~Itachi~
В очередной раз просматривая отцовские документы, Итачи чувствовал себя полнейшим ублюдком и трусом. Уже три дня он безвылазно сидел в кабинете, по десятому кругу рассортировывая с места на место отчёты и финансовые сводки, которые и без того хранились в идеальном хронологическом порядке. Отец был организованным до педантизма, и, к тому же, готовился к своему уходу, поэтому Итачи не пришлось долго разбираться с бюрократией. Лорд Учиха упорно искал, чем же занять руки и мысли. А всё потому, что в противном случае он начинал думать о Хинате, и эти мысли заставляли его кровь вскипать в жилах. Незавершённый ритуал итак забрал у него сил больше, чем Итачи предполагал. Раны не затягивались, а ему приходилось дважды в день менять повязки. Однако это волновало его меньше, чем непреодолимое желание прикоснуться к той, что была его по праву крови. Он вздохнул, откидываясь на спинку кресла и, запрокинув голову, прикрыл глаза, желая хоть на секунду расслабиться и забыться. Впрочем, мужчина тут же пожалел об этом, чувствуя, как начинают зудеть раны. Раздражённо выдохнув, он потёр ладонью напряжённую шею, ощущая под пальцами уже затягивающиеся широкие борозды от зубов. Вспоминая, как прокусив кожу, Хината самозабвенно делала глоток за глотком, прикасаясь горячими губами к пылающей коже, его в который раз пробрала дрожь, а по позвоночнику поползли мурашки. Его кровь подчинилась ей, хоть его жена и не была одной из подлунных, и это напугало Итачи. Если Хината столь могущественна сейчас, когда в ней только просыпается память Кагуи, то что будет, если они проиграют в этот раз? Читая старые летописи, рассказывающие о приходе Лунной Девы в прошлые века, Итачи слабо верил в написанное. Каждый видит происходящее по-разному, а потому он относился к истории весьма скептически. Однако теперь он точно осознавал, что слова о её могуществе были правдивы. От размышлений отвлёк стук в дверь. Итачи выпрямился, торопливо пододвинул к себе несколько разбросанных по столу листов и разрешил нетерпеливому гостю войти. Саске вальяжно сел в кресло и окинул старшего брата долгим взглядом. Он молчал, хоть и видел, что Итачи только притворяется, что погружен в чтение, но долго это молчание не продлилось. Младший Учиха не мог похвастаться таким же терпением, как старший брат и отец, поэтому уже через несколько минут затянувшейся тишины, Саске надоело играть в молчанку и он, глядя с укоризной, задал вопрос: — Ты же не собираешься прятаться здесь до самого приёма? — Я занят Саске, чего тебе? — Грубо поинтересовался Итачи, не отрывая взгляд от документов. Саске скептически выгнул бровь и ухмыльнулся. Он плохо знал Итачи. Они никогда не были достаточно близки, но всё же являлись братьями и оба предпочитали одиночество. — Ты не вникал в дела, но ты прекрасно знаешь, что отец всегда хранил бумаги в идеальном порядке. Я не нанимался в няньки для твоей жены, но даже меня крайне беспокоит её состояние. Она ничего не ест уже пару дней. Я отдал слугам распоряжение, чтобы они приносили ей чай и сендвичи перед сном. Мне даже пришлось написать ей записку от твоего имени, но она всё равно очень бледна… Я снимаю с себя ответственность, если она свалится в обморок во время приёма или позже. — Не стоит её недооценивать. Уверен, Хината понимает всю серьезность происходящего и не будет беспечной. Что меня сейчас волнует, так это молчание старейшин… Они бы не упустили возможность сделать из Лунной Девы марионетку, понимая, что раз на её пальце родовой перстень, я сделаю всё чтобы сохранить ей жизнь и свободу. Меня настораживает их невмешательство и молчание Орочимару. — Я наблюдал за ними всё это время, и должен признать, они ведут себя весьма раздражающе. Вчера леди Кохару ездила куда-то одна. Мой человек не смог проследовать за машиной, а распрашивать её водителя было бы чересчур подозрительно. Лорд Хомура же нанёс визит нашему