Дверь в комнату открылась с лёгким стуком, вырывая Т/и из дремоты. Она сама не заметила как уснула: неотлучное сидение около постели больного давало о себе знать. Девушка, щурясь от света, лившегося из прохода, выпрямилась и почувствовала, как всё её тело отозвалось тупой ноющей болью. В комнату ступил молодой человек в мундире — подполковник Сергей Муравьёв-Апостол, квартировавшийся у них в доме.
— Т/и Александровна, вам стоило бы отдохнуть, вы совсем не спите, — низким и заботливый голосом сказал он. Т/и с сомнением посмотрела на лежащего подле неё на кровати больного отца: ей было совестно отлучиться от него хотя бы на минуту. Сергей, видимо заметив колебания девушки и её бледное уставшее лицо, протянул ей свою ладонь в перчатке и сказал уже чуть твёрже, по-командирски: — Пойдёмте. Я привёл полкового лекаря, он останется с вашим отцом ненадолго, а затем даст рекомендации.
Только сейчас Т/и заметила маячащего за спиной у подполковника мужчину-лекаря. Успокаивая себя тем, что отец не останется один, она всё же вышла из комнаты, приняв ладонь Сергея и покачиваясь от сонного состояния. В доме было душно от натопленной печи, дышать, казалось было совсем нечем.
— Я выйду на улицу, — тихо сказала Т/и Сергею, почувствовав невероятное смущение, которое одолевало её всегда, стоило им остаться наедине.
— Подождите, накиньте на себя, там морозно… — Сергей протянул ей полушубок.
Глубоко вздохнув, девушка вышла на крыльцо, попутно кутаясь в полушубок, хотя, казалось, необходимости в этом не было совсем: она чувствовала себя так, словно только что вышла из парилки. Опёршись на перегородку, Т/и оглядела занесённый снегом двор, блестевший под голубым лунным светом, но взгляд её остановился на подполковнике. Сергей Муравьёв-Апостол вышел за нею следом. Его лицо казалось невероятно красивым: правильные черты, высокий лоб, тёмные, как смоль, волосы и чёрные-чёрные цепляющие глаза. Т/И, опомнившись, что смотрит на молодого человека больше положенного, опустила взгляд.
— Спасибо вам, Сергей Иванович, за помощь. Но лекаря не стоило звать…
— Я хотел помочь вам, — молодой подполковник встал напротив Т/и, позволив себе мягко улыбнуться. Т/и видела, как он устал, но вместо того, чтобы ложиться спать, снова говорил с нею. — Я благодарен вам за предоставленный дом, я знаю, что мой полк приносит вашей деревне некоторые неудобства. А вам приходится помогать нам… И мне совестно от того, что всю работу вы делаете одна и ещё успеваете ухаживать за больным отцом. Посему я хочу помочь вашему отцу выздороветь.
Сергей наклонил голову, рассматривая Т/и, словно желая узнать, поняла ли она всё им сказанное. Посмотрев в тёплые глаза подполковника, Т/и снова смутилась, и понадеялась, что не успела покраснеть. Ей было чудно то, что Сергей, молодой человек из, несомненно, знатного рода, говоривший большее время по-французски, вдруг нашёл в ней приятную для себя собеседницу. Он часто не спал ночами, просиживая время за какими-то неизвестными девушками бумагами при свете догорающей свечи, а затем разговаривал с ней, если ту мучала бессоница или, как бывало в последнее время, она сидела у постели отца.
Со временем девушка осознала, что начинает влюбляться в подполковника, и это чувство её невероятно пугало, она понимала, что не является ему ровней.
— Расскажите мне про своего отца? Кажется, он воевал? Слышал посторонние разговоры.
— Да, воевал, — кивнула Т/и, вспоминая рассказы отца, который чудом вернулся домой. Сергей слушал внимательно, не сводя своих блестящих глаз. — Мой отец… Он прошёл всю наполеоновскую войну, был при битве на Аустерлице, позже раненый вошёл победителем во Францию. Он рассказывал, что по возвращении в Россию ожидал совсем другой встречи. В Европе всё иначе, говорил он. А здесь всё по-старому. Знаете, ему кажется, что он никому тут и не нужен, никто не благодарен ему за вложение в победу. А оно же есть?..
— Конечно, есть. — Мягко улыбнулся Сергей. Выслушав девушку, он твёрже стал понимать, что их дело — правое, и сам видел, как крестьяне, вернувшиеся на родину победителями, стали снова ненужными. — Ваш отец — герой, Т/и Александровна.
Он невольно засмотрелся на её профиль и задумчивое личико. Т/и была не похожа на тех, кого он встречал раньше. «В крестьянку влюбился, Серж? — вспомнил он подтрунивание Бестужева-Рюмина, который видел, как часто его товарищ находится подле Т/и. — А говорил, что барышню полюбишь». Поначалу Сергей отмахивался от этого усмешками, но затем начал угрюмо молчать. Он только знал, что к этой простой деревенской украинской девушке его тянуло. В ней не существовало притворства, она всегда была настоящей, далёкой от светского общества. И сейчас, глядя на неё, ему хотелось всё изменить, добиться своих целей и сделать её свободною…
— Ваш полк скоро уходит? — вдруг спросила невероятно взволнованная этой мыслью Т/и.
***
Т/и выбежала в ночь, сжимая в руке серебряный крестик на веревочке и сдерживая слёзы. В украинскую деревушку пришла весть о повешенных в Петербурге революционерах. Девушка не знала о чём идут разговоры, она, как и прочие крестьяне, была далека от политики. Но прозвучало его имя. Его. Сергей Муравьёв-Апостол.
Она долго разглядывала крест и отчаянно прижимала его к своим губам.
***
— Я хочу отдать вам одну вещь, — говорил Сергей, дрожащими руками расстегивая у горла пуговицы мундира, и снимая со своей шеи маленький серебряный крест на веревочке. Он с теплотой и нежностью посмотрел на Т/и, протягивая ей маленькую вещицу. — Возьмите его себе, он мне уже не поможет. Т/и Александровна, прошу вас, не думайте обо мне плохо. Нынче утром полк уходит. А я ухожу ради вас… У меня правая цель, и нынче я полностью убедился, что иду верной дорогой.
Он знал, что говорит, и знал, что боле молчать не может. Эта девушка стала его собственной Викторией. Он чувствовал, что никогда её не увидит, но не мог не попробовать совершить ради неё, ради всего народа подвиг, заранее обречённый на провал.
Т/и чувствовала, как в груди поднимается огромное чувство любви и благодарности к Сергею, хотя она и не понимала всего смысла сказанных им слов. Но по его лицу она видела, что это что-то очень важное, и что вершиться дело начинает уже сейчас.
Сергей, словно в бреду, протянул руку к её горящей щеке.
Их губы слились в мягком поцелуе.
