Чаша Мердэна

             Сидеть на лошади и впрямь было больно. Каждое соприкосновение грешного места с седлом отдавалось болезненным эхом по всему телу. Мередит терпел и не показывал виду, рассудив, что если Дэн узнает о его мучениях, то откажется от близости на несколько последующих дней, а терять драгоценное время уединения, когда никто бы не подглядывал и не давал советов, очень не хотелось. Благо, лошадей они не гнали, ехали размеренно, потому Мередит стоически держал лицо, не морщился и не охал. Дэн внимательно приглядывался к нему и периодически спрашивал о самочувствии, но в ответ получал лишь деланно-легкомысленное фырканье. Наконец Дэн не выдержал показного мужества Мередита, остановился, достал одеяло из багажа и, невзирая на возражения, подстелил ему под зад. Сурово пригрозил:       — Иначе повезу тебя на своей лошади! Как девицу — перед собою.       Мередиту пришлось смириться с подстилкой, тем более сидеть стало мягче и удобнее.       После ночного дождя воздух посвежел, а солнце, прикрытое лёгкой пеленой облаков, не пекло столь нещадно, как накануне днём. Погода для путешествия верхом была безусловно комфортной, если бы не жаркие воспоминания о предыдущей ночи, томящие похлеще полуденного солнца. Мередит, прикрываясь полями шляпы, тайком бросал взгляды на Дэна, на его спину и плечи, к которым впервые посмел прикоснуться этой ночью; на его руки без перчаток, расслабленно держащие поводья, а ночью крепко держащие под бёдра; на улыбающиеся губы, ночью целующие до умопомрачения… Волна приятной дрожи прошла по телу Мередита, он почувствовал, как напряглись под одеждой соски, ставшие очень чувствительными после ночных ласканий. Интересно, а Дэну тоже понравится, если его поцеловать там?       Дэн, в отличие от Мередита, смотрел на него, не скрывая влюблённого взгляда, любуясь изящным всадником и пребывая в эйфории от осознания их взаимной принадлежности друг другу. Пусть они пока что не говорили о своих чувствах, но ведь и так всё было понятно: слова не нужны, когда души тянутся, а телá жаждут. Дэн тщательно гнал от себя тяжёлые мысли, омрачающие его счастье: какое будущее может быть у них с Мередитом? Они оба вне закона, он сам — преступник и изгой, а их запретная однополая любовь никогда не сможет быть открыта обществу. Но больше всего ему не давала покоя пренеприятная мысль, грызущая совесть словно прожорливый червь: это он самолично втянул Мередита в свои разбойничьи дела, поставил его по другую сторону закона, сломал мальчику благополучную жизнь…       На первом же привале, отобедав варёным молодым картофелем с маслом и сыром и в завершение трапезы налив горячего чаю в кружки, Дэн поднял беспокоящий его вопрос.       — Мередит, ты понимаешь, что значит та заметка в газете? Ты объявлен преступником. Но ещё не поздно пойти в полицию и объяснить, что к чему. Ты отдашь им кубок, твои археологи подтвердят, что это он и есть, а никакого золота не было и в помине. С тебя снимут обвинения в краже и отпустят. Ты отправишься снова на раскопки или же… домой в Лондон.       Мередит замер, не успев отпить чаю. Не перебивая, он выслушал осторожную речь Дэна, а потом просто взорвался. Вскочил на ноги, расплескал чай, обжёгся, зашипел и вскричал:       — Дэнис, ты то держишь слово, то не держишь! Этим утром ты сказал, что не намерен отдавать полиции ни меня, ни кубок, а сейчас заявляешь: «Бери кубок и иди сдавайся». Я тебя не понимаю!       Дэн честно ответил:       — Я сам себя не понимаю. Я не хочу, чтобы ты возвращался в Делшорк или на раскопки, и уж тем более в Лондон. Но я должен был это сказать.       Мередит недоумённо нахмурился.       — Зачем? Ты не хочешь, чтобы я уходил, но говоришь обратное! Неудивительно, что ты запутался со своими графинями и попал под суд.       Дэн сделал грозное лицо, хотя в душе был совершенно согласен с Мередитом.       — Как видишь, чтобы попасть под суд, необязательно совершать что-либо противозаконное! Похитили тебя, и тебя же выставили похитителем. Но у тебя, в отличие от меня, есть возможность не доводить дело до суда.       