«Союз Спасения». Твоя история

      Павел Пестель, сложив на груди руки, молча стоял в тени комнаты. Он пришёл на очередное собрание Союза на квартире литератора, но, как оказалось, раньше всех, и теперь старался никак не показывать своего присутствия, дабы не нарушать домашнюю обстановку семьи Рылеева, которая всегда царила здесь до прихода участников и «заговорщиков». Кондратий Рылеев в такой атмосфере — атмосфере не задетой идеей революции — казался примерным семьянином. Пестель никогда не приглядывался к Кондратию Фёдоровичу как к чьему-то мужу и отцу, да и к его семье в целом. И сейчас, стоя в углу, Павлу открылась вся картина домашней жизни. Рылеев, не обращая никакого внимания на Пестеля и совсем не стесняясь своих нежностей, повозился с дочкой и приласкал её. Дочка Кондратия — Анастасия, уже давно, должно быть, привыкла к постоянным гостям в их доме, поэтому так же, как и отец, не замечала Пестеля.       Когда время собрания подходило к началу, Рылеев потрепал девочку по голове и позвал жену. В гостиную почти сразу же вошла Наталья, и, взяв за руки дочь, вывела её в коридор, но тут же вернулась обратно. Это была довольно красивая женщина, и сам Пестель мог это признать, заботливая и любящая жена. Порой Павлу казалось, что эта женщина бегает за Рылеевым, как за вторым ребёнком, и это было смешно видеть, зная, каков Кондратий был на деле и на какие поступки он готов пойти ради революционной идеи. Сейчас же жена его снова что-то тихо и внушительно ему говорила, поправляя время от времени воротник его жакета. Она, как отметил Пестель, намеренно понизила голос, чтобы ему не было слышно их разговора. Точно почувствовав на себе его внимательный взгляд, женщина подняла голову и с вызовом, какого Пестель не ожидал от неё, посмотрела ему в глаза.       На мгновение он смог рассмотреть её лицо. На нём уже появились первые морщинки, а под глазами тёмными кругами пролегли синяки, свидетельствующие о постоянных бессонных ночах и тяжёлых думах. Конечно, конечно она знала о планах Кондратия Рылеева и практически обо всём, что было связано с Союзом. Она знала и понимала, к чему ведут их сборы, и какой опасности подвергается её семья. Но её взгляд был решителен. И одновременно растерянный, умоляющий.       Пестель невольно вздрогнул, столкнувшись с этим женским взглядом, и тут же опустил голову. Женщина ещё раз что-то прошептала Рылееву и вышла.       Её взгляд напомнил ему о том, что он вспоминать совсем не хотел. На днях его мучали ужасные головные боли и он, решив прогуляться по морозу, дабы её притупить, пробирался по сугробам, которые, почему-то не почистили. На одной из улиц он отшатнулся, когда его, чуть было, не задела проезжавшая мимо кибитка . Остановившись на пешеходной части, Пестель огляделся, чтобы прикинуть, какой дорогой лучше всего добраться обратно до квартиры. Кибитка же остановилась у соседнего дома. Павел, сам не зная зачем, решил увидеть того, кто в ней приехал. Из кибитки, приподнимая юбки платья и аккуратно ступая в снег, вышла молодая женщина, она чему-то улыбалась и щурилась от яркого света и белоснежности покрова. Опустив юбки, она, точно так же как и Пестель, огляделась вокруг. Их взгляды встретились. Пестелю показалось, что они знакомы, и какой-то образ дальнего прошлого всплыл у него в голове. «Хватит думать», сам себе сказал тогда Павел и выпрямившись пошёл своей дорогой.       — Павел, что с тобой? — Кондратий, оставшись теперь в одиночестве, подошёл к товарищу. — Всё хорошо?       — Да, — отрезал Павел, резко отрываясь от стены и пройдя к столу. Мужчина неодобрительно посмотрел на часы, отметив, что остальные члены собрания опаздывали.

