Чаша Мердэна

             Казалось, заброшенный дом благосклонно принял новых жильцов. Первая ночь прошла в тишине и тепле, дом лишь поскрипывал и потрескивал, натопленный впервые после многих лет запустения, да шуршали мыши под полом. Утром на крыше стрекотали любопытные сороки, прельщённые возможностью поживиться чем-либо съестным. Рыжий Рэй, не терпящий подлецов, ворующих его честно украденную добычу — пусть то были всего лишь куриные косточки, оставшиеся после ужина, — выстрелил по сорокам из револьвера. Мало того, что позорно промахнулся, так ещё и Дэн отчитал, и Брай издевательски обсмеял, и Мередит ехидно ухмыльнулся. Причём реакция Мередита разозлила больше всего. Рэй взъелся.       — А кто стрелял по той взрывающейся бутылке на крыше Иннса?! Ты же сам сказал, что стрелял не ты, а Дэн! Потому что ты бы не попал! Вот и молчи!       Молчащий Мередит и дальше продолжил бы молчать, если не приказ Рэя. И опять сцепившихся в драке мальчишек пришлось растаскивать Дэну и Браю, и опять Рэй был отправлен за дровами, а Мередит, ввиду хромоты — снова в помощники Майре. Рэй хлюпал разбитым носом, но был доволен, что избежал унизительной девичьей участи — кухарничать.              Мередит чистил картофель для обеда, потирал саднящее колено, пострадавшее в драке, и думал о давней трагедии, произошедшей в доме. С утра они с Полом успели исследовать чердак, где обнаружили старые холсты — натянутые на рамы и просто свёрнутые рулонами, а ещё тюбики засохших красок, сломанный мольберт и пыльные папки с угольными набросками и пастельными рисунками — однозначно, хозяин дома был художником. Деревенские пейзажи, портреты крестьян, пасущийся скот, играющие дети… Значительная часть работ изображала молодую девушку: светловолосую, ясноглазую и явно любимую. Про любимую — это заключил Дэн, когда ему показали рисунки. Мередит возразил:       — С чего ты решил? Обычные портреты. Ну, сидит она, лежит, читает книгу, смотрит вдаль… И что? Где ты тут увидел любовь художника к натурщице? Ни единого интимного намёка! Она не обнажена даже.       Дэн улыбнулся и пояснил:       — Она не обнажена, потому что они ещё не были повенчаны. — И добавил с грустинкой: — А после венчания он уже ничего не успел нарисовать… Он любил её — это совершенно точно.       Мередит пренебрежительно фыркнул, выражая своё отношение к церковным законам о целомудрии и браке. Если двое искренне любят друг друга, то зачем сдерживаться в проявлении чувств? Однако он не стал озвучивать свою мысль вслух. Ведь их-то с Дэном не пугает расплата перед Господом ни за своё прелюбодеяние, ни за содомский грех, ни за свершение оного греха во всеувидение. Мередит вспомнил вчерашнее купание в озере, и щёки его потеплели. Чтоб отвлечься от волнительных воспоминаний, он ещё раз пересмотрел рисунки.       — Дэн, как думаешь, можно сделать вывод о сумасшествии художника по его работам? Я не вижу никаких признаков. Всё правильно, по канонам, тщательно прорисовано… Скучно.       Дэн согласился:       — Да, я тоже не наблюдаю ни нервозности в процессе рисования, ни перемены настроения в разных работах, ни странных сюжетов, ни жестокости, ни уродства, ни тоски, ни смерти… Видно, что ему нравилось изображать жизнь простых людей и сельские виды. Вот только почему он поселился не в деревне или в Ремдале, а в одиноком доме в лесу?       Мередит опять фыркнул.       — Это как раз понятно: в лесу идиотов меньше. Хотя… и здесь они встречаются.       Он красноречиво посмотрел в сторону Рэя, ругавшегося на сорок и грозившего им револьвером.       Дэн усмехнулся на слова Мередита и вновь обратил его внимание на рисунки.       — Посмотри, как любовно изображена её рука: каждый пальчик, ноготок прорисован. Её шея, волосы, уши, губы… Если я был бы художником, я так же рисовал бы тебя, — признался Дэн.       У Мередита вновь прихлынула кровь к щекам. Признание Дэна оказалось очень приятно. Дабы избежать окончательного раскисания, он собрался с мыслями и предположил:       — Считаешь, что он убил её в приступе ревностного гнева?       Дэн оторвал взгляд от портрета и удивлённо посмотрел на Мередита.       — Ты что, в предположение Брая поверил? Что новобрачная оказалась не девственницей, поэтому супруг зарезал её прямо на брачном ложе?       Мередит поджал губы и неуверенно кивнул.       — М-м… да. Разве эта версия неправдоподобна? Он был влюблён, долго ухаживал, сделал предложение, помолвка, венчание… Он был уверен в её невинности, и тут выясняется…       Дэн перебил:       — Выясняется что? Что после их первого любовного акта простыня не оросилась кровью? Какое средневековое заблуждение! Художник, как правило, человек образованный, он не мог не знать, что в таких случаях кровь бывает не всегда. Надо полагаться на ощущения! А ещё лучше — верить той, кого ты избрал в спутницы жизни. Кстати!.. А ведь на остатках матраса были следы крови! Сложно судить по тому рванью, что осталось от матраса, но мне показалось, что крови слишком много…              Задумчиво снимая картофельную кожуру наподобие серпантина, Мередит размышлял о словах Дэна и о странном расположении кровавых пятен. Он расспросил Брая о том, что ему известно, но тот ничего не смог добавить к уже рассказанному. Только стали понятны примерные временны́е рамки: смерть хозяина дома и его юной супруги случилась лет восемь-десять назад.       К тому времени, как была дочищена последняя картофелина, Мередит придумал способ разузнать у местных жителей о давнем событии. Из задумчивости его вывел крик Майры.       — Мерри! Чёрт! Ты зачем весь мешок картошки почистил?! Куда её столько девать?              После плотного обеда, состоящего из густого картофельного пюре с поджаренным луком и сырной подливой, гордо названной Майрой «сырным соусом бешамель», Мередит собрался на расследование. Он пошептался с Полом, затем привёл свои любимые сапоги в божеский вид, натерев их кусочком сала, проверил содержимое седельных сумок и, под предлогом ознакомления с местностью, поехал в сопровождении Пола в южном направлении — в Ремдал. Как Дэну ни желалось держать Мередита при себе — постоянно и близко — он его отпустил. Мередит — полноправный член их шайки, он уже не пленник, и волен вести самостоятельную жизнь. Сам же Дэн на пару с Браем отправился разведывать окрестности в противоположную, северную сторону. Рэй отказался ехать с ними, и охранять лагерь в компании Харви и Майры он тоже не захотел. Молча сев на лошадь, он в одиночку ускакал на запад. Весь его обиженно-надутый облик говорил о том, что ему нужно побыть одному. Дэн тревожился за Рэя, замечая, как он изменился с момента появления в их шайке Мередита. Что с ним происходило, оставалось совершенно непонятным: злоба, зависть, ревность? Зависть происхождению, уму, внешности Мередита? Или же ревность к Браю и Полу как к своим друзьям? Или он испытывает что-то большее, чем дружба?.. К кому из них? Или же всё проще: Рэй подражает Браю и пытается установить главенство хоть над кем-то в шайке, но так как даже добрый Пол не принимает Рэя всерьёз, тот взялся за новичка. Дэн усмехнулся своим мыслям: Мередит — не из тех орешков, что по зубам юному щербатому задире.              