дядюшке, ушёл крайне недовольный, а Орочимару, был настолько зол что разгромил половину своей лаборатории. — Какая жалость, — со злой улыбкой протянул Итачи. Он до сих пор не мог забыть нанесённое Хинате оскорбление, — пошлю ему скорбную открытку. — Откидываясь на спинку и наконец-то встретившись с младшим братом взглядами, сьязвил лорд. Саске, даже если он был поражен таким выпадом обычно сдержанного Итачи, только фыркнул, и задал очередной вопрос заставивший старшего Учиха вновь задуматься. — Что насчёт Лорда Хьюга и его младшей дочери? Хочешь чтобы я проследил? — Нет. Мне нужно чтобы ты был с Хинатой. Уверен, меня попытаются отвлечь, там будет слишком много недовольных моей властью, и запуганных присутствием Лунной Девы. — Побарабанив пальцами по столу, подытожил Итачи, вновь беря в руки несколько бланков лежащих к нему ближе всего. — Для господина Фугаку я уже вызвал Хатаке, он прибудет как раз перед началом торжества, а теперь, Саске, я хочу вернуться к работе. Младший Учиха поднялся с кресла, и коротко поклонившись, направился к двери когда его снова остановил голос брата: — Да, чуть не забыл, через час должны доставить платье для Хинаты. Пожалуйста, оставь его в её комнате вместе с письмом. — Охранник, нянька, а теперь ещё и посыльный… Ты слишком активно пользуешься нашими родственными связями. — Усмехнувшись, закончил разговор Саске и вышел за дверь. Итачи снава откинулся на спинку кресла и прикрыл изгибом локтя уставшие глаза, признавая, что действительно трусливо прятался от Хинаты, уже сейчас не совсем понимая, как вести себя с супругой в сложившейся ситуации. Тяжело вздохнув, лорд подумал что так не может продолжаться и дальше, и младший брат прав. Усилием воли, Итачи заставил себя принять решение, всё же нанести жене визит сегодня вечером, и утрясти все неловкости до того, как они встанут ребром.~Itachi END~
Портной опаздывал. Задержка была хоть и не значительной но младший Учиха уже начинал нервничать и нетерпеливо мерил шагами просторный холл. Саске был войном, а поэтому, любая заминка казалась ему чем-то подозрительным. Молодой мужчина всё больше выходил из себя. Он то и дело бросал взгляд на часы, отмеряя время опоздания. Когда стрелки на цыферблате показали без четверти девять, раздался стук в дверь. Портной с поклоном и извинениями отдал ему коробку и ушёл стремительно, ссылаясь на сильную занятость. Саске напрягся от этого ещё сильнее, а поэтому, прежде чем оставить коробку на кровати невестки, решил всё же проверить содержимое той. Платье было ему смутно знакомым, но мало ли подобных нарядов скроенных по современной моде и похожих между собой по стилю шил этот мастер, Саске подумал что достаточно и не стал разворачивать осторожно сложенный наряд, так и оставив его в коробке. Положив сверху письмо брата, мужчина покинул комнаты новоявленной Хьюга, отправившись, наконец, по своим делам. Как только полоска света проникающая из коридора в спальню исчезла, самый тёмный угол комнаты ожил. Из-за книжной полки медленно вышла девочка. Озираясь словно зверь, зашедший на чужую территорию, она рысью подошла к лежащей на углу кровати коробке и принюхалась. Худое бледное личико на котором большие чёрные глаза в обрамлении густых ресниц казались гипнотическими, было превлекательным, но вызывало неподсознательную тревогу переросьающую в бесконтрольный страх. Взгляд её был слишком взрослым. Это вызывало оторопь, потому что на вид черноглазой было лет двенадцать. Её худое, неоформившееся тело в бесформенном платье до колена, будто плащем покрывали длинные спутанные волосы, такие чёрные, что цветом своим напоминали перья ворона. Они касались пола, стелились за ней словно ползущаие за хозяйкой послушные её воле змеи. Девочка, воровато оглянувшись, приоткрыла и отодвинула крышку с коробки заглядывая внутрь. С осторожностью достав платье, она приложила его к груди и покрутились по