Счастливый билет

      Дженк всегда боялся правды. После трагедии, случившейся с Недимом, он боялся, что папа обо всем узнает и тоже назовёт его чудовищем. Во сне ему иногда виделось, как правда раскрывается и он оказывается на улице. Замотанный в старый полинявший шарф, в испорченных резиновых сапогах с порвавшейся подошвой и дырявых замасленных варежках. Он представлял, как копошится в мусоре и ищет остатки чего-то съестного в целлофановых пакетах. Он просыпался посреди ночи и плакал, а наутро мама крепко прижимала его к себе, целовала в макушку и шептала успокаивающие слова. Уже в десять лет в голову Дженка вбили нерушимую установку: ложь безопасна, правда разрушит твою жизнь.       После званого ужина они проговорили всю ночь. Обсуждали её обрывочные воспоминания: ночь в кафе, где она впервые спела для единственного посетителя, увлечение музыкой, помощь детям в больнице. Она перескакивала с одного образа на другой, рассказывала про жизнь в деревне и учебу. Про то, как сбегала из-под надзора брата, чтобы скрыться где-то в заброшенном здании и попрактиковаться в пении. Поделилась воспоминаниями о том, как впервые начала вести песенник, по листочкам собирая самые любимые композиции. Дженк рассказывал про учёбу в Америке, про студенческие вечеринки, про рождественские ярмарки, которые врезались в память буйством красок и ароматом карамельных яблок. Джемре заснула только на рассвете, когда лучи солнца вторглись в комнату и лениво поползли по застеленной кровати. Когда желтая полоса вбежала на зелёный шёлк, подчеркивая каждый изгиб её тела, Дженк почувствовал ком в горле. Он не хотел отпускать сказочную нимфу: столько света и тепла ему никогда не дарили, столько заботы он не получал ни от одного человека. Парень крутил на пальцах её локоны, вдыхал цветочный флёр, касался губами волос и выпрашивал у судьбы хотя бы ещё один день: тихий, спокойный и семейный.       После ночи откровений Дженк ушел в свои мысли, все чаще спорил с кузеном и больше времени проводил на работе. Все, что выходило за рамки светских бесед о погоде, поданных деликатесах и планах на день, вызывало в парне панику и подталкивало к побегу. Минуты общения, выкроенные между деловыми встречами и сборами на завтрак, заканчивались молчанием. Когда Джемре наконец застала его в спальне — муж торопливо застегивал пуговицы на рубашке, — сбежать было некуда. — Дженк, так не пойдет. — Маленькая проказница выскользнула из петлички, продлевая время на разговор. — Крепкие отношения строятся на доверии и открытости. Я задавала этот вопрос, но сейчас хочу услышать честный ответ. Чего ты боишься? — Последствий. Боюсь последствий, Джемре. — Парень раздраженно провел рукой по голове, взъерошивая непослушные волосы. Он знал, почему так злился на себя. Слабость пугала и угнетала. — Последствий правды, которая тебе не понравится. — Значит, ты будешь лгать мне всю жизнь? — Рука жены опустилась на его плечо, сквозь хлопковую ткань он ощущал тепло от прикосновения. — Я не смогу. — Дженк взглянул в зеркало, поймавшее в отражении испуганного юношу огорченную девушку. — Это нечестно так поступать с тобой. — Джемре сделала шаг вперед — отражение частично скрылось за её спиной. Рука коснулась его гладко выбритой щеки раньше, чем он успел что-то сказать. — Я не очень хорошо тебя знаю, Дженк Карачай, но вижу, что ты с собой делаешь. — Голос жены опустился до низких, едва различимых нот, и бархатом доносился до его ушей. — Ты себя наказываешь. Не знаю, за какие поступки. Не знаю, почему и зачем. Но если продолжишь в том же духе, то однажды сломаешься. Не хочу быть свидетелем этого процесса. Я готова выслушать и не делать поспешных выводов.       