«Союз Спасения». Твоя история

      Начало декабря 1825 года, соответствуя календарной зиме, принесло с собой заморозки и метели. По улицам гулял холодный ветер, забираясь под полы и лацканы спешащих к теплу людей и обветривая их неприкрытые шалями и шарфами раскрасневшиеся лица. Нева подёрнулась льдом, на мостовые выпал пушистый и тяжёлый снег, прибавляя работы дворникам и заставляя сетовать извозчиков на неповоротливость своих экипажей да бричек. В Петербургских домах непрерывно топились печи, у огня длинными и ранними вечерами, ища уютное пристанище для дискуссий, рассаживались кружки и общества друзей и семей.       В один такой вечер девушка, кутая свои озябшие плечи в тёплую шаль, стояла у просторного окна, из которого лился свет ночных фонарей и веело холодом. Лицо её было задумчиво, она кусала свои губы и смотрела куда-то вдаль невидящим и, необращённым ни на что, взглядом. Что-то, видно, глубоко волновало её. Голова её непрерывно работала, мысль одна за другой приходили на ум её, и от усердной задумчивости на лбу у девушки появилась морщинка. Смех и басистый возглас, раздавшийся было из соседней комнаты, заставил её выйти из прежнего своего оцепенения. В диванной, откуда доносились мужские голоса, расположились товарищи её брата Михаила: то были преимущественно люди военные.       В комнате задвигались стулья, тяжёлые шаги мужских ног в сапогах застучали по паркету. Ещё мгновение, и — дверь отворилась, освещая одинокую фигуру девушки у окна, из комнаты, смеясь своим густым грудным голосом, первым вышел молодой человек — брат девушки, ведя под руку одного своего товарища. Остальные молодые люди, вытекая из диванной (с видимой неохотой покидать столь тёплое место) собирались уезжать, так как час был поздний. Т/и, приветливо улыбаясь им, подавала каждому на прощание свою руку, но глаза её неотрывно следили за своим братом Михаилом, который отвёл товарища своего в сторону и что-то с жаром говорил ему. Товарищ его — молодой лейтенант — радостно кивал головую и внимательно слушал. Когда оба они ударили по рукам, лейтенант заметил Т/и и, откланиваясь от её брата Михаила, направился к ней. Лицо его сияло, на губах играла счастливая и, предвкушающая что-то хорошее, улыбка.       — А! вы ещё не спите, Т/и Александровна! — Воскликнул он вместо приветствия, но было видно, что ему хотелось рассказать непременно что-то другое, что теперь не могло не волновать его. Но, ввиду тайны, поверенной ему Михаилом, он был не в силах поделиться ею с Т/и и потому лишь загадочно сказал: — Общество у вас прелестное, все офицеры хорошие люди. В особенности, брат ваш Михаил. — Но, заметив, что восторги его мало занимают Т/и, он нахмурился и, чуть опустив голову и помолчав пару мгновений, спросил: — Отчего вы так сегодня грустны? Что? Что с вами?..       — Ах, ничего-ничего, Антон Петрович. Не обращайте на меня внимания: зимняя хандра, — Т/и приняла попытку улыбнуться, но задумчивое выражение её лица никуда не делось.       Антон же, ослеплённый собственным вдохновением, не разглядел её переживаний и, доверившись её словам о том, что причиной грусти подруги его была всего лишь хандра, он принялся её веселить. Лейтенант был одним из самых оптимистичных людей в Гвардейском экипаже, за что очень был любим товарищами. Т/и тоже любила его весёлость, но теперь все его шутки казались ей не смешны и даже глупы, она слушала его, а мысли её вертелись совсем не у светлых дел. Наконец какой-то проблеск озарения пробежал по её лицу, глаза широко распахнулись и загорелись светом, она словно встрепенулась, и, схватив за руки Арбузова, от чего молодой человек густо покраснел и кривовато улыбнулся, пригласила его на следующий день к обеду. Тут же смутившись своего порыва и горячности, Т/и стушевалась и с надеждой взглянула лейтенанту в глаза. В её физиономии читалась горевшая пламенем решимость. Антон Петрович, то краснея, то бледнея, оглядываясь на прощавшихся Михаила с остальными товарищами, обещался быть завтра же у Бестужевых на обеде. Довольная его ответом, Т/и отпустила молодого человека.       