Мой волчонок

— Ты совершенно сошла с ума, — рычит Клаус, сжимая кулаки, но Хейли так же видела, как он сжимал челюсть и удивлялась, как ему ещё не потребовался стоматолог. — Мог бы сказать спасибо, что я спасла твою задницу, — фыркает девушка и тут же вздрагивает, прикасаясь рукой к груди. Спасать задницу Никлауса, пусть и такой шикарной, оказалась довольно сложно и болезненно. А ещё жутко рискованно. — Я бы восстановился быстрее, — всё так же ворчит гибрид, но тут же садится возле девушки, которая приняла на себя весь удар, чем спасла его от вот такой вот участи лежать и ждать, пока затянется рана и утихнет боль. — Прости. И спасибо, но больше так не делай. Хейли хрипло смеётся, удивляясь его заботе и тому теплу, что видит во взгляде. Он держит её за руку, бережно вытирает лоб полотенцем и охраняет девушку, словно сторожевой пёс, (хотя скорее большой и серый волк), никого к ней не подпуская. Его желание заботится о ней было странным, но Хейли списала это за благодарность. Она и сама не понимала, на кой чёрт полезла под удар и закрыла его собой. Просто даже такая рана, не смертельная для гибрида, пугала её, если дело касалось его. Она, вероятно, не хотела проверять, может это убить его или нет, поэтому закрыла собой. Глупо и опрометчиво, потому что это могло убить её, но Хейли мало это заботило на тот момент, да и сейчас девушка не отказалась бы снова спасти его. Это было правильным решением. И плевать, как это называла Ребекка и Фрея. Плевать, как это выглядело со стороны. Может она и любила этого чокнутого гибрида больше жизни, кто знает, она об этом всё равно никому не расскажет. Хейли засыпает под тихое пение Клауса, и он сам удивляется, что петь ей — так просто, хотя до этого он пел всего пару раз и только Хоуп. Девушка во сне морщится от боли, но он держит её за руку, мягко прикасаясь губами к костяшкам её пальцев. Хейли была кем-то необыкновенным. Это была непростая девушка, он понял это ещё тогда, когда она при первой встречи перечила ему и нисколечко не боялась, даже зная про его репутацию. Клаус усмехается, вспоминая, что тогда она была другой. Такой же смелой и дерзкой, но ещё наивной и глупой, а теперь — это взрослая женщина, родившая на свет чудо-ребёнка, буквально ценой своей жизни. Первородный отчётливо помнит тот ужас и страх, когда понял, что она мертва. Это казалось сном, бредом, что Хейли просто нет. Что всё было за зря — Хоуп унесли, а её убили. Но она переродилась, стала гибридом и от этого — стала ближе к самому Никлаусу. Он чувствовал это. Она не была ангелом, каким считал её Элайджа, Хейли выбирала больше тьму и от этого становилась только ближе к Нику. Он был той тьмой, к которой она неосознанно тянулась всегда. — Ты умудряешься противостоять всему миру, Волчонок, но только не себе, — тихо шепчет Никлаус и убирает прядь каштановых волос с лица девушки, проходясь пальцами по гладкой коже щеки. Оо, Никлаус никогда не забывал отмечать, что она чрезвычайно прекрасна. Так красива и так губительна. Хейли нельзя назвать жестокой, но если дело касалось её семьи — пощады не будет. Маршалл стала отражением самого Клауса. Такая же упрямая, смелая, но со своей семьей она менялась. Была обходительна, добра, и своим смехом словно изгоняла всё зло из этого дома и из душ Майклсонов. Она давно стала одной их них, не хватало только сменить фамилию. И с этим помочь уже был один желающий. Клаус жёстко усмехнулся, убирая руки от Хейли и зная, что за дверью его ждёт Элайджа. — Как она? — вопрос не заставил себя ждать, стоило Нику переступить порог и тихо закрыть за собой дверь. Оставлять её одну гибрид ненавидел, словно кто-то мог причинит Хейли ещё большее зло, чем сам Клаус. Ведь это благодаря ему она снова страдает. И всё же он понимал, что это был только её выбор. Она так решила. Она закрыла его собой. — Ей лучше, — жмёт плечами Клаус, спускаясь за новой порцией бурбона. — Ты знаешь, Никлаус, что я и сам в состоянии позаботится о ней, — голос Элайджи был спокойным, но в нём было так много недовольства, что это только веселило первородного. — Знаю. Но она хочет меня, — Клаус не хотел издеваться над своим братом, но и отдавать своего Волчонка он больше был не