Дженк скорее выдохнул, чем произнес: «Спасибо», — прикрывая глаза и прижимаясь щекой к теплой руке. Благодаря ей он чувствовал себя живым. Благодаря ей в душе все еще жила надежда на счастливый финал. Джемре не знала, что в этот момент ещё один защитный барьер треснул и впустил её в закрытое даже от самых близких сердце.       Дженк успел перебрать добрую половину договоров, когда в его кабинет ворвалась мать. Шениз Карачай крайне редко снимала маску снежной королевы и позволяла себе проявление эмоций. Парень внутренне напрягся и приготовился услышать длинную тираду про ненавистного племянника и его планы на фирму. Но Шениз сделала глубокий вдох, решительно прошагала к сыну и швырнула на стол папку с бумагами. Сквозь прозрачную плёнку отчетливо выделялись слова: «Свидетельство о разводе». — Раз ты не решаешься прервать этот спектакль, я сделаю первый шаг. — Женщина схватила первую попавшуюся ручку и протянула сыну. — Я не собираюсь это подписывать. — В голосе Дженка плескалось отчаяние: когда мать накануне вечером заявила о необходимости развода, он посмеялся. Решил, что это очередная стратегия, которая идеально вписывается в план по изгнанию «нечистой силы» в виде семейства Йылмаз из особняка Карачаев. Но не думал, что она так скоро начнет действовать. — С госпожой Сехер я уже договорилась. Впервые мы пришли к согласию: к вашему браку она испытывает такие же нежные чувства, как и я. Прямо сейчас она разговаривает со своей дочерью или уже помогает ей собирать вещи.       За окном прогремел раскат грома. Небо за последние пару часов потемнело, затянулось плотной угольной пеленой и приготовилось к великому плачу. Птицы, предчувствуя разгул стихии, свернули концерты и попрятались в убежищах. Тучи стремительно росли и увеличивались в объеме, становились чернее, и сине-желтые прожилки сверкали где-то в самой сердцевине. — Мама, разговор окончен. — Дженк резко отодвинул стул — металлические ножки противно взвизгнули. Документ оказался в его руках, раздался надрывный треск бумаги. — Как ты догадалась, ничего подписывать я не собираюсь. — Ты сошёл с ума! Как только эта девушка вспомнит всё, обрушит правду на наши головы! Мы оба пойдем на эшафот, Дженк! — Шениз перешла на крик, грубо схватила сына за плечи и встряхнула. Она не заметила, как с каждым словом тело парня становилось безвольнее, не заметила бледность лица и прерывистое дыхание. — Ты правда веришь в счастливую сказку?! Что она полюбит тебя после всех чудовищных поступков? Послушай, сейчас самое время отпустить… — Так отпусти, мама. — Парень сделал шаг назад, вырываясь из цепкой хватки, длинные красные ноги оцарапали кожу под рубашкой — он не почувствовал физической боли, только сердце в груди боязненно постукивало. — Отпусти своего сына, чтобы он мог совершить ещё один чудовищный поступок… — Она не любит тебя! — Шениз сделала шаг вперед, сын отступил. Их движения напоминали бой фехтовальщиков: один нападал, выбрасывая шпагу вперед, другой отступал, стараясь избежать сражения. Только вместо орудий были слова. — Не любит тебя, Дженк! Прошу, послушай меня. Ваш брак ненастоящий, это иллюзия, обман! Ты думаешь, что она останется рядом, когда вспомнит, из-за чего вы поженились? — Она и сейчас могла бы уйти, если бы захотела… — Дженк уперся спиной в стену — бежать было некуда. — Сейчас она ничего не помнит, в этом наше спасение. — Шениз подобралась максимально близко к сыну, не решаясь прикоснуться. Парень крепко зажмурился, между бровей залегла глубокая морщинка, губы предательски дрожали. — Сынок, когда она