Мой волчонок

Хейли сморщилась, поднимаясь с бутылкой виски на чердак. Этот чертов смех внизу её раздражал. Ну конечно, сегодня же чудесное событие — Никлаус Майколсон, наконец-то, решил женится! И о чудо, на ком? На самой Кэролайн Форбс, на своей светловолосой мечте! Только мысли об этом уже вызывали тошноту у зеленоглазой брюнетки. И лишь из вежливости к нему, как к отцу своей дочери, Маршалл пришлось прийти. Благо всем было не до неё, и празднование она решила провести наедине с верным другом — бутылкой крепкого виски. Раньше чердак был забит всяким хламом, это девушка помнила отлично, сейчас же он был забит принадлежностями для рисования. С чего это Клаус вдруг решил перенести свою мастерскую сюда, подальше от всех? Любопытство всегда было сильнее волчицы, поэтому, тихо прикрыв за собой дверь, на губах девушки появилась хитрая ухмылка. Когда у неё ещё появится возможность заглянуть в голову к гибриду через его рисунки? Правда картин было довольно мало, а вот гора из порванных рисунков явно росла. Хейли поднимала то одну часть, то другую, но увы, так и не смогла понять, что могло быть на картине. — Ты себя не изменяешь, Ник, — тихо шепчет Маршалл, делая глоток виски. Но она его прекрасно понимала. Когда что-то шло не так, как ему хотелось, Клаус был вне себя от злости, и Хейли сейчас тоже была бы не прочь что-то разнести. Она совершенно не рада тому, где она находится. Музыка с нижнего этажа отдавалась на чердаке эхом, заставляя девушку постукивать в такт ногой. Верным решением было сбежать. Здесь её никто не видит, не будет приглашать на танец и смотреть на неё, как на жену Клауса, которую он бросил. А на чердаке есть небольшое окно, темнота и крепкий алкоголь, выжигающий чувства. То, что ей необходимо. И что он только нашёл в этой смазливой блондинке? Да, она красива, благородна и куда спокойнее самой Маршалл, но Кэролайн не была такой живой и яркой, какая нужна Клаусу. Почему же он сам этого не видит? — Чувства застилают глаза… И не только тебе, мой дорогой гибрид, — грустно улыбается Хейли, прикасаясь пальцами к щеки. Удивительно, она не разучилась плакать. Но ради кого? Разве этот первородный достоин слёз Хейли? Маловероятно, но убить чувства так быстро не выходит. Никлаус за столько лет въелся ей под кожу, как наркотик, течёт по венам, заменяя кровь. Она думала, что как только покинет их дом, её жизнь стане лучше, но, к сожалению, она поняла, что ей не хватает ухмылки гибрида, его глаз с хитрым прищуром, глупых шуточек и просто не хватало его присутствия. Она так стремилась сбежать от него, что когда это случилось, Хейли вдруг осознала, что ей это больше было не нужно. Общество друг друга больше не тяготило, а казалось спасением от вечной тишины дома и чувства одиночества. Слишком сильно она к нему привыкла, слишком глубоко он пробрался в её мысли, выжигая все остальные мысли. Маршалл трясёт головой и жалеет, что её дочь не смогла приехать. Вместе им было бы проще, ведь Хоуп тоже недолюбливает эту вампиршу не меньше матери. Юная Майклсон давно знает, с кем должен быть отец, и других воспринимать отказывается. И может она ведёт себя как ребёнок, который просто ревнует, но может она видит то, что не замечают другие? Хейли прикрывает глаза и начинает раскачиваться из стороны в стороны под музыку. Раз это праздник — она будет танцевать. И плевать, что со слезами на щеках, и плевать, что совершенно одна. Она привыкла к одиночеству. Тем более, брюнетка никого не хочет видеть, ей достаточно крепкого виски и воспоминаний о прошлом. И пусть было множество моментов, где она ненавидела Никлауса, но она так же помнила и особенные моменты, которые прочно осели в памяти. Майклсон никогда ей чужим не станет, даже если будет жить с