Скажи это с любовью

Леоне проснулся в чьей-то постели, вздрогнув всем телом. За окном висела огромная луна, простыни пахли сексом, на его груди краснел засос, и Леоне испугался, потому что это, видимо, было очередной пьяной ночью, которую он не запомнил, проведённой со случайным незнакомцем, в чужом доме, почти наверняка без какой-либо защиты. Очередной пьяной ночью — и жизнью, которая была у него до Бруно. До Бруно… Да и существовал ли он на самом деле? Что, если его никогда и не было, и он всего лишь приснился Леоне — сладкий сон, призрачная мечта о любви, которой он никогда не будет достоин? В одном Леоне был уверен точно — нужно было уходить и сейчас же. Добраться до… до чего-то. До Libeccio или даже до той вонючей конуры, заставленной пустыми бутылками, в которой он жил. Уйти отсюда, бежать, бежать, бежать, пока в лёгких не закончится кислород и паника не накроет его. Леоне приподнялся с кровати, пытаясь нащупать на полу свои вещи. Он откинул одеяло и неожиданная боль укусила его за палец. Леоне нахмурился и поднёс руку к глазам. На мизинце рдела затянувшаяся царапина, длинная и тонкая, точно от шипа. Ну конечно, он вспомнил. Они с Бруно поженились неделю назад, а комнату он не узнал лишь потому, что это был их гостиничный номер — люкс для новобрачных или какая-то херня в этом духе. Леоне был против свадебного путешествия, тем более в Милан — что вообще было смотреть в этом чёртовом Милане? — но отказать Бруно он не мог. Может, он искал тут свою мать или что-то такое, Леоне не знал. Впрочем, они всё равно уже второй день не вылезали из постели. Дверь ванной хлопнула, и из неё вышел Бруно, завязывая пояс тёмно-синего халата. Его ещё мокрые волосы отливали глубоким, едва уловимым оттенком красного — вином, розами и гранатами, и весь он был опьяняющий и всё ещё сладко пахнущий свежестью, шампунем и собой. Леоне неловко забрался обратно в кровать. — Я так долго был в ванной, что ты заснул? — лукаво спросил Бруно, приблизившись к постели. Непростительная ошибка с его стороны — Леоне потянул его на себя, к себе, всё ещё не в силах поверить, что это не сон и всё ещё боясь, что Бруно оттолкнет его. Но он только улыбнулся и позволил Леоне обнять себя. В неверном свете луны, заливавшем комнату, его кожа переливалась серебром, точно жемчужина в объятьях морских волн. Леоне мог только зачарованно смотреть на него, даже когда Бруно опрокинул его на спину и оседлал его. Бруно был такой тёплый, тяжёлый… и живой, до боли живой. И счастливый. Леоне просто не мог поверить, что кто-то вообще может выглядеть таким счастливым и влюблённым, всего лишь глядя на него — тем более Бруно, которого он чуть не потерял из-за своей же глупости. — Леоне? — тревожно окликнул его Бруно. — Леоне? — он нерешительно дотронулся до его щеки, и Леоне только тогда понял, что плачет. — Что случилось? Леоне, я сделал что-то не так? — Нет, нет, — пробормотал Леоне. — Просто не могу поверить, что… что ты тут. Бруно нежно стёр слёзы с его ресниц и сцеловал мокрые дорожки, бегущие по щекам. Леоне не моргая смотрел на него, боясь закрыть глаза хоть на миг. — Конечно, где же ещё мне быть? — ласково спросил Бруно. Он заключил его лицо в ладони, так бережно, точно дотронулся до хрупкой драгоценности, и приподнял его за подбородок. Их губы встретились, и Бруно мягко поцеловал его. Леоне зарылся пальцами одной руки в его волосы, а другой — потянулся к лампе, стоящей рядом на столике. — Я хочу тебя видеть, — шепнул он в ответ на безмолвный вопрос Бруно и почувствовал его улыбку на своих губах. Бруно провёл ладонями по его щекам, спустился к плечам, едва касаясь кожи, медленно очерчивая талию, и положил руки ему на бёдра. А потом Леоне почувствовал, как он поднялся поцелуями чуть выше, к виску, мягко задев влажными зубами ухо Леоне, и забыл, как дышать. — Так