намерен. Нужно быть полным идиотом, чтобы отдать её снова своему брату и наблюдать за ней со стороны, но не иметь право коснуться. И тем более, он не солгал. Хейли не умела скрывать свои чувства и уж точно не умела контролировать своё сердце рядом с гибридом. Всё имело смысл. И её жертвенность, и забота, и то, что она взяла паузу с Элайджей. И она в самом деле хотела, чтобы рядом был Ник. — Ты её погубишь, — голос старшего брата теперь выражал всю смесь эмоций. — Или, она меня спасёт, — Клаус развёл руками и вдруг серьёзно взглянул на своего брата, подходя ближе. — Ты знаешь, я не мешал вам, даже тогда, когда она меня волновала. И ты знал, что я хотел и желал её, что я нуждался быть с ней, но я не мешал вам. Впервые, я отказался от чего-то, что было мне дорого. Но она не такая, как ты, Элайджа. Она скорее как я. И это тебя бесит, — он делает посыл в сторону брата бурбоном, а после — опрокидывает тот в себя, снова впиваясь взглядом в старшего Майклсона. — Если бы ты не тянул её за собой, она бы не пострадала. Ты виноват, Клаус. А я, как раз таки, пытаюсь её уберечь, — Элайджа дышит тяжело, ведь благородство сейчас ни к чему и вероятность выйти из себя растёт с каждой секундой. — О, правда? Как, позволь спросить? Меняя её? — Клаус смеется, качая головой. — Ты злишься только потому, что она сама хочет быть рядом со мной. И ты её не спасёшь, потому что она этого не хочет. Старший Майклсон сжимает кулаки, но, наконец, понимает, что Клаус прав. Хейли сама выбирает тьму, сама следует за Клаусом. Она такая, как Никлаус. И она никогда не будет такой, как Элайджа. Поэтому, им никогда не быть вместе. — Прости, брат. Я дал вам шанс, но она сама сделала выбор и я не упущу свой момент. Теперь я буду делать то, что считаю нужным. Как-никак, у нас уже есть дочь, — Клаус хлопает брата по плечу и снова поднимается наверх. Ему необходимо смотреть, как она спит и знать, что она в порядке. — Ты утянешь её на дно. Голос Элайджи заставляет на мгновение притормозить, но это ничего не меняет и каждый уже это понял. Это лишь жалкие попытки и отрицание того, что Хейли уже давно принадлежит гибриду. И делает она это добровольно, рискуя собой ради него. — И нам там будет чудесно, брат мой, не сомневайся, — Клаус входит в комнату, в которой царит спокойствие, и снова садится возле Хейли, так привычно обхватывая её руку своей. Он не соврал. Однажды, когда она была ему нужна — он сам отдал её своему брату, а после лишь смотрел со стороны, глуша такое странное чувство, что душило его, алкоголем. Клаус и сам не до конца понимал, что для него значил его Волчонок. Она была совершенно не такой, как все, кто у него был. Она была не такой мягкой, как Ками — Хейли имела куда более жёсткий характер, и не была такой спокойной, как Кэролайн. И именно Хейли он желал больше, чем кого-либо. Это казалось наваждением, пока его не озарило понимание. Она принадлежала ему с той самой ночи и принадлежит по сей день. Он и сам готов был пожертвовать всем, ради неё. И теперь всё обрело смысл. — Ты не один спасла меня сегодня, Волчонок, ты делаешь это постоянно, — Клаус мягко улыбается, наблюдая за тем, как спокойно спит девушка, и позволяет себе коснуться её щеки поцелуем. Даже если он утянет её за собой на дно, он сделает всё возможное, чтобы она не пожелала. Тьма тоже умеет быть прекрасной. Она изменила его своим появлением. Подарила дочь, показала то, как сильно можно любить, научила терпению, была лучшим другом, когда ему хотелось сдаться. Хейли всегда заставляла его бороться, брала за руку и говорила, что она будет рядом. И она была, сотни раз, и в каждый она была на его стороне. Все их ссоры и ненависть угасали, стоило им вечером сесть возле камина, распивая бутылку бурбона. В изумрудных глазах он видел все ответы и понимал, что теперь есть то, ради чего стоит жить и сражаться вечно. Она та, ради кого Клаус никогда не сдастся. Хейли просыпается, когда лучи солнца нещадно слепят. Она касается рукой своей раны, но та уже затянулась, оставив рубец. И вот ещё один шрам в её коллекции. И стоит он того, чтобы жертвовать собой? Хейли могла упираться вечно, но он стоит. Она никогда не сомневалась. И пусть он просил больше не