Девушка, задыхаясь и на ходу придерживая норовившую слететь шляпку, бежала по улицам. Стук каблуков отражался от стен домов, случайные прохожие отшатывались и с удивлением оборачивались в след Т/и, неодобрительно качая головами. Девушка бежала, не помня себя, не смотря по сторонам и совершенно не заботясь о чужом мнении и приличии. На оживлённом перекрёстке она чуть было не угодила под колёса экипажа, но вовремя подоспевший господин оттянул её в сторону, а кучер грозно прикрикнул, стараясь усмирить лошадей.
— Что же вы так, барышня! — упрекнул господин, чудом спасший её от глупой травмы. — Осторожнее!
Т/и быстро взглянула на него, одёрнула рукава, быстро поблагодарила и, словно не было сего происшествия минутой ранее, снова побежала по улицам. Когда впереди замаячил знакомый дом, девушка изо всех сил прибавила шагу, и, раскрыв калитку, ринулась по лестнице к квартирам, с порога позвав хозяина. Она стояла в нетерпении, переминаясь с ноги на ногу и усердно прислушиваясь к звукам за дверью.
По ту сторону раздались торопливые шаги, затем в замке послышался скрежет вставляемого ключа, и через мгновение двери распахнулись. Но перед Т/и оказался не тот человек, которого она ожидала.
— Что Кондратий Фёдорович? — быстро спросила она у прислуги, стоявшей на пороге, заглядывая в прихожую через её плечо.
— Уехал-с час тому назад, княжна… — растерянно пролепетала прислуга.
— Доложил ли, когда будет? — разочарованно вопрошала Т/и, переводя дух.
— Сказали, что к вечеру будут-с… Сказать, что вы заходили?
Т/и усердно думала, куда мог направиться Кондратий в такой ранний час. Ей было досадно, что она не застала его дома, а с другой стороны это была её вина — она не успела предупредить его о своём приезде.
— Т/и Сергеевна, так что ж, доложить Кондратию Фёдоровичу о вашем визите, как он дома будет-с?
Голос прислуги вырвал Т/и из раздумий. Она удивлённо посмотрела на неё, словно совсем забыла, как тут оказалась.
— Нет-нет, не нужно…
Выбежав на улицу, девушка огляделась по сторонам и пожалела, что не взяла у отца экипаж, а не подумав отправилась пешком через весь Петербург. Заприметив свободного извозчика, она велела ехать тому в дом Сергея Трубецкого. Пожалуй, это было единственное место, куда Кондратий мог направиться. Т/и глядела на мелькающие дома и изо всех пыталась сохранить спокойствие, но тревога и волнение заставляли её снова и снова приговаривать извозчику-мужичку: «Быстрее, прошу вас! Погоняйте же коней!». Подъезжая к роскошному дому Сергея Трубецкого, Т/и оставила извозчика у ворот дожидаться её. Зайдя в дом и отдав шляпку швейцару, девушка испытывала всю ту же тревожность. К ней вышла сама Екатерина Ивановна — супруга Трубецкого — в своём нарядном туалете и с убранными волосами по последней моде. Только при виде неё Т/и стало совестно: она, не предупреждая никого о своих визитах, вбегает так во второй дом за сегодня. Но Екатерина Трубецкая, казалось, не заметила этой неловкости и была рада видеть знакомую. Она с мягкой улыбкой подала Т/и свою руку.
— Послушай, Екатерина, утешь: здесь ли господин Рылеев? У меня срочные новости для него.
— Нет, Т/и, они с Сергеем уехали к кому-то из товарищей… — ответила Трубецкая, мягко пожимая ладонь девушки, но, заметив у той обескураженное выражение лица, поторопилась добавить: — Но они скоро будут. Подождёшь их здесь, со мною? Право, а-то я одна здесь нынче соскучилась.
— Да, пожалуй, подожду, но нужно отпустить моего извозчика, он у ворот, — согласилась Т/и, полагая, что в дальнейшей беготне за Кондратием Рылеевым толка будет мало. — А ты, Екатерина, очень нарядная сегодня!
— Вечером поедем в театр, — улыбнулась Трубецкая, провожая гостью в роскошную гостиную и рассказывая о предстоящем выступлении приезжей из Франции певицы. Разговор у двух дам хоть и вязался живо, и темы перетекали одна в другую, как у давних подруг, но для Т/и время, казалось, замедлило свой ход. Даже за увлекательной беседой она поглядывала то на окна, ожидая увидеть подъезжающий экипаж, то на часы. От супруги Трубецкого это волнение Т/и не скрылось. Прервав разговор об Италии, она мягко взяла ладонь Т/и в свои руки, заставляя девушку поднять на неё свои ясные глаза. Екатерина чуть нахмурилась и тихонько спросила:
— Я же вижу, как ты мучаешься, Ma chérie! Скажи мне одно: очень ли всё плохо?..
