дрожит, но достаточно громок и отчётлив. Так, чтобы слышали все вокруг. – Хорошо, что ты победил. – Рей спасла меня, – Бен наконец-то смотрит на меня. Так смотрит, что я заливаюсь краской. В этом взгляде и восхищение, и благодарность, и тоска, и что-то ещё, из-за чего меня как магнитом тянет к нему. – Рей сказала иначе, – Органа смотрит на меня с хитрецой. Она достаёт свой световой меч (меня на миг скручивает от ужаса), небрежно разрезает верёвки на запястьях сына и говорит: – Думаю, нам всем нужно отдохнуть.