поймет, что ты воспользовался ситуацией и разыграл счастливый брак, она ещё больше возненавидит тебя. Лучше прямо сейчас покончить с этим… — Я не притворялся. — Дженк обхватил голову руками и сполз на пол. Его тело трясло, голос дрожал, но он изо-всех сил сопротивлялся. Той, которая звалась его матерью, той кого Джерен ядовито называла «рыжей ведьмой». — Всё после аварии было искренним, я не обманывал… — Тогда иди и расскажи ей всю правду, сынок. — Слова стали острее, пронзали сердце — свежие глубокие раны кровоточили. — Думаешь, она сможет жить с тем, кто вытолкнул младшего брата из окна? Думаешь, останется с тем, кто спокойно наблюдал за муками кузена и ничего не предпринимал? Думаешь, захочет ложиться в одну кровать с мужчиной, который сделал её сестре ребёнка? Угольное небо разорвала молния, на мгновение стало светло как днём, но тут же всё стихло.       Об окно разбилась первая жирная капля, затем ещё одна и ещё одна. Спустя секунду дождь перешёл в ливень, барабанная дробь заиграла траурный мотив. Ради любимого человека, сердце может многое выдержать. Оно принимает удар, смиряется с глубокой раной и запускает процесс исцеления.       Дженк поднялся на ноги, сделал несколько нетвёрдых шагов в сторону двери. Движения и дыхание давались тяжело, как будто к ногам прикрепили груз в несколько килограмм, а грудную клетку обхватили металлическим обручем. Он прошёл мимо матери: в детстве он верил, что никто кроме мамы его не полюбит — уверенность задрожала и рухнула, лишившись фундамента. На выходе из лифта Дженк столкнулся с Недимом, кузен замер у железной двери и нахмурился, но ничего не спросил. Может быть, испугался своего неравнодушия к чужой боли, а, может, не планировал задавать вопросов. Дженк приблизился к двери, распахнул стеклянную створку и жадно вдохнул влажный воздух. Словно назойливые мушки, капли дождя облепили его тело. Они били по лицу, насквозь промочили рубашку и брюки, казалось, даже под одежду умудрялись проникнуть холодным потоком. Где-то позади осталась Шениз, пристально следившая за сыном через мутное окно. Остался Недим, переступивший порог собственного кабинета и повторяющий словно мантру наставление: «Никакой жалости на войне». Остался охранник, нервно снующий по первому этажу и выискивающий зонт, который защитил бы наследника семейства Карачай от непогоды. Он бросил взгляд за окно, в очередной раз проверяя шкафы в зоне ресепшена, и остановился. На улице никого не было, только стихия с размахом развернула действо.       Джемре не могла понять причину накатившего беспокойства. «Все дело в грозе», — мысленно успокаивала себя девушка, плотно закрывая окно и задергивая шторы. Она не любила дождь, который барабанил по крышам домов и выстукивал триумфальный марш. Не любила гром, который оглушал и пробуждал желание спрятаться по одеялом. Не любила сверкающие в небе молнии: они ослепляли.       Девушка взяла в руки телефон и набрала номер мужа. Тишина, отсутствие гудков и противный женский голос предлагает оставить сообщение — за последние двадцать минут она прошлась по этому кругу не меньше двадцати раз. Бросила телефон на кровать и вышла из комнаты. Несмотря на поздний час, в коридоре все ещё горел свет, а с первого этажа доносились приглушенные голоса. Дженк редко пропускал ужины, и в этот раз он явно установил рекорд. Стрелки напольных часов медленно доползли до цифры двенадцать и издали приглушенный стук, извещая домочадцев о начале нового дня. Джемре заглянула в гостиную, на диване под теплым пледом, подмяв под себя подушку, мирно дремала Джерен. Она тоже не выносила грозы. Девушка двинулась на