Крёстная, с благодарностью за всё! Джек Синдер

Когда принц Чармин невзначай предложил мне переехать в его дворец и жить там в отдельной комнате, я испугал его своим громким согласием. — Ты, в самом деле, не против? — схваченный мною в объятья, спросил он, неловко улыбаясь. — Против? — засмеялся я. — Да ты издеваешься? — Разве ты не хотел бы сохранить свою свободу и пространство? — поинтересовался принц, явно не до конца понимающий, что такое жизнь трубочиста. — А как бы я хотел пожить во дворце, где даже дверные ручки позолоченные, ты себе просто не представляешь! — заявил я. — Что ж… Добро пожаловать, в таком случае, — прокряхтел принц, и я, осознав, что он задыхается от силы моих объятий, соизволил его отпустить. — Спасибо, — поблагодарил он, обретя способность дышать. — Тебе что-нибудь ещё нужно? — Дай-ка подумать, — приложил я пальцы к губам и, сделав паузу, сказал: — Ты. Широко и коварно улыбаясь, я увидел, как красивое и гордое лицо Чармина приобретает лёгкий помидорный оттенок. — Идём, — ловя меня за руку, сказал он, потирая нос, надеясь скрыть смущение. — Покажу тебе твою комнату. Не говоря ни слова, я обхватил его за шею, крепко поцеловал в губы и тут же отпрянул, готовый идти смотреть хоромы. Обласканный мной Чармин перевёл дух, сжал мою руку и торжественно повёл меня, куда обещал. По своей комнате я первое время ходил как по музею. Всё было так красиво, что мне не верилось, как в такой обстановке могут жить настоящие живые люди. Заметив на каминной полке изящную фарфоровую фигурку балерины, я спросил Чармина: — Можно потрогать? — Конечно, — отозвался он. — Можешь здесь брать, что угодно. — Но я разбить могу. Она, наверное, бешеных денег стоит. Говоря это, я прихватил фигурку за длинную ножку и тут же, не теряя времени, уронил на полку, отламывая её симпатичную разукрашенную головку. Придя в ужас от содеянного, я схватил откатившуюся голову и принялся приделывать на место. Мои попытки прервал подошедший Чармин. — Это просто дешёвая безделушка, — сказал он, забирая балерину с отколотой головой из моих рук и, недолго думая, выкинул в корзину для мусора. — Она стоит копейки. Забудь о ней. — Не буду больше ничего здесь трогать, — проговорил я. — Или всё испорчу. — Делай со всем этим, что угодно, — сказал принц. — Это всё твоё. Хочешь — разбей и сломай всё. — Моё? — ахнул я. — Ну тогда тем более! — влезая в пустое мусорное ведро с балериной, проговорил я. — Клей есть? — спросил я. Чармин покачал головой с безнадёжной улыбкой и отправился за клеем. Вскоре, водрузив обратно на полку склеенную почти незаметно балерину, мы с принцем стояли напротив неё, любуясь плодом моего таланта реанимации фарфора. — Позволь заметить, — начал Чармин (он был учёным дурачком и иногда позволял себе забавный менторский тон), — что все твои разрушения происходят от излишнего нервного напряжения. Тебе стоит успокоиться и не бояться что-то разрушить, тогда этого и не будет происходить. — Ты такой умный, — произнёс я очень искренне, чтобы Чармин не уловил в моих словах сарказма. Налюбовавшись на балерину, Чармин сказал: — Ладно, теперь, когда всё в порядке, почему бы нам не пойти пообедать? — С удовольствием! — мигом забывая о происшествии со статуэткой, ответил я, резко поворачиваясь и со всего размаха вписываясь в резной столбик кровати с маленькой деревянной шишечкой на конце. — Боже, ты в порядке? — кидаясь ко мне, вскрикнул Чармин, видя, что я корчусь от боли. Потирая живот и бедро, я поморщился и понял, что держу в руке оторванную от столбика деревянную шишечку. Я посмотрел на Чармина и спросил: — Клей есть?