Мередит смягчился; он понял, что Дэн не хочет отпускать его от себя, а затеял этот разговор ради успокоения своей чувствительной совести. Неужели Дэн не видит, как ему с ним интересно? …как ему интересен сам Дэн и вся его жизнь — прошлая докторская, настоящая разбойничья и будущая неизвестная? В конце концов, разве Дэн не видит, как он… влюблён в него? Мередит, зардевшись от собственных мыслей, суетливо принялся обтираться от пролитого чая и наливать новый. Дэн помог ему, их руки столкнулись, перехватывая кружку, — чай снова пролился, обжигая пальцы. Мередит опять зашипел, Дэн торопливо поднёс его руку к губам, чтобы подуть, но вместо этого принялся самозабвенно её целовать. Каждый тонкий палец был им нежно обласкан, обцелован от костяшки до ногтя. Изумлённый Мередит, которому никогда в жизни никто не целовал рук, да ещё столь диковинным образом, любопытно склонился ниже, чем облегчил Дэну переход от пальцев к его губам. Впившись в сладкий рот и сомкнув крепкие объятия, Дэн уложил Мередита на траву и полулёг на него сверху, продолжая целовать податливые губы. Не отрываясь, прошептал ему в рот:       — Ты мой… Не отдам никому…       Мередит согласно промычал. Он уже освоился и научился отвечать на поцелуи, и теперь пытался забрать инициативу у Дэна, раздвигая языком его губы и проникая внутрь. Дэн великодушно позволил, с наслаждением обсасывая любознательный язык. Мередит был уверен, что далее случится то самое — Дэн овладеет им, ведь бедром чувствовалось его нарастающее желание, но, увы, Дэн ограничился поцелуями. Ну разумеется, заботливый доктор не посмел усугублять мучения пациента, которому предстояло ещё полтора дня трястись в седле! Впрочем, глубокие чувственные поцелуи тоже доставили немалое удовольствие, и Мередит, продолжая путь верхом, ещё долго облизывал припухшие губы и поправлял возбуждённое достоинство, настырно торчавшее в брюках.              За день они покрыли довольно большое расстояние, несмотря на то, что двигались не спеша и делали частые короткие привалы. Леса сменились пустынными холмами, всадники миновали скалистый хребет, переправились через реку, вновь углубились в леса. На пути им встретились две деревни и небольшой город, они пополнили запасы провианта и поужинали в придорожной харчевне. Благоприятная погода позволяла ночевать под открытым небом, поэтому решено было двигаться до самых сумерек, присматривая удобное место для ночлега.       Остановились они на берегу небольшой речки, прельщённые стогом свежего сена, стоящего посреди выкошенного луга. Две мили назад они миновали маленькую деревню — очевидно, сено было заготовлено тамошними крестьянами. Расседлав и напоив лошадей, Дэн отпустил их на выпас и занялся обустройством ложа в стогу. Они оба с Мередитом сильно устали за этот длинный день, хотелось скорее лечь спать, и даже не было желания разводить костёр для приготовления вечернего чая. Вкусный ужин в харчевне хорошо их насытил, поэтому они лишь умылись и завалились спать, завернувшись в одеяла и зарывшись в душистое сухое сено.              Утро следующего дня поприветствовало путников объятиями вязкого душного тумана. За несколько ярдов от стога, в котором они угнездились, ничего не было видно — висела белёсая живая пелена. Дэн спросонья испуганно сел, вспоминая: привязал ли вечером лошадей, и не придётся ли потом искать их в тумане. Вдобавок обнаружилось, что Мередита рядом нет. Дэн сгоряча выругался: вот кудрявый непоседа, завёл привычку пугать с утра! Но его тревога не успела набрать силу, как вдруг из тумана послышался смешливый голос Мередита:       — Не сквернословь!       Обнажённый Мередит юркнул к нему под бок, прижавшись мокрым телом.       — Я искупался, вода необычайно хороша!       Дэн облегчённо выдохнул, укутал его в одеяло и поцеловал в нос.       — Ты и впрямь лягушонок: холодный, мокрый и длинноногий. Наверняка и плаваешь так же стремительно.       Мередит довольно хмыкнул: слова и забота Дэна ему очень нравились.       — Я плаваю гораздо лучше, чем лягушка. Надеюсь, нам попадётся озеро, где я смогу тебе это доказать.       — Возможно, в недалёком будущем бивуак нашей компании окажется на берегу моря, ведь мы движемся в том направлении. Брая тянет к морю, он служил на флоте, а Пол с Рэем никогда не видели моря, им хочется посмотреть.       Мередит обрадовался.       — Я бывал на море, но то был Бриксхем — курорт, а какое это море, когда в нём людей, словно на Трафальгарской площади? А давай сразу направимся к побережью! Захватим корабль и будем пиратствовать! Ты будешь капитаном, — милостиво разрешил он.       Дэн рассмеялся.       — Ребята нас ждут в Ремдале, пиратствовать пока что будем на суше, ну а потом… посмотрим.       Он шутливо подмигнул и сильнее прижал подрагивающего Мередита к себе. Тот завозился, строптиво выпутался из его рук, скинул с себя одеяло и неловким прикосновением огладил Дэна в паху. Не пряча стыдливо-наглого взгляда, придирчивым тоном поинтересовался:       — Ты ведь всегда держишь своё слово? — И получив утвердительный кивок, выпалил: — Ты обещал ебать меня каждый день.       