комнате, остановившись только когда заметила своё зеркальное отражение. Цвет платья, синий, плавно переходящий в голубой, а у самого пола почти белый, был ей не к лицу. Он делал и без того светлую кожу бледной и болезненной. Когти впились в нежную ткань, и девочка с тихим шипением расцарапала сначала лиф, а потом и шифоновую юбку. Бросив ошмётки платья там же перед зеркалом, она убежала в тот же угол из которого вышла недавно, нажала на вырезанный на деревянной поверхности книжного шкафа орнамент, и он, с тихим щелчком, отодвинулся. Она прошмыгнула в коридор и в полной темноте дошла до следующей двери так, как будто видела всё при свете дня или же знала дорогу наизусть. Открыв дверь, она тут же наткнулась на полный ярости взгляд и снова отшатнулась в темноту, сдавленно пискнув. — Где ты была, Ида? Девочка опустила голову и, заставив себя сделать несколько шагов вперёд, сдавленно произнесла, не поднимая глаза: — Отец, не наказывайте меня… Я видела как вы выходили из-за этой картины и мне стало интересно, я же никогда не покидала этой комнаты, почему вы удерживаете меня здесь? И почему говорили, что мы одни в поместье, я видела мужчину в той комнате за коридором. — Он не заметил тебя? — Ещё больше мрачнея, спросил мужчина и сделал к дочери шаг. — Нет. Он лишь оставил коробку, и тут же ушёл. — Покачав головой, тихо рапортовала брюнетка. — Но, отец, я не понимаю, почему мне нельзя выходить? — Это опасно. Никто не должен тебя видеть, и знать о твоём существовании тоже. Я надеюсь, ты ничего не трогала в той комнате? Девочка кинула на отца встревоженный взгляд, и тут же опустила глаза в пол, рассматривая вытеиватый узор на ковре и неосознанно цепляя ковровый ворс пальцами. Мужчина нахмурился. Ида всегда начинала вести себя так, если что-то натворила, и хотела скрыть от него правду. Он подошёл, опустился перед дочерью на корточки, и, приподняв её лицо, заглянул в набухающие слезами глаза. — Что ты сделала, Ида? Слёзы покатились из её глаз, и девочка разразилась извинениями, причитая что она плохая и что ей безмерно жаль. Он понимал, что так, ничего внятного не услышит, поэтому, встряхнув дочь за плечи, приказал ей немедленно успокоится и рассказать ему всё. Заикаясь и всхлипывая, Ида рассказала, как заглянула в коробку, и, обнаружив там платье, решила вытащить и рассмотреть его получше. Она рассказала, как кружила с ним по комнате, представляя себя принцессой на балу, и как, застыв напротив зеркала, поняла что прекрастной наряд шит не для неё. Из зависти и злости раскромсав его, даже не задумываясь о последствиях, теперь она стыдилась не только перед отцом, но и перед той, кому наряд прислали. — Ясно. И всё. Ни криков, ни осуждения, ни даже слова в упрёк её ужастному поступку. В этом не было никакого смысла. Ида уже сделала глупость и это нужно было исправлять, а отчитать её, это то же самое. что ткнуть уже и так чувствующего свою вину котёнка в сделанную им лужу. Мужчина вздохнул, и прежде, чем отправиться по тому же мрачному коридору, ведущему в спальню новой леди Учиха, заглянул в свою комнату и вернулся оттуда с платьем, которое так и не смог подарить той, кому оно было предназначено. Фасон был слегка старомоден, но девушки были похожи по фигуре, а значит, наряд должен быть новой хозяйке впору. Приказав дочери больше не делать глупостей, мужчина ушёл, напоследок вытащив из вазы ещё нераспустившуюся розу на длинном тёмном стебле. Оказавшись в спальне леди Учиха, он огляделся. Здесь всё было как и при жизни предыдущей хозяйки, разве что окна теперь не были зашторены наглухо тяжёлыми портьерами, а в камине ярко пылал огонь. Времени было мало. Хозяйка покоев могла вернуться в любой момент, поэтому, быстро собрав ошмётки разобранного наряда, мужчина вложил в коробку почти любовно новое платье, а поверх него положил туфли и шкатулку с украшениями. Он закрыл крышку подарочной коробки и едва успел бросить поверх неё розу, как услышал шаги за дверью. Мужчина беззвучно выскользнул в тайный коридор и успел закрыть проход за секунду до того, как открылась входная дверь и хозяйка комнаты вошла в свои владения.~Hinata~