Форбс. И дело тут не в общей дочери, а в том, что она не сможет забыть все те тёплые моменты с ним. Как и его самого забыть тоже не выйдет. Как бы она ни пыталась, годы, что они пробыли вместе, навсегда останутся с ней. Выдыхая, Хейли делает большие глотки крепкого напитка и тяжело дышит. Несправедливо страдать по нему. Глупо и бессмысленно. Взгляд Хейли скользит по помещению, пока не натыкается на силуэт в тени. Крик застревает в горле и только знакомый и родной запах успокаивает её. Это Ник, конечно же, это он. Кто ещё рискнёт сунуться сюда? О, да, разве что только сама бесстрашная — Хейли Маршалл. — Почему ты не на празднике? — холодно спрашивает Хейли, отворачиваясь к окну, подавляя дрожь в теле и стирая солёные дорожки слёз. Глупо было показаться ему такой слабой, плачущей, раздавленной. Она не слабая, Хейли просто жутко устала. — Могу спросить тебя о том же, — парирует гибрид, оставаясь всё ещё где-то позади неё, вызывая толпу мурашек. За окном, как всегда, красивая ночь, с россыпью звёзд на чёрном небе и выглядывающей луной. Красиво и холодно. И не снаружи, а в душе. — Это не мой праздник, — жмёт плечами и усмехается девушка, прикасаясь пальцами к окну. Холод прекрасно гармонирует с её разгорячённым телом. Клаус молчит и внимательно разглядывает волчицу. Он думает, что сейчас всё честно. Он был на её свадьбе, теперь предстоит и ей. Это достаточно справедливо, только танец, полный грусти и её слёзы — выбивали древнего из колеи. Когда она пришла, он был рад, что она будет испытывать тоже, что когда-то и он, только девушка сразу же скрылась от всех, что бесило Клауса. На этом празднике он ждал только её и даже тут у неё вышло сделать всё по-своему. Как и всегда. У него никогда не выходило приручить её, подчинить себе, она вечно сопротивлялась, даже если не хотела. Она была огнём и это притягивало его сильнее, чем холод Кэролайн. Он в день её свадьбы всего лишь разгромил этот же чердак и подрался в баре, потом напился и проклинал её и ненавистного Джексона. Он не смел прикасаться к ней, но стал ей мужем — это вызывало ярость Клауса. А Хейли сейчас прячется от всех в тени, льёт слёзы и танцует. Они совершенно по-разному привыкли справляться с болью. — Иди к своей невесте, Клаус, я хочу побыть одна. Девушка злится и Никлаус расплывается в жуткой улыбка. Он подходит к ней вплотную, прижимаясь к её спине и чувствую цветочный аромат от волос. Его Волчонок ничуть не изменилась, пусть и прошло очень много лет. Всё такая же импульсивная и дикая. И такая же его… — Но ты вступила на мою территорию, Хейли, — Ник касается губами волос девушки, прикрывая глаза, словно её запах причиняет боль. Кэролайн так с ума не сводит. С Форбс слишком уж спокойно, умиротворенно и даже скучно. — Могу уйти, — раздражённо шипит Маршалл и дёргается, чтобы уйти, но тут же замирает в руках первородного. Она ненавидит его так же сильно, как и любит, и он об этом словно знает, поэтому и не отпускает. Ему нравится её боль, ведь так? Так всегда было, поэтому они не смогли быть вместе. — Ты не уйдёшь, Хейли, не сегодня и не завтра. Ты останешься здесь, со мной… и Кэролайн, — шипит Клаус и зажмуривается, утыкаясь носом в шею своей волчицы. Он и сам не понимает, зачем издевается над ней и почему не может просто отпустить. Почему делает больно и себе и ей, но отпускать не хочет. Просто не готов. Хотя ведь он всегда желал Кэролайн, вот только когда Хоуп уехала на учёбу, а Хейли покинула его дом, он понял, что без неё он опустел. И не только дом, а сам Клаус. Она стала необходимостью, болезнью. Он столько лет не замечал своих чувств, потому что она была рядом, что теперь, когда её нет рядом с ним — он злится и ненавидит свой дом за то, что в нём больше не раздается её голос