кухню, откуда раздавался звон чашек и доносился аромат какао. — Тебе тоже не спится? — Джемре вздрогнула, когда услышала адресованный ей вопрос. Недим варил какао на плите и стоял к ней спиной, но как будто почувствовал её присутствие. — Мы с Джерен решили выпить по чашечке какао, присоединишься? — Да, пожалуй… Эта погода… Она пугает меня. — Девушка с интересом наблюдала за процессом приготовления напитка. В движениях братьев было что-то похоже. У обоих присутствовала четко отработанная схема, никаких лишних действий, но руки Дженка плавали в воздухе и легко подхватывали все необходимое, а Недим делал все резко и нервно. Будто не привык к отточенным движениям. — Джерен тоже испугалась грозы. Разбудила меня посреди ночи и заставила спуститься на кухню. — Парень усмехнулся, приподняв кастрюлю над плитой и притянув к себе фарфоровые чашки ручной работы. Напиток сварился. — У вас намного больше общего, чем я думал. — Заметив растерянный взгляд, он пояснил. — Видел, как Дженк по ночам готовил тебе ужин. — Это было всего пару раз! — В первые недели после аварии, когда Джемре не могла заснуть, она и вправду будила мужа с просьбой приготовить что-нибудь вкусненькое. Он никогда не отказывал. — Дженку самому нравится готовить, хотя он никогда добровольно в этом не признается. — Обязательно подловлю момент, чтобы подшутить над ним. — Усмехнулся Недим, протягивая девушке клубящуюся дымом чашку. — Вы, братья, не особо близки. — Парень напрягся — чашка звонко ударилась о тонкое блюдце, — но быстро взял себя в руки. — Извини, если лезу не свое дело, но Дженку тяжело даются разговоры о семье, и мне остается по крупицам собирать информацию. — У нас сложные отношения. — Последняя чашка наполнилась горячим напитком, зашумела вода, разбиваясь брызгами о раковину. — Сначала поговори об этом со своим мужем. Если у тебя останутся вопросы, задашь их мне.       Когда входная дверь громко хлопнула, Джемре подскочила и выбежала в прихожую. Она взглянула на мужа и замерла на месте. Впервые она испугалась его и не осмелилась подойти ближе. Приготовленная тирада застыла комом в горле — искусная вязь из упреков и нравоучений была неуместна. Дженк небрежно сбросил обувь и направился к лестнице, не замечая ни брата, ни жены. Капли воды стекали по одежде, разбиваясь о пол и оставляя мокрые лужицы на паркете. Он с трудом поднялся по лестнице, периодически соскальзывая со ступенек и с трудом сдерживая равновесие. Раздался громкий хлопок двери. — У нас протекла крыша? — Сонно пролепетала Джерен, кутаясь в плед. — Ого сестрёнка, не хочешь с нами… — Она не успела договорить. Джемре сорвалась с места и буквально вбежала по ступенькам на второй этаж, игнорируя встревоженные взгляды. — В этом доме все сходят с ума…       Дженк чувствовал пропасть внутри. Она была чёрной, как беззвездная ночь, и всепоглощающей, как космическая бездна. Она раскинулась в груди и не собиралась исчезать. Оказавшись в спальне, парень с трудом добрёл до ванной, пустил в раковине холодную воду, набрал в ладони и выплеснул на лицо. Ожидаемое облегчение не наступило. Он ничего не чувствовал. Только сердце глухо билось о рёбра, а значит, он все ещё жив.       Джемре ворвалась в комнату и сразу бросилась к мужу. Обхватила его голову, смотрела в глаза и что-то говорила. Дженк старался сосредоточиться на словах, а не на застывшем в глазах испуге, но не получалось. «Не любит, не любит тебя», — настойчиво твердил голос матери в его голове. — Невозможно любить чудовище… — Прошептал он, когда Джемре завозилась с мокрой рубашкой в попытке расстегнуть. — Что ты несёшь, Дженк? — Девушка разозлилась и рванула ткань в разные стороны, пуговицы звонко запрыгали по кафелю. — Если ты заболеешь, я не буду тебя лечить, ясно?       