Т/и знала, что Екатерина Ивановна, будучи женой Трубецкого, была хорошо осведомлена о делах своего супруга. Он никогда не скрывал от неё свою деятельность и роль в Союзе Спасения и часто делился с нею своими мыслями. И сейчас Т/и понимала, что Екатерина живёт в постоянном напряжении, как на иголках, осознавая, насколько опасное дело ведёт Сергей и его товарищи-заговорщики. «Она разделяет мои тревоги, как женщина…», подумала Т/и, глядя в глаза подруге, и тут же отвела взгляд в сторону.
— Ты знаешь, Екатерина, всё всегда опасно… — начала она. Т/и не хотела понапрасну пугать Трубецкую, но знала, что та поймёт её и без слов, если будет нужно. — Мне просто нужно с ним поговорить.
Екатерина Трубецкая кивнула и поджала тонкие губы.
Когда во дворе раздался цокот копыт и дребезжание подъезжающей к крыльцу брички, за окном уже здорово потемнело. Двое девушек тут же вскочили, Екатерина выдохнула «Ну Слава Богу!» и поспешила к парадным дверям встречать мужа. Т/и осталась в гостиной, прислушиваясь к голосам из прихожей. Когда она услышала столь знакомый голос, в груди её появилось волнение, и она в ожидании уставилась на двери. «Скорее, скорее… — думала она. — Отчего же они так долго?».
Мужчины один за другим, бодро переговариваясь, вошли в комнату. Кто поцеловал руку Т/и, кто ограничился приветливым кивком головы, но все непременно были рады её видеть — её присутствие означало какие-то новости от правительства. Девушка улыбнулась мужчинам, но взор её остановился на Кондратии Фёдоровиче, который входил самым последним, что-то пламенно объясняя Трубецкому, которого под руку вела супруга. Когда молодой литератор окончил свой монолог и поднял голову, губы его растянулись в приветливой улыбке:
— Т/и Сергеевна, рад вас видеть! — он, словно кот, мягкими шагами подошёл ближе, поцеловал тыльную сторону руки Т/и и, понизив голос, спросил: — Какие-то новости?
Т/и, всё ещё ощущая тепло рук мужчины, сдержанно кивнула.
— Господа! — обратился он к товарищам, опуская руку Т/и, и мягко кивая другим мужчинам. — Ступайте, я вскоре присоединюсь к вам.
— Мы будем в моём кабинете, — бросил уходя Трубецкой, попутно держа под руку свою жену. Следом за хозяевами из гостиной потянулись остальные заговорщики.
Когда двери за ними закрылись, Кондратий вновь заинтересованно обернулся к Т/и. Глаза его пылали огнём и воодушевлением, от его тела можно было чувствовать будоражащий жар. Т/и знала, насколько сильно Кондратий верил в своё правое дело и жил он исключительно этим. Оно словно питало его, давало сил.
— Я была у вас на квартире… — зачем-то выдала Т/и, и тут же мысленно обругала себя: «Что за шутки? Ты приехала сюда доложить ему о деле, рассказать новости!». — У меня новости для вас, Кондратий Фёдорович.
— Слушаю!.. Давайте присядем, Т/и Сергеевна, — он указал на мягкие диваны и сел только после того, как в них устроилась Т/и. — Вы очень взволнованы. Может, воды?
— Нет, благодарю… — Т/и принялась разглаживать складки на своём платье. — Южное общество раскрыли. Боюсь, государь узнал про заговор. Он может предпринять всё, чтобы уничтожить вашу организацию. Если стало известно о Южном обществе, то непременно станет известно и о вашем, о Северном… — девушка ещё долго рассказывала все известные ей новости и ценную информацию для Союза.
— Ну, голубушка! — воскликнул Рылеев, развёл руками и позволил себе улыбнуться, когда она закончила свой доклад. — Напрасно вы сейчас волнуетесь. О вестях с Южного общества нам сегодня же утром доложил сам Павел Иванович Пестель. Государь, безусловно, прознал про их планы, но пока действовать не намерен. У нас есть время.
— Вы так считаете? — Т/и испытующе посмотрела на мужчину. Сердце её болезненно сжалось. Рылеев выглядел бодро, смело, но что-то в выражении его лица изменилось. И это изменение не нравилось девушке, пугало её.
— Не волнуйтесь, Т/и Сергеевна. Впрочем, спасибо вам за новости, вы, как всегда, очень помогли нам!
Кондратий Рылеев поднялся с диванов, принимаясь расхаживать по комнате и пересказывая сегодняшние переговоры с Пестелем. Т/и наблюдала за ним, не отрывая глаз, силясь понять, что нынче изменилось в лице молодого человека. Он, обладая даром оратора, красиво говорил, метался взад и вперёд, как тигр в клетке, только и ожидая того момента, когда окажется на свободе.