От слов, произнесённых собственным языком, щёки у него вспыхнули — всё-таки он был образованным юношей, воспитанным чопорным обществом, где совершенно недопустимым считалось говорить о своих постыдных плотских желаниях, да ещё в столь грубой форме. Дэн видел, как Мередиту было непросто это сказать, но упрямый мальчик демонстрировал свой прямолинейный характер и не желал следовать требованиям хорошего тона. Дэн и сам хотел Мередита до безумия (ебать, сношать, любить…), ночь в гостинице не выходила из его головы весь предыдущий день, беспрестанно мелькая перед глазами страстными сценами, да так, что он не всегда замечал, куда следует его лошадь. Но он помнил и то, как утром Мередит сидел в седле, ёрзая и морщась, думая, что Дэн этого не замечает.       — Мередит, нам ещё целый день ехать. Я сдержу слово, но отложу исполнение обещания до вечера.       В ответ он получил категоричное «Нет!», сопровождаемое расстёгиванием его брюк. Прохладная ладонь обхватила дремлющий член и неумело, но настойчиво потеребила его. Уверенность Дэна поколебалась. Следующие слова Мередита смели все его сомнения подчистую.       — Я помылся и хорошо почистился… там. И даже смазался маслом. Дэн, я хочу, чтобы ты целиком вошёл в меня.       Дэн тоже этого хотел. Неимоверно! Более не сомневаясь, он быстро спустил свои брюки, положил Мередита на бок, к себе спиной, и проник пальцем в его смазанное отверстие. Торопливо, но аккуратно подготовил его, добавляя пальцы и растягивая тугой вход, и заодно лаская его член. Собственный член уже стоял навытяжку, предвкушая полное погружение в вожделенные глубины робко оттопыренного зада. Смазав себя слюной, Дэн осторожно всунул скользкую головку в Мередита и, чувствуя его болезненное напряжение, стал продвигаться вперёд медленно и плавно, продолжая ласкать его член.       — Мередит, дыши. Я почти весь в тебе… ещё немного осталось.       Последним усилием он погрузился полностью, плотно прижавшись бёдрами к его упругим ягодицам.       — Вот и всё. Как ты?       Мередит протиснул руку между их тел и убедился в правдивости слов Дэна. Хрипловато ответил:       — Мне кажется, будто весь мой живот заполнен тобою, Большой Дэн.              К тому времени, как они, лохматые и блаженные, выбрались из порядком разваленного стога, туман начал рассеиваться, стали видны пасущиеся лошади и тихая речка с задумчивой цаплей. От весёлого визга Мередита, подхваченного на руки Дэном, цапля встрепенулась и улетела, а Дэн понёс Мередита снова купать.       Оказалось, что в багаже у Дэна была припасена рыболовная леска с крючками, и после утреннего чаепития они занялись ловлей рыбы. Мередит оказался рыбаком неусидчивым, потому что сидеть он попросту не мог, а стоять на одном месте ему быстро надоедало. Облачённый в одну лишь сорочку, еле прикрывающую зад, он пританцовывал на берегу, чесал свои голые ноги, отмахивался от жужжащих оводов и щедро делился знаниями с благодарной аудиторией в лице счастливого Дэна, рассказывая ему про устройство рыбьих жабр, про разновидности чешуи, о преимуществах шёлковой лески перед волосяной, об ископаемых костяных крючках, о методах завязывания узлов, изготовлении стальной проволоки и… заткнуть бесконечный поток его обширных знаний представлялось возможным лишь с помощью поцелуев, что Дэн периодически и проделывал. Мередит после этого умолкал на пару минут, переводил дыхание, облизывался и находил новую тему, как ему думалось, для развлечения скучающего Дэна. Дэн не скучал, он, ошалевший от переполнявших его чувств, невидящим взором смотрел на поплавок из гусиного пера, наслаждался красивым голосом Мередита и обдумывал их будущую совместную жизнь за границей. Нужно дать Мередиту время выучиться дома, в Англии, а самому выправить фальшивые документы, уехать на континент, обустроиться и ждать приезда Мередита. Только так они смогут быть вместе. Во Франции или Италии они смогут жить, не особо скрывая свою любовь, ведь в тех странах отношение к содомитам было гораздо более терпимым, чем в пуританской Англии, где мужеложство строго осуждалось обществом и сурово каралось законом. Осталось придумать, как реабилитировать Мередита и вернуть кубок археологам. Только вот досада: отдавать кубок не хотелось. И не потому, что он представлял материальную ценность — конечно, нет. Дэну он стал дорог лишь из-за Мередита, — он видел, как мальчик зачарован необычной находкой и как трепетно относится к ней. А ещё… а ещё Дэн верил, что люди, изображённые на кубке, это они с Мередитом, только много-много жизней назад. Недаром они были так поразительно схожи внешне, и именно кубок связал их вновь.       