Удалившись от лагеря глубоко в лес, Мередит остановился, спешился, достал из багажа свой приличный костюм и стал переодеваться. Пол с удивлением наблюдал за ним.       — Мередит, что ты задумал? Почему тайком от ребят?.. А-а, потому что Дэн не позволил бы тебе показываться в этом костюме на людях? Точно! Та новость в газете! Полиция дала твоё описание именно в этой одежде! Мередит! Ты сошёл с ума! А если и вправду нам повстречается кто-нибудь из Делшорка, и он вспомнит объявление о розыске кудрявого студента?       Мередит прицепил часы к жилету и снова принялся что-то искать в сумке.       — Маловероятно, что встретится. Ещё менее вероятно, что вспомнит. Тем более ни кудрей, ни студента не будет.       Он вынул из сумки пузырёк с прозрачной жидкостью, смочил и пригладил свои кудри, затем повязал на шею зелёный атласный платок, вставил белую розу в петлицу и надел на нос невесть откуда взявшиеся очки. Элегантно сдвинув шляпу слегка набок, он взглянул на Пола сквозь круглые стёкла.       — Ну как?       Пол восхитился.       — Да ты настоящий шпион! Мастер маскировки! Я не знал, что ты пользуешься очками.       — Эти очки не мои, а мистера Эртона.       Пояснять, кто такой мистер Эртон и почему его очки оказались у него в багаже, Мередит не посчитал нужным. Казалось, та жизнь с археологами была давно-давно, и её уже можно было не вспоминать. Пол продолжал удивляться.       — А чем ты намазал волосы? Это специальное средство для распрямления кудрей?       — Это вода с сахаром.       — Гениально! А галстук? Где-то я его видел…       — Ты видел его у Рыжего.       Пол весело рассмеялся.       — Да, так и есть! Вспомнил! Рэй украл его у какого-то щёголя. Говорил, что зелёный очень ему идёт, и что будет носить этот галстук только по праздникам, но так и не надевал ни разу. А зачем его надел ты?       — Вызывающий цвет галстука отвлечёт внимание от моего лица.       Пол усомнился: не получится ли наоборот, и не привлечёт ли вычурный галстук внимание к своему хозяину? Но говорить об этом не стал. Мередит снова задумал нечто интересное, и очень хотелось поучаствовать в этом!       — Так ради чего такая странная маскировка? Зачем костюм?       — Затем, что я — эксцентричный молодой вельможа, путешествующий по северу Англии в сопровождении своего слуги. Поэт или романтик-прозаик — я ещё не определился. Я мельком услышал историю трагической любви, достойной пера Шекспира, и хотел бы узнать её подробности для изложения на бумаге. Любовь художника и юной девы, оборвавшаяся в ночь после венчания двумя ударами кинжала! Ох, ах!       Пол прыснул смешком.       — Мередит, в тебе пропадает талант актёра!       — Почему же пропадает? Я сыграл десятки ролей в нашем домашнем и в школьном театрах! Надеюсь, ты справишься с немудрёной ролью слуги? На людях обращайся ко мне «ваша милость», «милорд» и не забывай всё время говорить «сэр».       — Да, ваша милость, я всё понял, сэр. М-м… милорд, позвольте спросить?..       Они вновь уселись по сёдлам, Мередит снял очки, в которых толком ничего не видел, и милостиво разрешил:       — Спрашивай.       Пол стрельнул из-под шляпы смешливым взглядом на важно приосанившуюся фигуру Мередита и раболепным голосом произнёс:       — Пришлось ли вам вчера по вкусу семя Дэниса, сэр?       От неожиданного вопроса Мередит вздрогнул, уронил очки на землю, чертыхнулся, остановил лошадь и, мгновенно придя в себя, приказал:       — Подай мне очки.       Пол покорно исполнил приказ. Мередит смягчился и соизволил ответить:       — Мне не с чем сравнить тот вкус. Но скорее, да, чем нет. Нужно дегустировать ещё и ещё.       Пол улыбнулся.       — Это очень мудрое решение, сэр. Позволю себе уведомить вас, что вкус семени незначительно меняется от раза к разу, это зависит от пищи, принимаемой вашим… м-м… вашим…       — …любовником, — разрешил его затруднения лорд Аддингтон. — Я догадывался об этом. Какие же наблюдения провёл лично ты?       Пол с интересом принял правила игры. Может, и у него есть актёрский талант?       — Милорд, мой опыт показывает, что семя маловкусно и слегка солоновато. Алкоголь же, употреблённый накануне, и вовсе придаёт ему горечь. А выпивка, увы, явление довольно частое в жизни моего… любовника, сэр.       Щёки Пола зарделись от стыда: он не считал Брая любовником, он его не любил. Он пересилил себя и продолжил шутливо-неудобный разговор:       — Одна моя знакомая леди — не буду упоминать её имени, но оно вам хорошо известно, сэр, — она как-то делилась со мною своим опытом. По её мнению, съеденные яблоки и ягоды делают семя слаще, а выкуренный табак — горче. Насчёт алкоголя она также подтвердила мои наблюдения, сэр.       Мередит с интересом выслушал и кивнул. Эта любопытная информация давала ему веский повод провести череду приятных опытов на Дэне. Продолжая поддерживать игру, он увёл тему беседы в менее щекотливую сторону.       — Пол, расскажи, кем ты был до того, как попал в услужение ко мне? Твоя речь и манеры выдают отнюдь не безграмотного крестьянина, а вполне благовоспитанного юношу. Насколько же мне известно, ты не имеешь даже начального школьного образования.       Просьба и обращение не смутили Пола, он и впрямь чувствовал себя прислугой юного хозяина. С первого же дня, как Мередит появился в их разбойничьей компании, Пол ухаживал за ним, опекал и прислуживал. Для него в этом не было ничего унизительного, он искренне хотел помочь попавшему в беду сверстнику, облегчить его боль и успокоить тревогу. Ну а потом он настолько свыкся с ролью сиделки, проникся сочувствием к участи Мередита и одновременно с этим наполнился восхищением его образованностью и умом, что не побоялся вступиться за него перед главарём, наговорив тому дерзостей. Пол улыбнулся, вспомнив вчерашний разговор.       — Вы правы, ваша милость, я не крестьянин. Как гласят деревенские легенды, я сын викария. — Он грустно усмехнулся. — Кто моя мать, не знает никто. Меня младенцем подкинули на крыльцо церкви. Воспитывался я под домашним кровом, но по причине бедности хозяев меня передавали из одной семьи в другую — нет резона кормить чужой рот, если ребёнок ещё не может работать. В восемь лет меня определили работником в ту же церковь, где я был найден. Поселили в ризнице, кормили. Я мыл и натирал полы, чистил серебро, ухаживал за могилами. Я даже шить умею, — с оттенком гордости добавил Пол. — Викарий, которого деревенские сплетницы считали моим отцом, был строгим, но ко мне относился хорошо, хотя и ругал часто. Я и правда думал, что он мой родитель — мы внешне похожи. Но когда мне исполнилось лет четырнадцать, он стал невыносимо строг: наказывал меня по любому незначительному поводу! Стегал розгами по всем местам! Ставил на колени и заставлял читать молитвы по несколько часов без перерыва! Но самое ужасное, что он заставлял меня это делать в обнажённом виде, даже зимой, на каменном полу! Говорил, что в моём ангельски невинном теле сидит дьявол, соблазняющий прихожан на грехи и прелюбодеяния! — Пол не то усмехнулся, не то всхлипнул. — Изгнание дьявола из меня продолжалось почти год, с его точки зрения — безуспешно. А потом… потом он попытался овладеть мною. Сказал, что только таким способом можно меня очистить, «окропив семенем святого отца».       — И?.. — поторопил его Мередит, не сдержавший своего любопытства и напрочь забывший про играемую роль величественного лорда.       — Я ударил его канделябром и пробил голову до крови. Нет, не убил, ведь он кричал мне вслед, когда я убегал. Я сбежал совсем — из церкви, из деревни, из графства. Меня бы посадили в тюрьму, а то и повесили за нападение на священнослужителя! Никто бы не поверил, что он меня домогался.       Мередит согласно кивнул.       — Да, суд наверняка бы встал на его сторону. Правильно, что ты сбежал. И что дал канделябром по нимбу святоше, тоже правильно.       Они переглянулись и рассмеялись. Так, за разговорами они добрались до Ремдала.              Тем временем Дэн и Брай, направившиеся разведывать окрестности в северном направлении, въехали в первую встретившуюся на пути деревню. Притворившись работниками, ищущими временный заработок, они поговорили со старым мельником: о погоде, муке и лошадях. В следующем дворе они разговорили полнотелую хозяйку: о погоде, варенье и кошках. При беседе Брай неотрывно пялился ей на грудь, чем очень её смущал и радовал. Объехав с обсуждениями погоды несколько домов и не заприметив никого, кто нуждался бы в ограблении, Дэн и Брай направили лошадей в сторону фермы, стоявшей в отдалении от деревни. Въехав в её открытые ворота, они узрели прелестную картину: милая девушка с распущенными волосами сидела на траве и плела из соломы куклу. Дэн нежно улыбнулся: вспомнился Мередит с ромашковым «поминальным» венком. Брай восторженно хлопнул себя по ляжке и выдохнул: «Ух ты, какая курочка!» Девушка вскинула глаза на гостей и неожиданно закричала: «Два всадника! Два всадника!» Закричала громко и жутко. Вскочила на ноги и побежала к дому, не прекращая истошного крика. Брай выругался и оглянулся назад: нет ли дьявола у них за спиной?       — Что за чертовщина? Дэн, это ты её напугал своей бородой! Говорил же я тебе: не показывайся в обществе, пока не обрастёшь!       Дэн, предчувствуя что-то нехорошее, вяло отшутился:       — Убежала она от тебя, петушка, любителя топтать курочек.       В дверях дома появилась крепкая женщина в кухонном переднике, она прижимала к себе рыдающую девушку, гладила её по волосам и успокаивала. Закричала на приезжих:       — Что вам нужно?! Убирайтесь!       Дэн попытался извиниться за причинённый испуг.       — Простите, если чем напугали, но мы и слова не сказали вашей дочери! Мы ищем работу! Нет ли у вас…       — Нет! У нас ничего нет! Уезжайте скорее! Моя дочь не в себе!       Выехав за ворота и всё ещё слыша рыдания и крики сумасшедшей, Дэн с Браем переглянулись, пожали плечами и снова поехали в деревню. Под предлогом жажды они вновь навестили дом сдобной хозяйки и рассказали о произошедшем с ними случае.       — Ох! Это ж угораздило вас показаться на ферме Сондера! Вдвоём да не спешившись! Напугали малышку Кори! — горестно всплеснула руками хозяйка и вынесла им по кружке холодного молока.       Брай фыркнул в свою кружку: «Малышка! Лет двадцать с довеском!» Дэн незаметно пнул его по ноге, поблагодарил добрую женщину и подтвердил слова той девушки.       — Да, она именно это и выкрикнула: «Два всадника!» Что это за сумасшествие такое? Что за фобия? — От волнения Дэн не удержался от докторской лексики.       — Ох, давно ещё дело было, лет восемь назад. Надругались неизвестные лиходеи над малышкой Кори в нашем лесу, когда она хворост собирала. Еле выжила, бедняжка! Тело зажило, а вот душа — нет. Были те негодяи с лицами, закрытыми по глаза платками, да на конях. С тех пор боится она вида двух всадников, кричит и плачет.       Дэн посочувствовал:       — Да, несчастье… Надеюсь, тех мерзавцев сурово покарал Господь.       