***
Через несколько месяцев после этого инцидента от брата пришло письмо, оповещавшее о том, что все дела наладились, и в скором времени сам он приедет в Россию. Т/и была удивлена столь быстрому решению того скандала, что имел место быть, и это казалось ей странным. Но брат не желал вдаваться в подробности, и в послании лишь заверил её в том, что всё обошлось самым лучшим образом. К приезду брата Т/и готовилась с особой тщательностью. Она полагала, что Николай намерен возвратиться на долгое время, и потому сверяла все счета по поместью, и была рада заметить, что за время её управления поместье не только не понесло урона, но и прибавило в доходе. После его прибытия в Петербург, дом стал местом собраний и гостей. К Николаю Александровичу приходили друзья и знакомые с визитами, и никто, как казалось Т/и, даже не знал или не помнил о том, что произошло во Франции. То, что казалось ей, должно было повлечь большие беды, вдруг резко замялось. Поговорить об этом с братом у неё не получалось: занятой мужчина редко выходил из своего кабинета или поздно возвращался со службы. Как-то раз, вскоре после его приезда, им удалось ужинать вместе. Николай был в самом прекрасном расположении духа, много смеялся и пил, от чего язык его развязался. — Ты кажется спрашивала, что во Франции произошло? — спросил он у Т/и, взмахом руки подзывая прислугу, чтобы та подлила ему вина. — Что произошло я знаю, Николай, — ответила Т/и, глядя на брата поверх своего фужера. — Мне удивительно то, как всё это разрешилось. Я, как и господин Пестель, думаю о том, извини меня, что ты подверг опасности людей… — К слову о господине Пестеле! — провозгласил Николай, вознося указательный палец к потолку. — Без его помощи ничего бы и не решилось… Фрося, плесни ещё! — он вновь подозвал слугу и молчал пока стакан его не был наполнен. Сладко причмокнув, и томя желание Т/и узнать о произошедшем, он медленно продолжил: — Да, ничего бы без него не решилось. Он прислал денег, связался со мной во Франции через тайное общество и помог смягчить это дело. Не смотри на меня с таким укором, Т/и, я знаю, что ты презираешь меня, но пойми — я совсем не мог держать под контролем то, что произошло в Париже. И хорошо, что всё так разрешилось, никаких подозрений на нас нет в помине! — Значит, тебе помог Павел Иванович?.. — повторила в крайнем изумлении Т/и. Её вдруг сковал дикий стыд за свою семью, за то, что они могли так подвести общество, за то, что её брат унизился тем самым, взяв у Пестеля денег. Николай не разобрался сам, Пестелю пришлось вмешаться. Она практически всем своим существом чувствовала всё презрение Павла к их фамилии, и готова была бы тут же сгореть, окажись бы Пестель в этот момент рядом. — Ты не смог разобраться сам? — Да-да, Павел Иванович. И, право, я не должен был вовсе тебе этого говорить… — Брат рассеяно зевнул, словно всё, что произошло было пустяком. — Государь ничего не знает. Продолжаем наше дело дальше! — Продолжаем… — эхом отозвалась Т/и, краснея до корней волос. Павел Пестель сделал очень много. Ей было совестно даже представить себе сколько. Как тяжело, как мучительно было сознавать, сколь многим обязаны они были человеку, с которым им никогда не удастся расплатиться и с которым всё время их отношения было самыми ужасными. Спасение Николая, его имени и чести — все это было делом его рук. Конечно он делал это в целях безопасности Союза и своих стремлений, но он все же вмешался в это дело. Т/и посмотрела на брата: он был спокоен и равнодушен.***