Когда все военные господа разъехались, дом Бестужевых погрузился в непривычную для него тишину, лишь изредка прерываемой порывами и завываниями ветра в оконных рамах. Т/и слышала, что Михаил не ушёл в свою комнату, а расположился в гостиной. Он часто имел привычку засыпать не в своей спальне. Т/и знала, что брат спать ещё не намерен был и потому, сама мучаясь бессонницей и одолевавшими её мыслями, вышла к нему.       Михаил Бестужев, закинув одну руку за голову, лежал на тахте и читал книгу. Т/и успела мельком заметить, что то были истории французской революции. Брат, заслышав шуршание сестринского платья, оторвал от чтения глаза и, устало отложив книгу, протяжно вздохнул и принял вид слушающего. Он явно видел по лицу сестры, по её нетерпению, что ей непременно хотелось что-то ему сказать и что она весь вечер об том думала и только теперь, поздней ночью, решилась высказать ему. Т/и долго смотрела на Михаила, его глаза хитро улыбались, сам он выглядел так, словно всё, что скажет она ему, будет тут же отвергнуто. Т/и знала, что так оно и будет.       — Ты пригласил его, верно? — наконец нарушила Т/и молчание, садясь в кресло и оправляя юбки. Ей хотелось выглядеть спокойнее.       — Куда? — Невинно спросил Михаил, садясь на тахте и поджимая под себя ноги. Т/и грозно посмотрела на него, но этот взгляд лишь развеселил её брата. Он снисходительно улыбнулся: — Не понять вам, женщинам, отчего мы это всё делаем и за что боремся. Да и какое тебе дело, коли и пригласил? У него у самого общество тайное было, но не такое крупное. А наше дело к успеху идёт, скоро непременно, — он даже весь засиял и привстал, приближая свое восторженное лицо к Т/и, — непременно свершится! Отчего бы ему, как очень деятельному человеку, не дать шанс участвовать в этом великом деле?       — Ты губишь его, — покачала головой Т/и. — Вы все губите себя, состоя в Союзе. Не стоит мне говорить, Мишель, что я чего-то не понимаю. Ты знаешь, что я с тобой и братьями в одном понимании была, но вы с каждым днем становились всё радикальнее. Это-то меня и пугает…       — Женщины, — сказал утвердительно молодой человек, и встав подошёл к окну. Минуту они молчали, погружённый каждый в свои мысли. Наконец, прерывая тишину, повисшую в комнате, Михаил улыбнулся и обернулся к Т/и:       — Переживаешь за него, — это был даже не вопрос, а утверждение. Бестужев фыркнул, покачал головой, и, заметив пунцовую от правды Т/и, продолжил: — Переживай не переживай, Т/и, а он своё дело не бросит, уж я его знаю.       Т/и, уязвленная его словами и понимающая, что брат увидел её симпатию к Арбузову, тут же вскочила.       — И я знаю его! — Воскликнула она и пару мгновений с вызовом смотрела в усмехающиеся глаза брата, а затем, всплеснув руками, и спеша выйти из гостиной, с отчаянием сказала: — Я за всех вас волнуюсь!..       Она выбежала из гостиной, а позади неё Мишель вновь обранил: «женщины…».       Т/и долго не могла заснуть. Она знала, что братья её — Николай, Александр, Пётр и Михаил — давно состояли в тайном обществе, которое называлось Союзом Спасения. В доме от сестры никаких секретов не было, да и сама Т/и, будучи образованный за границей девушкой и повидавшей лучшую жизнь, была «за» перемены в русском обществе. Но со временем ей стало казаться, что участники этого грядущего переворота переняли более жёсткие взгляды, которые противоречили женской натуре Т/и. «Возможно, Мишель прав: я женщина, мне не понять, — размышляла она. — Но как, как я могу смотреть спокойно, как губят свою жизнь эти молодые люди?» Она говорила себе про молодых людей, обманывая саму же себя, в то время, как перед взором её стоял лишь лейтенант Антон Арбузов.       