— Но ведь это смерть… — прошептала Т/и, когда наконец узнала отпечаток на лице Кондратия. Он и сам мог это чувствовать, но все тревоги гнал прочь, свято веря в победу своего дела. Отпечаток то был — смерть.
Кондратий, не расслышав как следует невольный шёпот Т/и, остановился и взглянул на неё.
— Господи, что с вами, Т/и? — спросил он, подскакивая к ней и взволнованно разглядывая её лицо и испуганные глаза. Девушка не отвечала, с ужасом вглядывалась в черты тайно любимого ею человека. — Не молчите, ради Бога!..
— Жарко…
Последнее, что видела Т/и — взволнованные глаза Кондратия, затем пропал слух, а потом наступила темнота. Последней мыслью было: «Он умеет волноваться не только за своё дело…»
***
После того вечера, когда Т/и угораздило упасть в обморок, молодые люди больше не виделись, но Кондратий исправно посылал ей письма и справлялся о её самочувствии. Когда же стало известно о том, что и сам литератор слёг из-за простуды и недомогания, пришло и ещё одно известие, не менее важное. Известие об отречении Константина от престола.
— Куда же ты направляешься ночью, Т/и! — воскликнул отец, заметив с какой поспешностью юная дочь собирается ехать куда-то на ночь глядя. В последнее время все её действия выходили за рамки дамских приличий. — Я требую объяснений, постой!
— Папенька, нужно! — Т/и выскочила из дома, запрыгивая в готовую к поездке карету, и ещё долго слыша в след ругательства отца.
Она стояла у двери знакомой квартиры. На этот раз её открыла не прислуга.
— Т/и Сергеевна? Вы? — Рылеев был удивлён. Его бледное лицо осунулось, а рука, поднятая оттереть со лба испарину, замерла в воздухе. — Что случилось? Проходите!..
Т/и тенью прошла в квартиру. Литератор часто кашлял. Не медля ни минуты, Т/и рассказала ему об отречении Константина. Это значило одно — Союз начнёт действовать. Девушка знала, что принесла и самую важную, и одновременно самую страшную весть в своей жизни. Она снова отважилась посмотреть в лицо Кондратию. Даже в болезни он не потерял своего пыла и решительно был готов действовать.
— Кондратий Фёдорович, — тихо, чуть ни плача, сказала Т/и, глядя ему в мутные глаза. Она, не ожидая от себя такой вольности, бросилась мужчине на грудь. Тело его горело от температуры и возбуждения от предстоящего дела. Т/и чувствовала этот жар сквозь толщу одежды, но вопреки этому её пробил холод отчаяния. — Послушайте, я боюсь за вас… Лечитесь! Не дайте мыслям овладеть вами! У вас жар, вы безумны! Все ваши планы будут поспешны…
— Что вы, Т/и, милая, перестаньте, всё будет хорошо… — он мягко обнял тонкий девичий стан, зарывшись носом в душистую причёску Т/и. — Наше дело свершится. Мы поменяем Россию!
Т/и отпрянула от него, опёршись ладонями о его грудь. Она упрямо мотала головой, прогоняя его слова, словно страшный сон.
— Я боюсь за вас… — с расстановкой проговорила наконец она, пытаясь вложить в эти слова всю свою любовь.
Глаза Рылеева на мгновение прояснились, пелена дурманящего предвкушения слетела, исчез больной блеск. Его губы дрогнули в нерешительной улыбке. Он наклонил голову, упираясь влажным и горящим лбом к холодному лбу Т/и. Девушка прикрыла глаза, тело её невольно вздрогнуло, и она беззвучно заплакала. Кондратий дышал прерывисто, часто, опаляя щёку Т/и. Они долго стояли так, молча, ничего не говоря.
— Я вернусь к тебе, Т/и, — хрипло сказал Кондратий. Девушка открыла глаза и встретилась с внимательным взглядом мужчины. Он впервые обратился к ней на «ты». Рылеев оставил на её губах почти невесомый поцелуй, который тут же прервался. Мужчина ещё раз твёрдо посмотрел в глаза девушке. — Но мне пора, пора, милая Т/и…
Т/и с трудом опустила его руку, а затем, не пророня больше ни слова, смотрела за тем, как он собирается уходить и сообщать новости своим товарищам.
***
— Кондратий! — Т/и выбежала вслед за ним по снегу в одном домашнем платье.
— Т/и, замёрзнешь же! — воскликнул он, останавливаясь и оборачиваясь к девушке, поймав её за хрупкие плечи и на мгновение прижимая возлюбленную к себе. — Ступай, я скоро буду.
— Шарф, Кондратий… — сдавленно проговорила Т/и, пытаясь обвить им голую шею литератора. — Болеешь!
— Пустое! — улыбнулся он, уворачиваясь от её рук. Он снова ненадолго припал к губам Т/и и убежал.
Т/и прикоснулась ладонью к своим губам, чувствуя на них горящий отпечаток.
Их счастье было так коротко.