подставляться — это обещание она не сдержит. Как и он. Он тоже не раз спасал её, и это в них не изменить. Вечная потребность быть спасением друг для друга. Маршалл всегда боялась себя спросить о том, что было бы с ней, если бы не Клаус, не беременность, не Хоуп. Кем бы она была, что бы делала? Что держало бы её на плаву, если бы малютки Хоуп никогда не было и не было бы этого невыносимого, но уже достаточно родного, Никлауса? Об этом думала Хейли в последнее время достаточно часто, когда теперь Хоуп учится в школе Аларика, делает успехи, как лучшая ученица, ведь ещё бы, она — трибрид, особенная, чудо-ребёнок. А ещё, она знает, что дома её всегда будут ждать родители. Когда теперь Хейли живёт в этом доме не из-за дочери, а потому что она — член семьи. Такой же значимый и такой же важный. Хейли знала, что за неё будет бой, если она будет в опасности. Это была именно такая семья, о которой девушка мечтала. И если бы не Клаус, если бы не он, у Маршалл в жизни всего этого могло и не быть. И она никогда не говорила ему спасибо. По правде, они столько пережили, что в пору было бы ненавидеть друг друга, но Хейли понимала, что пройдёт это ещё миллион раз, если потребуется. Ради семьи она готова на всё, ведь это всё, что у неё есть. Майклсоны — её семья. И она понимала Клауса и его действия, ведь она стала такой же. Она видела в нём себя, стремилась к нему, как мотылёк к пламени, сражалась с ним плечом к плечу, и Хейли никогда больше не жалела о том, что было между ними. Она хотела бы повторить ту ночь с Клаусом миллионы раз снова, потому что она не в силах забыть то, что отразилось в памяти, как лучшая ночь в жизни. Когда девушка садится, то не сразу понимает, где находится. Вокруг неё мольберт, краски и перепачканный свитер Клауса. Клаус всё перенёс к ней в комнату, чтобы не оставлять её ни на минуту. Осознание этого, заставило девушку задохнуться. Она определённо не ожидала от него такой заботы. — С добрым утром, Дорогуша, — Хейли была так поражена, что не сразу заметила, как Клаус вошёл в комнату. Она качнула головой и выдавила улыбку. — Это и правда доброе утро — я в твоей мастерской и уже не истекаю кровью. Маршалл, как обычно, иронизирует и Клаус закатывает глаза, но ухмылки сдержать не может. — По правде, милая, ты не в мастерской, — девушка лишь поднимает брови и гибрид улыбается шире. — Мастерская у тебя. В твоей комнате. — О, я заметила. Чудо перестановки, — фыркает девушка и встаёт, но тут же пошатывается и оказывается на руках Клауса. — Ты сошёл с ума? — Не стоило вставать, — Клаус ставит девушку на ноги, удивляясь тому, зачем вообще так схватил её, но продолжает держать её за плечи, на случай, если она не сможет стоять сама. — Я в порядке, Ник, хватит меня так опекать. Клаус игнорирует Хейли и отодвигает край своей же рубашки на теле девушки, проверяя ранение, от которого остался лишь почти незаметный рубец. Марашалл же перестает дышать, когда гибрид так бесцеремонно раздевает её, пусть лишь наполовину, но достаточно легкого движения и она будет обнажена перед ним. Правда не в первый раз, если на то пошло. И Клаус тоже всё понимает, когда сердце его волчонка стучит куда сильнее, чем обычно и, наконец, он понимает, что его руки непозволительно интимно касаются её тела, но она, почему-то, не сопротивляется, а лишь слегка прикрыла веки и тяжело дышит. Гибрид хищно улыбается, когда медленно движется вниз и пуговицы на рубашке расстегиваются одна за одной. Наблюдать в это время за девушкой становится чем-то похожим на наркотик, ведь Марашалл не кидается в драку, она прикрывает глаза и сжимает кулаки, но позволяет Клаусу делать всё, что он захочет. Он в ней не ошибся. Когда рубашка падает вниз, в комнате раздаются сразу два выдоха. Один — похожий на тихий стон, другой — на рык. — Ты выбрала тьму, — хрипло шепчет Клаус, касаясь губами уха Хейли и рывком прижимая её обнаженное тело к себе, словно старается укрыть её от всех и оставить её только для себя. — Тьма тоже может быть прекрасной, — в ответ шепчет девушка, поднимая взгляд и закусывая губу, вспоминая ту первую ночь, которая изменила всё. Да, тьма определенно может быть прекрасна, особенно, если она носит одно имя — Никлаус.