смотри, — прошептал Бруно и приподнялся, дразняще поёрзав на нём. Леоне подался вперёд и прильнул губами к его шее, боясь услышать холодную тишину, но всё было в порядке. Сердце Бруно билось, мерно и спокойно, возможно, чуть быстрее, чем обычно — но лишь потому что Леоне был рядом. — Что ты делаешь, — шёпотом спросил Бруно, но не оттолкнул его. Его глаза мягко блестели в золотистом свете ночника, и Леоне видел в них своё крохотное отражение. Леоне улыбнулся и дразняще медленно провёл самыми кончиками пальцев от бьющейся жилки пульса на шее до ложбинки на пояснице, проскользнул под васильковый шёлк халата, отливающий голубым в свете луны, и очертил крутой изгиб бархатистых ягодиц. Что на этот раз скрывалось под синим шёлком? Полоска кружева на бёдрах, такая тонкая, что Бруно можно было трахнуть, даже не снимая её? Замысловатая пробка, которую он снова заставит Леоне вытащить без помощи рук, одним ртом? Леоне не терпелось это узнать. — Что, хочешь продолжить? — горячим шёпотом поинтересовался Бруно и выскользнул из его рук. Он перекатился на бок, прижавшись к Леоне всем телом. — Учти, нам завтра рано вставать, если ты всё ещё собираешься в оперу. — А чего хочешь ты? — тихо спросил Леоне. — Ты же знаешь, чего я хочу, — ответил Бруно, лениво перебирая его серебристые волосы и накручивая их на пальцы, точно самые драгоценные кольца в мире. Он поцеловал Леоне и потёрся губами об его щёку. — Пожалуйста, Леоне… давай сделаем это. Обещаю, я буду осторожен… мы прекратим, если тебе не понравится. — Ты так сильно этого хочешь? — спросил Леоне. Вообще-то он был не против — сама мысль о таком его не на шутку возбуждала. Но видеть, как упрашивает его Бруно, как его голос становится чуть ниже и глубже от желания, которое он безуспешно пытался скрыть, уговаривая Леоне, нравилось ему не меньше. — Но почему? Бруно нарочито небрежно пожал плечами, и синий шёлк сполз, обнажив изгиб его шеи и плавные очертания мышц руки, подсвеченных сзади лампой. Это был нечестный приём, и они оба это отлично это знали, и не то чтобы Леоне не хотел ему поддаться. Леоне представил, какой он, верно, горячий и всё ещё чуть влажный после душа и гладкий, точно шёлк, и сразу же захотел попробовать каждую каплю воды на коже Бруно. — Не знаю. Наверное, мне хотелось бы посмотреть, как ты будешь наблюдать за мной, жалея, что не можешь присоединиться. Попробовать что-то новое. Сделать тебе приятно… а может, просто помучить, — и его голос упал до шёпота: — Увидеть, как ты будешь хотеть меня и ненавидеть за то, что я не разрешу тебе до меня дотрагиваться. Я просто хочу тебя. Давай выясним вместе, что из этого понравится мне больше. Сейчас он не приказывал и не умолял, предоставляя Леоне решать самому. На что это будет похоже, чуть было не спросил его Леоне, но и сам уже нашёл ответ. На то, что было раньше, на те дни, когда они были в Пассионе. Бруно будет рядом — и одновременно не с ним, терзая Леоне буквально на расстоянии вытянутой руки. Близкий и далёкий одновременно. После этого странного сна, который, возможно, даже не был просто сном, Леоне почти хотел этого — горького напоминания, о том как все было раньше, которое без следа растворится в сладости их близости. — Хорошо, — чуть хрипло выдохнул наконец Леоне. — Но сначала нам надо хорошенько растянуть тебя, правда? Бруно улыбнулся и заключил его пальцы в свою тёплую ладонь, чувственно проведя ими по своей талии и бедру, всё ниже и ниже. — Нет, не так, — сказал Леоне и помедлил, улыбнувшись озадаченному выражению на лице Бруно. Он понизил голос до шёпота: — Языком, tesoro. Сядь ко мне на лицо. Хочу тебя вылизать. Густой румянец залил щёки Бруно. Он приподнялся, не отрывая от Леоне взволнованно и торжествующе блестящих глаз, и сел на пятки. Леоне потянулся к поясу его халата, но Бруно повёл плечами, и