Вопреки всем ожиданиям Т/и, Николай уехал совсем скоро к своей невесте во Францию. Т/и же, к своему стыду, занятая мыслями о Союзе и безопасности их взглядов, совсем забыла о недавней помолвке брата с некой молодой французской графиней. Она больше переживала о том, что сделал для них Пестель, к которому брат не заглянул даже поблагодарить, заявив, что они расчитались с ним ещё во Франции. Девушка в это слабо верила. Во время очередного своего визита к Кондратию Рылееву с новостями от императорского двора, Т/и встретилась с Пестелем. Она как раз выходила из дома, когда он поднимался по ступеням. Они не виделись с ним уже несколько месяцев, и теперь, столкнувшись с ним, Т/и почувствовала гамму чувств: стыд, благодарность к нему, позор за брата — всё смешалось воедино. Павел шёл как всегда твёрдо и уверенно, по-военному, и, заметив Т/и, кинул на неё быстрый взгляд, поклонился и хотел пройти мимо. Т/и с опаской остановила его, невероятно волнуясь, но решив, что медлить больше не стоит, предложила ему немного пройтись по улице. Он задумался, и, видимо, решив для себя, что встреча с Рылеевым может подождать, согласился и ослабил у шеи мундир. Голубые глаза мужчины с прищуром остановились на девушке. Наступила минута, когда она должна была проявить смелость, и, почувствовав прилив решимости, она поспешно сказала: — Я больше не в силах удерживаться от того, чтобы выразить вам благодарность за вашу помощь моему брату. Мне совестно от того, что моя семья доставила вам такие хлопоты. — Я думал, что это дело останется лишь между мною и вашим братом, — глухо ответил Пестель, скрестив на груди руки. — Не сердитесь на него. И, разумеется, я не могла спать спокойно, пока мне не удалось разузнать подробности. Итак, все же позвольте еще раз вполне серьезно поблагодарить вас от лица всей нашей семьи за помощь, с которой вы приняли на себя так много хлопот и перенесли столько неприятностей. Вы были правы тогда, в салоне, когда сказали, что ситуация с братом может повлечь за собою проблемы… И мне жаль, что опасности подвергался весь Союз. Т/и была смущена. После непродолжительного молчания её спутник сказал: — Я делал это не для того, чтобы обезопасить наше общество: о Союзе императору Александру уже давно известно, он знал о нём и следит за нами с давних пор. — Павел чуть сморщился, словно то, что он говорил было ему неприятно. Мужчина отвернулся. — Если бы это обстоятельство с вашим братом осталось, вам грозила бы опасность. Я помог ему ради… Вас. И, по правде говоря, вам следует уезжать следом за Николаем Александровичем во Францию. Т/и ничего не понимала. До этого момента она полагала, что действия Павла Ивановича были вызваны лишь заботами о Союзе, о своих правых целях. Теперь же он говорил, что не это было его задачей. «Он хотел обезопасить меня? Какой вздор! От чего ему я? Мы всегда были в напряжённых отношениях», думала Т/и, пытаясь в выражении мужчины рассмотреть правду. Но лицо его, как всегда, было непроницательно и, если что-то и выражало, то только твёрдость. Он очень резко и неожиданно оказался рядом с ней. Его голубые глаза жгли холодом, но в них было что-то новое, что привлекло и в то же время пугало Т/и. — Поезжайте в Париж, Т/и Александровна, — тихо сказал мужчина. — Уезжайте, как только сможете. — Зачем?.. — Я не исправил столько, сколько хотел. — Павел выходил из себя, хотя Т/и не была понятна причина. Он чуть повысил голос: — Вы будете в опасности, когда наше дело наконец состоится. Про вас при дворе не забудут, дело вашего брата рано или поздно вскроется. Государю станет известна его и ваша связь с заговорщиками, но вы не должны быть повинны в чём-то. Сохраните свою жизнь — бегите в Европу... Т/и последовала его совету, убедившись в том, что Павел никогда не ошибался и положение дел видел яснее всех. Но её тронула его забота о ней. А было ли это заботой? Накануне его ареста, о котором стало известно позже, от него Т/и пришло письмо, которое она не ожидала даже увидеть. «Я рад, что вы в безопасности, как я и хотел. Наше же дело обречено…»