Это утро выдалось поистине прекрасным. На наживку из толстого овода позарилась прожорливая щука — да не маленький щурёнок, а вполне крупная хищница: весом фунта полтора, а то и все два. Дэн оглушил её палкой, выпотрошил, посолил и обмазал толстым слоем глины, обнаруженной невдалеке на обрывистом размытом берегу. Мередит с интересом смотрел за «туземным» способом приготовления рыбы, сопровождая сей процесс увлекательным рассказом о древних египтянах, достигших в деле мумификации трупов неплохих, с его точки зрения, результатов. Глиняный «саркофаг с телом» зарыли в горячие угли, а поверх снова развели костёр.       Предвкушая столь аппетитный завтрак, Мередит соизволил надеть брюки, и его ожидания оказались не напрасны. Когда разломили корку спёкшейся глины, отвалившейся вместе с рыбьей чешуёй, оттуда пахнуло умопомрачительно вкусно и показалась белая мякоть щучьего бока.       Горячую рыбу они съели вприкуску с хлебом, мыча от удовольствия и облизывая пальцы, при этом умудрялись дурачиться, по очереди потчуя друг друга сочными бескостными кусочками, подносимыми к самым губам.       Погасив костёр и собираясь продолжать путь, Дэн внезапно занялся странным делом: большой пучок сена он обернул в одеяло и крепко примотал верёвкой к седлу Мередита, сооружая мягкое сидение для его больного зада. Тот возмутился:       — Я не поеду на этом! Это кресло какое-то, а не седло! Дэн, я выпаду из него!       Дэн молча оседлал его лошадь, укоротил стремена, вспрыгнул в усовершенствованное седло и сделал круг по лугу, проверяя надёжность крепления. Остался доволен своим изобретением.       — Мередит, мы едем по безлюдной местности, никто не будет показывать на тебя пальцем и смеяться. Разумеется, перед встречей с ребятами мы вернём седлу обычный вид.       Мередит надул губы и, всем своим видом изображая, что делает Дэну огромное одолжение, уселся в «кресло». Однако он быстро смирился с нелепым видом седла: ехать оказалось вполне удобно.              К двум часам пополудни они добрались до Нолла — небольшого города на границе Шотландии и Англии, значившимся одним из обязательных пунктов их пути. Его можно было бы и объехать, но грех было упускать возможность отобедать жареным мясом, тушёными овощами и выпить чаю с молоком и пудингом. Перед въездом в город Мередит настоял, чтобы его седло приняло вид, не привлекающий изумлённого человеческого взора и не вызывающий желания строить глупые домыслы. Дэн убрал подстилку. Пусть они с Мередитом были знакомы пока что меньше недели, но он уже успел усвоить, что в вопросах не особо принципиальной важности с ним лучше не спорить — напрасно потеряется время. В Нолле они сытно и вкусно пообедали, проехались по его мощёным улицам, оценили скромную архитектуру домов и величие старой церкви. В винной лавке купили бутылку сливового вина для распития вечером у костра, а у молочника купили сыра и восполнили запас масла, с недавних пор имеющего в их хозяйстве не только пищевое назначение.       Покинув Нолл и переправившись через реку по древнему каменному мосту, они тем самым попрощались с Шотландией, оставшейся по ту сторону реки. До пункта их конечного назначения — Ремдала, оставалась треть пути, и достичь его можно было уже к вечеру, но Дэн объяснил, почему торопиться не нужно.       — Где остановились наши ребята, мы не знаем. Провожатым назначен Харви, он нас будет поджидать в таверне «Слепой монах» с завтрашнего утра — мы с ним так договорились. Поэтому нам лучше переночевать, не доезжая Ремдала, а утром встретиться с Харви.       Как оказалось, оставшийся отрезок пути им предстояло пройти по живописной гористой местности, перемежаемой буйно цветущими лугами и журчащими ручьями. Мередит наслаждался раздольем, направляя свою молодую лошадь то вскачь по разнотравью, то по руслу ручья, то взбираясь на вершины холмов, с которых открывались захватывающие дух природные виды. Дэн тоже пытался любоваться пейзажами, но одурманенный взор словно магнитом притягивался к единственному объекту восхищения, наделённому сияющими глазами и раздуваемыми ветром кудрями.       Проезжая мимо высокого отвесного утёса и возжелав забраться на его поросшую деревьями вершину, Мередит переобулся в свои любимые удобные сапоги и, не слушая предостережений Дэна о незажившей ноге, упорно полез вверх по боковому пологому склону скалы, цепляясь руками в перчатках за камни и корни деревьев. Дэн раздосадованно сплюнул, привязал лошадей и направился за Мередитом.       