Они были большими приятелями с Михаилом Бестужевым и оттого Т/и давно была знакома с молодым человеком. Девушка знала, что Антон Арбузов уже сам состоял при тайном обществе, что оно было настроено ровно так же как и Северное общество, но всё то казалось ей шалостями, не таким серьёзным, как дела её братьев-заговорщиков. К тому же она видела в Антоне все прелестные черты: он был человеком образованным и умным, в его компании всегда находилась интересная тема для обсуждений, с ним никогда не бывало скучно. И за всем этим, чувствуя лишь невероятную нежность к молодому лейтенанту, она редко замечала его революционные помыслы.       На следующий день, не изменяя своему обещанию, данному Бестужевой, Антон приехал к обеду. Т/и и её домашние уже сидели за столом, когда швейцар доложил о приходе лейтенанта. Арбузов своей солдатской походкой вошёл в комнату и, поймав на себе внимательный и более ласковый, чем прежде, взгляд Т/и, замялся на мгновение, но, тут же приняв свой обычный развязный вид, улыбнулся присутствующим, поздоровался и сел к столу напротив младшей Бестужевой. Разговор завязался среди братьев Бестужевых и лейтенантом, который на протяжении всего обеда оставался под пытливым и что-то задумавшим взглядом Т/и.       После стола Михаил заставил приятеля остаться до вечера. Тот с охотой согласился: дом Бестужевых ему нравился. Все расселись по диванам, начался, как всегда это бывает среди мужчин и дипломатов, коим был отец Бестужевых, беседы о политике. Т/и сидела чуть в стороне, не вслушиваясь в разговор и только время от времени вставляя реплики на французском. Она погрузилась в задумчивость и даже не видела, как насмешливо на неё смотрит брат Мишель. Она изредка кидала взгляды на разгорячённого монологом Арбузова, с чувством жалости понимая, на что этот человек себя обрекает, и гоня неприятные ощущения, думала, как помочь ему. Бестужева знала, что она может сделать это, может помочь миновать Антону Петровичу беду, и прошлой ночью она пришла к заключению, что только любовь её (если и она нравилась лейтенанту) станет шансом миновать его погибель. Теперь же она колебалась и была не уверена в собственных чувствах к нему и в праве ли она была совсем так вмешиваться в его судьбу.       — Т/и, — позвал её один из братьев, выводя из мыслей. — Прочти нам одно из своих сочинений. То, что давеча ты показывала мне. О революции… Чести!..       — Да-да, просим! — поддержал его Арбузов, оборачиваясь к Т/и и ярко улыбаясь.       — Мои сочинения не так хороши, как твои, но, что ж. — сказала она брату, который был хорошим писателем и заговорщиком. Но тот обещал, что обязательно прочтёт после неё, и Т/и, тяжело вздыхая, словно это было ей в тягость, попросила домашнюю девку принести ей бумаги. Когда сочинения были доставлены, все притихли. Бестужева, вставая с места и окинув взглядом собравшихся, начала читать.       Сочинения она писала под сильным впечатлением и теперь те же сильные впечатления хлынули в её грудь. Она раскраснелась и, закончив чтение и смутившись своей пылкости, вновь отошла в свой угол. Арбузов, покинув кружок братьев Бестужевых, оказался рядом с нею, он стоял в нерешительности, но затем опустился подле девушки. Его физиономия сверкала восторгом, глаза горели, и всё лицо его выражало огромное уважение.       — Я не знал, что вы пишите… — сказал он тихо, пригибая голову и заглядывая в глаза Т/и. — Ваши сочинения, право, великолепны!       — Ох, Антон Петрович, полноте, — отмахнулась Бестужева. — Мои братья пишут куда лучше меня.       — Нет-нет, в ваших словах есть сила, та самая сила, которая побуждает людей действовать! Вы по праву вдохновительница, честное слово, — он добродушно рассмеялся и, взглянув на братьев Бестужевых, с новой живностью начал: — Я и подумать не мог, что вы так близки во взглядах с нами, — он сделал особенное ударение на последнем слове, чтобы подчеркнуть его огромное значение. — знаете, я давно обо всём этом думаю: об обществе, об императоре. И знаете, что я думаю, Т/и Александровна? Что не будет нам счастья, пока мы живем так, как сейчас. Надобно что-то менять, и менять кардинально.       Он говорил очень много: и про царя, и про крестьян, и про устройство жизни. Но Т/и, пугаясь его радикальности, почти не слушала его, понимая, что Арбузов бесповоротно влюблён не в девушку, а в идею переворота. От этой внезапно пришедшей в голову мысли, у Бестужевой защипало в глазах, невольно захотелось плакать. Она с отчаянием взглянула на лейтенанта Арбузова и, не дослушав его, вышла из комнаты.       До позднего вечера она не выходила из своих покоев и лишь изредка слышала доносящиеся из гостиной разговоры. Она поняла, что никакие чувства уже не остановят пылкого лейтенанта, что брат её Мишель был прав в том, что знает Арбузова больше её. И ей было тяжело думать о своей беспомощности, о том, что она полюбила именно этого человека, который не глядя на преграды жизни с пламенным сердцем шёл к своей цели. Т/и ходила по комнате, пока взгляд её не упал на образа. Затаив дыхание, она упала в платье на колени и не переставая молилась, сжимая до боли в ладони своей образок.       Уже ночью Антон Арбузов вышел из гостиной под провожающие крики братьев Бестужевых. Т/и ждала его в передней ни жива, ни мертва. Глаза её высохли от слёз, лицо побледнело и осунулось. Антон удивлённо остановился на мгновение, а затем, заметив, как дрогнули её губы, сам не помня себя подлетел к девушке и заключил её в объятия. Несколько любопытных глаз дворовых служащих показались в проёме, но тут же скрылись.       — Пожалуйста, — тихо просила Бестужева Антона, отстраняясь от него и вглядываясь в его лицо, — прошу вас, не откажите мне в одной просьбе.       — Какой? — взволнованно спрашивал он, чувствуя себя смущенным своим поступком, но в то же время непривычно счастливым. — Я сделаю всё, что захотите, Т/и Александровна.       Т/и разжала ладошку, в которой лежал её деревянный образок. Она подняла его за веревочки и, ожидая, когда Арбузов наклонит голову, одела образок ему на шею. Лейтенант прижал её руки к своей груди, и Т/и чувствовала, как часто бьётся его сердце.       — Зачем же это?.. — тихо спросил Антон.       — Для меня. Вам это ничего не будет стоить, но я буду за вас хоть немногим покойна, — так же тихо ответила она и, отнимая свои руки, чувствуя то ли от холода, то ли от чувств, озноб, ушла в свои комнаты.

***

      — Настало время! — воскликнул Михаил, собираясь к своим военным людям в казармы для того, чтобы вывести их на Сенатскую. — Скоро заживём, наша возьмёт!       Т/и стояла на площади в толпе зевак. В отличие от них, она прекрасно понимала, от чего кто-то кричит «Ура, Конституция!», а другие вдруг кричат имя Николая, и чем дальше развивались события, тем ей было страшнее. Она уже увидела мелькнувшее было среди солдат в мундирах своего близкого брата Михаила, видела с какой наивной и детсткой радостью он раздаёт команды и приветствует других своих «союзников». Какое-то неприятное чувство засосало у Т/и под ложечкой, когда среди прочих она вдруг увидела Антона Арбузова, шедшего во главе Гвардейского экипажа с прежней весёлостью на юном лице.       На мгновение, как ей показалось, он разглядел её, лицо его приняло обеспокоенный и нежный вид, но, отвлёкшись на призыв одного из полков «Ура, Конституция!», лейтенат отвернулся. Т/и вспомнила слова Михаила: «Женщины…». Теперь же она думала, чувствуя в глазах своих слёзы, о том, как непонятна была для неё вся сущность мужчин. Они были готовы бросить всё, подавить свои искренние чувства, питая лишь безграничную любовь к одному — к Родине.