ирисово-синий шёлк соскользнул на кровать, позволив Леоне увидеть его тело во всей его красоте: упругие мышцы, уже поднявшийся член, татуировку, обвивающую его от груди почти до самого паха, точно кружевное бельё и шрамы, казавшиеся бледно-розовыми стежками на бархате его кожи. Хоть они уже сотню раз видели друг друга обнаженными, сейчас это почему-то было совсем по-другому — точно Бруно открывал ему больше, чем просто свое тело, и сердце Леоне заныло от покорности, любви и желания. Бруно забрался к его лицу, разведя ноги и обняв его голову коленями. Я больше никому не позволю причинить тебе боль, пообещал себе Леоне, подавшись ему навстречу. Он старался быть нежным: осторожно прихватил его за бёдра, так, чтобы не оставить синяков, и раздвинул ноги Бруно, прочертив дорожку поцелуев по ложбинке, разделяющей ягодицы. Его близкое тепло и сладкий пряный запах сводили Леоне с ума. Даже в самых грязных своих фантазиях он не мог представить, что однажды они будут делать такое. И всё же это было так правильно, так хорошо — и когда Бруно дотронулся до его члена, заключив его в свою ладонь, Леоне почувствовал себя почти недостойным его ласки. — Нет, — задыхаясь, пробормотал он, не уверенный, слышит ли его Бруно. — Не трогай меня. Пожалуйста, я так хочу… сделать тебе хорошо. Он обвил рукой его колено, удерживая Бруно на месте, и поцеловал нежную кожу бёдер, неторопливо поднимаясь губами всё выше и выше. Леоне раздвинул его ягодицы и зарылся лицом между ними. Правильно, это было так правильно. Он лизнул колечко мышц — сперва коротко и осторожно на пробу, затем чуть увереннее, проникая в него языком. Бруно схватился рукой за стену, отрывисто вздохнув и подался навстречу его рту. Леоне погладил его изнутри, то облизывая, массируя и посасывая, то выходя из него, выдыхая и снова забирая губами его кожу, оставляя следы своих поцелуев, распускающихся розовыми лепестками. Бруно плавно насаживался на его язык, задавая темп их движений, властный и жаждущий одновременно. Он всхлипывал и ёрзал на нём, потираясь членом и яичками о подбородок Леоне, задевая его нижнюю губу. В следующий раз я буду в помаде, чтобы оставить на тебе следы, мысленно пообещал себе Леоне. Смазка капала на его шею и грудь при каждом движении Бруно, и член Леоне сладко вздрогнул и заныл при мысли о том, что он мог бы довести его до предела одним языком и заставить Бруно кончить, не вставая с его лица. Леоне обвёл его вход, требовательно толкнувшись внутрь и легко скользнув по разгорячённой коже, но тут Бруно наклонился вперёд и взял его член в руку, лаская себя другой. Его пальцы двигались небрежно, почти грубо, но это было так хорошо, так нужно ему, что Леоне не сдержал приглушённого стона. В его рту пересохло и под веками вспыхивали и погасали сверхновые от каждого движения Бруно, и он чувствовал его тело изнутри и вокруг себя. Он задвигал языком ещё быстрее, ещё нежнее, вылизывая Бруно почти невесомо — на пьянящем до боли контрасте с его рукой, но тут Бруно выпустил их члены и приподнялся. На миг Леоне испугался, что ему не понравилось, и что он сейчас встанет и уйдёт, растворившись в молочно-белом тумане его ночного кошмара, но Бруно всего лишь отрывисто выдохнул и опустился на его лицо ещё ниже, плотно прижавшись к его рту. Он был так широко раскрыт, влажный от слюны Леоне, но уязвимым из них двоих сейчас был Леоне. Бруно был его вином, его наркотиком, и потерять его было самым большим его страхом. Хорошо, что Бруно сейчас не видел его лица — когда он был сверху, ему нравилось вести, приказывать, брать то, что принадлежало ему — Леоне, его рот, да всё его тело — но только так, чтобы смотреть на Леоне, замечать, как он вздрагивает и наслаждаться каждым вздохом, который он отвоёвывал у него с каждым соприкосновением их тел. Ему не нравилось, когда Леоне был к