Хозяйка шумно вздохнула, подняв свою пышную грудь чуть не под нос присевшему на изгородь Браю, и скорбно покачала головой.       — И вечного горения в Геенне огненной мало им будет! Не одну Кори они изгадили в тот год, над многими девицами надругались! И в соседней деревне, и в Фуле, и в Ансте, и в Ремдале — по всей округе!       Брай, не отрывая взора от подставленной груди, ужаснулся:       — И все они с ума сошли? С кем же тут тогда на сеновале…       Дэн опять пнул Брая по сапогу и спросил хозяйку:       — Как? И полиция не нашла насильников? Раз творили они бесчинство в одной округе, значит, они местные! А лица закрывали, чтобы их не узнали!       Снова последовал горестный шумный вздох, а голова Брая склонилась ещё ниже, навстречу бюсту, пахнущему тестом и вареньем.       — В том-то и дело, что полиция никого не искала. Ведь не все несчастные девушки рассказывали близким о том, что с ними случилось, а если и рассказывали, то родные, дабы избежать позора, молчали. Лишь слухи ходили, да в пабах пьяный люд судачил. Когда же невозможно было скрыть следы надругательства, и дело доходило до полиции, то полисмены разводили руками: лица преступников никто описать не мог, найти их невозможно! Через год-два все забыли об этом, ничего подобного больше не повторялось…       Брай облегчённо вздохнул, радуясь, что парочка злодеев не успела перепортить всех девиц в округе, оставив сладкое и на его долю, но последующие слова глубоко огорчили его.       — …пока этой весной снова не объявились два всадника с закрытыми лицами и снова не принялись за старое!       Брай вскочил на ноги и обратился к Дэну:       — Проклятье! Могут ведь подумать и на нас!       Хозяйка колыхнула грудями в утробном смешке и успокоила его:       — Фигуры у вас и тех мерзавцев очень уж разные! Те, по описаниям бедных девушек, оба высокие ростом и худощавые сложением. И тогда, восемь лет назад, были они же. Демоны в облике мужчин. За что нам ниспослано столь страшное испытание? — Она подняла глаза к небу и перекрестила свой бюст. — А начался весь этот Ад с того проклятого дома у озера, что находится между нашей деревней и Ремдалом! Говорят, призрак обесчещенной и убитой негодяями невесты до сих пор бродит по дому. Никто не суётся в тот дом, даже бродяги, проклят он!              Когда Дэн с Браем приехали обратно в лагерь, то застали только скучающего в одиночестве Рэя.       — Майра с Харви уехали куда-то. Сказали, что к чаепитию будут, — лениво рассказал Рэй. — Пол с… с Мередитом ещё не возвращались. — Его язык с трудом поворачивался, чтобы произнести во всеуслышание имя ненавистно-любимого Мередита.       Дэн удивился.       — Майра с Харви на одной лошади уехали? Вон её лошадь пасётся.       Рэй пояснил:       — Её лошадь подкову потеряла ещё позавчера, они уехали на лошади Харви вдвоём.       Дэн, нагруженный мыслями о кузнецах и насильниках, добрёл до озера, смыл с себя дорожную пыль и побрёл обратно, думая о подковах и привидениях. Не дойдя до лагеря, он услышал стук копыт несущейся лошади. Его нагнал Пол и резко остановил коня. Слезая с седла, он чуть не свалился наземь. Дэн успел поддержать его — бледного и дрожащего, дышащего бурно и со всхлипами. Пол судорожно мял в руке пятнистый цветной лоскут и пытался что-то сказать, но от волнения не мог произнести ни слова.       — Пол, Пол, успокойся. Что случилось? Где Мередит?       — М-м-мередит там…       Пол указал рукой с зажатой тряпкой в том направлении, откуда приехал. А потом он разжал кулак, и непонятный пятнистый лоскут оказался зелёным атласным галстуком, густо измазанным кровью.