Добравшись до вершины, они, взмокшие и тяжело дышащие, раздвинули ветви деревьев и вышли на край обрыва. Предвкушение Мередита не обмануло: со скалы открывался потрясающий вид вдаль, вплоть до окрестностей покинутого ими несколько часов назад Нолла. Самого города не было видно, его закрывала сосна, сквозь её хвою виднелся только шпиль церкви, блестевший в лучах вечернего солнца. Мередит потянулся, чтобы убрать мешающие обзору ветви, сделал шаг вперёд — к самой кромке скалы, кожаная подошва сапога поскользнулась на мелких камешках, и Мередит неминуемо бы сорвался вниз, но благодаря Дэну, не сводившему с него глаз, оказался мгновенно подхвачен и утянут прочь от края. Увы, то ли дьявольская скала жаждала человеческой жертвы, то ли супротив коварных мелких камешков вся обувь была равна — и модные сапоги Мередита, и грубые охотничьи ботинки Дэна — но, оттянув от пропасти Мередита, Дэн сам не удержался, съехал и сорвался за край. Он успел ухватиться за выступающий краевой камень, однако пальцы соскользнули с его покатого мшистого бока. Но этого мига хватило Мередиту для стремительного рывка, чтобы упасть грудью на камни, перехватить руку Дэна и вцепиться в неё обеими своими руками.       — Дэнис! Не смей падать!       Разумеется, Дэн не имел желания падать. Он висел, удерживаемый за кисть и запястье тонкими скрипичными руками Мередита, и тщетно искал ногами опору на каменной стене. Опоры не было. Дотянуться второй рукой до края не представлялось возможным и зацепиться за что-либо другое — тоже. Мередит с натугой крикнул:       — Другой рукой держись за меня, я тебя вытяну!       Дэн послушался и схватился за запястье Мередита выше перчатки, хоть и не представлял, как он сможет его вытянуть. Как вообще Мередит его держал? Ведь он легче весом! Мередит сам прояснил этот вопрос:       — Я ногами держусь за что-то.       Он поднатужился и попытался ползти назад, вытягивая Дэна, но сил явно не хватало. Казалось, что суставы вот-вот не выдержат, и руки оторвутся вместе с Дэном. Ну уж нет! Он напряг голени, чтобы подтянуться своими сильными ногами, и застонал от резкой боли в незажившей ступне.       У Дэна от услышанного стона сжалось бешено бьющееся сердце: мальчик держится больной ногой. Он понимал, как мало надежды, что Мередит его вытянет. Вот если была бы опора под собственными ногами, чтобы облегчить свой вес, чтобы оттолкнуться, чтобы помочь… Он ещё раз пошарил ногами по скале, но не попалось ни выступа, ни трещины, ни корневища. Дэн через плечо посмотрел вниз — внизу были кусты, деревья и камни. Высота — словно смотришь с церковной колокольни. Выжить после падения вряд ли возможно. Но другого выхода не было. Всё равно Мередит не сможет держать его долго, у него ослабнут или руки, или ноги, и, не дай бог, он упадёт вместе с ним. Дэн разжал руку, которой сам держался за Мередита.       — Отпусти меня. Я не разобьюсь, я упаду на деревья, их ветки смягчат приземление.       Мередит всхлипнул и заругался:       — Не говори ерунду! Ты убьёшься! Я не отпущу тебя! Держись!       — Мередит, я преступник, разбойник, я всё равно обречён! Брось меня! Вспомни, как я тебя изнасиловал!       Дэн нарочно злил Мередита, но в ответ тот лишь прохрипел не то со смехом, не то со слезами:       — Как честный человек, ты женишься на мне! — И уже с явными слезами добавил: — Дэн, если ты упадёшь, я брошусь за тобой, клянусь.       Дэн не мог этого допустить. Пришлось снова ухватиться за него обеими руками.       — Мередит, замри и молись. Я попытаюсь влезть по твоим рукам.       Подтягиваясь и сжимая пальцы железной хваткой на тонких мальчишечьих руках, облачённых в сюртук и сорочку, слыша треск ткани и невнятные слова молитвы, Дэн вскарабкался до края обрыва и неимоверным усилием закинул ногу на камни. Он отцепился от Мередита лишь после того, как вполз и улёгся рядом с ним. Мередит не двигался, так и лежал ничком, его онемевшие руки бессильно свисали вниз, и только губы шевелились, читая… периодическую систему химических элементов.       — …пятьдесят один — сурьма, пятьдесят два — теллур, пятьдесят три — иод…       Дэн потормошил его за плечо, перечисление элементов прервалось стоном.       — Мередит, всё, всё… я тут…       Дрожащими от слабости руками он приобнял его за плечи и уткнулся лицом в волосы.       