Голова беспощадно кружилась. Итачи осторожно приобнял Хинату за талию, когда она едва ли не споткнулась. Он отобрал у жены бокал и поставив его на каминную полку, нежно погладив её по щеке, заставил отвести взгляд от переливающегося в ярких отблесках языков пламени, игристого вина. Она внимательно и долго, как будто видела его впервые, рассматривала лицо мужа. Красивые черты его лица заострились, кожа стала пепельно-серой, глаза налились кровью, ноздри широко раздувались, впуская в лёгкие аромат её духов и кожи. Клыки, острыми иглами, выпирали из-под верхней губы. Хината потянулась ладонями к его лицу, но мужчина шумно выдохнул и перехватил её запястья. Ещё один взгляд глаза в глаза, и вампир рванулся к жене, припадая к её губам и сжимая хрупкое тело в объятиях.~ЗА ЧАС ДО…~
— Вы забыли с кем разговариваете, дядя! — Злость поднималась из недр грудной клетки, и, клокоча в горле, выплёскивалась наружу звериным рычанием. — Я не позволю! Никому, слышите? Никто из вас не будет присутствовать в нашей спальне. — Это закон, мальчишка, и ты не в праве его нарушать! — Тяжело опираясь на трость, произнёс Хомура. Глаза его угрожающе блестнули, но Итачи не повёл даже бровью. Он гораздо сильнее, и если дойдёт до этого, он докажет своё превосходство. — Законы? Вы верно не поняли, господа… Отныне я — хозяин этих земель, и только я буду решать, какие законы действуют в моих владениях. Мир меняется, и тысячелетним устоям также пора кануть в лету… Я не позволю, чтобы моя леди чувствовала себя униженной из-за ваших прихотей. Она станет моей, рано или поздно. Но только тогда, когда сама будет готова сделать этот шаг. — Не забывай, Учиха Итачи, мы всегда были выше кланов и королей, — тихо, но властно, произнесла Кохару. Во взгляде старухи читалась тяжесть и враждебность. — Не тебе, прожившему так мало и не видевшему событий, разрушающих и разлагающих этот мир, оспаривать наши решения. Даже если они кажутся тебе жестокими и несправедливыми. — Именно потому что я видел так мало, я могу сказать, что ваша политика устарела и прогнила насквозь. Даже за столь короткую жизнь я увидел достаточно, чтобы понять это, однако же мне приходится мириться со старыми устоями в память об отце, который уважал их и старался чтить, хоть и был против большинства старых обычаев… Он был глуп, когда позволил вам вмешиваться во что-то крайне личное, и будь он не столь либерален к вам, возможно, Микото была бы жива. Я его ошибку не повторю. Вы не будете вмешиваться в наши с Хинатой отношения, и точка! — Без сомнения, пока что ты князь Лихтенштейн, но мы обладаем достаточной властью для того, чтобы свергнуть тебя. Одно наше слово, и твой брат будет править этими землями, а значит и леди Хината станет принадлежать ему. — С усмешкой произнесла Кохару, ожидая, что мужчина подчинится, но реакция Итачи была совершенно иной. Лорд громко рассмеялся. Прощающийся с дочерью лорд Хьюга обернулся на зятя. Тсунаде, не донеся до рта канапе, также бросила на Учиху внимательный взгляд, но быстро вернула своё внимание закуске и собеседнику в лице Джирайи. — Вы опоздали, господа советники. Леди Хината больше не сможет принадлежать ни одному мужчине. В ночь моего становления лордом Лихтенштейна, леди получила от меня не только родовой перстень, но и мою кровь. Мы венчаны кровью, и вы знаете что это значит! Лунная Дева пренадлежит только мне. — Это ложь! — Орочимару ощетинился. — Ты бы не посмел провести ритуал без согласия совета. Это незаконно! — Только если глава рода не дал на это своё позволение. Как видишь, дядя, я тоже знаю древние законы… Отец сам благословил нас на это. Без его согласия леди не смогла бы подняться на башню. — Это