Не надо было шляться неизвестно где в такую погоду. Она застыла, когда парень перехватил её руки и поднес к губам. Застыла, когда он отпустил её и начал говорить. Дженк говорил о том, как она впервые ворвалась в их дом и в его сердце. Сбивчиво рисовал в ее воображении их ссоры и ненависть, которой она щедро его одаривала. Он путался в событиях, когда рассказывал об отношениях с Недимом. О том, как в очередной раз стал сообщником матери, как пытался застрелиться на глазах у брата и как преследовал их, когда они сбежали. Дженк сбивался с дыхания, когда рассказывал про её настоящую любовь, и часто замолкал, когда раскрывал истинную причину их брака. Правда давалась с трудом. Джемре пыталась его остановить, заставить замолчать, но это было бесполезно. Он посмотрел на её слезы и заговорил быстрее: старался пробежаться по неприятным событиям с максимальной скоростью. Рассказал про семейный отдых, про выкидыш Джерен и про решение развестись. Рассказал про их последнюю ссору и аварию, в которую попали по его вине. И замолчал. Только об одном он так и не смог рассказать. — Я пойму, если ты уйдешь. — Дженк удивился, что эти слова дались легко. Внутри ничего не осталось, правда выжгла все эмоции дотла. — Невозможно любить чудовище. — Тебе нужно принять горячий душ и лечь спать. — Голос Джемре звучал монотонно и безжизненно, откровения раздавили не только её мужа. — Сейчас принесу сухую одежду.       Она в исступлении перебирала его одежду, с трудом восстанавливая ход мыслей. Многое прояснилось. Стало понятным отсутствие физического влечения к мужу — ведь они никогда не были близки в этом смысле. Объяснился нездоровый интерес к Недиму и излишняя чувствительность к его действиям и словам. Джемре добавила к нижнему белью свободные пижамные штаны и футболку цвета хаки — Дженк любил этот цвет. Стопку вещей она оставила на стуле в ванной, не решаясь взглянуть на мужа, воевавшего с мокрой одеждой. Туман в голове постепенно рассеивался, но от вкуса правды до сих пор горчило во рту. За одну ночь Джемре узнала все подробности прошлой жизни, и теперь всё окончательно запуталось. Она не знала как относиться к Недиму, боялась снова испортить налаживающиеся отношения с сестрой и потеряла мужчину, к которому только-только начала что-то чувствовать. Взгляд упал на охватившее безымянный палец золотое кольцо. — Я думал, ты уйдешь. — Ты не устал бегать, Дженк? — Ужасно. — Он опустился на кровать рядом с женой и пригладил рукой волосы. — Что ты предлагаешь? — Прошлое забыть не получится. — Девушка тяжело вздохнула и пристроила голову на плече мужа. — Поэтому я вижу только один выход: жить настоящим и разбираться с тем, что будет всплывать на поверхность. — Меня устраивает. — Если мне придет в голову более удачная идея, сразу поделюсь.       За окном с остервенением грохотал гром. Его раскаты стали чаще и громче, но Джемре уже не было так страшно. Стоило ей опуститься на кровать, как муж, выпросив разрешение взглядом, крепко обхватил её со спины, прижал к себе и зарылся лицом в воздушные локоны. Она крепко сжала его ладонь и прижала к лицу, шероховатая кожа царапнула щёку, но от этого жеста стало спокойнее. Пальцы коснулись холодного золотого обруча на мужской руке, в голове всплыла фраза мамы: «Я должна была тебя отговорить, дочка, но вижу, как сильно зять тебя любит и не могу… После вашей свадьбы он сильно изменился в лучшую сторону. Я не могу вторгнуться в ваш брак, как бы сильно госпожа Шениз меня об этом не просила»…