и смех. — Ни за что, — Хейли рычит и серьёзно бьёт Клауса, отпихивая его от себя. — Ты забыл, что я больше не принадлежу тебе, да и никогда не принадлежала. Иди к своей жене, которую ты так… — девушка осекается и замолкает, сжимая кулаки. «Любишь?» Ведь это она побоялась сказать в слух? Он любит её, а она его. Сумасшедший треугольник. Вот только Хейли в нём места нет, она не станет одной из многих. — Поглядите-ка, самая отважная и неприступная Хейли Маршалл ревнует меня, ужасного гибрида убийцу, — Никлаус издевательски растягивает губы в улыбке и вдруг отходит в тот угол, где стоял, доставая какую-то картину. — Я не ревную. Злой и настороженный взгляд, заставляет Клауса лишь улыбнуться и, наконец, разорвать упаковку. Ему не придется присылать картину по адресу, ведь сейчас она рядом. — Отлично, а я ревновал. И ненавижу тебя за то, что ты заставила меня это чувствовать. Ты, чертова Хейли, не отпускаешь меня даже теперь, когда я женюсь на той, кого всегда желал. Ты стала моей слабостью. Девушка хмурится, когда видит, как Клаус подходит ближе и разворачивает картину, показывая то, что на ней нарисовано. Маршалл пару раз моргает и медленно прикасается к картине рукой, шумно выдыхая. На мольберте была она. Сама Хейли. Черты лица, волосы, взгляд, всё было так детально прорисовано, что захватывало дух. — Я не могу больше рисовать. И всё из-за тебя. За чтобы не взялся, везде ты, — он делает кивок в сторону порванных листов и кривит губы в горькой ухмылке. — Я прячусь тут, потому что не могу перестать рисовать тебя. И ты засела в голове так прочно, что это сводит с ума, — он стучит пальцем по виску и отходит в сторону, сжимая кулаки. Признаваться в чувствах неприятно, это жалко и это слабость. Но он давно ослаб без неё, с каждым днём, что он видит перед собой с утра лицо Кэролайн, он хочет разнести что-нибудь, потому что хочет видеть рядом совсем другую. А Форбс такого отношения к себе не заслужила. Кэролайн достойна любви и Клаус любит, только увы, не её. — Клаус, что… — Хейли морщится, пытаясь всё осознать. Если он думает о ней, то к чему нужна эта свадьба? Майколсон стоит к ней спиной и она не выдерживает, подходит и позволяет себе вольность, обнимая его со спины. У Ника вырывается вздох, но он не двигается, запоминая это странное чувство, резко пронзившее всё нутро. Это почти что больно, чувствовать спустя столько времени руки той, которую он даже не пробует уже забыть. Его месть ей — обернулось чем-то необычным для них двоих. Оба ненавидят друг другу за ту любовь, что сжигает их изнутри. Он без неё сходит с ума, она же давно запуталась в этой жизни и живёт лишь тем, чтобы слышать каждый день голос дочери и верить, что смысл скоро появится. — И что теперь делать? — вдруг смеется Хейли, когда Клаус разворачивается к ней лицом, обхватывая и прижимая ближе. — Ты и я… Боже, Клаус, нас засмеют. Столько лет и только сейчас мы прозрели… — Замолчи, Хейли, плевать, что скажут другие. Ты всегда была частью моей семьи, — он, наконец, целует её, местами грубо, с укусами, но так же и нежно, что сводит Хейли с ума. Он прижимает её к стене и она отдаётся ему всецело, забывая о том, что сегодня праздник в честь скорой свадьбы Клауса, но уже точно не с Кэролайн. Он поговорит с Кэролайн и уверен, что она всё поймёт, ведь не заметить его радость, когда Маршалл вошла в его дом — она тоже не сумела. Форбс давно всё поняла и лишь вежливость не давала бросить всё и уйти. Клаус всегда хотел только дикую Маршалл, а та, в свою очередь, всегда принадлежала только ему, но отказывалась в это верить. И оба, наконец, прозрели на чердаке, полном порванных картин с изображением волчицы и разбитой бутылки виски. Каждый справлялся со своей болью совершенно по-разному.