Серебряная корона

Настал час молота!

В кузнице было шумно. В горне потрескивало пламя, молоты стучали по наковальням, шипел остужаемый металл, орки и несколько троллей громко переговаривались между собой, не стесняясь в выражениях и не заботясь о чувствах собеседников. Если бы экскурсия проходила в должном неторопливом темпе, Теринель назвала бы это место торжеством искренности – и была бы совершенно права, так как здесь не было места ни лести, ни раболепству, к которым она привыкла в Луносвете. Поначалу эльфийка не видела почти ничего, кроме серо-красных отсветов, но вскоре ее глаза привыкли к освещению, и она увидела, что четверо кузнецов стоят возле стола и о чем-то рассуждают, не повышая голоса. Хаблорг, продолжавший сопровождать Теринель, насторожился при виде такой картины. – В чем дело? – отрывисто и громко спросил он. – Да вот, тут... Э-э, – оружейник пытался найти слова, но не мог, и на помощь ему пришел тролль: – Какое-то вуду. Хаблорг подвел син'дорейку поближе к столу, а кузнецы почтительно расступились. Пара орков почесала лысину на затылке. Тролль продолжил говорить: – У нас батраки нашли в карьере, да, эту штуку. Я говорю им, – он обвел взглядом своих коллег, – тут какое-то вуду, такого железа не бывает, а они и сказали, да, давайте посмотрим, что это за штука. Теринель потребовалось большое усилие, чтобы сосредоточиться и понять кузнеца – он говорил с акцентом, а интонации были совсем странными. – Не лучше ли было позвать магистра? – Хаблорг постоянно переводил взгляд с куска странного металла на тролля. – Мы звали, да, – кивнул тот, – а он сказал, да, пусть посмотрит чародей, а у них собрание. «А чародей – это я» – вздохнула эльфийка. Сопровождающий спросил ее, что нужно сделать, чтобы понять, опасен металл или нет, и годится ли для чего-нибудь. Теринель попросила кузнецов отойти на несколько шагов, а сама подошла к столу. Кусок неопределенной формы приподнялся над поверхностью на несколько дюймов и начал медленно вращаться, подталкиваемый силой магии. Он мутно отсвечивал темно-синим, и от него исходила еле заметная аура холода. Теринель подняла вторую руку и сделала несколько пассов, окружив металл искрящейся сферой, по которой иногда пробегали сиреневые змейки. Эльфийка покачивала головой и перебирала пальцами воздух, а ее губы сжимались. Так прошло несколько минут, а кузнецы все стояли вокруг и смотрели за работой. Хаблорг явно хотел что-то сказать, но удерживался, боясь помешать, и правильно делал: волшебная экспертиза требовала полного (или почти полного) сосредоточения. Наконец сфера исчезла, а кусок металла опустился на стол и выглядел так же, как до появления чародейки. Орки и тролль смотрели на нее во все глаза. Хаблорг первым нарушил молчание: – Ну, что там? – Ничего. Выглядит странно, но металл безопасен. По структуре близок к обычному, только испытал влияние темной магии. Из него может выйти хорошее оружие. Или доспехи. – она помолчала и прибавила: – и будет очень хорошо, если наложить на изделие темные или ледяные чары. На этом экспертиза закончилась, а история куска саронита – ибо это был первый случай, когда его нашли – только началась. Кузнецы потом не раз приглашали Теринель следить за ходом работы с этим куском, чтобы убедиться, что все идет как надо, и насладиться обществом эльфийки, правда, в последнем они не могли признаться даже сами себе. Теринель постепенно обжилась в крепости, хотя поначалу она показалась ей жуткой. По коридорам гулял ветер и пронзительно выл, заставляя живых льнуть к очагам. Поэтому каждый вечер в трапезной у большого костра собиралась пестрая компания. Теринель всегда садилась рядом со своими соплеменниками. Подобным образом поступали остальные, и в итоге возле очага составлялось несколько групп. Только Отрекшиеся избегали таких собраний и стояли в сторонке или быстро расходились по своим постам. Многие их боялись, даже не отдавая себе в этом отчета, и когда подопечные Сильваны не спешили расходиться, молчание в кругу у очага становилось невыносимым. Но разговор все же начинался. Один тролль, плохо владеющий орочьим, всегда кряхтел и заговаривал первым. Скоро Теринель узнала его имя и стала отличать от других троллей в крепости – его звали Вун'Джи. На его реплики обычно отвечал Хаблорг, и речь подхватывала тауренка. Син'дорай вели себя тихо, а если присоединялись к беседе, то быстро становились самыми активными ее участниками. В этом обществе обсуждалось все, от погоды до политики Вождя, и «запретных» тем для компании не существовало – государственных тайн они не знали, с разведчиками и командирами почти не имели дела. Мрачное настроение Теринель всегда привлекало внимание одного орка, чуть менее массивного, чем его разговорчивый сородич. Он пытался разговорить эльфийку, предлагал свою кружку с грогом, и в конце концов Тери соглашалась. Она брала кружку обеими руками и делала несколько робких глотков... А потом приходила в себя только утром, выпивала чашку чародейской воды и спускалась к завтраку. Ее слегка пошатывало. Ночами, когда она не пила, ей снились кошмары, в которых она находила тело брата или читала заключение о его смерти. Иногда Теринель приходилось пробиваться к нему сквозь неясные тени, но конец сновидения всегда был схож и заставлял эльфийку просыпаться и несколько минут слушать собственное сердцебиение: тело Тарвена в самый неожиданный момент открывало глаза, всегда затянутые мерзкой слизью, произносило самые жуткие проклятия, а потом убивало сестру. Чаще всего душило, но иногда вставало и замораживало насмерть магией, или протыкало мечом. Сама Теринель никак не могла объяснить, почему она видит такие сны, но со временем привыкла, а при случае попросила другого син'дорайского мага подменить ее на один день и отправилась на вылазку. Почти каждый день из крепости выходил отряд или два и уходил на север или восток – смотря где заметили активность нежити. Убедить коменданта крепости, Отрекшегося, оказалось несложно, но последние его слова обеспокоили Тери: он пообещал вернуть ее к исполнению обязанностей даже после смерти, если она умудрится умереть. Так или иначе, она начала собираться еще вечером. Тщательно подготовила плащ, сапоги и перчатки, уложила в заплечный мешок, предоставленный интендантом, пару склянок и фляжку с зеленоватой жидкостью – пайки выдавали утром, – а потом положила сумку на тумбочку, размышляя, чего бы еще взять. По ее коже бегали мурашки, а в животе что-то беспокойно крутилось, тогда как на сердце было пусто. Она не осознавала риска, которому сама подвергнет себя, когда покинет крепость и окажется в северной тундре, а потом и в ледяных степях, и воображение, воспаленное выпитым за ужином грогом, рисовало ей туманные, но жуткие картины: толпы вурдалаков, упырей и скелетов, которых заносит снег, а они выныривают из сугроба и бросаются на отряды; стада жутких чумных мамонтов и магнатавров, таких огромных, что ледяные поля закрывают только их копыта; полчища гадких нерубов, роющих ходы под крепостью и вылезающих из пола прямо в комнату... За такими мыслями Теринель заснула, но сон ее был хуже обычного, и она все время просыпалась, вслушивалась в темноту и снова проваливалась в темные сновидения.