правда. — Кивком подтвердил его слова Хомура. — Однако узы крови можно разорвать… — Убив одного из супругов. Вы же не угрожаете мне, правда? — Глаза Итачи вспыхнули алым, он оскалил клыки, а голос его стал более хриплым и низким. — Нет, не угрожаю… — Хомура вздохнул. — Но у вас есть враги, и их будет больше с каждым неосторожным решением и шагом. Словом, сказанным невпопад. Действием, влекущим за собой последствия. Игры закончились, мальчик! Ты больше не сможешь отказаться от чего-то, если будешь не уверен в своей силе. Тебе придётся идти до конца. Какого? Это теперь зависит от твоей жены, и от того, какое влияние ты будешь на неё иметь. — Понимаю. — Глаза лорда вновь обрели привычный оттенок и он кивнул. — Но леди — моя жена, и я всё равно не буду принуждать её к тому, чего она не желает. На данный момент я тот, кого она боится. И я не хочу стать в её глазах насильником и мучителем. Это не то, что заставит её мне доверять. — Верно. Но ваш брак должен быть скреплён сегодня же. Это требование совета. Если ты не выполнишь условия, которые мы поставили, совет не поддержит ни одно твоё решение. — Я услышал ваши требования, но не рассчитывайте, что я буду им потакать. У меня немного иные планы, а методы их осуществления в корне отличаются от ваших. — Это твой выбор, Итачи. Не пожалей об этом после.~НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ~
Хинату трясло. Мысли путались то ли от недостатка кислорода, то ли от того, как прохладные губы Итачи сминали в поцелуе её уста. Ладони девушки лихорадочно порхали по спине и плечам мужа, пока её пальцы не запутались в его волосах. Мужчина крепче прижал её к себе, обвив талию рукой и разрывая поцелуй. Инстинкты ещё не затопили разум окончательно, но поддёрнутый алым взгляд, уже пылал побеждающей здравый смысл страстью. Его тоже лихорадило. Учиха изо всех сил пытался держать себя в руках и не причинить боль и без того напуганной до чёртиков жене. Но он понимал, что каждая минута, проведённая рядом с ней, лишала его последних крупиц рассудка. — Ты мне веришь? Вопрос дрожит в его лёгких как лист на ветру, и срывается с губ торопливо, немного напугано. Хината не заставляет его ждать ответ, тянется ладонями к лицу мужа, застывает, перед тем как коснуться прохладной кожи и кивнуть на его вопрос. Итачи перехватывает на полпути её тонкую изящную руку, прижимается губами к тёплой ладони, видит ответ ещё до того, как она кивает. Он снова целует раскрытую длань и тут же впивается клыками в бугорок под большим пальцем. Девушка на секунду задыхается от пронзительной боли, с губ её срывается тихий стон, но она тут же закусывает губы. От поясницы вверх по позвоночнику змеёй проползает пожар, застигая её врасплох и заставляя подогнуться и без того дрожащие колени. Итачи держит крепко, и только это позволяет Хинате не упасть мужу в ноги. Он не делает ни глотка крови, просто прокусывает кожу и отстраняется, спешно достаёт из кармана платок, вытирает губы, ждёт, когда жена вновь твёрдо почувствует землю под ногами, а затем тут же разворачивается, чтобы уйти. — Куда ты? — Хината не узнаёт собственный голос. В нём просьба, мольба, горечь разочарования… Она сглатывает горький комок подступивших слёз и задаёт тот же вопрос более настойчиво, когда Итачи быстро идёт к двери. — Если ты сейчас уйдешь, если сейчас не ответишь мне… Я больше не смогу тебе верить. — Они почувствовали твою кровь, а этого достаточно. Я не коснусь тебя. Во мне слишком много силы, слишком много желания… Ритуал и твоя кровь делают меня одержимым. Ты не представляешь, каких же трудов мне стоит просто стоять здесь и говорить с тобой. Она всё-таки пошатнулась и, сделав несколько шатких шагов назад, рухнула в кресло, прежде чем произнести, пораженно всплеснув руками: — Это просто невероятно! Вы же ненавидите себя и силу, данную вам по праву рождения? — Всегда ненавидел… Моя вина, что Микото