Лежали они долго, отходили от пережитого ужаса и приходили в себя. Наконец, с болью в конечностях и стоном на губах они поднялись и стали спускаться со скалы. Мередит не мог ступать вновь разболевшейся ногой, а Дэн не мог нести его на руках ввиду крутого каменистого спуска, но он, как мог, придерживал его и, идя впереди, подавал руку. Местами Мередит спускался, съезжая задом по траве и земле, остальной путь он проделывал ползком на коленях. Достигнув подножия утёса и в обнимку доковыляв до лошадей, они, обессиленные, вновь улеглись на земле. Очень хотелось пить. Дэн достал из багажа флягу с водой. На глаза попалась купленная в Нолле бутылка сливового вина, предназначенная для романтического вечернего ужина у костра. Рассудив, что в данный момент вино полезнее, Дэн откупорил его, отхлебнул и направился лечить Мередита. Тот лежал, раскинувшись на траве, разметав кудри и уперев светлые глаза в небо, грязный как чёрт и красивый как ангел. Ангел-спаситель. Дэн опустился перед ним на колени, приподнял его голову и поднёс горлышко бутыли к искусанным губам.       — Мередит, пей, это вино. Вкусное.       По глотку он постепенно влил полбутылки в Мередита, а полбутылки выпил сам. В голове и теле полегчало. Мередит сел, осмотрел свою грязную, местами порванную одежду и неожиданно пустил слезу.       — Мои сапоги…       Да, к сожалению, объект зависти Рэя — красивые сапоги благородного цвета бистр оказались сильно поцарапаны, ведь во время спасения Дэна Мередит держался ступнями за острые камни и корни сосны. Дэн обнял его и погладил по пыльным волосам. Он знал, что слёзы — это последствия пережитого волнения, пусть мальчик поплачет. На краткий миг он представил, как плакал бы Мередит над его переломанным бездыханным телом. Или не плакал бы, а лежал окровавленный рядом… Душу обуял холод. Дэн встряхнулся: они оба живы! Нет места скорби!       — Мередит, давеча ты сказал про женитьбу. Я честный человек, и я женюсь на тебе! Ты согласен?       Мередит всхлипнул последний раз, пьяно посмотрел на Дэна, икнул и согласился. Но с условием.       — Если новые сапоги мне купишь.       Дэн облегчённо рассмеялся. Мередит тоже улыбнулся, снял перчатки и вытер мокрые глаза.       От злосчастной скалы они отъехали на несколько миль, прежде чем им на пути повстречался ручей, где они смогли помыться, переодеться в чистое, развести костёр, перекусить, выпить чаю и отдохнуть. Они почти не разговаривали и не обсуждали случившееся, несмотря на то, что оба всё ещё переживали испытанный друг за друга страх. Вдобавок Дэну казалось, что Мередит на него обижен. Вот только за что?              Мягкое вечернее солнце и лёгкий ветерок ласкали тело сквозь рубашку, вокруг трещали кузнечики, в бескрайнем небе висели редкие клочки облаков, и высоко-высоко парил коршун. Дэн лежал спиной на тёплой земле, наблюдал за пернатым хищником в небе и украдкой посматривал сквозь траву на Мередита, расположившегося неподалёку и что-то плетущего из луговых цветов. Выглядел он при этом словно пастушок, сошедший с пасторальной картины: с ромашками во рту, босоногий и лохматый, одетый, как и Дэн, в одну лишь сорочку и кальсоны.       — Мередит, что ты делаешь?       Не повернув головы, тот вынул цветы изо рта и буркнул:       — Поминальный венок для тебя.       Дэн выплюнул травинку, которую жевал. Неуверенно возразил:       — М-м… я же ещё живой.       Мередит отреагировал на его слова нервным подёргиванием плеч и сердито фыркнул:       — Это случайно. Ведь ты же хотел умереть.       Дэн вздохнул: понятно, Мередит дулся на него за ту просьбу — разжать руки и дать ему упасть. Глупыш.       Доплетя венок, Мередит прихромал к Дэну и, изобразив скорбный вид, встал перед ним на колени. Возложил венок ему на грудь, сложил руки в молитвенном жесте и произнёс:       — Боже, Ты видишь нашу скорбь из-за того, что внезапная смерть унесла из жизни нашего брата Дэниса, яви Своё безграничное милосердие и прими его в Свою славу. Через Христа, Господа нашего. Аминь.       Мередит перекрестился и поднялся с намерением уйти. Вот же комедиант бродячего театра! Дэн приказал:       — Стой! Сядь. Сюда. — Он похлопал себя по животу выше пояса кальсон.       Мередит нерешительно остановился, почесал больной ногой здоровую, ухмыльнулся и всё-таки сел. Но сел не на указанное место, а ниже — на пах. Поёрзал задом по гениталиям Дэна, склонился к его лицу и невинно спросил:       — Покойный что-то хотел сказать?       Да, «покойный» Дэн хотел ему объяснить, почему он настаивал на собственном падении, но возбуждающее ёрзанье сбивало его с мыслей.       — Мередит, если бы я не разжал руки… в смысле, если бы ты… то мы вместе могли бы упасть… а я не мог этого допустить… уж лучше я один…       Мередит, не прекращая развратных движений бёдрами, кивал головой, словно фарфоровый китайский болванчик, и смотрел смешливыми глазами на запинающегося Дэна. Выслушав невнятное объяснение, он задумался и вдруг произнёс:       — Допустим, ты бы не погиб, но остался на всю жизнь неходячим калекой. И вечно лежал бы — вот так, как сейчас. Ты бы мог меня… любить? — Его взгляд при этом стал серьёзным, он ждал ответа.       Не менее серьёзно Дэн ответил:       — Я так понимаю, ты спрашиваешь про физиологические возможности? Это зависит от того, полный паралич или же нет, какой отдел позвоночника повреждён… Но ведь дело не только в этом… Мередит, а ты мог бы меня любить… такого? Обездвиженного, беспомощного и ненужного?       Ни секунды не раздумывая, Мередит ответил:       — Глупейший вопрос! Уж если я терплю твою ужасную колючую бороду, то стерплю и паралич. Главное, чтобы твои мозги работали. Ну и… желательно, чтобы работало ещё кое-что…       Сдерживая улыбку, Мередит надел «поминальный» венок себе на голову, упёрся ладонями в грудь Дэна и продолжил его возбуждать, скользя промежностью по наливающемуся члену. Взор его становился всё более жаждущим, щёки порозовели, на тонком хлопке натянувшихся кальсон проступило влажное пятно. Дэн и хотел бы не доводить дело до совокупления (ведь Мередиту предстояло ещё несколько часов ехать в седле), но тело, разбалованное предыдущими сладострастными соитиями, горело желанием, а разум дурманился мыслью, что вот сейчас, возможно, воплотится сцена, изображённая на древнем кубке, где кудрявый юноша гарцевал на лежащем бородатом мужчине. Несомненно, подобная любовная позиция требовала от «наездника» определённого опыта — Дэн это знал, ему не единожды доводилось грешить с распутными женщинами. У Мередита было крайне мало опыта, зато желания познавать всё новое — хоть отбавляй. Всего три добровольных соития ему довелось познать, и он, вначале робко принимающий, с каждым разом всё более уверенно подавался навстречу движениям Дэна, раскрываясь и отдаваясь с явным удовольствием. Помня это, Дэн рискнул предложить.       — Мередит, если когда-нибудь, не приведи Господь, мои руки и ноги станут бессильны, и только в одном я останусь силён… но ты, хвала Господу, не бросишь меня… ты же понимаешь, что в таком случае тебе придётся всё делать самому? И подготовить себя, и… хм-м, оседлать меня, и… скакать?       У Мередита во взгляде сверкнула шальная искра: Дэн бросает ему вызов? Вместо ответа он встал, стянул с себя кальсоны, сунул два пальца в рот, облизал их и завёл руку за спину. К Дэну он намеренно не поворачивался спиной, дразня и распаляя его интерес. С непривычки он растягивал себя довольно долго, добавляя слюну и не удовлетворяясь результатом. Дэн ни на миг не отрывал взора от чувственного зрелища, изнемогал от нетерпения, но не смел торопить — пусть мальчик познаёт своё тело. Созерцая его приоткрытые губы, ромашки в завитках волос, разведённые голые ноги и покачивание налитóго члена под сорочкой, Дэн еле сдерживал руки: хотелось облегчить ожидание и прикоснуться к своему изнывающему органу. Вдобавок утренние жгучие воспоминания о тонком теле, принявшем в себя толстый член целиком, разогревали и без того бурлящую кровь.       Наконец Мередит добился податливости анальных мышц: три пальца проникали внутрь без затруднений и боли. Но тут у него возникла загвоздка: возможно ли обойтись одной лишь слюной и без масла? Спрашивать об этом он посчитал излишним: если что не так — заботливый доктор подскажет сам. Он снова сел на Дэна, но не на прежнее место, а на ноги. Развязал тесёмку его кальсон, стянул их вниз, поставил стоймя тяжёлый член, сплюнул себе на пальцы и размазал слюну по горячему твёрдому стволу, перевитому набухшими венками, и по гладкой упругой головке, и без того влажной от выступившего предсемени. Держать в руках член Дэна казалось действом чуть ли не более интимным, чем ощущать этот самый член собственным нутром. Впечатления были необычайные: словно какое-то живое существо — крупное и упитанное — доверчиво грело ладонь. Мередит, проверяя «существо» на твёрдость, сжал пальцы сильнее, на что последовали стон и мольба:       — Мередит, изверг, не томи немощного калеку. — И заговорщическим шёпотом Дэн посоветовал: — Смажь меня обильнее.       