***

1815

      Т/и в нетерпении прохаживалась по галерее, каждую минуту всматриваясь в даль дороги. Время тянулось невероятно долго, и тем мучительнее становилось её ожидание. Наконец послышался цокот копыт и ржание лошади. Т/и остановилась, прислушиваясь к знакомому звуку и всматриваясь в подъезжающего к ней всадника. Она выпрямилась и лёгкой походкой пошла к нему навстречу, пока тот спешивался и слезал с красивой кобылы. Это был Павел Пестель, адъютант графа Витгенштейна, который приходился девушке дальним родственником.       — Здравствуй, — мягко сказала Т/и на латышском, коснувшись руки Пестеля.       Павел Пестель сохранял молчание, лишь скользнув взглядом по девушке. Это её насторожило. Она знала характер молодого адъютанта, но он всегда был с ней вежлив, и иногда даже ласков.       — Что случилось? — не выдержала латышка, качнув головой, пытаясь посмотреть юноше в лицо.       — Я скоро уеду из Митавы, нас переводят, — резко ответил он, поглаживая гладкую шею своей лошади и упрямо избегая взгляда Т/и.       — Так я поеду с тобой куда угодно, — девушка перешла на французский и попыталась взять руку Пестеля. Её глаза всегда горели непоколебимой решимостью, и с самого начала знакомства это было первым, что Павел заметил в ней, и что ему понравилось.       — Это не всё, — Павел выдернул свою руку из её тёплых ладоней. Он с минуту молчал, а затем холодно и решительно произнёс: — Я на вас не женюсь.       Т/и нахмурила брови и шагнула назад. Слова Павла словно хлестнули её по лицу, и она совсем их не ожидала. В последнее время всё складывалось, как нельзя лучше: Пестель был с ней ласков, они часто бывали вместе. Девушка искала в его глазах ответа, но видела там лишь сталь и холод — от прежней любви не осталось и следа. Если это было любовью… Почувствовав себя как никогда оскорбленной, Т/и вскинула голову, и переходя на родной адъютанту язык — русский, с сильным акцентом произнесла:       — Ваши родители запрещают Вам жениться на мне, потому что это будет неравный брак с какой-то латышкой, да? Или я буду помехой вашей блестящей военной карьере? — Она натянула улыбку, но губы её предательски дрожали, а где-то в горле появлялся неприятный ком. — Что ж, прощайте.       Она развернулась, гордо подняв голову, и быстрым шагом пошла прочь по галерее.

***

      По какому-то поводу Рылеев собирал у себя гостей. Какой-то чёрт понёс Павла на эту встречу, несмотря на возобновившуюся головную боль. Он вошёл в дом литератора. Это была она. Он узнал её тут же среди пёстрых нарядов других людей. Т/и стояла рядом с женой Рылеева и что-то с ней обсуждала. На ней было довольно простенькое чёрное платье, а волосы собраны так же, как и в их последнюю встречу в Митаве, в далёком 1815 году.       — Павел, позволь тебя познакомить с нашей гостьей, — Кондратий подвёл его к женщине. — Павел Пестель. Т/и, приехала в Петербург с мужем прямиком из Латвии.       Т/и поклонилась, сделав вид, что совсем его не узнала, и протянула свою руку. Павел не поцеловал её, а лишь пожал, почувствовав мягкость перчатки. Девушка усмехнулась и отметила про себя, что Павел совсем не изменился с их последней встречи.       За всё время они не обменялись ни словом. К концу вечера он оказался подле неё. Она, заметив его, лукаво и смело улыбнулась, сверкнув глазами через оголенное плечико.       — Знаете, отчего я тогда не женился на вас? — зачем-то спросил Пестель. Т/и немного помолчала.       — Знаю. — Она обернулась к нему всем корпусом, вскинув головку на тонкой шее, и внимательно вглядываясь ему в лицо всё с тем же решительным взглядом, который так когда-то нравился Павлу. — Ваша жена — это ваша цель. Была и есть. «Моя жена — Революция», мысленно поправил её Павел, и горько усмехнулся, удившись тому, как метко она всё же это подметила. Он понял, что нынче недавно показалось ему таким знакомым во взгляде жены Рылеева. Это был взгляд полный уверенности, самоотверженности и самопожертвования, любви и преданности мужу. Наталья Рылеева — женщина, которая зная, ЧТО стоит на кону, вопреки всему была с Кондратием Фёдоровичем. Таким же взглядом на него всегда смотрела Т/и, девушка-латышка из далёкого 1815 года. Она и теперь смотрела на него так. Т/и всегда могла стать ему «поддержкой», могла быть такой же, как Наталья Рылеева… Любил ли её Павел? Возможно, но это было так давно. «Моя жена — Революция», твердил он, всматриваясь во влюбленные лица Кондратия и его жены. «И я не подвергаю никакую женщину опасности, — заметил про себя Павел, заглядываясь на затылок Т/и и чувствуя запах её духов. — Она в безопасности, в отличие от Натальи. А я сделаю всё для своей жены, для Революции»