умерла. Моя вина в том, что она напала на тебя. Это я убил её и лишил жизни сестру. Это из-за меня твоя мать потеряла ребёнка и умерла. Это по моей вине ушёл из жизни отец… Причиной этому сила, которую боятся и желают одновременно. — Тогда мы с вами тем более должны быть связаны чем-то большим, чем кровавый ритуал, Итачи! Ведь это из-за моей крови Микото тогда не смогла устоять. Это из-за меня маленькому мальчику пришлось совершить страшное. А пытаясь защитить меня, моя мать лишилась ребёнка. Это из-за меня вам пришлось убить Изуми… Ведь вы и правда любили её. Только не так, как она сама того желала. Она была дорога вам как сестра, которую я забрала… И, наконец, по моей вине Неджи стал одним из ночных. Одним из тех, кого люто ненавидит… Не ваша вина в том, что отец решил воссоединиться с любимой. И уж точно вы не виноваты в том, что сейчас нам необходимо завершить этот проклятый ритуал. — Я не могу! — Итачи обернулся и взглянул жене в глаза с болью, перед тем, как продолжить: — Я не хочу причинять вам боль… Вы же даже не представляете себе, что я могу сотворить. — Это не важно. Тело — лишь оболочка. Раны на коже затягиваются, а кости срастаются. Даже кровь со временем восстанавливается. А боль… её в нашей жизни так много, что она уже просто зудит где-то под лопатками. И этот зуд так настойчив, что его попросту перестаёшь замечать. — Ты будешь об этом жалеть! На ходу стягивая с шеи удавку галстука, шипит мужчина. Он отбрасывает тонкую полоску ткани, выдёргивает из-за пояса брюк рубашку, разрывая её одним резким движением руки. Пуговицы разлетаются, стучат по полу каменной дробью, и алый пожар, с которым мужчина борется весь их разговор, затопляет его глаза и сознание. Оказавшись совсем близко, Итачи останавливает себя ещё на одно короткое мгновение и заглядывает жене в глаза, проверяя, не поколебнулась ли её решимость, но, не увидев ни тени сомнений, тут же подхватывает её под бёдра и несёт к кровати. Хината чувствует, как через тонкую ткань платья, его пальцы впиваются ей в бёдра и понимает, что на коже ещё надолго останутся синяки, но в данную секунду её совершенно не волнует ни это, ни то, как неласково Итачи покрывает поцелуями её скулы и шею. Простыни обжигают кожу прохладой, когда муж опускает её на белоснежную перину. Хината нервно выдыхает мужу в губы перед тем, как он захватывает её уста в поцелуй, а она чувствует вкус крови на языке. Ей не больно. Она осознаёт, что это не её кровь. Это поражает Хинату почти так же сильно, как и то, что Итачи практически не двигался. Его руки по-прежнему были на её бёдрах, а губы, хоть и терзали её уста, но мужчина делал это крайне сдержанно, и от того напряжённо. Хината толкнула мужа в грудь, разрывая поцелуй. Её разозлили опасения Итачи. Разозлила его сдержанность и осторожность, его нежелание признать её равной. Злость подняла пелену над её сознанием, и в следующую секунду уже Хината целовала мужа, сидя на его торсе и спешно стаскивая с крепких плеч мужчины рубашку. Битва за здравый смысл была проиграна окончательно в тот момент, когда Хината оставила на его груди алеющие следы от ногтей и, выдохнув ему в губы влажный, горячий воздух, повалила его на подушки, вновь требовательно припав к его губам, проникая языком в его рот. Итачи ошарашенно ответил на поцелуй, не до конца понимая, что происходит, и, схватив жену за плечи, перекатился, оказавшись сверху, с рычанием прикусывая её язык. Кровь брызнула и сама, против воли гравитации, потекла ему в горло, а дальше — по её подбородку. Словно живая, она отзывалась на его зов, а Хината вторила ей, обнимая его руками, прижимаясь ближе. — Мы должны остановиться. — Без капли уверенности и желания осуществить сказанное, прошептал Итачи, тратя последние силы на то, чтобы разорвать поцелуй. — Сегодня мы ничего никому не должны! Это наша ночь, Итачи. Есть только ты и я. Это только чувства, никакой политики.