нему спиной — Бруно хотел смотреть, точно в Леоне было что-то, на что стоило любоваться. Смотреть и видеть в его взгляде любовь и покорность, фиалки и мёд, аметисты и золото; ловить его дыхание на своих губах, чувствовать, как сливается биение их сердец. И если бы Бруно сейчас взглянул на него — он бы понял, как зависим от него Леоне. В его силах было сломать Леоне, растоптать и убить одним словом, и Леоне боялся этой власти — и любил её. Бруно снова попытался приподняться, чтобы дать ему отдышаться, но Леоне потянул его на себя, хоть его лёгкие уже начинало жечь от того, что не хватало воздуха. Но этого стоило того — Леоне почувствовал, как вздрогнул Бруно, как сладкая судорога выломала его и как пробежали мурашки по коже его бёдер и ног. Слишком рано, они оба знали это, и Леоне неохотно поцеловал его напоследок и уронил голову на плечо, пытаясь вспомнить, как дышать, пока Бруно привстал, чтобы найти в столике пакетик со смазкой. Леоне никогда не мог открыть их с первого раза, и Бруно привык расстёгивать их молнией Sticky Fingers. Но сейчас Бруно порвал его, даже не призывая свой стенд, и полил смазкой свою руку. Он улыбнулся, подняв глаза на Леоне — так беззаботно и смело, точно ничего особенного не происходило… а может, и правда не происходило, и только у Леоне сердце готово было выпрыгнуть из груди и разорваться от нежности и страха всё испортить — и повернулся к нему спиной, опираясь на одну руку. Кожа Бруно горела на фоне густого индигового шёлка халата и белых простыней, точно его тонкое, гибкое тело было широким, ещё влажным мазком густой бронзовой краски на законченном шедевре, и Леоне откинулся на подушки, чтобы любоваться тем, как медленно Бруно завёл назад вторую руку и погладил себя между ягодиц, а затем дразняще легко надавил на вход. Он бесстыдно развёл ноги, открыв себя взгляду Леоне, обернулся, чтобы убедиться, что Леоне смотрит — вернее, чтобы убедиться, что ему нравится то, за чем он наблюдает — и улыбнулся, блеснув потемневшими глазами. — Не хочешь присоединиться, Леоне? Бруно осторожно погрузил в себя сразу два пальца, войдя на всю длину, глядя на него из-под потяжелевших ресниц, и Леоне, конечно, больше не мог устоять перед таким радушным приглашением. Он приподнялся и встал на колени, обняв Бруно одной рукой за влажные, скользкие от пота плечи, и вошёл в него пальцами другой. Их пальцы внутри сталкивались, тёрлись друг о друга, точно подводные течения под золотистыми волнами кожи, и он не сдержал низкого стона. — В тебе уже четыре пальца, — шепнул Леоне ему на ухо, потеревшись губами о тонкую, точно лепесток розы, мочку. — Только не говори Мисте, — задыхаясь, пробормотал Бруно, не удержавшись от тихого смешка. — Я не собираюсь думать о нём в нашей постели, — ревниво заметил Леоне и в отместку согнул в нём свои пальцы и развёл их, растягивая его скользкие стенки. Он с нажимом провёл внутри и взял Бруно за запястье, задавая более глубокий ритм, то входя в него его же рукой до самых костяшек, то выскальзывая обратно. Бруно всхлипнул, бессильно уронив голову. — Так хорошо? — обеспокоенно спросил Леоне, замерев. — Мне прекратить? — Только попробуй, — выдохнул Бруно и двинул бёдрами ему навстречу. Леоне поцеловал ямочку на его плече, прильнул губами к шее и зарылся пальцами в волосы. Смазка капала на постель, и в комнате одурманивающе пахло горьким шоколадом и чуть-чуть — миндальным ликёром, и Леоне прижался носом к влажным волоскам на затылке Бруно, вдыхая его нежный чистый запах. Бруно нетерпеливо сжимал в себе его пальцы, насаживаясь всё глубже, и Леоне потёрся возбуждённым членом о его поясницу. — Ну как, ты готов ко мне? — Это я должен тебя об этом спросить, — мягко сказал Бруно, склонив голову и поглаживая себя. — Но, да, боже, Леоне, я так тебя хочу, — он вынул из себя пальцы и облизнул