Мередит послушался и добавил слюны. Дэн, следя одурманенным вожделеющим взглядом за манипуляциями его изящных пальцев, одобрительно кивнул. Мередит привстал на коленях, сместился вперёд и завис над лоснящимся членом. Придерживая его рукой, он приставил головку к подготовленному отверстию и попробовал надеться. Ничего не получилось: головка, безуспешно тыкаясь, не входила. Мередит упрямо сжал губы, крепче обхватил скользкий от слюны член, шире развёл ноги и сумел-таки протолкнуть его в себя. В запале он слишком резко опустился, вобрав член почти по середину ствола, тем самым причинив боль не только себе, но и Дэну. Совместный болезненный стон слегка охладил его пыл. Дэн, играя роль беспомощного сластолюбца, не помогал ему, лишь вразумлял:       — Тише, тише… не торопись. Плавно раскачивайся вверх-вниз, постепенно присаживаясь. Как почувствуешь боль — замри, дай телу обвыкнуть, а потом продолжай.       Мередит нахмурил брови: дескать, сам разберусь. Но к советам Дэна он всё-таки прислушался, и дальнейший процесс проникновения прошёл как по маслу, хотя и без оного. Целиком приняв член в себя и обойдясь лишь малой болью, Мередит облегчённо выдохнул, удобно усадил зад на бёдрах Дэна и снова упёр ладони в его грудь. Сквозь ткань сорочки явно прощупывались напряжённые соски, и он не преминул поласкать их пальцами, помня, как это проделывал с ним Дэн. Их взгляды, как и тела, неотрывно сцепились, предвкушая страстное любовное празднество. Приподняв зад и ощутив безболезненное скольжение внутри себя, Мередит осмелился приступить к «аллюрам». Начал он, как и полагается, с шага. Медленно поднимая и опуская бёдра, он приноровился и перешёл от размеренной поступи к рыси. Взгляда от лица Дэна он при этом не отводил, требуя одобрения своим действиям, и получал его в изобилии. Самостоятельные движения пришлись ему по душе: склонная к экспериментам натура познавала глубину проникновения члена, частоту фрикций, угол наклона, силу сжатия мышц, возможность отклонения от прямолинейной траектории, а главное — как это всё влияет на получение и доставление удовольствия. Увлёкшись изысканиями, Мередит не заметил, как перешёл на галоп, вскидывая зад резко и быстро, стремительно несясь к финишу.       Дэн чувствовал, как Мередиту нравится предоставленная возможность верховодить, как он наслаждается свободой, отдаваясь сполна и жадно беря. Никогда не было у Дэна равных Мередиту любовниц: раскрепощённых и смелых; никогда он не испытывал подобного упоения от плотских утех, никогда он не был так счастлив и, как он теперь понимал, никогда до этого он не был по-настоящему влюблён.       Мередит излился первым, испачкав свою сорочку и уронив с кудрей рассыпавшийся венок. Двигаться он не прекратил, лишь замедлил бег, сжимая Дэна горячим нутром и ведя его за собой на вершину блаженства. Ощутив в себе долгожданную пульсацию, он, обессиленный и безмерно довольный собою, упал на грудь Дэна. Экзамен сдан на отлично.       Дэн обнял его и прижал к своей груди, вздымающейся от бурного дыхания и наполненной биением влюблённого сердца. С деланным сожалением он произнёс:       — Чёрт! Если бы я разбился и остался лежачим калекой, то получал бы подобное наслаждение регулярно! А так, увы, вряд ли ты будешь баловать меня часто.       Мередит промолчал, потому что не хотел портить такой прекрасный момент, называя Дэна идиотом.              Разморённые, они так и уснули в обнимку, и проспали час-два, пока солнце не стало касаться верхушек деревьев.       — Мередит, тут будем ночевать или дальше поедем?       Мередит зябко поёжился и плотнее прижался к горячему Дэну.       — Мы же поспали, а до темноты успеем проехать ещё несколько миль. Поедем.       Дэн согласился:       — Поедем.       Тем не менее вставать не хотелось, приятные воспоминания разнежили их тела. Дэн, поглаживая обнажённые ягодицы Мередита под задранной сорочкой, шутливо спросил:       — Так что, бороду мне сбривать, раз она тебе так ненавистна?       Мередит, пребывая в благодушном настроении, разрешил пока не бриться, мотивируя свою волю следующим заявлением:       — Какой же разбойник без бороды? — Потом подумал и добавил: — А вот когда мы будем жить в Лондоне, и ты станешь уважаемым доктором, тогда, конечно же, ты побреешься, оставив только усы. Хотя нет, усы я тоже не люблю.       Противореча словам, его рука ласково прошлась по заросшим щекам Дэна, шаловливо нажав кончиком пальца на впадинку на подбородке. Дэн удержал ласкающую руку за запястье и осторожно поднял на ней рукав. Всё предплечье и даже плечо выше локтя были густо покрыты тёмными синяками. Разумеется, вторая рука была не лучшего вида. Бедный мальчик… Дэн поцеловал страшные следы. Спаситель мой…