их. — Эта смазка слишком сладкая. — Хочешь, снова отлижу тебе? — предложил Леоне, убрав пальцы и неловко откинувшись обратно на подушки. Он почувствовал, что снова холодеет от страха, который он всё ещё не мог побороть. Но теперь к нему примешалось ещё и возбуждение — горячее, пьянящее, разливающееся по венам и кружащее голову. Бруно повернулся и внимательно посмотрел на него. Он явно приготовился к тому, что Леоне сейчас скажет «нет», и они быстро поцелуются, помогут друг другу кончить и лягут спать, и Леоне вдруг остро почувствовал, что не хочет его разочаровывать. И ещё сильнее он хотел посмотреть, как Бруно Буччеллати будет трахать себя его членом и почувствовать, каково это — принадлежать ему так, как, верно, не мог больше ни один человек в мире. Не так если бы они пытались достигнуть нового уровня в игре на двоих, а просто раствориться друг в друге, убедиться в своей неразделимости и, возможно, окунуться в нежность и безумство чуть глубже, чем раньше. Он заставил себя посмотреть на Бруно, на его растрепавшиеся тёмные волосы, отливающие золотом и янтарём в свете ночника, точно нимб вокруг его головы, в его встревоженные глаза, не выражающие ничего кроме желания сделать Леоне приятно, и вдруг понял, что это — такая малость, которая значит так много. Точно кольца на их безымянных пальцах. — Я весь твой, Бруно, — тихо сказал он и раздвинул ноги. — Делай со мной всё, что только захочешь. Я хочу тебя. Бруно кивнул и нежно погладил Леоне по щеке, точно обещая, что всё будет хорошо, и благодарно посмотрел на него. Он пододвинулся поближе, сев на пятки, и дотронулся до Леоне, обводя самое основание его члена. Леоне успел заметить, как его пальцы замерцали бело-голубым сиянием Sticky Fingers, а затем странное чувство лёгкости накрыло его пах, и молния раскрылась на его коже и разошлась надвое, обрамляя фиолетово-чёрную пустоту, сияющую золотыми искрами. Леоне смотрел, точно как во сне, как Бруно сжал его отстёгнутый член и нежно погладил его пальцами. — Интересно, — хрипло сказал Леоне, остро чувствуя каждое его движение, — а что, если ты трахнешь меня в эту дырку? Которая у меня теперь вместо члена? — Можем проверить это в следующий раз, — пообещал ему Бруно, и Леоне застонал от удовольствия, услышав в его голосе нескрываемую нежность. Синие глаза Бруно заволокло желанием, и припухшие от поцелуев Леоне губы голодно приоткрылись, когда он поднёс его член к своему рту. Леоне готов был кончить от одного взгляда на то, как Бруно Буччеллати обхватил губами кончик его члена, точно тёмно-розовую карамель. Но ещё слаще было чувствовать горячие влажные прикосновения его языка и скользкую гладкость зубов, чуть царапавших головку. Смазка пачкала пальцы Бруно, текла прямо на обручальное кольцо — точно такое же, как у Леоне, — и заставляла блестеть его губы. — Ты что-нибудь чувствуешь? — обеспокоенно спросил Бруно, вынув его изо рта. — Всё хорошо? — Да, — простонал Леоне. — Не останавливайся. — он действительно чувствовал всё — неспешно ласкающие его тёплые губы Бруно, осторожные поглаживания его пальцев, жар, пульсировавший под его кожей. Да он даже готов был кончить, хоть его член и был отделён от тела. Бруно лукаво улыбнулся и приоткрыл рот, позволяя Леоне полюбоваться тем, как прекрасно выглядит перламутрово блестящая, пылающая алым головка на фоне его бархатистого языка. Точно жемчужина в розовой раковине, сбивчиво подумал Леоне и застонал, почувствовав даже раньше, чем увидев, как Бруно снова медленно провёл языком по его члену, мягко вылизывая его под головкой и пристально наблюдая за Леоне. — Давай уже, — взмолился Леоне. Он обвёл молнию, распустившую чёрные лепестки на месте его члена, но так и не рискнул опустить туда пальцы. Только Бруно мог подарить ему это удовольствие — как, впрочем, и всегда. — Давай что? — невинно переспросил Бруно, ущипнув себя за соски и медленно проведя ладонью по груди и животу, спускаясь к своему члену. Его головка блестела и подтекала, и Леоне умоляюще приоткрыл рот, почти наяву ощутив его бледно-солоноватый вкус. — Вставь его, — прошептал вмиг пересохшими губами Леоне. — Пожалуйста, Бруно, господи, умоляю, трахни уже себя. Глаза Бруно одобрительно блеснули. — Что, больше нет сил терпеть? — он облизнул его член ещё раз, изящно обхватив его губами и опустив его в рот почти по самое основание. Леоне почувствовал, как проскользнул в самое его горло — узкое, влажное и пульсирующее теплом, и закрыл глаза, жалко всхлипнув от опутывающего его удовольствия. — Да, — выдохнул он, — да, да, ты же знаешь, я хочу… хочу… — Меня, — подсказал ему Бруно. Он выпустил его изо рта, грациозно опустился на колени, повернувшись к нему спиной, и раскинул ноги как можно шире. Узоры татуировки, обвивающие мышцы его спины, дрогнули и растеклись по коже, когда он завёл руку за спину и обвёл головкой широко раскрытый вход, блестящий от смазки и прикосновений рта Леоне, а потом толкнулся — сначала неуверенно, но нетерпеливо. Леоне оставалось только смотреть, как его член погружается в тело Бруно — ну и сходить с ума от наслаждения, накрывшего его с головой, конечно. Бруно брал себя им чуть жёстче, чем обычно, и Леоне чувствовал, как он, влажный и скользкий от его слюны и смазки, сжимается вокруг него — слишком тесно и слишком быстро. Сам он никогда не позволял себе быть с Бруно грубым, но сейчас… сейчас он просто не мог ничего сделать с этим. Его тело будто не принадлежало ему, и от этого ощущения вся кровь Леоне звенела в нём, как гулкий прибой. Они оба стонали почти в такт, когда Бруно входил в себя особенно глубоко. Это было лучше, в разы лучше и жарче, чем представлял себе Леоне. Он то и дело нерешительно дотрагивался до молнии, опускался ниже, стискивая пальцами поджавшиеся яички и поглаживая нежную кожу между ягодиц. Он никогда бы не подумал, что удовольствие может так мучить. — Нравится тебе смотреть, Леоне? — задыхаясь, пробормотал Бруно, даже не глядя на него, и бессильно уронил голову. Его движения стали медленнее, но резче, он рвано дышал, жадно ловя губами воздух, и Леоне понял, что Бруно уже на самой грани. Со своего места он видел, как видел и всё остальное, как Бруно опустил бёдра и прогнулся в спине, потираясь членом о простыни и даже сам не замечая этого. Капли смазки жемчужно поблёскивали на белом атласе. Просто смотреть на это было невыносимо — и Бруно, ну конечно же, именно этого и добивался. И всё же он наконец обернулся, глядя на Леоне затуманенным взглядом, его ресницы, мокрые от слёз удовольствия, трогательно дрожали, отбрасывая тени на его щёки, и Бруно прошептал его имя, зовя его к себе. Леоне приподнялся на колени и прижался к его бёдрам. Как бы ему ни хотелось дотронуться до Бруно, он не спешил. Он тоже умел мучить. Леоне опустил ладони на его напряжённые плечи и медленно провёл по спине Бруно, чуть задевая кожу ногтями. Он поцеловал его длинную шею и пересчитал губами выпирающие позвонки. Бруно застонал и выгнулся ему навстречу. — Пожалуйста, — почти взмолился он, и по коже Леоне брызнули мурашки от желания, дрожащего в его голосе. Леоне сжал его грудь в ладонях, пропустив соски между пальцев, пока они не отвердели. — Пожалуйста? — переспросил он. — Неужели меня просит сам капо Буччеллати? — Леоне нагнулся к его уху, нарочно задев языком натянувшуюся мышцу на его шее. — Тебе достаточно просто приказать, капо. — Давай, трахни меня, — еле слышно обронил Бруно. — Это приказ, — он повернул к Леоне голову, и он успел поймать губами его новый стон. Глаза Бруно потемнели, будто штормовое море, и Леоне положил ладони на его талию, успокаивающе поглаживая его, собирая жар его кожи, чувствуя тонкие нежные волоски в ямочке на пояснице, влажные от пота. Всё это принадлежало ему, только ему, и одна мысль об этом грозила свести его с ума. Леоне обвил его за запястье, скользнул большим пальцем чуть ниже и впервые за всё это время дотронулся до своего члена. Ладонь Бруно, липкая от его смазки, вздрогнула и разжалась, уступая ему — и молния застегнулась, больше не властная над телом Леоне, золотисто блеснув напоследок. Леоне толкнулся в него, блаженно застонав, и Бруно вздрогнул. — Схвати меня за волосы, — срывающимся голосом приказал Бруно, и Леоне охотно ему повиновался. Он оттянул его голову назад и вплёл пальцы в чёрные локоны, смутно и сладко пахнущие алыми розами. Бруно терял над собой контроль с каждой секундой — его пальцы комкали простыни, бёдра дрожали, подавались навстречу Леоне и резко скользили вперёд, когда Бруно ласкал себя, время от времени бессильно роняя руку и всхлипывая. Он запрокидывал голову и замирал, точно слыша что-то, недоступное уху Леоне, и Леоне, не выдержав, повернул его лицо к себе, коснувшись подбородка, провёл по высокой скуле, оттянул пальцем нижнюю губу и прикусил её. Наблюдать за тем, как Бруно берёт себя его членом, было до боли хорошо, но ещё лучше было видеть сейчас, как разметались по плечам его шелковистые волосы, как затуманились его глаза, словно видящие и не видящие Леоне, как Бруно кусал губы и охотно приоткрывал их навстречу языку и зубам Леоне. Он чувствовал, что долго не продержится, тая в бархатной тесноте его тела — но и дать Бруно довести себя самому он не собирался. Леоне сжал его член в кулаке, разомкнув его собственные пальцы, обёрнутые вокруг пульсирующего жаром ствола, и провёл вверх-вниз, пока его член не вздрогнул в его руке. Через несколько коротких мгновений и Леоне выплеснулся в него, прошептав его имя, точно молитву. Их стоны сплелись в загустевшем воздухе и они упали на кровать, точно два сорванных цветка. Невесомость обняла всё его тело и Леоне чувствовал себя так, словно он парил в воздухе. Он повернул голову и лениво поцеловал Бруно в бедро, попытавшись нарисовать языком сердечко. — Может, мы ляжем нормально? — Зачем? — переспросил Бруно, уткнувшись лицом в простыни. — Чтобы я мог тебя поцеловать, например, — предложил Леоне. Бруно фыркнул и не сдвинулся с места. — Хороший повод, но нет. Вокруг было так тихо, что Леоне слышал, как гулко стучало сердце Бруно. Конечно, окна их номера просто выходили на безлюдную сейчас площадь, но Леоне больше нравилось думать, что целый мир отступил куда-то в тень, боясь их потревожить. Он заставил себя приподняться, заметив, как за окном один за другим угасали огни ночного Милана и лёг рядом с Бруно. Его чёрные волосы рассыпались по подушке, как лепестки растоптанного цветка, и Леоне мягко прочесал пальцами его локоны и поцеловал его чуть солёные губы, почувствовав на них свой вкус. Бруно улыбнулся и закрыл глаза, удобно устроившись у него на груди. — Спокойной ночи, — пробормотал он. Его губы щекотали Леоне кожу, точно морские волны, оставляя после себя таять серебристую пену мурашек. Леоне промолчал и обнял его, тихо поцеловав его в макушку. В кольце его рук Бруно, казалось, задремал, и только тогда Леоне позволил себе прижаться к нему, опустив голову ему на плечо. Здесь, прямо под его щекой, лежал целый мир, мир одного Леоне. Он задумчиво проследил пальцами узоры татуировки, которые за последние несколько месяцев он мог бы повторить с закрытыми глазами. Каждая линия, каждый завиток был созвездием на карте его звёздного неба. — Я люблю тебя, — уже сонно шепнул Бруно, и Леоне подумал, что сейчас заплачет, но слёзы почему-то таяли от тепла тела Бруно, точно последний снег — под ласковым весенним солнцем. — Я тоже тебя люблю, — тихо сказал он. И в объятиях Бруно время, как он когда-то и желал, наконец-то останавливается.